 |
Конец виртуальной экономики
|
|
|
|
А между тем после кризиса 1998 г. явления, составлявшие суть виртуальной экономики, как-то сами собой пошли на убыль. Это видно даже из приведенных выше данных. Суммарная просроченная задолженность в 2000 г. снизилась до 18,8 % ВВП против 48,6% в 1998 г. (табл. 11.3). Бартер и взаимозачеты по оценке А. Клепача составили в 2000 г. 36,8% объема продаж против 53,5% в 1997 г. и 64,7% в 1998 г. (табл. 11.4); оценка "Российского экономического барометра" на октябрь 2001 г. – 13%. И это после того, как в начале 2001 г. в связи с некоторым ухудшением финансового положения предприятий ожидалась новая возвратная волна роста бартеризации. По данным официальной статистики бартер составил в конце 2000 г. 3%, а взаимозачеты –11,7% объема продаж. Денежные расчеты за поставляемую продукцию поднялись до 75%, в том числе и на самом узком участке, в электроэнергетике, где за три года доля денежных расчетов выросла с 12 до 93 %.
Осталось еще одно значимое проявление виртуальной экономики, которое, однако, само по себе ее не образует это долларизация. По всей видимости, с ней в короткое время справиться не удастся, тем более при сравнительно высоких темпах инфляции и продолжающемся вывозе капитала.
И тем не менее ведущие, конституирующие признаки виртуальной экономики опустились до уровней, обычных для нормально функционирующей денежной экономики. Еще, видимо, существует некоторая вероятность возврата, но она невелика. Теперь предприятия скорей будут идти на сокращение выпуска и занятости, на реструктуризацию, на привлечение банковского кредита для оплаты задолженности, т.е. переходить к естественным в рыночной среде методам решения финансовых проблем. Все это позволяет сделать вывод, который может показаться несколько преждевременным: к началу 2001 г. виртуальная экономика закончилась. Произошло это как-то тихо, без радикальных решений и мер, без чрезвычайщины, которая еще в 1997 г. не помогала.
|
|
|
Что же произошло? В силу чего проблема, комом стоявшая в горле экономики и правительства, казавшаяся неприступной, вдруг стала растворяться?
Начнем с поверхностного объяснения на уровне цепи событий, развернувшихся после августа 1998 г.
1. С этого времени перестал работать "насос", откачивавший "живые" деньги из реальной сферы на рынок ГКО.
2. Девальвация, улучшение конкурентных позиций российских производителей, которые в итоге импортозамещения и роста экспорта стали получать заметно больше денежных доходов. Они увеличили спрос на продукцию других отраслей, которым также досталась часть возросших доходов. Напрашивается вывод, что политика укрепляющегося рубля, отгороженного от реалий валютного рынка, уже с осени 1996 г. была ошибочной. Но это еще нужно доказывать и взвешивать.
3. Крупные доходы от экспорта, прежде всего энергоносителей, при высоких ценах на нефть принесли стране крупные валютные доходы. Центральный банк увеличивал резервы, которые достигли к маю 2001 г. рекордной суммы в 32 млрд. долл. В обмен шла рублевая эмиссия: рост денежной массы (агрегат М2) составил в 1999 г. 57,2%, в 2000 г. - еще 62,4%, за первые три месяца 2001 г. – еще 0,5%. При этом инфляция в 1999 г. была 36,2 %, в 2000 г. – 20,2%, и только в марте 2001 г. она опередила рост денежной массы – 3,1%. Соотношение данных за первый квартал 2001 г. свидетельствует о переходе к более жесткой денежной политике как реакции на ускорение инфляции, но до этого денежное предложение росло высокими темпами. По сути два года проводилась политика currency board, предполагающая эмиссию в пределах прироста валютных резервов, что служит гарантией устойчивости национальной валюты.
|
|
|
При этом рост денежного предложения лишь в небольшой мере уходил в рост цен, а в основном усваивался экономикой, насыщая ее ликвидностью. Происходило замещение бартера и сокрашение неплатежей деньгами.
Указанных факторов достаточно, чтобы объяснить феномен исчезновения виртуальной экономики. Нужно, однако, обсудить еще некоторые вопросы.
Напомню, что выше мы отвергли монетарное объяснение появления и длительного существования виртуальной экономики, т.е. объяснение их нехваткой денежного предложения. В противовес этому выдвигалась обусловленность их "плохой структурой", структурными деформациями, сложившимися в советскую эпоху.
Что же получается сейчас? Приведенное выше объяснение исчезновения виртуальной экономики в 1999–2000 гг. адресуется прежде всего к монетарным факторам, к увеличению денежной массы. Что же касается структурных факторов, то вполне очевидно, что за два года серьезных изменений в деформированной структуре экономики произойти не могло. Поэтому одно из двух: либо данный выше анализ неверен, и мы должны извлечь из недавнего опыта тот урок, что монетаризм действительно негодная теория и негодная политика; либо следует дать произошедшим событиям более тонкое и обстоятельное толкование. Попытаемся остановиться на последнем варианте.
