«Я на сто процентов в этом уверен!» – ложные воспоминания

Возможно, мы никогда в жизни реально не видели тех картин, которые явственно возникают перед нашим внутренним взором. В целом ряде исследований ученые «пересаживали» людям воспоминания, и делали это на удивление легко. Ученые расспрашивали испытуемых о событиях детства и предлагали в качестве источников пользоваться сообщениями родителей и дневниковыми записями. Больше других этой темой занимались ученые под руководством Элизабет Лофтус. Как правило, такие исследования построены по следующей схеме: испытуемому задают вопросы относительно какого-то реального события из его детства. Затем исследователь вбрасывает в обсуждение некое вымышленное событие: «Что было, когда вы на свадьбе друга ваших родителей опрокинули блюдо с тортом? » Сначала все испытуемые отвечают: «Я не могу этого припомнить». Но когда во время следующих встреч этот вопрос задают снова и снова, то у некоторых испытуемых возникают ложные, но совершенно явственные воспоминания об этом вымышленном эпизоде. «Нет, это случилось не в зале, а на улице. На невесте было белое платье, а я поскользнулась и налетела на стол, потому что на мне были неудобные праздничные туфельки». Из воспоминаний о других свадьбах была склеена совершенно новая ситуация. Затем ведущий эксперимента открывает правду: «Это была всего лишь шутка. На самом деле ничего подобного не было! » Многие реагируют на такое заявление возмущением: «Глупости! Я же прекрасно все это помню! » Усердствовать чрезмерно с такими сценами все же не следует, потому что чем менее правдоподобно утверждение, тем сильнее внутреннее сопротивление испытуемого.

Еще в 1886 году Эмиль Крепелин, мюнхенский психиатр и основоположник экспериментальной психологии, описал такие индуцированные ложные воспоминания. Ему было важно отличать галлюцинации и бредовые представления от ложных воспоминаний. Эти последние не являются симптомами заболевания и в норме встречаются у вполне здоровых людей. Происходит это при вкраплении мнимых эпизодов в реально пережитые в прошлом сцены. Ложные воспоминания надо отличать от воспоминаний о сновидениях, так как в отношении первых мы не осознаем их ложности. Тем не менее лечение в таких случаях не показано. Если же человек утверждает, что вчера побывал в гостях на корабле инопланетян, которые едва его не похитили, то ему, скорее всего, показано тщательное обследование у психиатра.

Ложные воспоминания редко отличаются большой сложностью. Ученым удалось активировать клетки гиппокампа даже у мышей, которых приучили, что в каком-то определенном месте клетки их подстерегает опасность. При стимуляции этих клеток животных помещали в другие места, которые после этого тоже начинали ассоциироваться с представлением об опасности.

У людей простые понятия тоже могут очень скоро породить ложные воспоминания. Вот небольшой тест: посмотрите на следующий список – холод, снег, осень, Рождество, лыжи, камин, коньки, глинтвейн, град, гололед, Сильвестр, куртка, январь, мелкий град и шины. Было ли в списке слово «крокодил»? Или слово «снег»? Не припоминаете ли слова «кокосовый орех», «зима», «камин», «рождественская ярмарка»? Ну как, все верно? Посмотрите на список еще раз. Вы уже поняли, о чем я веду речь, и поэтому не попались на удочку. Тем не менее я думаю, что вы точно понимаете, что слов «крокодил» и «кокосовый орех» в списке не было. Слова «зима» и «рождественская ярмарка» могли вас, по крайней мере, насторожить. Большинство людей, однако, при заучивании подобных, но более обширных списков позднее утверждают, что эти слова в списке были, хотя на самом деле это не так. Наш мозг не сохраняет точные копии понятий, он заучивает связи и ассоциации. В норме это сильно нам помогает, потому что позволяет быстрее и надежнее усваивать нужную информацию. Однако в данном случае образование ассоциаций играет с нами злую шутку. Мы вдруг вспоминаем слова, которых в списке не было.

Но не каждый день специалисты по памяти заставляют нас пускаться в путь по рискованному гололеду (было это слово в списке или нет? ). В повседневной жизни тем не менее полезно знать о такой нашей предрасположенности. Наша память очень добра к нам. Она хочет, чтобы мы хорошо и комфортно себя чувствовали. Если мы промахиваемся, она охотно нас обманывает, чтобы мы не расстраивались из-за ошибки.

