В Александровской тюрьме

Утро 13 ноября 1918 года. В Печенге давно уже выпал снег. Темные тучи носились над океаном. Сильный порывистый ветер трепал их, как парус лодки. Волны с рёвом катились на берег, далеко забегая в предгорья бухты. На горизонте океана виднелся английский крейсер «Кохран». Он то поднимался на белые гребни волн, то снова погружался в водное пространство. В 9 часов утра дежурный сержант, два офицера и усиленный наряд солдат вошли в тюрьму. Началась перекличка. По окон­чании её сержант вынул из кармана список арестованных и на ломаном русском языке называл фамилии. Внесенным в список двадцати шести заключённым приказал немедленно выйти из помещения тюрьмы с вещами для отправки, как оказалось, в Александровск.

В этой группе был и я.

Попрощавшись с товарищами, мы вышли. Нас отвели в сторону и передали английскому караулу, который отвёл нас к пристани и разместил в шлюпки для переброски на тральщик, стоявший недалеко от пристани. Шлюпки сильно бросало, то и дела захлёстывало водой. Мы все промокли, продрогли; ни обуви, ни верхнего платья у большинства заключенных не было, если не считать жалких лохмотьев.

– Эх... Скорей бы умереть! – произнес кто-то со вздохом.

Мороз крепчал и дошел до 25 градусов. Борта шлюпки обмерзали. Минут через сорок шлюпки пристали к тральщику. Окоченевшие, мы с большим трудом поднимались на борт тральщика по верёвочной лестнице. Один из заключённых сорвался с лестницы и упал в воду. Стоило больших усилий спасти несчастного.

Но вот тральщик дал сигнал и снялся с якоря.

«Куда везут нас? » – Сержант сказал: «В Александровск». Но этому мало верили. Ведь не раз бывали случаи, когда интервенты и белогвардейцы объявляли заключенному, что его везут в Советскую Россию, а на самом деле над ним учиняли зверскую расправу под предлогом «побега». Так был расстрелян около станции Медвежья Гора секретарь Энгозерского райпарткома тов. Парахин.

В пути из Печеный в Александровск арестованные находились на палубе. Холодный морской ветер с брызгами волн, падавших на палубу тральщика, нестерпимо леденил нас. Через несколько часов тральщик свернул в Александровскую бухту, а потом причалил к безлюдной пристани. Видны были одни лишь английские часовые, охранявшие склады и пристань. Хотелось поскорей в помещение, чтобы хоть немного обогреться. Вышли на берег. Началась поверка, после которой нас привели к деревянному бараку, приспособленному под тюрьму. Английский конвой сдал нас итальянскому караулу. После ещё одной му­чительной поверки нас впустили в холодный барак – тюрьму. Окна барака покрылись толстым слоем льда и промёрзшего снега. Снаружи окна опутаны колючей проволокой. Стены настолько промёрзли, что через час после топки печей со стен потекла вода. Кроме двух печей в бараке ничего не было – ни нар, ни тюфяков. Страшно было думать, что спать нам, полу­раздетым, придётся на обледеневшем полу.

По ночам в помещении заключенных выставлялся внутренний караул. Были также и наружные посты. Вместе с нами из Печенги прибыл и провокатор Миневич, роль которого нам стала ясной с первых же дней пребывания в Печенге. Через неделю из Печенги в Александровск доставили новую партию заключенных в 80 человек. В помещении тюрьмы становилось тесно. Размещались на полу. Горячей пищи не давали и даже вместо кипятка поили холодной водой. Тем не менее всех нас гоняли на работы в порту – по выгрузке грузов для нужд гар­низона. Часть арестованных гоняли на разделку дров. От работ не освобождались ни полураздетые, ни даже больные. Медицинской помощи – никакой. Баня отсутствовала. Вскоре заключенных стали одолевать паразиты. Их развелось так много, что приходилось сбрасывать с лохмотьев одежды палкой.

Во второй партии заключённых, прибывших в Александровск, был семидесятилетний старик-еврей (имени его не помню), высланный из Англии за сочувствие большевикам. Несчастного быстро свалила цинга, он слег, не двигался и вскоре скончался. Вследствие недоедания началось массовое заболевание цингой. Из 106 заключенных, находившихся в Александровске, 7 человек уже не вставали на ноги и не двигались. По категорическому требованию заключенных – приостановить заболевания цингой, интервенты согласились выдавать нам по столовой ложке лимонной кислоты на человека в день. Вместе с тем командование интервентов в Мурманске согласилось выдавать за каждый проработанный день дополнительно две галеты. Дабы не уме­реть с голоду, каждый из нас старался выйти на работу и получить дополнительный паёк.

Чем дальше, тем труднее становилось переносить нечеловеческие лишения. Поэтому, несмотря на усиленную охрану, двое наших товарищей решили бежать, так как им угрожали смертной казнью. Откладывать побег было рискованно, – их могли расстрелять в любую минуту. Группа заключенных-большевиков всесторонне обсудила план задуманного побега и решила помочь товарищам всеми средствами. Бежать наши товарищи могли только через окно, во время утренней оправки. В этот момент наружный часовой, служивший одновременно и выходным, уходил от барака с группой арестованных для опорожнения параши. Вечером группа заключённых отвлекла внутреннего часового, а другая группа, заслонив от часового окно барака, распутала и порвала колючую проволоку. Для маскировки, проволоку в поврежденных местах соединили. Закончив подготовку, заключённые разошлись и легли спать. Провокатор Миневич, во избежание расправы над ним заключённых, к этому времени был переведен в особую загородку и не видел происходившего.

Ночь прошла. После утренней поверки наружный часовой открыл нашу камеру и вывел четверых заключённых с парашей метров за тридцать от барака. Пользуясь кратким отсутствием часового, товарищи подготовились. Внутренний часовой стоял у выходной двери. Группа арестованных, как и вечером, вступила в разговор с часовым, а другая – в пять человек – подошла к окну и заслонила его. Кроме того я поднял одеяло, рассматривая его, чтобы ещё больше замаскировать побег. Благодаря таким мерам и спаянности коллектива, двум нашим товарищам удалось вырваться из плена и избежать расстрела. Администра­ция тюрьмы догадалась о побеге только при вечерней поверке. Поиски бежавших интервентами были тщетны.

После освобождения Севера от белых и интервентов я встретился в Вологде с одним из этих бежавших. Он рассказал, что им в первый же день побега удалось договориться с кем-то из команды буксирного парохода и в качестве кочегаров добраться до Архангельска. В Архангельске они покинули пароход и больше не возвращались на него.

После побега режим в Александровской тюрьме стал ещё более жестоким. Караулы были усилены. «Неблагонадежных» интервенты спешили перебросить в Мурманск, что они и сделали в первой половине декабря 1918 года. В первую партию, отправленную в Мурманск, попал и я. В Мурманске интервенты приспособили под тюрьму линейный корабль «Чесма», стоявший на рейде.