 |
Консервирующая, регулирующая
|
|
|
|
И ОХРАНИТЕЛЬНАЯ ФУНКЦИИ
Следующая рассматриваемая нами функция книжной письменной
культуры — консервирующая — также имеет два аспекта рассмотре-
ния. В старообрядчестве консервирующая функция связана с традицио-
нализмом как с доминантой этой культуры. Кредо "Не убавь,
не прибавь!" относится к чистоте старых книг2, но распространяется на
весь стиль жизни. Архаика в старообрядческой среде сохраняется
в самых разных сферах материальной и духовной жизни.
Выраженное в письменных текстах мировоззрение обращено к ста-
рине как к идеалу, а потому оно закрепляет в коллективной
памяти наиболее древние тексты, в том числе и те, которые своей
направленностью противоречат этому мировоззрению (например, за-
говоры), сохраняет древние, иногда дохристианские верования, которые
сама старообрядческая культура сурово осуждает в своих текстах. Так,
все виды колдовства и знахарства, не только порча, но и лечение,
безусловно, порицаются, колдуны живут вне старообрядческой общины,
как бы вне общества, однако деятельность их до самых недавних
пор была очень активной, и за помощью к ним вынуждены были
обращаться и сами "соборные", за что подвергались отлучению от
собора на длительные сроки; тем не менее традиционный способ
изгнания порчи считался меньшим грехом, чем лечение в больнице
или пользование современными лекарствами (данные экспедиции в
Верхокамье в 70-е годы).
Любопытно, что в одной из экспедиций на Урал письменные
тексты заговоров были найдены между страницами Евангелия [Позде-
ева, 1982]. Не случайно, по-видимому, и то, что лучшими знатоками
древнего эпического жанра — былин — были старообрядцы; напомним,
что Т. Г. Рябинин был старообрядцем и что последние исполнители
былин — печорские сказители В. И. Лагеев, Е.П. Чупров тоже
принадлежали к этой культуре.
|
|
|
Консервирующую функцию выполняет и письменная рукописная
традиция, закрепляющая в письменной форме местный инвариант
текста. Если этот текст существует одновременно и в устной
традиции, то его текстовые трансформации и варианты будут ме-
нее значительными, чем вариантные изменения в текстах чисто
фольклорных или в текстах, живущих только в устной традиции.
Так, в районе Верхокамья существует община, где уже три поколения
не используют стиховники: письменная традиция стихов прервалась.
Однако стихи поют, и записанные нами тексты довольно сильно
варьируют даже внутри небольшого региона (5—6 деревень) и явно
отличаются от стабильных текстов тех же стихов, записанных в
соседних общинах, где стиховники находились в активном обращении
и где устная традиция вторична и зависима от письменной.
Консервирующая роль книжной традиции сказалась на функциони-
ровании старообрядческого антропонимикона: это одна из самых
устойчивых традиций. Анализ антропонимических данных нескольких
сельсоветов Верхокамья показал, что с начала века до конца 50-х —
начала 60-х годов никаких заметных изменений в традиционном
именнике Верхокамья не происходило. В последние три десятилетия
перестали давать некогда популярные имена Ермолай, Калистрат,
Агафья, Васса и появились Аркадий, Валентин, Геннадий, Вадим,
Галина. Если считать традиционными для данного региона имена,
которые давались детям до 1929 г., то оказывается, что у детей,
родившихся после 1969 г., половина имен являются традиционными,
а другая половина, за редкими исключениями, имеет соответствие
в старообрядческих святцах. И до сих пор в старообрядческой среде
живут такие старорусские имена, как Савелий, Карп, Лука, Ульяна,
Акулина, Евросинья, Лукерья [см.: Никитина, 1982].
|
|
|
Рассмотрим следующую функцию книжной письменной культуры —
регулирующую. Она состоит в том, что старообрядческая идеология
в целом и идеология конкретного старообрядческого согласия дают
в соответствующих текстах регламентации образа жизни члена
общины. Запреты и ограничения налагаются на бытовое и социальное
поведение практически во всех его проявлениях [Русские письменные
и устные традиции... 1982].
Запреты регулируют и жизнь фольклора, предписывая, где, кому, что
и когда можно или нельзя исполнять. Еще в начале века во многих
старообрядческих регионах была запрещена игра на гармонии, не
допускались молодежные весенние игры и хороводы. Хороводные
песни не исчезали из репертуара совсем, но исполнялись в другой
ситуации — в застолье, во время отдыха на помочах — и превращались
в лирические протяжные песни, т.е. меняли жанр. Запрет на гармонь
заставил обратиться к другому, гораздо более древнему инструменту —
печной заслонке, на которой с помощью ножа выводились замысло-
ватые ритмические узоры. В наших экспедициях записано было
исполнение частушек "под заслонку" в различных старообрядческих
регионах на Урале и в Саратовской обл. Грехом для пожилых
людей считается исполнение застольных и свадебных песен — их не
могут петь люди, вошедшие в "собор" — старообрядческую общину.
