 |
М. Вартофский. <…> Метафизика в качестве наиболее общего и абстрактного теоретического исследования дает нам ясное представление о структуре теорий
|
|
|
|
М. Вартофский
Я попытаюсь обосновать утверждение, что ни один из них (К. Поппер, Дж. Агасси, Т. Кун – А. Ш. ) в своих рассуждениях о метафизике не идет достаточно далеко. Я буду далее не просто утверждать, что метафизика исторически была и продолжает быть эвристическим средством для научного исследования и построения теорий, а постараюсь показать, что она необходима и для тех ученых, которые ее признают, и для тех, которые ее отвергают. Затем я покажу, почему метафизика является эвристикой и каким образом она функционирует. Коротко говоря, я буду утверждать, что метафизика представляет собой наиболее общий метод критического и систематического формирования альтернативных концептуальных структур, только в рамках которых возможно теоретическое познание, и буду защищать тезис, что эвристическая сила метафизики заключается в ее тесной связи с нашими исходными способами понимания и объяснения: посредством речевого рассказа, изображающего природу средствами языка. Я буду защищать тезис, что эти исходные способы понимания метафизика изображает в совершенно ясной (и, следовательно, допускающей критику) форме в виде трех фундаментальных свойств: референции, структуры и абстракции, а эти свойства в свою очередь являются условиями создания научной теории.
Таким образом, выдвигаемый мною тезис должен объяснить научное образование понятий, а не являться ни простым описанием фактов, ни тезисом, относящимся только к истории идей. Он связан с вопросом, имеет ли метафизика познавательное значение (и является ли она в некотором смысле истинной или ложной), и с различием между хорошей и плохой метафизикой.
< …> Метафизика в качестве наиболее общего и абстрактного теоретического исследования дает нам ясное представление о структуре теорий. Основными признаками, которые обнаруживаются в любой достойной изучения метафизической системе, являются: 1) систематическая структура, 2) референция, 3) абстракция. В связи с этим метафизика описывает наиболее общую схему концептуальных моделей. Поскольку я хочу обосновать утверждение, что к пониманию мы приходим только на основе данных концептуальных моделей, постольку метафизика — задавая наиболее общее и абстрактное истолкование условий, при которых что-либо может быть понято, — становится эвристикой для научного понимания. Такое общее утверждение может внушить мысль, что почти все, используемое для понимания, представляет собой метафизику. < …> я должен отметить, что считать метафизику несущественной — значит считать несущественной рациональность, ибо метафизика представляет собой практическое воплощение рациональности в ее наиболее теоретичной форме и поэтому метафизика обусловливает теоретическое понимание < …>.
|
|
|
Таким образом, попытка избежать, освободиться или уклониться от изучения метафизики ошибочна, потому что она делает нас жертвой некритически заимствованных идей и освобождает дорогу осознанным или неосознанным догмам.
Вартофский М. Эвристическая роль метафизики в науке
// Структура и развитие науки. Из Бостонских исследований по философии науки. Сост., вступ. Статья и общ. Ред. Б. С. Грязнова и В. Н. Садовского. М.: Прогресс, 1978. – С. 43-44; 84-85; 86.
Вопросы для самоконтроля
1. В чем заключается эвристическая сила метафизики?
2. Какие фундаментальные свойства являются условиями создания научной теории?
3. Укажите необходимые условия понимания.
4. Почему метафизика становится эвристикой для научного понимания?
5. К каким негативным последствиям может привести отказ от изучения метафизики?
|
|
|
М. Вартофский
Итак, я говорю о метафизике как об эвристике, которая помогает ученому понять, что он делает, а не просто описывает, как он приходит к тому, что он делает. Метафизика является эвристикой, которая руководит построением теорий в той степени, в какой понимание в науке является продуктом теоретического объяснения и опирается на использование теоретических моделей. В связи с этим цель науки не получение успешных предсказаний, а достижение того рационального понимания, которое делает возможной рациональную практику научных предсказаний (в противоположность случайному или «счастливому» угадыванию).
И все-таки почему же метафизика должна быть эвристикой? Чем это обусловлено? Я предполагаю, что причина этого кроется в том, что метафизика своими корнями уходит в наиболее глубокий и наиболее сокровенный опыт первичного человеческого понимания и связана с наиболее общими средствами достижения понимания и обучения пониманию, а именно с речевым рассказом, с человеческой языковой коммуникацией < …>.