В январе беседуют двое болельщиков: «Ну, кто станет чемпионом? » – «Дортмундская “Боруссия”! » Наступает май, чемпионом становится мюнхенская «Бавария». Реакция болельщика: «Я так и знал! » Этой болезни подвержены и многие специалисты. Картина выглядит приблизительно так: если вам надо прикинуть цену, которой достигнет некий предмет на аукционе, а затем, по прошествии нескольких месяцев, когда предмет будет реально продан, вспомнить свою первую оценку, то в вашем воспоминании цена, как правило, станет ближе к реальной цене, за которую этот предмет был продан. Более того, вы будете убеждены в своей правоте и верности своего предсказания.

К тому же при формировании ложных воспоминаний, как правило, не нужны такие детальные и подробные подсказки, как в исследовании Лофтус. Достаточно всего лишь нескольких наводящих вопросов. Например, вы видите, что к какому-то автомобилю подходит мужчина в синем пуховике, а вскоре после этого узнаете, что автомобиль был угнан. При опросе вы по меньшей мере скажете, что видели рядом с машиной человека в синей куртке. Если же вас спросят, в куртку какого цвета был одет человек, угнавший машину, то вы, как и большинство испытуемых, скорее всего, ответите, что похититель был одет в синюю куртку, и вспомните, что вы видели именно его.

Это указывает на одну серьезную опасность: например, если человека подозревают в насилии в отношении детей, а затем опрашивают людей, которые, будучи детьми, находились под его опекой, то эти люди могут внезапно прозреть и начать «вспоминать». Так не только рождаются ложные обвинения, но и сами опрашиваемые получают дополнительные психические травмы.

Во всех этих примерах мы видим развертывание трехэтапного процесса. На первом этапе что-то переживается, предсказывается или принимается на веру. По прошествии некоторого времени людям задают вопросы, касающиеся этих воспоминаний, или они вспоминаются сами по каким-то иным причинам. Воспоминание в таких случаях бывает довольно хрупким и может ассоциироваться с ложной информацией, что впоследствии приводит к возникновению ложных воспоминаний. Всякое воспоминание – это повторное отложение информации в долговременной памяти, и поэтому оно сначала неустойчиво, а затем прочно консолидируется. Это обстоятельство используют в психотерапии психических травм и страхов, но оно же может и само породить серьезные проблемы. Например, когда заметных личностей уличают во лжи. Была ли чиста совесть у Кристофа Даума или Яна Ульриха? Маловероятно, ибо воспоминания об употреблении сильнодействующих средств или допинга не могли полностью исчезнуть из памяти. Действительно ли Карл Теодор цу Гуттенберг думал, что он нечисто сработал, а не просто переписал несколько страниц? Это вполне мыслимо. Действительно ли Дональд Трамп и его последователи помнили, что видели в Нью-Джерси после 11 сентября 2001 года толпы ликующих мусульман? Да, это вполне вероятно. Дело в том, что картины и травмирующие события очень легко становятся предметами ложных воспоминаний. Да, в то время по телевидению показывали, как в некоторых арабских странах мусульмане радовались несчастью, и люди могли перенести эти картины в свое окружение. Исследования с помощью детектора лжи иногда помогают выявлять людей, которые железно убеждены в том, что их ложные воспоминания на сто процентов соответствуют действительности.

Взгляните на эту картину места преступления. Позже вас допросят как свидетеля

Особая обстановка, которая порождает этот феномен, складывается в суде. Поэтому показания свидетелей надо оценивать с некоторой долей скепсиса. Тем не менее во многих случаях показания свидетелей являются самыми важными источниками информации. Даже если отвлечься от проблем, связанных с тем, что свидетели порой преднамеренно или непреднамеренно лгут, хотят выглядеть значительнее, чем на самом деле, или не могут быть объективными в силу того, что пострадали от преступления, здесь очень важную роль играют все перечисленные выше эффекты, порождающие ложные воспоминания. Именно эту ситуацию исследовала сначала Элизабет Лофтус со своей группой. Естественно, что каждый добросовестный судья избегает задавать наводящие вопросы. Однако судья не может знать, какие вопросы задавали свидетелям полицейские следователи и адвокаты и что эти вопросы сделали с памятью свидетелей или очевидцев. Так же как в случае воспоминаний о событиях, связанных с трагедией 11 сентября, наблюдение происшествий, как правило, происходит в стрессовой или даже травмирующей ситуации. Ложные показания свидетелей – самая частая причина вынесения ошибочных приговоров.