В некоторых старообрядческих общинах "соборным" разрешено на
свадьбах исполнять причитания. Объяснение: "Вытье не песня, оно к
слезам ближе". Наоборот, в тех же беспоповских общинах не разреша-
лось петь некоторые стихи, потому что они "на песню находят".
Картина функционирования жанров становится ясной лишь при
знании соответствующих социально-религиозных структур, склады-
вающихся тоже в соответствии с письменными регламентациями. Так,
общество старообрядцев часовенного согласия, живущих в южной
Сибири, разделяется на три слоя: иноки, проживающие в скитах и со-
блюдающие самые строгие запреты; "приобщенные", которые могут
молиться вместе с иноками и также соблюдают запреты, но менее
утеснительные; и "мирские", соблюдающие лишь элементарные запре-
ты. Для каждой из этих категорий существуют свои запреты
на песенные жанры, включая духовные стихи. Иноки никогда не
могут петь песен, пение стихов тоже считается грехом (как сообщила
одна из инокинь, за песню полагается 18 поклонов, за смотрение
в зеркало — 15, за пение стиха — 12). Приобщенные не могут петь
песни, но стихи им петь разрешено, если они живут в миру; для
того чтобы спеть в скиту, они должны просить позволения у наставни-
ков. Мирские могут петь стихи и песни, последние — за исключением
постов. Не поощряются у старообрядцев и сказки, а колыбельные
песни раньше довольно часто замещались стихами. Во многих
регионах регламентированы по времени похоронные плачи-импрови-
зации; отчасти их роль исполняют стихи, которые поются до и после
отпевания.
|
|
|
Поскольку нормой жизни старообрядцев во второй ее половине
был переход из мирских в соборные или приобщенные, то в течение
жизни каждого человека происходила регламентированная предписа-
ниями смена устных репертуаров.
Последняя функция, на которой мы остановимся, — охранительная.
Она заключается в сознательном ограждении своей культуры от про-
никновения в нее элементов другой культуры, с которой неизбежно
приходится вступать в контакт. В каком бы иноязычном и ино-
культурном окружении ни жили староообрядцы — в Польше,
Латвии или Турции, они с удивительной стойкостью сохраняли
свою культурную и языковую самобытность, ограничиваясь миниму-
мом неизбежных заимствований. Наблюдения показывают, что, чем
больше культурные элементы связаны с книгой, т.е старообрядческой
доктриной и соответствующим миропониманием, тем меньше эти
элементы подвергаются разрушению в условиях, способствующих
распаду традиционных культур, или при столкновении с более
мощной культурой. Особый интерес представляет исследование взаимо-
действия старообрядческой культуры Восточного Полесья (Ветка—Ста-
родуб) с культурой автохтонного населения.
Это родственные культуры, происходящие из одного корня. Они
близки по языку, так что никаких проблем в области языкового
общения не существует. Кроме того, обе культуры сохранили
древние общеславянские элементы, правда по разным причинам.
Автохтонное население Полесья, в течение многих веков не знавшее миграций, сохранило архаические черты именно в силу своей исторической и
культурной стабильности и перекрестного положения на стыке трех
восточнославянских народов [см.: Полесский этнолингвистический
сборник, 1983]. Русские старообрядцы сохранили древние общеславян-
ские элементы в силу сознательного культивирования старины, когда
все древнее сохранялось как исконная принадлежность "древнеправо
славия" [см.: Абрамов, 1907].
|
|
|
Эти две культуры являются в некотором смысле противоположными
по характеру своего выражения. Полесскую культуру метафорически
можно назвать экстравертной: она имеет множество ярких внешних
проявлений, обрядов, совершаемых на улице, в поле; разумеется,
здесь играет роль ее языческая подкладка. Старообрядческая же
культура скорее интровертна: она смотрит не только назад, в старину,
но и в глубь себя, она сдержанна и скупа на внешние зазывные
знаки; христианские обряды происходят главным образом внутри
дома, проявления чувств при этом не поощряются.
Казалось бы, яркая и мощная культура автохтонного населения
должна "подмять под себя" культуру пришельцев. Но этого не
произошло. В настоящее время мы имеем две культуры, четко
противопоставленные друг другу и отчетливо осознающие свои
различия, т.е. две культуры с развитым самосознанием. Культурная
рефлексия особенно присуща старообрядцам в силу сознательно
стимулируемой отгороженности от конфессионально чуждых соседей.
Именно последний фактор — конфессиональный — оказался
решающим в характере и степени взаимных культурных контактов.
Ни территориальная близость, ни общность в роде занятий (там, где
она была) не смогли сделать эти контакты достаточно близкими.
Заметим, что старообрядцы Восточного Полесья не составляют
однородной среды. Здесь сосуществуют и находятся в сложных
отношениях несколько старообрядческих согласий: два поповских, два
беспоповских, много единоверцев (особенно в пос. Радуль). В с. Лужки
Стародубского р-на, по сообщениям жителей, существовало "пять
вер". Различны и говоры: южновеликорусская фонетика старообрядцев
Радуля и почти московское произношение жителей д. Воронок
Стародубского р-на далеки друг от друга; даже в одном Ветковском
р-не насчитывается 5 типов яканья в 8 селах [Манаенкова, 1974].
