Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Тактика «переименование симптома». Просветление.




1.Просветление.

Одно из фундаментальных достижений даосизма в понимании, что качество создается и поддерживается существованием его противопо­ложности. Говоря словами святого, когда мы слышим о сыновней поч­тительности, мы знаем, что дети уже не слушают родителей. Дейст­вительно, кто будет рассказывать о детях, слушающихся родителей, если это действительно происходит. Это начинает заслуживать об­суждения, если хотя бы некоторые из детей не слушаются.

Ключевым аспектом Просветления в этом разделе является пережи­вание того, что настоящее совершенно таким образом, как оно есть. Всякая мысль о противоположном - это искажение, неполное видение ситуации, хотя это искажение само становится совершенно в этот момент.

Есть два существенных момента, которые приводят к потере совершенства настоящего.

Первое - это ошибка присваивания ценности событиям. Есть исто­рия о старом китайце, который единственный в деревне имел лошадь. Это означало, что он мог вспахать больше земли, чем его односельча­не, так что он был относительно богатым. Все называли его счастлив­цем, пока однажды его лошадь не убежала. Тогда все стали называть его несчастным. К обеим этим оценкам он относился равнодушно. Несколькими днями позже его лошадь вернулась, ведя за собой дру­гую, дикую лошадь. Поскольку вторая лошадь тоже стала принадлежать крестьянину, все говорили о его удачливости. Однако на следующий день его сын, забираясь на дикую лошадь, упал с нес и сломал ногу. Это односельчане сочли несчастьем, пока не появились гонцы императора, забира­ющие молодежь на войну. Они, разумеется, оставили юношу со сло­манной ногой в покое. История имеет продолжение, но смысл уже ясен: ценность события может трактоваться ошибочно, с любой огра­ниченной точки зрения. Только более широкий взгляд может воспри­нять совершенство события, которое рассматривается как "не о'кей" с ограниченной точки зрения.

Вторая ошибка, ведущая к невозможности пережить совершенство, более глубока и фундаментальна. Некоторые говорят: "Я называю это так, как я это вижу." Однако существует понятие "Этого нет, пока я это не назову". Просветление - это не понятие вроде неудачи, тревоги или убежав­шей лошади, а фундаментальное энергетическое событие, как тако­вое. Когда мы говорим что-то себе о событии, мы ограничиваем его своими категориями, придаем ему значение, лишь приближенное к тому, что есть в действительности. Может быть, старому китайцу сто­ило сказать, что его лошадь не сбежала, а пошла за другой лошадью? Единственной существующей определенностью в тот момент было пу­стое стойло. Все остальное - плод воображения. Само описание собы­тия - это набор теорий. Оно безнадежно насыщенно предположения­ми и предрассудками. Неудивительно, что трудно увидеть совершенство вещей, поскольку мы видим, в основном, не сами вещи, а наши собственные неузнанные предположения.

Итак, нет дурных привычек, черт или симптомов. Это лишь повто­ряющиеся события, которые люди настойчиво заставляют значить что-то, и которым они настойчиво приписывают негативные ценно­сти. "У меня есть дурная привычка", - в более точном изложении значит: "Я делаю нечто значимое, что делал и раньше, кроме того, у меня есть дополнительная мысль, что это плохо". Привычка - это теория относительно повторяющегося поведения, а не факт. То, что она дурная, очевидно, существует как мысль у того, кто называет ее дурной, не более того.

Теперь мы посмотрим, как можно применить эту точку зрения в психотерапии, точку зрения, что вещи совершенны в том виде, как они есть. А если я не вижу этого - я либо неправильно воспринимаю события, либо приписываю несвойственные им ценности. Но сначала нужно остановиться еще на одной детали.

Часто полагают, что Просветление - это событие класса "все" или "ничего". В моем опыте Просветление происходило фрагментарно. Я мог обрести Просветление, то есть увидеть сущностное совершенство некоторого аспекта моей жизни, без значительного сдвига в других аспектах. Поэтому далее мы будем говорить о том, как люди могут пережить частичное Просветление или Проблеск.

2.Истоки подхода.

Несколько лет назад я работал с женщиной над проблемой ее ре­вности, проявлявшейся как гнев, направленный на мужчину, с кото­рым она жила, когда он проявлял интерес к другим женщинам. Она считала ревность ужасным симптомом, и ее неудовольствие по поводу собственной ревности было столь значительным, а реакция на само слово столь болезненной, что мне показалось неуместным рассматри­вать с ней возможную незамеченную ею ценность этой ревности.

Тогда мне в голову пришла идея найти новое имя для ревности, чтобы появилась возможность разговаривать об этом более спокойно. Пока мы искали новое имя, женщина вспомнила свои переживания того, что отец оставил ее, когда она была ребенком. Через несколько минут появилось новое-наименование: "Ранний предупредительный сигнал панического страха быть неожиданно покинутой". К моему удивлению, это открытие не сделало терапевтическую работу воз­можной, - оно привело работу к концу. Женщина разрыдалась, уви­дев, что ревность не враг, а друг и защитник, который ей очень нужен.

Проблема переместилась с вопроса "что делать с ревностью" на вопрос о правильном поведении в жизненной ситуации, которая угро­жает ее благополучию. Женщина тут же поняла, что ей нужно делать и, отправившись домой, сделала то, что считала необходимым.

Столь выраженный результат десятиминутной работы заставил ме­ня присмотреться к тому, что произошло и из этого возникла основная тактика.

3.Переименование симптома.

Дело в том, что мы имеем возможность найти новое название для симптома или вызывающей отрицание особенности, описывающее по­ведение не менее точно, чем первоначальное название, но обладающее позитивным качеством. Так, если отрицаемой чертой было уп­рямство, то новым наименованием может быть упорство. Термины описывают одно и то же поведение, различна только оценка. Во время поиска нового названия пациент ясно переживает тот факт, что он сам приписывает оба значения ценности событию, о котором вдет речь. Нет ничего раз навсегда хорошего или дурного в повторяющемся сходном поведении. Будет ли это названо упрямст­вом или упорством, зависит целиком от того, что из этого выйдет.

У человека существует почти универсальная тенденция к улыбке облегчения в тот момент, когда новое наименование найдено удачно. Этот момент облегчения, хотя бы в одном аспекте жизни, и называет­ся частичным Просветлением.

