О. Нейрат. Т. Парсонс, Н. Сторер. Направленность норм. Область действия норм

Пользуясь термином " научная профессия" для обозначения в широком смысле тех специалистов, чья основная деятельность связана с хранением, передачей и умножением формальных знаний (то есть фиксированных и кодифицированных знаний), мы в настоящей статье сосредоточимся прежде всего на характере научной профессии и процессах, которые привели к ее утверждению в качестве самостоятельного компонента современного общества. Затем мы рассмотрим внутреннюю динамику профессии и ее дифференциацию на дисциплины. Наконец, мы выдвинем несколько общих положений относительно взаимосвязей между структурой различных областей знания и социальными свойствами связанных с ними дисциплин, а также обсудим, какие выводы вытекают из нашего анализа для тех, кто занят вопросами научной информации.

Любая профессия определяется четырьмя главными особенностями. В этом разделе мы рассмотрим их, а также то, как они становились присущими научной деятельности. Во-первых, это профессиональная ответственность за хранение, передачу и использование специализированной суммы знаний и часто за расширение этих знаний как в эмпирическом, так и в теоретическом направлениях. Именно обладание такими знаниями отличает профессионалов от " непосвященных", и это обладание, будучи продемонстрировано, получает название " экспертизы". Эта центральная характеристика тесно связана с другой – с высокой автономностью профессии в области привлечения новых членов, их подготовки и контроля их профессионального поведения. Поскольку главный объект ее внимания – это совокупность знаний, достоверность и полезность которых не зависит от качеств отдельных индивидов, то о профессионалах судят не по таким вещам, как манеры, место рождения или политические убеждения, а по их владению соответствующими знаниями и степени участия в их умножении. Поскольку по этим критериям профессионала могут оценивать только коллеги, профессия должна либо отвоевать для себя значительную автономию, либо в конце концов совершенно распасться.

Третья особенность профессии, выступающая в широком смысле как необходимая для ее самосохранения, – это установление между ней и ее общественным окружением таких отношений, которые обеспечивали бы ей поддержку, а равно и охрану от непрофессионального вмешательства в ее глааные интересы. На ранних этапах развития профессии обычно нуждаются а аащитном окружении, таком, например, как протекция церкви, могущественного патрона или же финансовая независимость самих профессионалов. Возможно, первая услуга, которую молодая профессия оказывает своим покровителям, – это престиж " показного" потребления (при котором главная цель – произвести впечатление на окружающих), хотя позднее она должна демонстрировать и свою способность приносить более практическую пользу людям, далеким от нее. В обмен на эти услуги профессионалы получают материальную поддержку и соответствующую толику престижа. Такого рода взаимоотношения очевидны, когда мы имеем дело с медицинской и юридической профессиями, но требуют более глубоких аналитических исследований, если мы коснемся профессии ученого.

С этой характеристикой тесно связана потребность в такого рода вознаграждении, которое служило бы достаточным стимулом для профессионалов, будучи в то же время подконтрольно не столько посторонним, сколько самой профессии. В той мере, в какой профессионал " зарабатывает" вознаграждение, которое определяется мнением и желаниями непрофессионалов, он подвержен соблазну изменить принципам своей профессии (как это бывает с врачами, совершающими незаконные операции, или с юристами, прибегающими к услугам лжесвидетелей). Идея " конфликта интересов" едва ли вообще применима к, так сказать, " необслуживающим" профессиям. Если " обслуживающие" профессии в большей степени зависят от таких средств социального контроля, как выдача лицензий и исключение из корпорации, то в " необслуживающих" профессиях мотивация деятельности не носит столь явно выраженного экономического характера.

