Капля росы 4 страница

Два месяца наступала наша пехотная дивизия на врага. Днем и ночью советские воины громили фашистов. Нелегко давалась каждая победа. Фашисты оставляли после себя сожженные горо­да и села.

А бывали дни, когда, прорвав оборону врага, дивизия устрем­лялась вперед, солдаты шли без остановки десять, двадцать, три­дцать километров, шли сквозь дым и огонь.

Впереди шел Железный Комиссар. Это был удивительно стой­кий человек. О нем рассказывали легенды. Говорили, что он ни­когда не устает. Когда поход был особенно тяжелым и длитель­ным, Железный Комиссар, подбадривая отстающих, запевал песню.

Он шел и шел, слегка прихрамывая. Солдаты спрашивали:

— Почему вы прихрамываете, товарищ Комиссар?

Он отвечал:

— Царапину маленькую получил еще в первый месяц войны...

В хмурую осеннюю ночь дивизия прошла вперед на запад кило­метров сорок. Солдаты еле шли, утопая в непролазной грязи. На­ступило утро, но останавливаться было нельзя. Надо скорее за­хватить переправу через большую реку.

Изнемогая от усталости, Железный Комиссар шел впереди ди­визии. Вдруг он пошатнулся и упал на землю. К упавшему Комисса­ру подбежали солдаты.

— Умер от разрыва сердца, — сказал врач.

Тело павшего бережно подняли с земли и положили на лафет орудия.

И тут только увидели солдаты, что у их Железного Комиссара вместо обеих ног — протезы.

Эту весть в одно мгновение передали друг другу тысячи лю­дей. Могучее сердце Железного Комиссара остановилось только на мгновение. Теперь началась его новая жизнь — в биении тысяч мужественных сердец.

Это было на Днепре

Это было осенью 1943 года. Левый берег Днепра уже освобож­ден от фашистов. Они укрепились на правом берегу.

Огнем из пулеметов фашисты поливали Днепр, минами обстре­ливали левый берег. Два наших солдата взяли большую доску, опустили ее в воду и, ухватившись за нее, поплыли к берегу, заня-
! ■ ■ Л. ( 1С. -. 1Ы/М1. 11:. . А/1, ', n„i: um::.. п, ', ■.:, <                                   _                                                        

тому фашистами. На доску они сложили оружие — автоматы и гранаты.

Тихо плыли воины, но фашисты заметили их. Вражеский пуле­мет открыл огонь. Один солдат, москвич Анатолий Волков, был тяжело ранен. Его друг, украинец Петро Шевченко, говорит:

— Это же мое родное село, потерпи...

На землю опустились сумерки. Доску, за которую держался Петр, прибило к берегу. Раненого Анатолия он положил на берегу. Петр дождался, пока совсем стемнеет, поднял Анатолия, взял ору­жие и пошел через кустарник вдоль берега. Он знал здесь каждую тропинку — это его родное село...

Ночью Петро постучал в окно своей хаты. Мать узнала сына, открыла дверь, заплакала от радости и тревоги.

— В селе немцы, — прошептала она.

— Раненого положим на чердаке, — сказал Петро.

Уложив Анатолия на постель, приготовленную матерью на ду­шистом сене, Петр взял автоматы и гранаты и стал прощаться.

— Прощайте, мамо... если погибну, пусть Анатолий будет вам родным сыном. Он из Москвы, у него мать умерла перед войной.

Мать заплакала, провожая сына в бой.

Пошел Петро к Днепру, а там уже товарищи на берег выплы­вают, стреляют из автоматов по немцам. Присоединился Петро к боевым друзьям.

Три дня и три ночи шел бой за село. Когда окончилась битва, пошла мать Петра на берег реки, нашла тело сына, закрыла ему глаза, поплакала над ним и похоронила рядом с могилой отца.

Анатолий Волков стал сыном украинской матери. Его вылечи­ли в госпитале. Он дошел до Берлина, возвратился после победы в село на Днепре, женился и живет сейчас с детьми и старой ма­терью.