Я приведу несколько примеров переименования и промежуточных шагов. Вряд ли найдется много симптомов, к которым эта процедура не может быть применена. Взрывы ярости по отношению к детям становятся динамическим накладыванием ограничений, промедление превращается в спонтанное обнаружение более срочного, утаивание называется таинственностью, безответственность превращается в же­лание выяснить, что на самом деле следует делать. Отмечу, что не может быть «словаря переименованных симптомов». Опыт индивидуален, так что редко два человека с подобными симпто­мами приходят к одним и тем же названиям. Так лень одним челове­ком называется соединение с Дао, другой же называет ее запрещен­ным, но желательным перерывом.

Техника наиболее ясно работает с симптомами, которые успели надоесть. Она может быть выполнена по-разному. Для некоторых людей полезным шагом является описание самого поведения, а не произнесение слова, которым его называют. Для некоторых полезно представить себе куклу, демонстрирующую это поведение, и попросить их проиграть это поведение вместе с кук­лой. Другим полезным действием может быть разделение ситуации на составные часто, действия или мысли с тщательным выделением каж­дой части. Например, скрытность превращается в такой процесс: "Я разгова­риваю с приятелем, намереваясь раскрыть ему секрет в ответ на его открытость, но затем у меня возникает другая мысль, и я ничего не говорю". Новое название становится таким: "Способность удержаться от болтовни о себе, даже если для этого есть повод".

Когда пациенту удается описать существующее поведение без оценки, может быть полезно предложить ему описать ситуацию, в которой такое поведение уместно, а потом спросить, как бы он назвал такое поведение в новой ситуации. Так, юноша жаловался на пугливость, но однажды в баре его волнение по поводу двух парней оказалось весьма обоснованным, и он назвал это поведение благоразумным.

Одна из точек зрения на повторяющееся поведение, которое не кажется уместным в данный момент, состоит в том, что поведение было уместным в тот момент, когда появилось впервые. Человек до сих пор привязан к нему, полагая, что это по-прежнему будет рабо­тать. Называние этого поведения плохими именами не помогает изба­виться от него, но вместе с тем способствует уничтожению его преж­ней полезности, оставляя человека в недоумении, почему же он делает все это.

Переименование симптома возвращает в сознание прежние пре­имущества поведения и дает человеку более целостное чувство самого себя. Значительная часть возбуждения и юмора при переименовании возникает как раз при узнавании прежней ценности поведения. Воз­вращение в сознание прежней ценности позволяет также более гибко управлять им. Когда человек переименовывает убегание в предостав­ление возможности исчезнуть, он знает, что это точно подходит к тому, что может действительно исчезнуть. Он перестает быть жерт­вой дурной привычки и становится обладателем ценного искусства, которое раньше он не всегда правильно применял. Чем больше я рабо­тал с переименованием симптомов, тем более ясно видел, что в старых симптомах и дурных привычках есть скрытая выгодность, и именно она удерживала это состояние на месте.

4.Жизненная основа тактики Просветления.

Может сложиться впечатление, что переименование симптома - это техника, и до некоторой степени она может быть использована сама по себе. Однако, по-видимому, существует определенный жизненный процесс, для которого эта техника является всего лишь одним из про­явлений. Может быть не всегда очевидно, что отрицаемая черта или действие является законной частью пациента, а всякое свидетельство противоположного возникает из точки зрения, с которой пациент рас­сматривает данную особенность. Дело не в том, что симптом может быть сделан приемлемым, а в том, что действие является симптомом только потому, что пациент его так называет.

Возможно, что негативная оценка пришла со стороны: от желающе­го добра родителя, учителя, терапевта, друга и пациент, подобрав негативную оценку, сделал ее своей. Верно также, что в тот момент это был наилучший, ориентированный на выживание шаг. Беспокой­ство вызывает лишь то, что приходящие извне негативные оценки и

негативные оценки негативных оценок типа "мне не следует быть столь критичной к себе" становятся большой грудой противоречивых тенденций и контр-тенденций, заслоняя от пациента его собственную реальность.

Точка Зрения Просветления предлагает просто отшелушить эту противоречивую массу по слоям, начиная с верхнего. Допустим, я много критикую себя, а затем критикую себя за критику себя. Жизнь облегчится хотя бы немного, если я прекращу метакритику, увидев свою сверхчувствительность к проблемам, как необходимое для жиз­ни умение, которое было когда-то важным и может стать таковым вновь.

Женщина, которую постоянно бил муж-алкоголик, корила себя за то, что она сносила побои и была зависимой, полагая, что в ней что-то не так. Может быть верно, что жизнь без битья была бы предпочти­тельной, и что ее жизнь была бы лучше, будь она более независимой, так что некоторое изменение вроде бы уместно. Однако вся ее кри­тичность не вела к изменению. Она тратила на самокритичность мно­го энергии и потеряла из виду ценность своего поведения. А оно, без сомнения, имело ценность, иначе бы она этого не делала, но поначалу она была совершенно не в состоянии увидеть эту ценность. Когда она переименовала симптом, то это звучало так: "Готовность выносить даже плохое обращение, лишь бы знать, что у моих дочерей есть дом".

Она начала больше ценить себя и ей стало несравненно легче. Она также стала догадываться, увидев позитивную цель действия, что мо­гут быть менее болезненные способы обеспечения дома для своих до­черей. Она покинула занятие, размышляя на эту тему. Человеку, не побывавшему на занятии по переименованию, трудно оценить изме­нение сознания и новые перспективы, которые открываются, когда люди оказываются в состоянии правильно оценить качества, которые они отрицали.

Переименование может работать даже с симптомом кого-то друго­го. Женщина на консультации жаловалась, что ее муж часто занят, даже когда он дома. Дети жаловались, спрашивая, в чем дело, почему папа не хочет с ними заниматься. Она принимала и усиливала их жалобы, чувствуя себя весьма ущемленной занятостью мужа. Она ругала его за это, и при этом его занятость и отчужденность усилива­лись. Когда ее попросили все же объяснить, чем же муж занимался все это время, она нашла, что муж дома занимался тем, что связано с его работой, но не могло быть выполнено на самой работе, там он испыты­вал значительное напряжение.