Описав кратко важнейшие характеристики любой профессии, включая научную, мы можем перейти к рассмотрению исторического развития последней, с тем чтобы лучше понять динамику ее современного функционирования. Первым шагом в процессе этого развития было, естественно, образование специализированной совокупности знаний. Однако это означает не просто собирание специальных " профессиональных приемов" и навыков, а создание формализованного объема знаний, то есть знаний, пригодных для кодификации и хранения в письменном виде. Так, различие между формальным знанием и практическим умением уходит корнями в античность, когда религиозное и правовое знание явственным образом отличались от, скажем, знания землемерного дела или металлообработки. Это различие было связано и с социально-классовыми установками: считалось, что знание, применение которого предполагает физический труд, явно не нужно элите и является уделом только рабов или ремесленников. Медицина была в смысле такого разделения наиболее трудной областью, но в средние века и ранее различие между доктором медицины, главной задачей которого было давать советы, и хирургом, совершающим ампутации и отворявшим кровь, было вполне заметным. Даже на лекциях по медицине соблюдалось четкое различие между профессорами и совершавшими анатомирование ассистентами, и это различие дожило по крайней мере до XVII века, когда Роберт Гук, классовое происхождение которого было довольно " низкое", был взят на работу в Королевское общество демонстратором опытов.

Внутри сферы формализованного знания, возможно, самым важным шагом на пути к образованию научной профессии была происшедшая во времена Ренессанса дифференциация светского и религиозного знания. До этого времени почти все накопленные формальные знания жестко контролировались церковью, и типичный средневековый университет занимался главным образом подготовкой священнослужителей. Но с ростом населения, развитием после XV века денежной экономики и в результате процесса отделения церкви от государства, обеспечившего большую автономию светских сфер, значительно возросли возможности для разграничения знаний о естественном мире и размышлений о высших материях. Более многочисленное население могло содержать соответственно более многочисленные высшие слои, создавая возможность для большей специализации. Растущая тенденция использовать деньги в экономических операциях была связана, невидимому, с более универсальной ориентацией в мире вообще, состоящей в способности относиться к миру " объективно", не ограничивая себя тенетами партикулярных связей. Наконец, ослабление власти церкви в политических делах означало, что политические элиты становились ориентированными более светскими. Борьба за разделение двух типов познания была затяжной и временами ожесточенной. Одной из первых жертв этого процесса был Паскаль, хотя его пример вовсе не был, разумеется, типичным образцом протекания этой дифференциации.

Обособление при Генрихе VIII англиканской церкви означало, что контроль духовенства над английскими университетами смог постепенно преобразоваться в политическую поддержку, что помогало им продолжать движение по пути секуляризации. А поскольку группы ученых, которые мы в настоящий момент рассматриваем, на самом-то деле включали многих из тех, кто находился за формальными академическими рамками – " свободных интеллектуалов" вроде Бойля и Гоббса, – мы можем сказать, что процесс дифференциации религиозного и светского знания к концу XVII века зашел довольно далеко по крайней мере в тех областях, которые были менее непосредственно связаны с человеческой деятельностью, что знаменовалось созданием различных национальных научных обществ.

Университеты же, все еще имеющие дело в основном с гуманитарными науками, прошли постепенный процесс эмансипации такого рода в следующем веке и позже. Даже сейчас нельзя сказать, что этот процесс завершился или что он когда-нибудь завершится.

Решающий крупный шаг в развитии научной профессии был сделан в XIX веке, когда практические ремесла стали достаточно сложными и заключающиеся в них специальные типы профессионального мастерства получили возможность быть кодифицированными и включенными в сферу формального образования. Система ученичества в таких областях, как медицина, право, инженерное дело, в XIX веке все еще существовала, но все большую важность стало приобретать систематическое образование в этих сферах. Учреждение Наполеоном в конце XVIII века Политехнической школы, распространение стараниями Либиха в немецких университетах в первой половине XIX века лабораторной научной подготовки и возникновение химической промышленности после открытия в 70-х годах анилиновых красителей знаменовали начало признания областей знаний, обладающих реальными возможностями своего практического применения в качестве научной профессии. Вторая половина XIX века также была временем все усиливающегося соединения профессиональных учебных заведений с университетами, особенно в США, и соответствующего признания специалистов-практиков как обладающих научной профессией. К началу XX века сложилась в основных чертах структура " мультиверситета" и с этого времени история научной профессии была в основном посвящена наполнению и расширению этой структуры. Что более важно, однако, так это то, что в результате данного процесса установилась определенная автономия научной профессии от конкретного социального окружения, внутри которого она существует.