Легенда про пионера

Когда в село пришли немцы, Юра остался один с матерью. Отец и старший брат ушли в Красную Армию. Немцы приказали мате­ри с сыном перейти в маленькую комнатку, а в большой поселился фашистский офицер.

Когда Юрко вышел из комнаты во двор, офицер сидел под гру­шей и пил кофе. Он спросил:

— Как тебя зовут, мальчик?

— Юрко.

— Сколько тебе лет?

— Десять.

— Ты пионер?

— Пионер.

— А где же твой галстук?

— В сундуке.

— Почему же он в сундуке? Почему ты его не носишь?

— Потому что при фашистах галстук нельзя носить. Его надо беречь, пока наши придут...

Офицер побледнел. Руки у него задрожали. Но он, сдерживая себя, продолжал выдавать себя за наивного солдата, для которо­го безразлична политика.

— Возьми конфетку, — сказал он.

— Не могу взять от вас конфетку...

— Почему?

— Потому что ненавижу вас, фашистов.

Офицер смотрел на мальчика широко открытыми глазами. Он поставил на столик чашку с кофе и поднялся.

— А что бы ты сделал, Юрко, если бы я дал тебе свой пистолет?

— Заряженный?

— Да, заряженный.

— Убил бы вас.

Офицер дрожащими руками вынул из кобуры пистолет и вы­стрелил в сердце мальчика.

Неизвестно от кого, — быть может, от дерева, под которым по­гиб Юрко, — слова мальчика и офицера передавали из уст в уста, как легенду. И никто не сказал:

— Молчал бы мальчик, зачем сам открыл грудь перед пулей врага.

У каждого, кто слушал рассказ о смерти Юрка, сильнее билось сердце.

На кургане

Мы пошли в поле. Впереди седой, древний курган. Солнце вы­жгло на нем траву. Только полынь устояла. Вот почему он и се­дой.

Мы сели на склоне кургана. И видим: на вершине растет зеле­ный кустик. Подбежали и глазам своим не верим: на зеленом кус­те цветут алые розы. Ни солнце им не страшно, ни ветра-суховея они не боятся.

Стояли мы, любовались красивыми цветами. Вдруг откуда-то взялся старик. Седой, но живой и с зоркими, молодыми глазами. Он рассказал нам сказку о герое.

— Во время войны здесь в бетонном блиндаже сидели фашис­ты. Обстреливали из пулемета дорогу. Не давали продвинуться нашим бойцам. Нашелся один смельчак — молодой герой. Под­полз он к блиндажу, швырнул гранату. Умолк пулемет, но фашис­ты поставили еще один. А другой гранаты у героя не было. Он за­крыл дуло пулемета своей грудью. Умер герой. Кровь его оросила землю. И на том месте, где пролилась кровь молодого воина, вы­росла алая роза. Помните, дети, это земля вашей Родины. Кто пролил за нее кровь, тот бессмертен.

В Л. ( ухомлин( кии < - Хрестоматия по этике■ ■

Чтобы гнев в сердце не угас

Среди села зеленеет лужайка. С ранней весны до поздней осе­ни на лужайке играют дети. Да и взрослым приятно посидеть на траве.

Но вот кому-то пришло в голову: зачем среди села лужайка?.. Ведь это слишком уж просто и старомодно, трава — и все. Не луч­ше ли заасфальтировать здесь площадку? Чтобы ровненько, гла­денько было. Стали уничтожать траву, расчищать место для того, чтобы песком и камнем засыпать, а потом асфальтом залить. Среди лужайки увидели два толстых пня. Попробовали выкорчевать — ничего не сделаешь, глубоко сидят в земле. Кто-то два столба за­копал здесь...

Стали припоминать: что же это за столбы здесь были? Разве это хорошо, если среди заасфальтированной площадки два пня будут торчать? Старые люди вспомнили: во время фашистской ок­купации здесь виселица стояла. На ней молодую партизанку по­весили немцы. От виселицы пни в земле и остались.