Она начала видеть, что эта занятость имеет для него какой-то смысл, а поэтому имеет смысл и для семьи. Поняв это, она решила, что и она и дети начнут давать возможность закончить папе то, что нужно, чтобы заботиться о семье. Действительно, и она и дети начали ценить его периоды домашней работы и все почувствовали себя вовле­ченными в дело материального обеспечения семьи. Хотя я не имел возможности проверить это, но полагаю, что периоды домашней рабо­ты ее мужа стали короче.

5. Процесс Частичного Просветления.

Молодая вдова пришла на консультацию по настоянию друзей, ко­торые твердили, что смешно, что она уже три года как оплакивает своего умершего мужа, вместо того, чтобы встречаться с людьми и, может быть, найти нового мужа и отца для ее маленьких детей.

Я занял позицию полной поддержки ее выбора оставаться дома и оплакивать умершего мужа, сказав, что такая любовь редка в наши дни, когда все куда-то спешат, не испытывают глубоких чувств и быстро забывают старую любовь. Я восхищался ее верностью весьма экспансивно. Когда она добавила,, что по меньшей мере раз в неделю посещает могилу мужа, я полагаю, она ждала, что я скажу, что это слишком часто, я попросил ее подумать, не мало ли это, не "ускольза­ет" ли ее привязанность к нему. Не прошло и нескольких минут, как она сказала, что сделанного достаточно, и что ей, наверное, пора на­чать жить несколько иначе, и что поиски другого мужчины не повре­дят памяти ее мужа.

Поскольку последствиями этого терапевтического взаимодействия было изменение, нужно рассмотреть это подробнее, чтобы понять, что я делал в отличие от парадоксального изменения. Принципиальным отличием было то, что я был полностью на стороне выбора оплакивать мужа до конца жизни. Я считал, что это прекрасный способ жизни, если это то, чего она хотела. Я даже помню, что переживал несколько поэтическое чувство по поводу редкой красоты такой возможности. В отличие от "парадоксального изменения" я считал бы, что терапевти­ческой удачей была бы и ситуация, когда она вернулась бы домой, полная новой решимости продолжать оплакивание до конца жизни, не давая друзьям лезть не в свое дело.

Ее "проблема" состояла в том, что она не переживала свой выбор полностью, не оценила его и поэтому не могла довести его до конца. Этот пример также показывает, что люди не всегда довольны, когда их поведение, такое, какое оно есть, поддерживается с энтузиазмом. Люди много вкладывают в самообвинение по поводу того, что они делают, поэтому они сопротивляются точке зрения Просветления.

Последняя история также иллюстрирует сопротивление принятию "симптома" и потребность упорствовать и поддерживать его. Пятнад­цатилетняя девочка убежала, или сделала свое пребывание невоз­можным, в трех детских домах в течение года. Она на удивление не демонстрировала никаких иных симптомов умственного расстройства или дурного поведения и вполне хорошо училась в школе. Ее беспо­койство было связано именно с детским домом. Она утверждала, что хочет жить с матерью, однако мать отказывалась принять ее.

С точки зрения того, кто занимался ею по линии "социальной помо­щи", именно ее невыполнимое желание жить с матерью было причи­ной ее невозможного поведения в детских домах, хотя она по видимо­сти понимала и принимала невозможность жить с матерью. После нескольких минут предварительного знакомства наш разговор стал приблизительно таким:

Т. (терапевт): «Ну, так что ты, собственно, хотела бы делать?»

П. (пациент): «Я хотела бы жить с матерью».

Т. «Так почемуже ты не живешь с ней?»

П. «Она не хочет жить со мной.»

Т. «Давай-ка посмотрим, онаже твоя мать» (1) – (цифры обозначают последующий комментарий), «можешь же ты как-то заставить ее де­ржать тебя" (2).

П. «Я не знаю, как я могла бы». (3)

Т. «Ну, скажем, постучись под дверью, и ворвись, когда она откро­ет" (4).

П. «Я пыталась, но она захлопнула дверь».

Т. «Хорошо, возьми с собой спальный мешок, и спи на крыльце!»

(1) В этом месте, следуя точке зрения Просветления, мы принима­ем ее желание жить с матерью в качестве совершенного каким-то неизвестным образом. Не вступая в спор и не отрицая его, мы встаем на его сторону и поддерживаем его. Она не верит, органично и полно­стью, в его невозможность - и может быть оно и не является невозмож­ным. В любом случае, если девочке еще раз скажут со стороны, что это невозможно, это не имеет никакой ценности.

(2) Хотя предложение исходит, вроде бы, от меня, очень вероятно, что она думала о такой возможности сотни раз. Хотя она может уди­виться, что я это говорю, само содержание удивления не вызовет.

(3) Это поддерживает мое предположение.

(4) Опять же, наверняка она не раз фантазировала на эту тему.

Через еще несколько минут, со смесью раздражения и горя, она заявила, что глупо говорить о возможности жить с матерью, и мы перешли к обсуждению проблем в детских домах. Однако очень ско­ро, когда мы говорили о трудностях там, она снова стала говорить, насколько лучше и легче было бы жить с матерью. Я немедленно ответил ей, что не буду больше терять времени на разговоры об этих чертовых детских домах, и что мы камня на камне не оставим, но попытаемся найти способ вернуться к матери.

Мы обсудили возможность подать в суд, угрожать мэ^ери само­убийством, возможность написать письмо с отравленными чернилами мужчине, с которым жила мать (основное препятствие, из-за которого девочка не могла жить там), превратиться в абсолютно покорную слу­жанку матери, и множество других, правдоподобных и причудливых идей (которые без сомнения приходили ей в голову в разное время).

Наконец, в большом горе, и со злостью на меня за развенчивание ее мечты, она действительно, изнутри отказалась от надежды жить с матерью. Хотя она, казалось бы, и раньше принимала эту возмож­ность, она была привязана к маленьким проблескам невысказанных надежд. Негативными следствиями этих надежд было, разумеется, то, что они разъедали ее готовность действительно приложить усилия, чтобы ужиться в детских домах. Отказ от надежды был глубоко болез­ненным.