Характерно, что практически все старообрядцы считают, что говорят
"как в Москве", памятуя о московском происхождении первых
переселенцев и этим противопоставляя себя местному населению
(аналогичные выводы см.: [Сморгунова, 1982]).
|
|
|
Противопоставления отчетливо видны в названиях и самоназва-
ниях. Кроме оппозиции по религиозной принадлежности (старо-
обрядцы — православные), существуют оппозиции по образу жизни в
прошлом (городские/посадские/слободские — крестьяне), по нацио-
нальности (москали — хохлы, или мазепы — в память о войне со
шведами, где, по преданию, старообрядцы воевали на стороне Петра,
а полешуки поддерживали Мазепу, — все три названия с пейоративным
оттенком).
Что касается фольклора, то русское население в этих местах
в настоящее время почти утратило русский необрядовый лирический
репертуар — он вытеснен украинскими песнями, общими с полешу-
ками. Свадебный обряд и круг свадебных песен сильно разрушен,
но полесские свадебные песни не заимствуются: слишком различны
песенные стили и структуры свадебных обрядов (кстати, заметим, что
русские считают песни соседей красивее своих). Однако похоронный
обряд у русских остался неприкосновенным: он надежно охраняется
книжной культурой. И здесь дело не только в различии обрядов
отпевания, в частности в характере служебной музыки (здесь, наоборот,
полешуки считают унисонное крюковое пение русских более торжест-
венным и красивым, чем свое, "церковное"), но и в сохранении
каждой культурой своих верований и представлений, связанных с
покойником. Так, русские опускают умирающего на пол, чтобы он умер
не на перине и не на подушке, объясняя, что иначе покойник на
том свете "будет отвечать за каждое перышко" или "все за собой
тянуть будет". У окрестных нестарообрядцев такого обычая нет, но то
же делают старообрядцы Верхокамья. Покойника, завернутого в саван,
русские кладут в гроб на стружки, которые закрывают кисеей,
для того чтобы крепче был мост через огненную реку, которую
надо будет "там" переезжать. Этого обычая и соответствующего
объяснения у соседей-полешуков тоже нет.
Интересно бытование в этом районе духовных стихов. У старо-
обрядцев мною были обнаружены остатки (двадцать сюжетов) очень
богатой устной традиции [см. также: Кобяк, Кукушкина, 1978].
Этот жанр также находился под защитой книжной старообрядческой
культуры и крепко противостоял натиску многочисленных мелодичных
псальм, распеваемых соседями-полешуками.
Ситуация "свое—чужое", в которой проявляется охранительная
функция книжной культуры, возникает не только при столкновении
с конфессионально чуждой культурой (в случае Восточного Полесья
с никонианской), но и в условиях конфессионального противостояния
двух близких согласий, имеющих общий корень, но разошедшихся
впоследствии.
В одной из деревень Среднего Поволжья, где сосуществуют
две различные общины старообрядцев-беспоповцев — "брачников" и
"безбрачников", представители обоих согласий с завидной тщатель-
ностью и наблюдательностью отмечают различия в литургическом
произношении и манере пения некоторых служебных текстов: "У нас
читают твердо на т — естэ, и пение наонное, на гласную букву,
а у них ("брачников". — С.Я.) — как у церковников — по-улишному
наречь называется, на полугласную поют"; сходную ситуацию мы
наблюдали в Предуралье, в верховьях р. Камы: представители двух
общин беспоповцев противопоставляют друг другу не только систе-
мы запретов на социально-бытовое поведение, но и репертуары духов-
ных стихов, указывая при этом источники их происхождения, различия
в манере пения и структуре текста — словесного и музыкального.
Сходные (черты взаимоотношения, устной и письменной форм
культуры характерны, по-видимому, и для области народной музыки.
Действительно, генеративная функция церковной "книжной" музыки
для музыкальной народной культуры старообрядчества очевидна,
особенно в духовных стихах; письменная традиция крюковой нотации
консервировала музыкальные тексты и охраняла связанные с ней
музыкальные жанры от чужих влияний.
Рассмотренные четыре функции книжной письменной культуры
принципиально неоднородны. Первая из них — генерирующая —
прежде всего связана с генезисом многих устных форм и в этом
смысле отлична по статусу от остальных функций, которые можно
обобщенно назвать функциями управления репертуаром.
Регулирующая, консервирующая и охранительная функции связаны
со стержневой оппозицией старообрядческой культуры — оппозицией
свое—чужое, которая реализуется чаще всего в форме противопоставле-
ния старое—новое.
Функция же устной культуры — языковой и фольклорной — состоит
в постоянном "пропитывании" своими элементами практически всех
жанров письменной книжной культуры. Так осуществляется адаптация
книжной культуры народным представлениям. Особую роль в этом
играют жанры, находящиеся на скрещении культур, в первую очередь
духовные стихи.
Глава 3
ДУХОВНЫЕ СТИХИ И "НАРОДНАЯ ФИЛОЛОГИЯ"
|
|
|