Насколько уязвимы воспоминания, можно пояснить на наглядных примерах. Так, например, свидетели дорожно-транспортных происшествий склонны завышать скорости машин, когда полицейские спрашивают, как быстро двигались машины, которые «влетели» друг в друга, и склонны занижать скорость, если полицейские спрашивают о скоростях машин, которые просто «въехали друг в друга». Если свидетель ограбления случайно слышит, как полицейский говорит по рации: «Мы взяли какого-то типа в красной куртке», то он впоследствии может отчетливо «вспомнить», что преступник был одет в красную куртку, хотя на самом деле ничего подобного не видел. На следующее утро в газетах можно будет прочесть: «Свидетели видели на месте преступления человека в красной куртке».

Особенно важную роль в этих делах играет время. Во время первого допроса свидетели чаще всего хорошо осознают свою неуверенность. «Преступник был, кажется, в бейсболке». Через несколько дней, во время основательного допроса в полицейском участке, тот же свидетель может уверенно сказать: «Я уверен, что преступник был в бейсболке». Многочисленные припоминания ведут к упрочению и консолидации памяти, и на судебном процессе свидетель уже с полной уверенностью в своей правоте говорит: «Я точно помню, что на голове преступника была бейсболка». Специалисты советуют полицейским уже во время первого допроса спрашивать свидетелей, насколько они уверены в достоверности своих показаний. По большей части эти первые протоколы составляет только полицейский на месте преступления, и только месяцы спустя к опросу свидетелей приступает адвокат, который, как правило, начинает интересоваться достоверностью свидетельских показаний уже после того, как она считается установленной – правильно или нет.

Особенно критическим должно быть отношение к очным ставкам. Исследования показывают, что двое из троих свидетелей обнаруживают преступника там, где его нет. Из смеси предубеждения, ложного воспоминания и подсознательной регистрации человека, который нервничает больше других (и это вполне естественно для тех, кого несправедливо подозревают в совершении преступления), рождается восклицание: «Вот он! » – и полицейские и судьи на сто процентов убеждаются в том, что преступник изобличен.

Не значит ли это, что показания свидетелей полностью бесполезны? Конечно же нет. Лабораторные научные исследования на эту тему заключаются в том, что исследователи сначала вызывают у человека ложные воспоминания, а затем показывают, что они, вне всякого сомнения, могут иметь место. Однако и в собственно исследованиях, в которых испытуемым постоянно напоминают о событиях из их детства, которые никогда не происходили в действительности, обманывается всего лишь четверть испытуемых. В более поздних исследованиях процент таких стал выше. Дело в том, что исследователи оптимизировали технику опроса с тем, чтобы достигать лучшей результативности, хотя в полиции таких вопросов не задают, так как они просто не приходят в голову простым смертным.

Речь, таким образом, идет не о том, чтобы отвергать свидетельские показания как таковые. Тем не менее в США в 1990-х годах имели место несколько громких судебных процессов, в ходе которых некоторые люди утверждали, будто во время сеансов психотерапии у них в голове всплыли долго подавляемые воспоминания о жестоком обращении в детстве и теперь они готовы подать судебные иски против виновников. К этим воспоминаниям стоило бы отнестись с должным скепсисом, так как повторяющийся в течение многих лет расспрос может породить вполне определенное воспоминание, не имеющее ничего общего с действительностью. Отличить здесь истину от непреднамеренной лжи попросту невозможно. Нам всем полезно будет знать, что наши воспоминания – это не видеофильмы, они могут быть и ложными. Полицейских надо лучше учить тому, как опрашивать свидетелей и чего надо избегать при расспросах. Тогда память свидетеля можно будет с большей достоверностью использовать как важный источник информации.

Ну а теперь вы – свидетель. В начале главы вы видели картинку. О чем вы можете вспомнить? Какой узор видели на бейсболке и шарфе преступника? Хорошенько подумайте, прежде чем отвечать, а потом снова посмотрите на рисунок.