Именно к этой проблеме, ко второй существенной характеристике всякой профессии, мы и перейдем сейчас. Основа профессиональной автономии лежит, конечно, в дифференциации светского и духовного знания, поскольку почти по определению она освобождала интеллектуалов из-под религиозного контроля; одновременно с этим происходило и отделение " чистых" дисциплин от практических профессий. Но автономия означает больше чем свободу от внешнего вмешательства – она требует внутренней организации, чтобы свобода не превращалась в хаос. Другими словами, научная профессия нуждалась теперь в институционализации, которая и произошла в XIX веке благодаря развитию университетов, которые по своим размерам, численности и сложности превзошли все до сих пор виденное со времени расцвета находившихся под контролем церкви университетов эпохи Возрождения.

Развитие в первой половине XIX века немецких университетов может считаться первым важным шагом на пути возникновения надлежащего организационного основания научной профессии, причем функции обучения и исследования, особенно в аспирантской подготовке, оказались совмещенными двояким образом. Именно эту модель аспирантуры перенес в США Джонс Гопкинс, соединивший ее с моделью английского студенческого колледжа, а уж затем она была на базе основанных после Гражданской войны в США " колледжей на дарованных землях" расширена и модифицирована в самых различных направлениях в соответствии с возникавшими в разных ситуациях благоприятными и неблагоприятными условиями.

В Европе университеты продолжали оставаться тесно связанными с национальными элитами. Высшее образованием, то есть использование услуг научной профессии, обычно было прерогативой " высших" классов, и не в смысле приобретения практических знаний, а скорее в плане усиленного освоения ценностей и ориентаций, присущих тем, кто в будущем в значительной своей части должны были отвечать за судьбы своих стран. В США акцент был почти что противоположным – на обучении полезным предметам каждого способного их усвоить, с тем чтобы он мог затем служить своему обществу скорее в " штабной", нежели в " командной" роли. И в том и в другом случае, однако, польза научной профессии была достаточно существенной, чтобы позволить ей защищать свою автономию от вмешательства посторонних. Сомнительно, чтобы действующим лицом в знаменитом " обезьяньем процессе" над Скопсом мог бы оказаться профессор университета, поскольку независимость преподавательского состава университетов к 20-м годам XX столетия была уже твердо установлена. Даже в условиях массированных внешних давлений в период маккартизма автономию ученых удавалось решительно и в значительной мере успешно отстаивать. Конечно, могут случаться и действительно случаются внутренние распри, но государство, как таковое, непосредственно в таких спорах не участвует.

Практика введения пожизненных научных званий, установившаяся в Соединенных Штатах Америки только в последние 50 лет, была одним из важнейших последних факторов, способствовавших институционализации автономии научной профессии. Основание в 1915 году Американской ассоциации университетских преподавателей может считаться началом этого этапа развития. Другим фактором, конечно, была замечательная способность колледжей и университетов получать поддержку от своих бывших воспитанников, помощь, как правило, ничем не обусловленную. В силу продолжающегося увеличения важности специализированных знаний в современном обществе ученые, по-видимому, получили еще большую возможность требовать от общества поддержки. Ярким свидетельством этого может служить федеральный бюджет научных исследований, из которого в настоящее время более миллиарда долларов в год ассигнуется только на фундаментальные исследования. Таким образом, завоевание автономии оказалось теснейшим образом связано с оформлением определенной структуры " обменов" между научной профессией и обществом в целом. Следовательно, третья характеристика профессии – наличие адекватных взаимообменов с обществом, позволяющих как минимум членам научной профессии обеспечивать свою жизнь за счет только своих профессиональных занятий, – сложилась главным образом в последние сто лет и в настоящее время, по-видимому, прочно утвердилась.

