17. Рогалики с грецкими орехами.

В Петербурге Чухлинка и её родители никогда не пользовались метро, а в Москве майсам понадобилось сразу в него погрузиться. Чухлинке очень понравилось то, что люди в московской подземке сидят не спиной друг к другу, как в трамвае, и не как в обычно полупустых электричках - в разных концах вагона (Чухлинка никогда не ездила по утрам на работу в Петербург). А в московском метро – всегда, в любое время суток, час пик. Напротив тебя всегда сидят шесть человек. И их можно разглядывать столько, сколько хочется и думать про них столько сколько вздумается. Чарли рассказал, что когда он еще был совсем маленьким, бабушка уже учила его рассматривать людей и размышлять о них - кто они такие, куда они едут, о чем думают. И всё можно прочитать по внешнему виду человека – если не по лицу, то по одежде, а если не по одежде – то по тому, как человек сидит.

- Всё-всё? – усомнилась девочка.

- Как говорил старина Оскар Уайльд – только пустые и ограниченные люди не судят других людей по внешности, - блеснул эрудицией Чарли.

Москва не была бы Москвой – если бы не изобиловала рекламными изображениями в таких людных местах как метро.. На зазывающих в магазины и торговые центры плакатах были изображены красивые и очень довольные собой молодые люди в обновках..

- Чему они так радуются – удивилась Чухлинка, никогда до этого не видевшая такого обилия пропагандистских баннеров.

- Наверное потому, что купили себе новое барахлишко.. – объяснил Кузнечный.

- Нашли чем гордиться.. Если бы они сами сшили себе одежду – вот был бы повод для самодовольства. А то – купили! Большое достижение!

Чарли кивнул. Он, как давнишний москвич давно не обращал внимание на яркие изображения, которых здесь настолько много, что внимание привлекает скорее всё серое и тусклое.

В районе Крылатское, где он жил, стоят огромные белые каменные дома–глыбы, похожие на меловые горы, а почерневшие, полусгнившие деревянные балконы, которые жители этих домов лепили каждый на свой лад в допластиковую эпоху, были похожи на птичьи гнезда свитые на уступах этих гор.  

В Крылатском на незастроенных участках земли остались ещё огромные тополя и липы, которые помнят те времена, когда на месте дома, в котором жил Чарли находилось здание птицефабрики. Когда в конце 70-х годов производство закрыли а к середине 80-х на его месте устремились ввысь новенькие “брежневки” – в автобусах, которые останавливались рядом с домом Кузнечного еще долго объявляли: “Остановка птицефабрика”. Ему очень нравилось, что на том месте, где теперь живут люди – раньше водились птицы, хоть и не совсем полноценные.

Ребята зашли в подъезд дома номер три по Осеннему бульвару. Рядом с лифтом стоял сосед Чарли по фамилии Зеленоватый, но все дети во дворе звали его Мистер Зеленоватый. Он был очень забывчивый или же просто задумчивый. Вот и сейчас он задумавшись о чём-то просто стоял на площадке первого этажа. Чарли поздоровался с соседом и нажал кнопку лифта.

- А-ха-ха-ха, - смущенно рассмеялся сосед, - забыл! Представляете, забыл чего жду!

Майсы улыбнулись и сказали: “Ничего страшного, со всеми бывает! ” Зайдя в лифт, мистер Зеленоватый загородил собой панель с кнопками и опять стал о чём-то думать. Чарли протиснул свою руку за его спиной и нащупал кнопку с цифрой 7.

- Ах-ха-ха-ха, простите, - осознав свою оплошность стал извиняться компаньон Чарли по этажу, - простите, задумался о чём-то!

- Ничего страшного – успокоили его ребята, - У многих людей всё наоборот, они не забывают делать, но забывают при этом думать. Это гораздо хуже!

 Кажется Мистеру Зеленоватому стало приятно, что смежник по лестничной площадке понимает его, и он долго жал Чарли руку, прежде чем позволил ему нажать на звонок рядом с дверью своей квартиры.

Родители Чарли были ученые океанографы. Большую часть жизни они пропадали на каких-то морях, но Чарли, никогда с собой не брали, оставляя с бабушкой. А так как они редко бывали дома – всё в квартире было немного неустроенно. Например, вместо того, чтобы починить дверцу холодильника, папа Чарли придумал класть его плашмя на заднюю стенку, а дверку прижимать десятикилограммовой гирей.   

В комнате Чарли оказалось множество интереснейшего хлама. Окно её выходило на соседние дома, которые вместе образовывали просторный, круглый по форме двор заросший деревьями. Так как дома были 17-ти этажными, то в них помещалось очень много людей, а значит, и детей и днём с улицы всегда доносились их радостные крики вперемешку с карканьем столичных ворон не устававших удивляться всему тому, что происходит вокруг. Чарли думал, что воронье “Карр” – не что иное как человеческое “как”, или “”как мир мог до такого докатиться”. Он был уверен в вороньей мудрости. Когда-то у него была своя ворона, которую он нашел и выходил. Она садилась к нему на капюшон и так Кузнечных ходил с ней по городу к радости всех прохожих. Но его бабушка не любила громкое карканье по утрам на балконе, и поэтому Чарли пришлось заново научить птицу летать и отпустить в самостоятельную жизнь. Летать он научил её “дедовским” методом – просто сбросив с балкона 7 этажа. Волей неволей обленившейся на домашних харчах птице пришлось задвигать крыльями.

Поужинав жареной картошкой, майсы ужасно уставшие с дороги с трудом нашли в себе силы принять душ и легли спать в приготовленные мамой Кузнечного кровати с белоснежными простынями и мгновенно уснули. В эту ночь Чарли приснилось, что он летит по Москве, и пролетает свой дом насквозь через открытые окна. Когда он парил над накрытым белой скатертью кухонным столом он увидел рогалики с грецкими орехами и мёдом – блюдо, которое мама готовила ему в далёком детстве и о существовании которого он совсем забыл.