Интересно, что она восприняла ситуацию таким образом, будто я разрушил ее мечту, в то время как я все время с энтузиазмом поддер­живал ее, предлагая возможные пути реализации. Хотя эта надежда мешала ей вести свою жизнь успешно, она была привязана к ней, и способом этого привязывания было - не смотреть на нее слишком пристально. Только моя явно преувеличенная и, по-видимости, неоп­равданная поддержка ее мечты заставила девочку пережить ее в до­статочной мере, чтобы отказаться от нее. Опять же, различие между этой тактикой Просветления и "парадоксальным изменением" состоит в том, что я не стремился к изменению. По мне, для нее было хорошо и продолжать убегать из детских домов и мечтать о жизни с матерью. Так или иначе, с помощью тера­пии Просветления, помогающей ей делать это лучше и лучше, что-нибудь хорошее могло получиться из этого эксперимента - как быть человеком в этом одурманенном мире.

6 Изменение или Просветление (Противопоставление стратегий)

Почти каждый обращается к терапии для того, чтобы измениться (или, нередко, заставить измениться кого-то другого). Человекмо­жет весить слишком много, и хотеть сбросить вес, человек может чувствовать себя виноватым из-за интрижки и хотеть чувствовать себя спокойнее, человек может быть одиноким и хотеть наладить от­ношения и т. д.

"Изменение" может рассматриваться как сдвиг в отношении между двумя элементами: "тем, что есть" и "тем, что может быть". "То, что есть" может быть вес 180 фунтов, а "что могло бы быть" - 150. "То, что есть" может быть частыми прогулками в одиночестве, а "могло бы быть" - те же прогулки с кем -то другим.

Другие названия "того, что есть" - реальность и поведение. Другие названия "того, что могло бы быть" - воображение, мечта, цель, идеал или норма. Изменение состоит в том, чтобы мечта воплотилась в ре­альность (прогулки с другим), в достижении цели (вес 150 фунтов), в соответствовании идеалу и норме (прекращение интрижки); когда она происходит полно, то включает такие чувства, как успех, завер­шенность и удовлетворение. Когда изменение происходит, хотя еще не завершено, то есть когда происходит какое-то движение того, что есть, в сторону того, что мог­ло бы быть, - потеря веса, начинающееся общение с разными людьми, - возникают чувства предвосхищения, надежды и волнения. Когда движения нет несмотря на все усилия, когда то, что есть, так же далеко от того, что могло бы быть (весы по-прежнему показывают 180 несмотря на диету, прогулки по-прежнему одиноки), это сопровожда­ют чувства разочарования, застоя, вины и отчаяния.

Эти чувства приводят людей к психотерапии, заставляютих искать возвращения на путь изменения. С этой точки зрения "здоровье" и благополучие определяются как "то, что могло бы быть",а нездоровье и неблагополучие - как "то, что есть" симптом.

Такова точка зрения изменения - приведения того, что есть, к тому, что могло бы быть. Изменение часто удается и часто не удается. К счастью, есть другой путь соединения того, что есть, и того, что могло бы быть - убедить то, что могло бы быть соответствовать тому, что есть. Это значит понять, что то, что есть вполне "о^кей" такое, как оно есть. Это и есть Просветление.

Переживание совершенства и удовлетворения в Просветлении стольже полно, как в изменении, хотя здесь оно окрашено не успе­хом, а более мирным чувством возвращения домой. С точки зрения Просветления совершенство, здоровье и благополучие связаны с тем, что есть. Нездоровье и неблагополучие помещены в то, что могло бы быть - сумасшедшую иллюзию того, что вещи могут и должны быть иными, чем они есть.

Давайте применим эти представления к человеку, весящему 95 кг, этому человеку за пятьдесят, и он всегда весил лишние 25 кг всю свою взрослую жизнь. Он утверждает свою точку зрения, показывая нам таблицу соотношения веса и роста, в которой вес в 70 кг является оптимальным для мужчины его роста. Он цитирует врачей, утверж­дающих, что лишний вес опасен для здоровья. Успешное изменение привело бы этого человека к весу 70 кг, хотя удовлетворения от этого омрачалось бы постоянным беспокойством в возможном возврате лишнего веса, заботой о диете.

С точки зрения Просветления попытки уменьшить вес после 35 лет неудач - это нездоровье. Человек может с тем же основанием посмот­реть на таблицу соотношения веса и роста, выбрать рост, соответству­ющий его весу и стараться вырасти. Человек, весивший 95 кг, обладал некоторой системой иллюзий, которая ведет к хроническому чувству вины, самоотрицанию, негативному восприятию себя, что и составля­ет его проблему.

Прежде чем рассмотреть это подробнее, я отвлекусь на один мо­мент, чтобы рассказать о спортсмене, которого я встретил в Осаке, который также переживал проблему собственного веса. Его рост был около 165 см при весе 72 кг, а проблема состояла в том, что ему нужно было добрать еще 10 кг, чтобы иметь оптимальный вес для выступле­ния в своей категории. Вес в 82 кг имел для него вполне определенный смысл. Действительно, это могло повредить его здоровью и вызвать лишнее напряжение сердца, но его жизнь в целом при 82 кг была бы лучше.

Ясно, что лишний вес являлся правильным для него, точнее сказать 82 кг совсем не лишний вес с точки зрения его жизни. С точки зрения того, что для него важно, 82 кг правильный вес.

Я утверждаю, что то же самое относится и к нашему человеку, весившему 95 кг, с той только разницей, что соображения, по которым его вес подходит ему, не столь явны и понятны, как у спортсмена борца. Существуют какие-то неизвестные преимущества веса в 95 кг и недостатки веса в 70 кг. Неизвестные преимущества могут быть чем угодно, хотя бы глубокой привязанностью к обильной еде, в которой он не признается. Неизвестные недостатки могут быть также чем угодно, хотя бы нежеланием уступить жене, потеряв вес. Точка зрения Просветления будет состоять в том, что принимая во внимание все, в целом 95 кг правильный вес, а его постоянное стрем­ление к похудению - патология. Что касается медицинских таблиц, то они относятся к нему не в большей степени, чем к спортсмену борцу. Они относятся только к несуществующему абстрактному человеку. Более того, если он ощутит свое совершенство при 95 кг, он, может быть, увидит все до сих пор неизвестные ему выгоды этого веса. Со­знавая эти выгоды, он, может быть, постепенно без всякого самоотри­цания, найдет другие способы достижения их, и, воспользовавшись ими, он, может быть, сбросит вес. В любом случае чувство вины и самоунижения исчезнут из его жизни, он будет более счастлив и в большей степени будет принимать себя, сколько бы он ни весил.