Маленькие дети стали рыться в земле у пней и нашли крохот­ную ручку от куклы. Вспомнили старики: когда вешали партизанку, привели к виселице ее шестилетнюю дочь. Вот здесь стояла она у столба и держала в руках куклу. Ходили тогда глухие слухи: ночью фашисты расстреляли девочку вот здесь, у столба. Многие не ве­рили: да разве же они и на это пойдут? Но теперь, когда нашли эту крохотную ручку от куклы, вспомнили те страшные дни, и в каждом сердце с новой силой вспыхнуло пламя ненависти.

Сошлось на зеленой лужайке все село — от стариков столет­них до маленьких детей. Решили люди: пусть вечно будет здесь Зе­леная Лужайка. Пусть вечно останутся в земле пеньки от висе­лицы. Не деревянные, а каменные — пусть на веки вечные окаме­неют эти обрубки столбов.

Так и сделали. Зеленеет трава на лужайке, среди нее из-под земли обрубки столбов окаменевшие выглядывают. А между стол­бами — гранитный постамент. Взывает он к помощи, напоминает, что прощать нельзя.

Пурпурный цветок

Два года воевал с фашистами солдат Максим Кривошея. На­ступал от Сталинграда к Днепру. Днепр перешел и к родному селу Петровке дошел. Вот оно, родное село... Здесь был его последний бой с фашистами. Смертельно ранила вражеская пуля Максима Кривошею.

Упал Максим на землю, посмотрел последний раз на родное село, раскинувшееся иод горой, полилась на землю горячая кровь. Остановилось сердце, умер солдат.

7Я

Через час Петровку освободили от фашистов. Пошли боевые

Человек > то еила ()v< c. ^f

друзья Максима в его хату и узнали, что жену его убили фашисты, а дочь семилетняя живет у соседей. Нашли маленькую дочь Мак­сима и повели ее к отцу. Села Маринка у тела отцовского, запла­кала. В дубовой труне, покрытой красным кумачом, похоронили Максима — там, где он пал в бою.

Посадила Маринка цветы на могиле отца. Удивительный пур­пурный цветок — один-единственный, пышный, яркий, изумитель­но красивый — расцветал каждый год и цвел один-единственный день.

Часто приходила Маринка на отцовскую могилу, а в тот день, когда пурпурный цветок расцветал, до восхода солнца приходила.

Исполнилось Маринке двадцать лет. Влюбился в нее юноша и стал просить: «Будь моей женой, девушка».

Ответила Маринка:

— Нет у меня ни отца, ни матери. Пойдем на могилу отцов­скую в тот единственный день, когда цветок пурпурный расцветает, поклонимся низко праху отца и испросим благословения.

Дождались Маринка и юноша того дня, когда цветку пришло время расцветать, пошли на могилу отцовскую до восхода солнца. Когда солнце выплыло из-за горизонта и осветило землю, раскры­лись пурпурные лепестки. Поклонились Маринка и юноша отцов­ской могиле и сказали:

— Благословите нас, батьку, стать женой и мужем...

Затрепетали пурпурные лепестки. Никто в мире не заметил бы

этого трепетания, кроме Маринки и юноши. Может быть, от их го­рячего дыхания затрепетал цветок, но девушка и юноша поняли: отец услышал их слово и дает свое согласие.

Вечный скиталец

Был жестокий бой за нашу родную землю. Сражался в этом бою с врагом молодой солдат. Командир приказал ему связать несколь­ко гранат и бросить их под вражеский танк, который приближал­ся к нашим позициям. Связал молодой солдат гранаты, пополз в чистое поле.

Когда приблизился вражеский танк, у него не хватило мужест­ва. Страх сковал его душу и тело, и он пролежал на земле, а танк пошел на наши окопы.

Услышал молодой солдат разрывы снарядов и пулеметные оче­реди. Позорно бежал он с поля боя. Вражеская пуля ранила его в спину. Долго бежал — полями и лугами, лесами и нивами. А во­круг него стонала родная земля, порабощенная врагом.