Четвертая характеристика научной профессии, как мы уже отмечали, представляет собой более сложную проблему. " Обслуживающие" профессии, особенно юристы и медики, работают в основном на гонорарном принципе (даже и тогда, когда гонорары определяются по скользящей шкале), что прямо включает их в экономическую систему. Другими словами, экспертное обслуживание непрофессионалов обменивается на деньги, поступающие непосредственно независимому специалисту или группе, в которой он состоит на службе. Если эти профессионалы не хотят потерять доверие клиентов, они, очевидно, должны делать упор на услужении и на приверженности интересам тех, кого они обслуживают, поскольку сама возможность эксплуатации умений эксперта вытекает из существования между специалистом и непрофессионалом " информационного дифференциала". Важный момент состоит здесь в том, что " обслуживающие" профессионалы получают свой гонорар прямо или косвенно от клиентов, которые сами профессионалами не являются, и потому в этом отношении они не контролируются другими членами профессии. Профессия в целом не имеет коллективной власти, способной регулировать распределение денежных вознаграждений. Она может в известной мере контролировать профессиональную репутацию в глазах широкой общественности, хотя публичная критика одним профессионалом другого встречается чрезвычайно редко и обычно подвергается осуждению. Так как такие профессионалы заняты больше применением знаний, нежели их приумножением, оценка их со стороны коллег основывается чаще на их мастерстве, а не на " вкладе в науку", хотя для данного индивида это может иметь разное значение.

Напротив, в " необслуживающих" профессиях, особенно тех, что связаны с преподаванием и исследовательской работой, профессиональное мастерство не является объектом " продажи". Даже преподавание в этом смысле представляет собой качественно другое явление - это не удовлетворение " потребности", подобное тому, которое имеет место при врачебной помощи или юридической консультации, ибо речь не идет о реакции на немедленный индивидуальный кризис. За эффективность образования в той же степени ответствен как обучаемый, так и обучающий. Если врач чувствует себя ответственным в случае, когда предлагаемые им способы лечения не помогают, от профессора обычно не требуется, чтобы он стремился продолжить обучение студента после того, как тот провалился на экзамене. Поэтому непрофессионалам труднее оценить работу ученого-преподавателя, так что связь между качеством труда последнего и его денежным доходом здесь более тонкая. А поскольку ученые имеют в среднем меньшие доходы, чем представители " обслуживающих" профессий, мотивация их деятельности, как представляется, должна быть иной, нежели просто услужение другим или обеспечение своей жизни за счет гонораров за услуги.

Вместо этого, как утверждает Роберт Мертон, самой важной мотивацией научной деятельности является желание получить профессиональнее признание, каковое, по определению, может поступать только от тех, кто компетентен оценить вклад ученого в общую сумму знаний. Для приобретения достаточно солидной доли признания со стороны своих коллег ученому, особенно в точных науках, но не только в них, необходим приоритет, и история науки, начиная с XVII века, отмечена беспощадными схватками из-за приоритета, что, видимо, подтверждает первостепенную значимость признания этого вида вклада ученого.