< …> Рассматриваемый метафизический тезис является не чем иным, как систематической и общей формулировкой нашего глубочайшего убеждения в том, что существует реальность, которая может быть познана, и что эта реальность не зависит от места, времени или личности. То есть что она является одной и той же — «одной» для каждого человека в любое время и в любом месте. Логика этого убеждения глубока и в то же время крайне проста; только отталкиваясь от этого исходного пункта (единства реальности и истины), имеет смысл говорить об относительности, неполноте, критикуемости наших концепций, наших теорий и наших моделей. Внимайте не мне, а логосу, говорит Гераклит, давая исторически первую формулировку подлинной метафизики. Ньютон сделал это убеждение одним из «правил философии» в своих «Началах», однако сформулировал его в космологических терминах — в терминах единообразия природы. П. Дюгем считал это убеждение актом веры, выходящим за пределы науки < …>.
Настоящий же ученый, видимо, начинает с рассмотрения предположений здравого смысла, с обнаружения их неопределенности и неадекватности по отношению к четко очерченной области истин, уже открытых наукой. Но даже такой ученый в конце концов придет к некоторому убеждению — пусть временному и вызывающему его сомнения, — а именно к убеждению, что познание носит кумулятивный характер и что наука является проникновением в истину, а не угадыванием вслепую. Сдержанность и скепсис (или страх перед научным скандалом) могут снизить роль и степень убежденности ученого в его метафизических предположениях, ибо Абсолют, проклятый Джемсом, все еще остается страшным пугалом. Тем не менее утверждение о приблизительной истинности научных предложений порождает утверждение о существовании истины, к которой пытаются приблизиться. Именно на это метафизическое убеждение в существовании объективности или объективной истины и опирается эвристическая функция метафизики в науке.
|
|
|
< …> Итак, мои аргументы заключаются в следующем: 1. Метафизика выражает в систематической и явной форме наиболее глубокие и характерные особенности здравого смысла. Здравый же смысл представляет собой то множество общедоступных и в значительной мере неявных концептуальных конструкций (принципов действия, максим, правил, убеждений), которые выдержали огромное множество строгих и длительных испытаний в общественной практике людей, в развитии их культуры и в межкультурных взаимодействиях, благодаря чему о них можно говорить как о человеческих универсалиях. Таким образом, я рассматриваю здравый смысл как естественный и социальный продукт эволюции, начавшейся по крайней мере с возникновения речи и в ходе которой осуществлялся определенный отбор в результате проверки общественной практикой и опытом, путем сурового испытания в процессе социальных изменений. Сказанное, конечно, не означает, что здравый смысл при переходе от одной культуры к другой остается тем же самым; наоборот, следует предположить, что он изменяется вместе с изменением опыта. Я не утверждаю также, что здравый смысл представляет собой некую эксплицитно сформулированную систему — вполне допустимо, что понятия здравого смысла противоречивы, неполны и несовместимы одно с другим, поскольку они не подвергались рациональной критике, которая необходима при систематическом построении знания. Вместе с тем в тех областях, в которых понятия здравого смысла сохраняются и используются, сохраняется и соответствующая форма опыта, которая образуется с помощью этих понятий, и эта форма может считаться «постоянной», или «универсальной». Критика же любого опыта носит общий характер и является источником философского мышления независимо от того, будет ли она этической критикой убеждений и действий или космологической критикой мифов. Отличительным признаком критики является то, что она всегда направлена против «устойчивых» или «универсальных», догм, которые некритичный здравый смысл превращает в конце концов в системы достаточно четких мнений и действий. Однако элементы этих систем — соответствующие законы, ритуалы, принципы, мифы, правила поведения, запреты и т. д. — выходят за рамки молчаливо принимаемого содержания здравого смысла, придавая ему критикуемую, но еще не критичную форму. В процессе осуществления всего этого огромного множества корректировок здравого смысла и возникает метафизика. Поскольку же метафизика по своей форме должна быть систематической и ясно выраженной, она вскрывает непоследовательности и противоречия в здравом смысле и выступает с критикой здравого смысла. Это, как представляется, должно было бы сделать здравый смысл первой жертвой критики, и то обстоятельство, что он — несмотря на это — сохраняется на протяжении многих веков, говорит, по-видимому, о его полной невосприимчивости к критике. А может быть, здесь начинают действовать