Темной ночью пришел он к родному дому. Вышла из дому мать, обняла сына, припала к груди, заплакала. Но вот увидела она, что сын ранен в спину.

— Почему ты ранен в спину? — спросила мать, отстранив сына от груди.

Сын молчал. Он наклонил голову, опустил глаза и не мог под­нять их.

— Ты трус, — сказала мать. — Проклинаю тебя. Иди и будь вечным скитальцем. Вечно ходи по земле и вечно смотри в землю.

Застонал сын, проклятый матерью, и ушел от родного дома. Так и ходит он по родной земле, наклонив голову, и смотрит в зем­лю. Ходит и будет ходить вечно с наклоненной головой. Люди от­ворачиваются от него, дети вскрикивают от страха, увидев его согбенную спину. Никогда не примет его родная земля, потому что он ее предал.

Такова судьба труса и изменника.

Три дуба

Это было в грозный 1941 год. Наши войска отступали под напо­ром фашистов. Осенью, когда листья на деревьях желтели, три сол­дата заняли позицию под старым дубом возле дороги. Они вырыли окоп, установили пулемет. У них был приказ: не пропустить фашис­тов к Днепру.

Но враг был сильнее, у него — больше оружия. Фашистские пули ранили одного, потом второго, потом третьего воина.

Фашисты начали обстреливать советских солдат из огнемета. За­горелся дуб.

Горит дуб, а три раненых солдата продолжают биться с врагом. Один воин, истекая кровью, взял листочек бумаги, завернул в него три желудя и написал: «Тут бились три советских солдата: русский, белорус и украинец. Мы исполнили свой долг перед Советской От­чизной. Друг, если найдешь это письмо и эти три желудя, посади их тут и вырасти три дуба. Пусть растут они и будут крепкие, как крепка наша дружба народов».

Погибли в бою три солдата, а три желудя вместе с запиской на­шел юный пионер.

Принес мальчик желуди и записку друзьям. Пошли все на то мес­то, где погибли три советских солдата, и посадили желуди.

Наступила весна. Взошли три маленьких дубочка. Пришли к ним юные ленинцы и поклялись: эти три дубочка станут высокими могу­чими дубами.

Прошли десятилетия. Пионеры стали взрослыми людьми, у них выросли дети, родились внуки.

Стоят над дорогой в степи три кудрявых дуба. Далеко-далеко видно их — стоят, как часовые.

Приходят поклониться дубам те, кто в суровый сорок первый год были юными пионерами. Приходят их дети и внуки, будут ходить де­ти и внуки внуков, ведь это большая святыня народа — живой па­мятник героям, которые полегли за Отчизну.

Человек --: > mn сила < У\хи

Березовый соловейко

Маленькой девочке Олесе исполнилось три года. Был у нее отец, была мама. Счастливо жили они в маленьком селе на Полесье.

Вырезал отец Олесе соловейка из березы. Любила девочка играть с птичкой. Не расставалась с ней и ночью.

Но вот началась грозная война с фашистами. Ушел на войну Оле- син отец. Много дней воевал он с фашистами. Отступала его часть до самой Волги.

А тем временем пришли фашисты в маленькое село на Полесье. Взяли фашисты в рабство Олесину мать и повезли вместе с дочкой далеко-далеко. Посадили маму с Олесей за колючую проволоку. Там, в лагере, издевались фашисты над советскими людьми. Заставляли с утра до ночи работать, добивали и жгли в печах. Назывался этот ад Майданек.

Прошли тяжелые месяцы. Советская Армия разгромила фашис­тов на нашей земле и вступила в Польшу. И вот Олесин папа пришел со своей военной частью в Майданек. Увидел он чудовищные вещи: тысячи детских туфелек, тысячи маленьких шапочек, тысячи игру­шек...

Склонился Олесин папа над детскими игрушками и вдруг увидел березового соловейка. Смотрит соловейко на Олесиного отца тре­вожным глазом, как будто хочет рассказать обо всем, что он видел и слышал.