 

З. Дополнения

 

Четыре дополнения и предостережения необходимы, чтобы завершить это изложение.

1. Совершенство должно быть полно и глубоко пережито в Просветлении, а не быть просто теорией. Просветленный человек в той обла­сти жизни, в которой он Просветлен, не уступает чему-то, а позитив­но относится и убеждается в том, что нечто "о'кей". Он радостно и с ощущением абсолютной истины принимает свой ранее отвергавшийся комплекс, как истинную и ценную часть себя. В практике значимо именно это радостное принятие в отличие от принятия сквозь зубы. Нетрудно заметить, когда пациент не достиг этой стадии, а просто соглашается с интеллектуальным аргументом. Нужно помнить, что Просветление основывается на ощущении света.

2. Каждый человек постоянно изменяется, в том числе и Просвет­ленные люди. Изменение, которое противопоставлялось Просветле­нию ранее,- это произвольное, заранее запланированное, целенап­равленное и, как правило, требующее усилий преобразование, а не те спонтанные изменения, которые происходят со всеми. В действитель­ности, спонтанные изменения скорее произойдут с теми, кто избавил­ся от самоотрицания и старания и больше осознают полноту своей природы. Вместе с тем Просветление не трюк, чтобы достигнуть пара­доксального изменения. Пациент, обретший Просветление, безразли­чен - он доволен и изменением и его отсутствием.

3. Несколько раз я употреблял фразу "выбрать выбор пациента" -нужно объяснить, что это значит. Просматривая записи разговоров, можно подумать, что я даю самые удивительные советы. Я восторга­юсь, нахожу хорошее в чем-то, поощряю самый неожиданный жиз­ненный выбор. В действительности же, в контексте общения людям всегда понятно, что я несерьезен в смысле действительного поощрения каких-либо жизненных событий. '

Я не думаю, что люди должны или не должны делать что-либо. Я лишь прибавляю вес тому, что они сами совершают, так что люди могут более ясно увидеть, что же это такое. Если кажется, что я одобряю какой-то шаг, то это лишь для того, чтобы показать что-то, привести в более полное осознание смутные фантазии, на которых люди основываются, не разглядывая их слишком пристально. Я не забочусь о том, что делают люди. Я забочусь о том, чтобы то, что они делают увеличивало их жизненность.

Однако любые представления о том, что именно увеличивает их жизненность, - это мои представления, которые могут только увели­чить путаницу. Я могу упомянуть их, но мне не придет в голову утверждать их всерьез. Что бы пациент ни говорил, я обращаюсь с ним как с королем в его вселенной, авторитетом, за которым остается последнее слово относительно значения и ценности события в его жиз­ни.

4. Хотя точка зрения Просветления может быть использована в постоянной длительной работе, она очень хороша в непродолжитель­ной кратковременной терапии, которой я обычно занимаюсь. Про­светление приходит короткими интенсивными вспышками, за кото­рыми следуют периоды самостоятельного действия, а затем, когда человек естественно готов к большему, вновь приходит Просветление.

Поскольку эта глава посвящена процессу Просветления, может по­казаться, что я считаю, что она лучше, чем подход к терапии с пози­ции изменения. Это не так. Для каждой из этих позиций есть свое время и свое место - время для трудной работы изменения и время для сосредоточения на совершенстве вещей в том виде, каковы они есть. Терапевт, владеющий двумя способами работы и не привязанный к одному более, чем к другому, будут делать свою работу настолько хорошо, насколько это возможно.

Каждый аргумент пациента относительно трудности изменения становится аргументом для принятия и чем более невыносимым нахо­дит пациент существующее, тем больше энергии в работе по измене­нию может от него ждать терапевт. Основное правило для терапевта, владеющего двумя процессами, таково: любое чувство неэффективно­го напряжения со стороны терапевта - это указание на то, что пора сменить позицию. Когда третье "да, но..." следует за третьим "почему бы вам не...", - может быть пора сказать: "Знаете, вы правы, похоже, что это невозможно. Давайте посмотрим, что хорошего есть в том, как дело обстоит в действительности".

В этой главе представлена позиция, которая, хотя она выросла из практики гештальт-терапии и экзистенциальной терапии, кажется весьма совпадающей с идеей Просветления. С этой точки зрения все, что происходит в жизни человека,- некоторым образом правильно для него, если только рассматривать его жизнь целиком. Если человек сам не переживает этой правильности, то лишь потому, что он прини­мает некоторую узкую локальную позицию, основывающуюся на чужой внешней точке зрения или оценке.

Были предложены способы восполнения у пациента целостного подхода. Если только пациент сможет пережить целостность того, что есть, включая то, что ранее рассматривалось как патология, его жизнь немедленно начинает спонтанно нормализовываться. Она будет ста­новиться настолько хорошей, насколько это возможно и так быстро, как это возможно, и теми способами, какие нельзя было предвидеть с позиции патологической точки зрения.

Существенной чертой завершения процесса Просветления являет­ся тот факт, что пациент действительно отбрасывает негативную са­мооценку и внезапно начинает чувствовать себя "о'кей" в том виде, в каком он есть. Это прежде всего относится к той области жизни, в которой ранее проявлялась негативная оценка. В любом случае отпа­дает потребность защиты от себя и в контрнападении на других, при­чем в том объеме, в котором новое понимание имеет место. Человек, которого не судят может не судить. Когда негативная самооценка убывает, одновременно увеличивается возможность к переживанию более глубокого контакта с другими людьми, увеличивается способ­ность к трансперсональным переживаниям. Когда я действительно "о'кей", я могу видеть все другое и всех других также "о кей".

 

От Осознавания к Просветлению. Заключение.