Желание получить компетентный положительный отклик коллег на свою работу, коренящееся ли в стремлении укрепить самооценку себя как преуспевающего ученого или проистекающее из потребности получать удовлетворение от подтверждения своих творческих достижений, может, таким образом, считаться нормативно оправданной мотивацией научной работы. Поскольку, по определению, профессиональное признание выражается только со стороны коллег, этот вид вознаграждения служит укреплению автономии научной профессии и в то же время облегчает достижение определенного уровня внутреннего контроля, почти отсутствующего в " обслуживающих" профессиях. Это положение относительно основных особенностей социальной динамики научной профессии будет иметь, как мы покажем в дальнейшем, фундаментальные следствия для нашего анализа различных структур знания, характеризующих разнообразные " чистые" научные дисциплины, то есть те дисциплины, главной задачей которых является сохранение и расширение совокупности знаний, а не приложение этих знаний к решению практических проблем. Пока же, однако, достаточно сказать, что в условиях, когда желанным вознаграждением за научную деятельность выступает компетентный отклик коллег, должны существовать общепризнанные стандарты оценки обоснованности и значимости знания, равно как и социальная структура, обеспечивающая как признание этих стандартов, так и свободный обмен результатами научных работ и откликами на них.

Именно на основе необходимых предпосылок для такой социальной структуры развились " ценности науки", присущие фактически всем интеллектуальным дисциплинам и впервые систематически сформулированные Р. Мертоном. С теми или иными вариациями они присутствуют в любой области, в которой доминирует культурный (то есть относящийся преимущественно к знанию) компонент. Поэтому может оказаться полезным в данном месте коснуться их организации. Их действительное воплощение в жизни, как мы увидим, зависит от характера конкретной области науки, но в принципе их нельзя не соблюсти, не нанеся серьезного ущерба всей социальной организации научной деятельности.

Логически предшествующим всем остальным ценностям является допущение возможности логичной, точной коммуникации скорее денотативного, чем коннотативного плана. Это допущение наиболее ясно выражено в требовании рациональности. Хотя часто ее понимают как предпочтение прагматического и эффективного подхода к какой-либо проблеме, нам думается, что эта ценность относится главным образом к необходимости, чтобы в основе любого эмпирического утверждения лежала общепринятая структура мышления, допускающая коммуникацию. Тем самым она связана со стандартами в оценке эффективности научных результатов. Эта ценность, разумеется, присутствует не только в теоретических дисциплинах, но в них она, возможно, достигла наиболее полной реализации. Мертоновское определение точной науки, могущее быть распространенным на все теоретические дисциплины, как деятельности, направленной на " расширение достоверного знания", еще больше подчеркивает то, что рациональность выступает как фундаментальная ценность.

Вместе с дифференциацией светского и духовного знания сильнее, чем когда-либо, обозначилась ценность универсализма, то есть такой ориентации, которая предполагает отношение к отдельным объектам или событиям как к представителям классов или категорий объектов или событий и тем самым позволяет проводить между ними прямые сравнения. Именно здесь берет свое начало принцип " пусть факты говорят сами за себя", который являлся данью эпистемологической наивности в различных областях, пока в начале нашего века Эйнштейн, Гейзенберт и другие не обнаружили и не раскрыли глубокую взаимозависимость наблюдателя и наблюдаемого. Тем не менее, прежде чем могло начаться систематическое формирование совокупностей знания, обладающего объективно демонстрируемой достоверностью, необходимо было разрушить партикуляристские отношения между наблюдателем и наблюдаемым. В то же время эта ценность облегчила понимание разницы между непосредственной полезностью знания и ценностью знания как самоцели, благодаря отделению знания от конкретной ситуации, в которой находится ученый, и возникновению возможности для ученого подходить к знанию абстрактно, не считаясь с дебетом и временем, ценность знания ради знания приобрела право гражданства и освободила ученого от необходимости на каждом шагу показывать практическую ценность своей работы. Наконец, обусловленная этой ориентацией объективность позволила ученым выработать общие стандарты для оценки работ друг друга и решительно уничтожила какие бы то ни было внутренние связи между особенностями ученого как личности и ценностью и достоверностью его работы.