Но и без рассказа соловейка понял Олесин папа, что погибли тут его дочка и жена. Загорелся огонь страшного гнева в сердце солдат­ском. Стиснул оружие Олесин отец и пошел на запад добивать врага.

А березовый соловейко сидел теперь в кармане гимнастерки и бился в солдатское сердце.

Мальчик, который боялся темноты

Об этом мальчике, семилетнем Янко, рассказали нам белорусские друзья.

Янко жил в небольшом полесском селе вместе с отцом, мамой и братом Петрусем, восемнадцатилетним юношей.

Счастливо жила семья Янко. Отец работал в колхозе кузнецом, мама доила коров, а старший брат учился в городе.

Каждый вечер мама рассказывала мальчику интересные сказки: о хитрой Лисичке и Сером Волке, о соломенном Бычке и Ивасике- Телесике. Любил Янко сказки. И когда мама говорила о чем-то та­инственном, лесном — он прижимался к ней. Потому что очень боял­ся темноты. Вечером никогда не мог выйти сам на улицу: а вдруг в темноте блеснут волчьи глаза?

SI

И вот пришло на землю большое горе. Захватили фашисты Бела­русь. Сожгли село, в котором жил Янко. Убили отца и маму, старший брат еще в первые дни войны погиб в народном ополчении. Остался

й. А Сухомлинский < ■ Хрестомития no: > muh<:

Янко один-одинешенек на всем белом свете.

Стал жить он на пожарище. Устроил себе постель в сарае, что чу­дом уцелел от пожара. Выкапывал картошку, пек в пепле и ел.

Один раз нашел Янко на дороге полный ящик гранат.

— Отомщу за папу и маму, — решил он.

Одну за другой поднял мальчик все гранаты на вершину разве­систого дуба, что стоял над дорогой, и привязал там к ветке.

Ночью по дороге шли немецкие войска. Янко влез на дуб и сел рядом с привязанными гранатами.

Вот приблизилась колонна немецких солдат. Когда фашисты поравнялись с дубом, Янко взял одну гранату и бросил прямо на серые каски. Загремел взрыв, ослепительной молнией озарило лес и руины села, и снова стало темно.

Стонали раненые. Кричали фашисты, стреляли в лесные заросли.

— Партизаны! Партизаны! — кричали немцы и бежали вперед, надеясь на спасение.

А семилетний Янко — мальчик, который больше всего в мире боялся темноты, сидел на дубе, прислонившись к стволу, и тихо шептал:

— Это за папу и маму.

Ему хотелось, чтобы быстрее подошла еще одна немецкая колон­на. Чтобы загремел новый взрыв, чтобы стремительная молния еще раз осветила лес.

Потому что он был маленьким мальчиком и боялся темноты.

Бессмертный галстук

Это было в годы фашистской оккупации. Партизаны сражались в лесу с фашистами. Среди партизан был 14-летний пионер. Его ранила фашистская пуля. Он был захвачен в плен.

Фашисты сказали ему: если не скажешь, где партизанская база, мы тебя расстреляем. Пионер молчал. Ему залечили рану и повели расстреливать.

Перед расстрелом еще раз спросили:

— Скажешь, где партизаны?

Он молчал.

Когда фашисты приготовились стрелять, юный герой вынул из- под рубашки красный галстук и повязал его на шею.

— Это бессмертное Знамя революции, — прошептал он, уми­рая.

Когда фашисты ушли, к мертвому мальчику пришли пять пионе­ров. Они похоронили юного героя. Разрезали красный галстук на пять ленточек. Каждый приколол алую ленточку к груди. И все они стали невидимками.

Легко пробирались они в самое логово врага. Уничтожали фашистов, подрывали танки и мосты. И никто их не мог увидеть. Это им помогло бессмертное Знамя революции.