Первое. Платежный кризис начался с монетарных факторов, а именно со сжатия денежной массы в 1992 г. Мы также отмечали его связь с сокращением банковского кредита. Поэтому отрицать влияние монетарных факторов, тем более что неплатежи вообще относятся к денежной сфере, никто не намерен. Другое дело, что они лежат на поверхности явлений.
Второе. 4–5 лет назад увеличение денежной массы с лагом в 3–4 месяца неизбежно приводило к адекватному увеличению инфляции и падению рубля. Инфляционные ожидания были высоки. Сейчас иная ситуация, и именно она позволяет увеличивать денежное предложение в существенно больших размерах, чем вызываемый им рост цен. Отсюда следует, что ограничительная денежная политика, которую называют монетаризмом, вынуждается определенными обстоятельствами. Рекомендация печатать деньги в 1993–1994 гг. поэтому была абсолютно несостоятельна. Та же политика в 2000 г., подкрепленная приростом валютных резервов, в определенных пределах оказывается вполне уместной. А пределы задаются динамикой цен в соотношении с ростом денежного предложения.
|
|
|
Третье. Конечно, заметных структурных изменений за 1999–2000 гг. в российской экономике не произошло. И тем не менее объяснение виртуальной экономики преимущественно структурными факторами остается справедливым по следующим основаниям.
• На перелом в пользу денежной экономики повлияли структурные изменения, происходившие все годы реформ и состоявшие в постепенной адаптации к рыночным условиям все большего числа предприятий. Кризис 1998 г. просто проявил эти сдвиги, показал их значимость. Обнаружилось, что за эти годы в России сформировался достаточно сильный рыночный сектор, способный взять на себя функции локомотива экономики.
• Девальвация рубля повысила сравнительные конкурентные преимущества российских производителей. Структура осталась прежней, но значительно большее число ее элементов оказалось в более благоприятных условиях. По данным нашего исследования, доля предприятий, производящих отрицательную добавленную стоимость, сократилась с 15,7% в 1998 г. до 6% в 1999 г. Но при этом доля предприятий, проедающих капитал, т.е. имеющих отрицательное чистое накопление, сократилась незначительно – с 84 до 73%*. Стало быть, относительные конкурентные преимущества улучшились, а реальная структурная перестройка, требующая крупных инвестиций, еще не начиналась.
* См.: Ясин Е.Г. Модернизация российской экономики: что в повестке дня? // Модернизация экономики России. М.: ГУ ВШЭ, 2002.
Отсюда следует, что если конъюнктура снова изменится к худшему, то слабости структуры экономики, ее фактическая отсталость, низкий средний уровень организации производства и управления, высокая доля нерыночного сектора, пусть уже измеряемая не отрицательной добавленной стоимостью, а низкой производительностью, опережающим ростом импорта, – все это даст о себе знать. Не обязательно возвратом виртуальной экономики, но, вероятней, новым кризисом – сокращением производства и занятости в соответствии с платежеспособным спросом.
|
|
|
Следует отметить, что уровень монетизации экономики после резкого сокращения бартера, взаимозачетов и неплатежей, если брать количественное выражение, изменился пока не столь существенно, на конец 2000 г. – 16,2% (М2/ВВП). Это почти вдвое выше уровня 1995 г. (9,7%), но более чем вдвое ниже относительной величины "широких денег", исчисленных выше на уровне 37–40% ВВП, которые необходимы для функционирования экономики в ее нынешнем объеме. Это свидетельствует о значительных резервах дальнейшей монетизации, в основном за счет дедолларизации и увеличения банковского кредитования реальной сферы. С сокращения кредитов мы начинали разговор о неплатежах. Упоминанием о необходимости значительного увеличения банковских кредитов мы его заканчиваем.
Виртуальная экономика порождена в основном "плохой структурой", но исчезла не потому, что структура стала хорошей. Тем не менее то, что произошло? только подчеркивает неотложность задач структурной перестройки и модернизации.
Литература
Дорнбуш Р., Фишер С. Макроэкономика. 5-е изд. М.: Изд-во МГУ, 1997.
Ростовский Я. Макроэкономическая нестабильность в посткоммунистических странах. М.: Московская школа политических исследований, 1997.
Полтерович В.М. Институциональные ловушки и экономические реформы. М.: Российская экономическая школа, 1998.
Клепач А.Н. От экономики неплатежей к денежному хозяйству? // Инвестиционный климат и перспективы экономического роста в России. Кн. 2. М.: ГУ ВШЭ, 2001.
Gaddy C.G., Ickes B.W. Beyond a Bailot. Time to face about Russian Virtual Economy// Рынок ценных бумаг. 1998. Декабрь.
Ericsson R.E., Ickes B.W. A Model of Russian's "Virtual Economy". Columbian University, 1999.
|
|
|