С самого начала в гештальт-терапии было нечто, что отделяло ее, от различных форм динамической психотерапии. Моменты, которые я лучше всего помню из ранних опытов в Лос-Анжелесе и Исалене, обладали качествами мира и благорасположенности, сколь бы ни было болезненным их внутреннее содержание. Это отличало их от других опытов терапии, сколько бы эффективны они не были. Сам Фриц Перлз, ощущая это отличие, начал в середине 60-х годов употреблять термин "мини-сатори", стремясь отразить это ощущение. Однако его язык и темы разговоров все же продолжали вращаться вокруг понятий патологии и роста.

В развивавшейся гештальт-терапии возникали собственные пре­пятствия к осознанию ее сущностной природы. Для многих гештальт-терапевтов первого и второго поколения, включая меня самого, в большей степени, чем мне хотелось бы думать, это часто оставалось занятием. Исключение составлял сам Фриц. Нужно было что-то де­лать, осознание часто ощущалось заданием, которое может не удаст­ся, если вы не будете выполнять его правильно.

Оглядываясь назад, я ощущаю это как одну из фундаментальных тенденций американской культуры, проявлявшуюся и в этой новой области. Вместе с тем это было одним из факторов, заставивших меня отойти от гештальтистов и искать других процессов вокруг. В 1977 году, в процессе этих поисков я набрел на описанное ранее упражне­ние переименование симптома.

Разрабатывая его со мной в течение нескольких месяцев, мой кол­лега Джордж Пранский предложил новый способ его использования. Он брал любое заявление пациента и применял эту технику. Закон­чив, он ждал. Если пациент говорил что -то еще, он вновь применял эту технику к новому высказыванию пациента. Не оставалось делать ничего другого. Вопросов, на которые можно было бы отвечать, уп­ражнений, которые нужно было бы выполнять и которые могли бы не получиться. Оставалось только мирно ждать и смотреть, что возника­ло дальше.

Сознание целительно. Все процессы, которые я осознаю, происхо­дят во мне и со мною настолько хорошо, насколько это возможно. Это не гарантирует счастья, но создает путь к большему количеству хоро­ших чувств в данной ситуации. Из этого положения, с которым боль­шинство гештальтистов согласится, всего один шаг до того, что если некоторая доля осознания хороша, то больше осознания - еще лучше.

Именно на этом основана большая часть технологии гештальта - на расширении и увеличении осознания. Направление этого расшире­ния, метафорически выражаясь, направлено наружу. Иначе говоря, к некоторой следующей сознаваемой части, к следующему шагу.

В этом стремлении к большему осознанию есть опасный побочный эффект, свойственный нашей культуре, ориентированной на дости­жения. Обретение следующего осознания вместо того, чтобы просто давать осознанию происходить, становится сначала целью, потом ожиданием, потом нормой, а для некоторых навязчивой идеей.

Начинаются сопоставления: "это сознавание не так хорошо, как то, которое было недавно, не так хорошо, которое было у Джо, не то, которое должно было бы быть". Следует оценка. Может быть этот партнер, эта группа, этот лидер, эта форма терапии не то, чтомне на самом деле нужно. Может быть, прости, Господи, со мной не все в порядке, поскольку осознание, которого я достигаю, хуже нормы. На­строение группы, в которой я работаю, становится все более тяжелым, и энергия продолжает уходить.

Каждый, кто пробыл некоторое время в среде гештальт-терапевтов, вспомнит времена, коща возникали такого рода процессы либо с ни­ми, либо с кем-нибудь рядом. На самом деле этот побочный эффект, который не является ни необходимым, ни обязательным, в нашей соревновательной культуре возникает слишком часто. В эти моменты мы, по существу, впадаем в грех обжорства, стремясь к следующему куску, вместо того, чтобы прожевать и почувствовать вкус того, что у нас во рту.

Основная проблема в обжорстве осознания состоит в том, что ^вни­мание переносится на что-то следующее и при этом оно отнимается от полного использования, которое уже возникает. Полная целительная сила осознания существующего не приобретается в этой погоне за следующим. При этом в каждый конкретный момент существующее осознание - достаточный кусок, и следующий шаг не состоит в том, чтобы увеличить количество. Исходя из этого понимания, мы начали работу в направлении расширения осознания, стремясь к возможно­сти более полно использовать то, что есть, а не достигать большего.

Метафорически выражаясь, это распространение осознания вверх, а не вперед и дальше. Мы добавляем пациенту не количество сознава­емого, а лишь усиливаем значение того, что он говорит. Пример на­чинающегося разговора может наилучшим образом пояснить это.

Пациент. Я пью слишком много и, кажется, не могу остановиться.

Терапевт. Это хорошо - вы не остаетесь, как большинство пьющих, без осознания. Вы уже понимаете проблему. Более того, вы уже пред­принимали шаги, чтобы прекратить это, а не просто пассивно сознаете свой недостаток.

П. Я уже близок к тому, чтобы сдаться.

Т. Да, вы действительно готовы пережить свое отчаяние, рассказы­вая о нем здесь.

П. Но это разрушит мою семью!

Т. Так вами движет не только забота о себе, но и забота о вашей семье!

П. То, как я веду себя, часто не создает впечатления большой любви.

Т. В своей заботе вы готовы рассмотреть даже возможность того, что вы их не любите.

Суть реплик терапевта в изменении перспективы. Не добавляется никакого нового знания, только другая точка зрения, с которой состо­яние, о котором говорит пациент, неожиданно начинает выглядеть позитивным. Первым утверждением пациент зачисляет себя в класс людей, которые много пьют. Автоматически он не сравнивает себя с классом людей, которые не пьют слишком много. В таком сравнении он, разумеется, выглядит не слишком хорошо, и его чувства выража­ются тоном голоса и подавленным поведением.

Терапевт принимает утверждение факта - пьет слишком много -как таковое, но затем отмечает, что в широком классе людей, которые пьют слишком много, есть два подкласса. Более широкий и более патологичный включает тех, кто пьет слишком много, но не осознает этого. Меньший, более близкий к здоровью, включает тех, кто пьет много и осознает это. В таком сравнении пациент, разумеется, выгля­дит гораздо лучше, даже для самого себя. Дело не в том, что он нуж­дается в оценке терапевта. Коль скоро новая перспектива представле­на, он может увидеть, что она уже существует в его вселенной, и он может осуществить свою собственную оценку. Он нуждается только в напоминании о возможности такой точки зрения. Таким образом под­черкивается изменение перспективы, а не оценка, которая может слу­жить лишь драматическим способом представления новой позиции.