4e. v»it'h jntti си лы rh vtt

Недописанное письмо

Девятнадцатилетний Василий Верба пошел добровольцем на фронт. В темную осеннюю ночь его подразделение подошло к пере­довой и заняло позицию. Василий вырыл окоп, приготовил гранаты. Командир сказал, что на рассвете враг будет наступать, надо гото­виться к бою.

Молодой боец думал о далеком селе в Сибири, где оставалась у него мать. Много ласковых, душевных слов хотелось ему сказать в эти минуты матери. Он нашел конверт и написал на нем мамин адрес. Потом достал большой чистый листок бумаги и написал:

«Дорогая моя, родная мамочка! Через несколько часов будет бой с фашистами. Это мой первый бой... Перед боем хочу я сказать тебе, мама... »

Над полем опустились сумерки. Командир предупредил: нельзя ни фонариком, ни спичками светить... «Напишу на рассвете»... — решил Василий и положил листок бумаги с начатым письмом в кон­верт.

Среди ночи на горизонте вспыхнули тысячи огоньков. Вражеская артиллерия открыла огонь по нашим позициям. Командир приказал: ждать окончания вражеского огня, а как только покажутся фашист­ские танки, идти в наступление на врага, встречать его гранатами.

Прекратилась канонада. Василий услышал гул танков. Вот пока­зался черный силуэт фашистского танка. Молодой солдат выпрыг­нул из окопа, и, взяв несколько противотанковых гранат, пополз навстречу вражескому танку.

Он бросил связку гранат, попал в башню. Танк запылал, завер­телся на месте. Василий поднялся, чтобы бросить еще одну связку, но в тот же миг упал, сраженный фашистской пулей.

Бой закончился нашей победой.

Товарищи похоронили Василия, а ненаписанное письмо долго ходило из рук в руки. Воины решили послать его матери, а от себя написали о героической смерти сына.

Прошло много лет. Стала бабушкой мать Василия. Как святыню хранит она недописанное письмо сына. В тот час, когда старой матери становится особенно тяжело, раскрывает она синий конверт, кладет на стол листок бумаги с тремя строчками и тихо шепчет:

— Что же ты хотел сказать мне, сынок?

Памятник Ленину

В тот год, когда умер Владимир Ильич Ленин, собрались вес­ной крестьяне маленького украинского села Вишневцы на собрание и решили:

— Поставим памятник Ильичу. Он самый дорогой для нас че­ловек. Он дал нам свободу, землю, счастье.

Но бедные были в то время крестьяне, не было у них денег

Н Л ^!           'HI, Л. ! " ■ < > ■! •. < ■ и: ! .,

на дорогой памятник.

— Посадим дуб, назовем его Ленинским. Дуб будет жить тыся­чу лет, если старательно ухаживать.

Так и сделали. На зеленой поляне посадили дубок. Стал он расти и крепнуть. Проходили годы, стал дубок пышным и ветвистым. Вот и десять лет минуло, и пятнадцать. А как пошел семнадцатый год, пришло на советскую землю большое горе: напали на нашу страну фашисты.

С тяжелыми боями отступала Советская Армия. Пришли окку­панты в Вишневцы. Застонала земля от человеческих страданий, фашисты грабили людей, отправляли юношей и девушек на каторж­ную работу в Германию.

Нашелся среди жителей предатель и сказал: «Этот дуб — памят­ник Ленину». Согнали фашисты на зеленую поляну все село. Фа­шистский прислужник — полицейский замахнулся топором. Поле­тели щепки, заплакали люди. Упал срубленный дуб на землю.

Разошлись люди по домам, опустела зеленая поляна. Спрятался под кустом калины Мишко, юный пионер. Увидел, что возле сруб­ленного дуба нет никого, вышел из своего укрытия. Подошел к дубу, отрезал веточку и унес ее домой.

Дома поставил Мишко срезанную веточку в стакан с водой. Ежедневно он наливал в стакан свежую воду. От веточки начали отрастать корни — маленькие и нежные. Мальчик пошел на ту же полянку, выкопал под калиной ямку и посадил в нее веточку с от­росшими корнями. Была весна, почки на веточке раскрылись, за­зеленели листочки. Никто не обратил внимания на то, что под ка­линой зеленеет маленькое деревце. А Мишко не забывал о нем. Ежедневно приходил вечером на поляну, поливал дубок.