силы, вызывающие изменения в самом здравом смысле, так как с появлением критики изменяются формы общего человеческого опыта - теперь обычный человеческий опыт и социальная практика включают в себя не только правила действия в определенных ситуациях, не только унаследованные структурные особенности организма, но также и критическое рассуждение. Наш здравый смысл обусловлен не просто некоторыми простыми формами элементарной практической деятельности человека, а представляет собой продукт общих наследственных элементов человека и общего человеческого обучения, которое испытало на себе — может быть, в неявных и искаженных формах — влияние философских, научных, религиозных, политических и эстетических теорий, страстей, стилей и догм, то есть всего того, что в такой же степени является составной частью структуры здравого смысла, в какой входят в эту структуру представления о твердых телах, сквозь которые человек не может пройти, или о существовании мышления других людей, с которыми мы общаемся. Именно «устойчивые элементы» и «универсалии» этой структуры и есть то, что метафизика пытается сначала сформулировать систематическим образом, а затем подвергнуть критике. Однако эта двойная функция неизбежно порождает противоречие в самой сердцевине метафизического исследования, что часто характеризуется как двойственность философии, а именно наличие в ней спекулятивного рассуждения и критики. Метафизика представляет собой критику того, что считается устойчивым и универсальным, и в то же время она призвана формулировать общие утверждения. Характерный для метафизики интерес к тому, что может быть универсализировано, обобщено, подведено под некоторый принцип, так широко распространен в истории философии, что осознание его источника и методов его реализации, как правило, отсутствует. В абстрактных, выхолощенных и наивно студенческих вариантах метафизики (то есть в плохой метафизике или в мифической метафизике, описываемой в учебниках или карикатурно изображенной в работах ранних позитивистов) она выглядит просто как безудержная поэтическая спекуляция относительно мрачного, пышного, эфемерного или субстанциального абсолюта. Печально то, что такого рода варианты метафизики препятствуют как настоящей критике ее, так и ее правильному пониманию. В более серьезных изложениях метафизики, учитывающих соответствующие исторические, социальные и технологические условия, роль метафизики в выявлении и критике наиболее характерных особенностей здравого смысла становится яснее. В этом случае также выясняется, что философская критика, проводимая метафизикой, является составной частью проверки понятий здравого смысла и способствует тому процессу отбора, благодаря которому развивается наш здравый смысл.
|
|
|
|
|
|
Нам нужно теперь сделать некоторые уточнения для того, чтобы сформулировать в четкой форме естественное следствие рассматриваемого тезиса. Наука, будучи продолжением критической и конструктивной функций метафизики, сама осуществляет проверку мнений и принципов здравого смысла. Однако это возможно лишь тогда, когда такая проверка является эксплицитной и рационально связанной со здравым смыслом, то есть когда наука не столь эзотерична, а здравый смысл не столь туп и закостенел, что проверка одного посредством другого становится невыполнимой. Задача современной философии науки в значительной степени заключается в том, чтобы таким образом сопоставить наш нынешний здравый смысл с содержанием наших научных теорий, чтобы стала возможна его научная проверка. При этом происходит и критика научных понятий как простое следствие такого сопоставления. Поэтому Ф. Франк был абсолютно прав в данной им характеристике философии науки как моста, соединяющего естественные науки с гуманитарным знанием… < …>
Вартофский М. Эвристическая роль метафизики в науке
// Структура и развитие науки. Из Бостонских исследований по философии науки. Сост., вступ. Статья и общ. Ред. Б. С. Грязнова и В. Н. Садовского. М.: Прогресс, 1978. – С. 89-90, 99, 100-101, 101-104.
Вопросы для самоконтроля:
1. Какую роль метафизика играет в познавательной деятельности?
2. Чем обусловлена эвристическая роль метафизики?
3. В чем цель науки?
4. Что содержательно утверждает метафизический тезис?
5. Кто первым из философов сформулировал задачи метафизики?
6. На какие метафизические убеждения опирается эвристическая функция метафизики в науке?
7. В какой степени метафизика выражает особенности здравого смысла?
8. Что собой представляет здравый смысл?
9. Поясните утверждение, что метафизика является критикой здравого смысла.
10. Что автор понимает под выражением «плохая метафизика»?
11. Поясните высказывание автора, что наука является продолжением «критической и конструктивной функции метафизики».
12. В чем, с точки зрения автора, заключается задача современной философии науки?
|
|
|