Наше основание состоит в том, что пациент уже сознает все, что ему нужно. Единственная проблема состоит в том, что он упорствует в сохранении узкой негативной точки зрения на то, о чем идет речь, а мы общаемся с его проблемой, создавая перспективу, которая, как мы знаем, уже существует в его наборе возможных перспектив и в кото­рой то, что он делает, выглядит как "о'кей".

Ему не нужно гнаться за чем-то новым, нужно лишь переживать и усваивать то, что уже есть. Этому способствует тот факт, что в таком диалоге пациент никогда не сталкивается с тем, что он должен будет делать. Он не должен отвечать на какие-то вопросы, вовлекаться в диалоги, выполнять упражнения. Он полон и совершенен такой, ка­кой он есть. Мы хотим дать ему место, чтобы почувствовать и оценить эту полноту в должной степени. Разумеется, в молчании, которое последует за репликой терапевта, нечто придет. Может быть это бу­дет возражение на позитивную перспективу, которое само будет представлено в надлежащей перспективе, чтобы показать ее совершенст­во, или произойдет новый шаг осознавания. Поскольку этот шаг исхо­дит от пациента, он будет наиболее оптимальным, подходящим и не обусловленным соображениями терапевта. Когда цикл такого рода вмешательств завершится, последнее молчание обычно представляет собой порыв добрых чувств пациента, который ощущается во всей комнате. Пациент с удивлением обнаруживает внезапное ощущение "окейности", хотя ничего нового в отношении жалобы не произошло. Как правило, при ближайшем рассмотрении оказывается, что про­изошло весьма многое, но не то, что пациент ожидал.

Часто в процессе переоценки люди обнаруживают, насколько они привязаны к негативным оценкам, и это новое понимание может за­местить первоначальное содержание центра внимания. Замечательно наблюдать на какие уловки некоторые люди готовы пойти, чтобы удержать негативный образ, невозможный в процессе такого стиля терапии. Одна из пациенток, когда ее упорное сопротивление нако­нец капитулировало, назвала этот процесс бархатным катком.

«Бархатный каток» - сравнительно новый метод и мы еще не все знаем о его тонких моментах и о пределах его полезности: Он, очевид­но, полезен с опытными пациентами, в особенности с теми, кто попал в тиски жадности сознания или упорного негативного восприятия са-мого.себя. В частности, мы нашли это очень полезным процессом для самих себя. Пока мы концентрируемся на репликах, которые возве­щают позитивность и не оставляют пациенту ничего иного, мы можем весьма внятно услышать собственное внутреннее оценочное бормота­ние, негативность и желание делать умные замечания. Такой стиль работы создает прекрасную возможность изменить эти тенденции.

Нетрудно догадаться, как можно соединить этот процесс переоцен­ки с более традиционными вмешательствами гештальт-терапевте. Сдвиг настроения от мирного, нетребовательного переоценивания к более энергичному качеству "делания" классической гештальт-терапии кажется иногда дисгармоничным, поэтому лучше эти способы работы проводить большими сегментами, посвящая каждый значи­тельный раздел работы последовательно одному из способов, другой, следующий - другому. Для целей обучения использование лишь одно­го из способов в каждом разделе работы крайне предпочтительно. Кроме содержания реплик, сам тон работы оказывает значительное воздействие на людей. Мы обнаружили, что этот тон влияет на всю нашу работу в терапии и в обучении, даже когда мы используем раз­личные методы или обучаем различным методам.

Поначалу мне не приходило в голову, что "бархатный каток" имеет какое-то отношение к гештальт-терапии. Казалось, что он исходитиздругих оснований. Однако, когда мы были уже готовы опубликовать статью о методе, я вдруг понял, что это и есть гештальт-терапия. Нечто в умиротворении и хорошем самочувствии, которое появлялось в результате успешного применения этого подхода, напомнило мне мои чувства в ранние дни работы с Фрицем. И когда я услышал в фильме, как Фриц говорит о "пробуждении от кошмара", я понял, что это ощущение является основным в гештальте, и что несмотря на все отходы в сторону и иное использование, гештальт по существу всегда был "западным подходом к Просветлению"

Есть и другая линия этого понимания. Не раз проводя гештальт-се-минары по работе со снами, я отдавался сильному ощущению, что сновидения и жизнь в них имеют свою собственную реальность, дале­ко не сводящуюся к тому, чтобы служить повседневному эго источни­ком информации, как это часто понимается. Их собственная жизнь, в некоторых отношениях более глубокая и значительная, чем то, о чем говорит суетливое поверхностное эго, когда оно описывает сны и "про­рабатывает" их. Я часто чувствовал, что ночь снова спокойно продол­жается, не обращая внимания на безумное круговращение поверхно­сти эго. Я представил себе это как образ большого устойчивого слона, который мощно и спокойно бродит по своим делам, в то время как на его спине вверх и вниз прыгает обезьяна. У обезьяны создалась иллю­зия, что она управляет слоном, что слон для того и существует, чтобы возить ее туда -сюда, хотя иногда он не слушается.

В действительности обезьяна весьма мало может управлять. Это немногое основывается лишь на ее хитрости: заметив, что слон имеет весьма регулярные привычки, она научилась "приказывать" ему идти туда, куда он собирается идти, и так наловчилась в своей наблюда­тельности, что наполовину одурачила саму себя, думая, что она дей­ствительно правит. Временами, поскольку она нещадно прыгает на спине <уюна, он замечает ее существование, так что она действитель­но узнает, что "оказывает влияние" на этого огромного зверя, что еще больше вводит ее в заблуждение. Чувство, которое я пытаюсь вызвать этой басней, - догадка, что жизнь обладает неимоверно большей глубиной, чем повседневное со­знание может постичь. Существовала опасность, что гештальт-тера­пия ограничится этим повседневным эго и будет использоваться для целей управления, приспособления и достижения. Фразы Фрица, вроде "дайте управлять ситуации" и "начинайте танец отрешенности" как и его постоянно презрительное отношение к болтовне - он называл ее "птичьим пометом", который люди пытались выдавать за "чувства" его уважение к "плодотворной пустоте" - все это отражение его проры­вов на высокий уровень и сопротивление тому, чтобы ограничивать возможности Гештальта.