Когда наши войска освободили село, Мишко пошел к коман­диру и, став смирно, отрапортовал:

— Ленинский дуб живет!

Коммунистический партизанский отряд

Когда на Украину пришли фашисты, Саша положил на стол комсомольский билет и, встав перед портретом Ленина, произнес клятву:

— Клянусь перед собственной совестью, что буду бороться про­тив врага.

Он спрятал билет в карман, к сердцу, и, положив на стол не­сколько листов чистой бумаги, стал писать листовки. Он писал: «Юноши и девушки, не верьте ни одному слову фашистов. Они при­шли, чтобы поработить наш народ, уничтожить нашу культуру, превратить нас в бессловесных скотов. Идите в партизанские от­ряды, переходите линию фронта, вставайте в ряды Красной Армии. Уничтожайте фашистов — кровавых собак. Да здравствует наша Советская Родина! Смерть фашизму! »

Че. и'вск - I'ni' силы < )у\и

Листовки он подписывал: «Коммунистический партизанский отряд».

Ночью Саша расклеивал листовки на стены хат. Одну листовку приклеил к школьному забору, где разместился немецкий штаб.

А утром Сашу арестовали полицейские. Привели в штаб. Офицер с удивлением посмотрел на Сашу и спросил у сельского старосты:

— Сколько ему лет?

— Четырнадцать, — ответил староста, бывший владелец мель­ницы. — Сам видел, как он клеил листовки.

Офицер подошел к Саше и, похлопав по плечу, сказал:

— Конечно, никакого партизанского отряда нет, ведь так, маль­чик? Это ты сам по глупости написал листовки и расклеил их, ведь так, мальчик? Скажи правду, и я отпущу тебя на свободу.

Саша молчал.

— Говори, есть партизанский отряд или нет?

— Есть, — ответил Саша и стал смотреть фашисту в глаза.

— Что, что? — тихо спросил офицер, не веря своим ушам. — Значит, действительно отряд есть? Скажи, где же он? Кто им руко­водит? Скажи — и сразу же отпущу на свободу.

— Ничего я не скажу.

— Почему?

— Потому что я коммунист. Я ненавижу вас, фашистов.

Офицер побагровел от ярости. Он позвал палачей-гестапов-

цев, и они долго мучили Сашу: били его, загоняли иглы под ногти, жгли пальцы.

Саша молчал. Каждый раз, когда фашист спрашивал: где же, где руководитель отряда? — тихо отвечал:

— Я ничего не скажу вам. Я ненавижу вас.

Офицер приказал привести мать Саши, оставить ее с сыном на­едине.

Рыдая, целуя измученного сына, мать шептала:

— Саша, зачем же ты говоришь об отряде? Ведь нет же, нет ни отряда, ни командира.

— Мама, они и так убьют меня. А об отряде и командире я гово­рю потому... что это мое оружие... Чем же я буду сражаться, если у меня не будет и этого оружия? Они боятся коммунистов, боятся партизан. Так пусть же они боятся меня, а не я их.

Мать обняла сына, поцеловала его и, рыдая, попрощалась с ним.

Фашисты согнали жителей села, привели окровавленного, полу- \ живого Сашу и, повесив ему на грудь дощечку с надписью «парти- ¹ зан», расстреляли.

В ту же ночь на фашистский штаб напали партизаны. Они уби­ли офицера и семерых солдат. На дверях штаба осталась прикле­енная листовка. На ней крупными буквами было написано: «Ком­мунистический партизанский отряд есть! Смерть фашизму! »

Н -1 ( VUMI. J»! » ЧШ. У[1ЛГО1М ПО «. »< »■ ■

Я жил ненавистью к врагу

В июне 1941 года деду Юхиму исполнилось девяносто девять лет. Его поздравили с днем рождения сын Остап и внуки.