Кроме этих двух фундаментальных ценностей, возникли и другие более частные нормы, регулирующие отношение ученого к своей работе и к работам своих коллег и впервые сформулированные в трактатах Галилея и в первой истории Лондонского королевского общества, написанной Томасом Спратом. Они могут быть схематически представлены в следующей таблице:

Три из этих норм могут потребовать объяснения, хотя представляется, что объективность, генерализация и эмоциональная нейтральность (в том, что касается способов интерпретации знания, а не в отношении ценности самого знания) вполне понятны и так. Организованный скептицизм означает обязательство каждого ученого критически оценивать работу своих коллег и делать свою критику достоянием гласности. Говорится, что " ученый – это человек, проявляющий склочный интерес к работе соседа". Отсюда вытекает также полная личная ответственность, лежащая на каждом ученом: он не может оправдать ошибку в своей работе, сославшись на то, что позаимствовал ее у другого, поскольку с самого начала он должен был быть надлежащим образом скептически настроен по отношению к чужой работе.

Норма общедоступности подчеркивает общность информации. Научные открытия считаются общественным достоянием, и единственным пережитком " частной собственности" является имя автора в заголовке книги или статьи, где представлены результаты его исследований. Из этого следует также, что ученый не только должен делиться своими материалами, если его об этом просят, но и обязан активно предлагать их вниманию других. Поскольку информация, не находящаяся в " общественной сфере", может быть лишь с трудом использована как основа для дальнейшей работы, а также ввиду того, что кто-то третий может захотеть познакомиться и с самой работой, и с ее источниками, данная норма неизбежно вызывает к жизни публикацию.

Последняя норма – бескорыстие – первоначально понималась Мертоном как подчеркивание скромности со стороны ученого, требование отказа от личной заинтересованности в профессиональном признании. Однако, по-видимому, она действует более широко и запрещает все иные " вознаграждения", помимо компетентного отзыва. Последующее признание, опирающееся на благоприятный компетентный отзыв, не должно быть главной целью ученого. Именно неявное нарушение этой нормы учеными-прикладниками, например, в значительной мере объясняет ту критику, которой они подвергаются (обычно в деликатных формах) со стороны " чистых" ученых. В результате эта норма укрепляет чувствительность ученых к одобрению, исходящему от себе подобных, и тем самым эффективность внутреннего контроля и профессиональную автономию.

Завершив этим наш обзор некоторых главных динамических характеристик научной профессии, мы можем перейти к рассмотрению внутренней дифференциации научной профессии по типам знаний, с которыми имеют дело ее члены, а также социальных и организационных последствий этих различий.

Парсонс Т.,  Сторер Н.  Научная дисциплина и дифференциация науки

http: //www. courier-edu. ru/pril/posobie/parst. htm

Вопросы для самоконтроля:

1. Что следует понимать под термином «научная профессия»?

2. Какие особенности отличают научные профессии?

3. Каким критериям должен отвечать профессионал в научной области?

4. Отличаются ли в плане мотивации, так называемые, «обслуживающие» (юрист, медик и т. п. ) и «не обслуживающие» профессии?

5. Как связано различие формального знания и практического умения с социально-классовыми установками?

6. Имела ли значение в аспекте становления научной профессии дифференциация светского и религиозного знания?

7. Что было сделано в XIX столетии в плане организации систематического образования в области естественных наук, инженерного дела, медицины?

8. Какой фактор может быть назван основанием профессиональной автономии?

9. Какую роль в интитуциализации научной профессии сыграли университеты?

10. Способствовало ли завоевание автономности научной профессией установлению взаимообмена науки с обществом?

11. Какие механизмы поддержки репутации существуют в так называемых «обслуживающих профессиях»?

12. Как известно, важнейшим мотивом научной деятельности является желание получить профессиональное признание. Чем оно достигается?

13. Охарактеризуйте базовые, с точки зрения авторов, ценности науки.

14. Что собой представляет партикулярное отношение между наблюдателем и наблюдаемым? Почему этот тип отношения надо разрушить, чтобы начать систематический процесс формирования знания?

15. В чем своеобразие норм общедоступности и бескорыстия?