Размышляя над этим источником жизни и силы за пределами его -"запредельным внутри", я задумался о том, как примирить человека с представлением об ответственности, о котором я говорил во 2 главе "согласии признать своим": если источник жизни глубже, чем эго, как может эго "признавать своим" что-либо. Я вижу в этом одну из цент­ральных проблем нашей ориентированной на деятельность культуры:

путаницу между "признанием своим", то есть принятием ответствен­ности, и "управлением", то есть принуждением случиться. Это очень глубокая путаница, может быть более глубокая и коварная, чем пута­ница между ответственностью и стыдом, виной, о которой шла речь в 4 главе. О них пойдет речь и далее, пока же достаточно сказать, что возможность "признавать своим" посредством ответственности, охва­тывающей неизбежное - это радостное отдавание себя "тому, что есть" полностью ответственно.

Это отличается от обиженного ощущения себя жертвой не отдава-нием себя неизбежному, а качеством чувствования: жертва сопротив­ляется и подчиняется, тот же, кто отдается своей судьбе и своему предназначению, полон мира и даже радости. В нашей культуре ши­роко распространено представление, что "признание своим" и "ответ­ственность" тождественно управлению. В гештальт-терапии это так­же является источником непонимания и ложных трактовок. Можно быть ответственным, управляя и не управляя - это разные вещи, так­же как ничего не имеют общего с ответственностью стыд, вина и дове­рие.

Эта линия заставляет меня добавить четвертый уровень к трем,э упомянутым во 2 главе: после энергии, фокусировки и признания:» своим следует уровень мирной передачи себя тому что есть - фрицев-ское "дайте управлять ситуации". Таким образом завершенный гештальт представляется мне объемлющим четыре уровня:

1. Наличие энергии возбуждения.

2. Фокусированного видения качества вовлеченной энергии.

3. Признание своими, во мне и от меня, этих качеств, каковы бы они ни были.

4. Принятие и способность ценить эти качества такими, каковы они есть.

Гештальт-терапия часто довольствуется первыми тремя, и это вно­сит тонкие искажения. Если четвертый шаг пропущен, то гештальт может служить целям самоуправления и самоманипуляции. Это по­зволило мне понять многие злоупотребления в гештальт-терапии. Я, например, замечал, что коща человек действительно отказывается от "долженствовании", вроде "я должна прибираться дома", результатом является то, что как правило он начинает спонтанно лучше приби­раться в доме.

Однако если он "разумно" отказывается от долженствования, чтобы лучше прибираться в доме, ничего не происходит. А происходит то, что он не принимает свое долженствование таким совершенным, ка­ково оно есть, а пытается манипулировать им, изменить его. Теперь я могу объяснить, что Гештальт в этом случае не полон, и возникает застой и конфликт.

Как все остальное в Америке, Гештальт часто пытались использо­вать на службе амбиций и целей повседневного. Нет ничего внутрен­не дурного в самих этих целях. Единственная проблема состоит в том, что будучи узкими и частичными, они могут так или иначе исказить более глубокие тенденции и импульсы жизни человека. Говоря язы­ком образа, приведенного выше, если обезьяна получит гештальт-те-рапию, она перестанет прыгать с таким шумом и отдастся движению слона, помогая чем может в его движении, но в основном - радуясь прогулке.

Даосы учат, что в каждом центре относительно сильного проявле­ния некоторой тенденции рождается ее противоположность. Гештальт-терапия возникла в культуре, связанной со стремлениями, и была профессией, привязанной к патологии и к уверенности, что вся­кое изменение неизбежно болезненно и требует усилий. Я подозре­ваю, что даже Фриц поначалу думал, что он владеет способом не­сколько лучше решать проблемы, не зная еще, что он развивает способ видения, в котором сами проблемы - это иллюзии, которые должны развеяться, а не разрешиться.

Теперь мне кажется, что важная, если не центральная тема в гештальт-терапии - это понимание, что проблемы, симптомы, привычки, тревожность, конфликт и т. п. - не существуют в "реальном мире w. Это иллюзии, конструкции, выдумки, фикции, набрасываемые на ре­альный мир, как проектор отбрасывает черты изображений на экран» Чтобы "стать лучше", мы не должны "изменять реальность", нам нуж­но лишь расстаться с иллюзиями. Нам не нужно отрицать реальность или бороться с ней, как это делается с точки зрения изменения, нужно принять реальность и играть с ней, - такова точка зрения гештальта. Играя с реальностью, мы обнаружим, что так или иначе можем с ней примириться.

 

 

Часть 2. «Позиция слушателя-терапевта»

 

Введение

На то, каким образом один человек влияет на другого, слушая его, можно смотреть с разных точек зрения. В этой работе обсуждается один из аспектов такого влияния. Когда я сижу и слушаю кого-нибудь (друга, коллегу, пациента и т.д.), я использую некоторое количество установок, касающихся людей, отношений между ними, процесса коммуникации. Что касается наличия у меня установок, то здесь у меня нет выбора - я их попросту не имею. Существует некоторая свобода в отношении состава и содержания этих установок, а также степени их осознания, но так, чтобы их не было вовсе, не бывает никогда.

Эти установки (принципы) проявляются в стандартных комбинациях, которые я называю позициями. Каждая позиция представляет собой систему взаимосвязанных установок в отношении самого себя, других форм и целей коммуникации. Слушание в одной из позиций дает результаты, которые могут резко отличаться от результатов слушания в какой-либо иной позиции. Изучение этих различий возможно скорее в практике, чем в теории. Основной «экспериментальный» прием - сознательное использование той или иной позиции под строгим самоконтролем и регистрация всех эффектов коммуникации. Целью этой работы является представление этой возможности, как эффективного инструмента обучения как методам терапии и консультирования, так и в технике интервьюирования. Поскольку я ориентировался на практическое обучение, теоретическое обоснование позиций ограничено до минимума.

Эти позиции и способы их использования испытаны не только в процессе профессионального обучения, но и в процессе консультирования, групповой терапии. Слово «говорящий» обозначает лицо, рассказывающее о своей жизни, а «слушатель»- лицо, обучающееся слушанию в той или иной позиции. Под «говорящим» можно понимать пациента, а под «слушателем» - терапевта.

 

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...