После именин дед Юхим почувствовал себя плохо и сказал сыну и внукам:

— Отжил я свое. Пора готовиться к вечному покою.

И слег в постель. Ничего не ел, а когда ему говорили: «Что это вы, дедушка, лодырничаете, вставайте, вам еще жить да жить... » — он грустно улыбался и тихо шептал:

— Род мой живет, семь внуков — как дубки широкоплечие... Все счастливы... в самый раз спокойно умереть.

Но тут началась война. Загрохотали пушки. В село пришли немцы.

Ночью к деду Юхиму пришел сын его Остап. Пришел попро­щаться.

— Прощайте, — говорит, — батьку, может быть, не увидимся больше...

— Нет, не будем прощаться! — сказал дед Юхим и поднялся с постели. — Теперь я не могу умереть. Я буду бороться с врагом.

— Как же вы будете бороться, батьку? — спросил сын. — Ведь сто лет вам скоро...

— Я буду ненавидеть врага, — сказал дед, поцеловав сына. — А ты бери винтовку и говори с фашистами пулей.

Дед Юхим оделся, вышел на двор, сел на лавочке у забора.

Так и сидел он на лавочке три года, пока немцев не прогнали с нашей земли. Мимо столетнего старика проходили люди — солдаты, женщины и дети, старики и подростки, инвалиды. И у всех, кто хоть раз посмотрел в глаза деду Юхиму и встретился с ним взглядом, сердце начинало биться учащенно и пальцы сжимались в кулаки. Потому что все видели в глазах у старика горячую, не­угасимую ненависть к врагу. А если встречался со взглядом деда Юхима тот, кто потерял веру в нашу победу, то даже и в его угасших глазах вспыхивали огоньки веры в неисчерпаемые силы Родины, в ее непобедимость.

По всей округе разнеслась весть: в селе Ивановке на Днепре живет столетний старик — живая ненависть к фашистам. У него, говорила народная молва, и сердце бьется лишь потому, что он любит Родину и ненавидит врага.

Но вот с востока загремели пушки, заполыхали зарницы, пришла родная Красная Армия, прогнала врага.

Вернулся в родное село Остап, сын Юхима, с автоматом через плечо и с Красной Звездой на груди.

Дед Юхим опять лежал в постели. Остап поцеловал отца и спросил:

— Ну, как вы жили, батьку?

— Воевал. Мое оружие — ненависть к врагу, — ответил дед.

Человек — это сила духа

— Но теперь мы возвратились, теперь жить вам да жить, — го­ворил Остап, и из его глаз капали слезы.

— Нет, сын мой, теперь родная земля в безопасности. Теперь можно и умирать.

Девочка, которая не аплодировала

Это было через три года после войны.

Приехал к нам в школу старый немецкий коммунист. В годы фашизма он был заключен в тюрьму. Когда Советская Армия раз­громила фашистов, коммунист стал управлять заводом, который принадлежал теперь немецким рабочим.

И вот он приехал к нам в Советский Союз. Его дружелюбно принимали на фабриках и заводах. Попросил немецкий коммунист: «Разрешите побывать в школе, хочу с детьми встретиться».

Мы приготовились к встрече: построились на школьном дворе, принесли цветы. Все мы знали, что приедет наш друг — коммунист. Но всем нам было как-то не по себе: ведь он немец, а немцы при­несли на нашу землю горе, смерть, страдания. Вот стоит малень­кая второклассница Майя. У нее нет обеих рук. Когда Майе было три года, через наше село проходил фронт. Мама бежала с Майей на руках. Фашист бросил гранату, маму убило, а Майе оторвало обе руки...

Теперь Майя стоит в первом ряду...

Когда к нашему строю приблизился старый немецкий комму­нист, все стали аплодировать. Он шел — седой, стройный человек, смотрел нам в глаза и улыбался. Его улыбка казалась нам грустной. Подойдя к Майе, он остановился. Она не аплодировала, и, может быть, это бросилось ему в глаза.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: