 |
Заглавное слово, грамматическая информация, толкование
|
|
|
|
Единицами словаря могут быть практически все знаменательные
части речи — существительные, глаголы, прилагательные, числитель-
ные, наречия. Количество словосочетаний — отдельных словарных
входов — предполагается минимальным. В большинстве случаев
словосочетания будут иметь отсылки к словарной статье семантически
главного слова словосочетания. Отдельные словарные статьи будут
иметь двандва типа хлеб-соль, гуси-лебеди, злато-серебро и т.д.
Заглавное слово. В качестве заглавного слова берется вариант,
наиболее частый в рассматриваемом массиве текстов. Все остальные
варианты, фонетические и морфологические, помещаются рядом с
заглавным словом, например СТОРОНА, сторонка, сторонушка;
ЛАВКА, лавочка, лавица. Варианты могут образовывать самостоя-
тельные словарные статьи, если имеют специфическую сочетае-
мость.
Интересно распределение по жанрам стилистических вариантов
слова. Так, слова голова и глава и в причитаниях, и в духовных
стихах обозначают прежде всего часть тела. При этом в стилисти-
чески однородных причитаниях слово голова и его морфологические
варианты головка, головонька, головушка встречаются гораздо чаще,
чем глава. Голова и глава могут сосуществовать в одном тексте:
Тяжела-то моя буйная голова,
Да на моей-то буйной главе
Сидит воля-то вольная...
В духовных стихах употребление варианта определяется общей
стилистической ориентацией всего текста или какого-либо его фраг-
мента. Вариант глава, как правило, коррелирует с употреблением
церковнославянских форм, например аориста:
1. Власы с главы спадоша [В. 191].
2. Тернов венец на главу возложихом [В. 151].
3. Главами своими покиваша [В. 157].
Форма голова, часто с эпитетом буйная, встречается в текстах
духовных стихов фольклорного стиля:
|
|
|
1. Он повесил свою голову ниже плеч своих могучих [В. 102].
2. Ох ты меч, ты секи буйну голову
У того Кудреяна Кудреянища [В. 99].
Грамматическая информация. Она включает прежде всего указание
на число, если слово употребляется только в единственном или только
во множественном числе, и указание на падежные формы, если
они отличаются от литературных. Тем самым фиксируется информация
как о диалектных формах, так и о специфически фольклорных.
Например, в песнях слово камень с эпитетом бел-горюч употребляется
только в ед. числе, но с другими прилагательными оно употребляется
и в единственном, и во множественном числе, причем обычная
форма мн. числа в песнях — каменья:
По бережку красна девица гуляла,
Самоцветные каменья собирала.
Не во всяком камешке есть искра,
Не во всяком молодце есть правда.
Слово камень в песнях и причитаниях имеет по крайней мере
два значения, и мн. число соотносимо только с одним их них.
Следует давать две словарные статьи:. на слова камень 1 и ка-
мень 2.
В грамматическую информацию включается также модель управ-
ления для тех слов, которых нет в литературном языке или у которых
модель управления отличается от модели управления совпадающего
слова литературного языка. Так, глагол изменить в текстах частушек
требует не дательного, а родительного падежа:
Меня милый изменил,
Я и не потужила.
Глаголы обкушать, обтоптать, обносить требуют заполнения
объекта в вин. и твор. падеже:
Иль хлебами вас обкушала,
Башмаками вас обтоптала,
Цветным платьем вас обносила?
В текстах духовных стихов многие глаголы также имеют не-
стандартную модель управления. Как и в Толково-комбинаторном
словаре [1984], в ней следует различать семантические и синтакси-
ческие валентности, или места. Например, глагол наделять имеет
следующие модели управления:
|
|
|
| Сем. | ||||
| модель | Кто наделяет | Кого наделяет | Чем наделяет | |
| Синт. | S им.п. | S род.п. | S твор.п. | |
| модель | “ | S дат.п. | S вин.п. |
 |
Например:
В словарной статье после модели управления для заглавного
слова указываются его морфологические дериваты, употребляемые
в соответствующих текстах, а также сложные слова, в составе которых
находится корень заглавного слова. Например, в словообразовательное
гнездо прилагательного святой (свят) войдут слова святитель,
святейший, свято-русский, Святополк, священный, пресвятая; в
словообразовательное гнездо слова грех — грешный, греховный,
грешить, грешник, прегрешение, согрешения, безгрешный, погрешно
и т.д. Слова, входящие в словообразовательное гнездо, сами могут
образовывать самостоятельные словарные статьи (например, слова
грешник, грешить), однако информация о словообразовательных
связях этих слов в их статьях будет даваться отсылкой к слово-
образовательному гнезду слова грех как морфологически самого
простого.
Толкование. Необходимость толкования фольклорного слова, глубина
и типы толкования — все это может составить предмет самостоятель-
ного исследования и обсуждения. Наше описание слова в словаре
строится "челночным" способом: анализируя слова, мы вырабатываем
схему их описания, описывая слова по схеме, мы совершенствуем
ее, и так будет до окончания работы над словарем. Поэтому
к проблеме толкования придется возвращаться не раз, и здесь
будет изложено рабочее решение на первоначальном этапе.
У большинства слов песенного фольклора или духовного стиха
непосредственное значение (первичное, или ближайшее) совпадает
со значениями слов литературного языка или близко к ним (ср. слова
река, дорога, лес, ходить, говорить, шелковый, бархатный, быст-
рый и т.д.). Нет надобности в описании их прямого значения. Одна-
ко, кроме этого значения, у многих слов имеется одно или не-
сколько символических значений, они являются членами какой-либо
существенной для фольклорного мира семиотической оппозиции
(семиотически нагружены такие слова-локусы, как река, лес, дорога,
символичны названия многих растений и птиц).
Идеальный словарь должен каждому слову сопоставить все тра-
диционные смыслы, им выражаемые. Их может быть много.
|
|
|
Как мы отмечали, работа по созданию толкований такого типа
предполагает использование накопленных наблюдений и исследований
по символике народной поэзии, составление списка символов русского
светского и духовного фольклора и выработку метаязыка для описания
их семантики. До сих пор нет стандартного метаязыка для описания
народнопоэтических символов, мотивов и сюжетов. Интересную
попытку представить традиционные фольклорные смыслы в качестве
грамматических значений семантического языка фольклорной тради-
ции предложил П.П. Червинский [1989], это тоже начало большой
работы по собиранию и представлению фольклорных "смыслов".
Мы не ставили своей задачей разработать такой язык, однако
словарь должен предоставить материал для такого описания.
Итак, для слова мы указываем его символические или семиотичес-
кие значения, если они довольно четко определены. Например,
воля или красота являются символами девичества, сад — член
оппозиции "свое—чужое", а слово корабль в свадебном фольклоре
и духовных стихах, как указывалось, будет иметь разные толкования
своих символических значений.
В толковании нуждаются слова (большей частью это прилагатель-
ные), получившие в языке фольклора дополнительные, оценочные
значения, такие, как белый, новый в значении 'хороший', лазоре-
вый в значении 'красивый' [см.: Хроленко, 1979].
Проблема толкования возникает также тогда, когда мы имеем
дело с многозначными словами. Для слов языка фольклора характерна
особого рода многозначность. Слова внутри каждого жанра могут
быть многозначны как символы, т.е. могут выражать несколько
фольклорных смыслов, но в своей непосредственной семантике скорее
тяготеют к однозначности особого рода — диффузной, неопреде-
ленной [см.: Оссовецкий, 1975; Хроленко, 1977]. Таково, например,
слово сердце, в употреблении которого невозможно разделить значения
анатомического органа и средоточия чувств:
Заболит головушка, заноет сердечушко
По милом дружке —
|
|
|
или слово воля во фразе
Не моя теперь воля — воля батюшкова,
где объединены значения 'власть' и 'желание' (ср. слово воля в словаре:
[Ожегов, 1984]).
Тем не менее многозначные слова есть, и в этом случае каждое из
значений должно составлять отдельную словарную статью. Например,
в духовных стихах многозначными являются слова живот, земля,
народ, свет, сила, наказать, сторона и т.д. Ср. Наживал
он живота больше старого, где слово живот означает 'имущество',
'богатство', и смерть — живот вечный, где живот — 'жизнь'.
Или глагол наказать. Ср.: Господь Бог наказует щедро своих
ради [В. 119], где наказать значить 'покарать', и
Как тебе отец говорил, как тебе мати наказывала,
Зачем тогда ты их не послушал? [В. 175],
где наказывать — 'наставлять'. В последних двух фразах мы имеем
дело с омонимами. Чем же мы эксплицируем эти разные значения?
Прежде всего синонимами, для которых имеется соответствующий
пункт словарной статьи. Однако в этом пункте могут находиться
только фольклорные синонимы, т.е. встречающиеся в языке фольклора.
Их может не быть у каждого значения многозначного слова.
Тогда в пункте „толкование” мы должны прибегнуть к помощи
общелитературных синонимов или дать краткое пояснение.
ТЕЗАУРУСНЫЕ ФУНКЦИИ
После зоны толкования в словарной статье представлен перечень
семантических тезаурусных функций. Они являются словарной реализа-
цией регулярных, типичных семантических отношений между единицами
языка фольклора. Значением функции является слово или слово-
сочетание, связанное с заглавным словом указанным семантическим
отношением. Тезаурусное описание словарных единиц, осуществляемое
через набор значений функций или через представление упорядоченного
семантического поля слова, является семантическим описанием этого
слова и заменой или естественным продолжением толкования. При
этом мы сталкиваемся с фактом препарированного определения, отме-
ченного в тезаурусном описании научных терминов [Никитина, 1987].
Словарная статья тезауруса представляет собой анкету, предъяв-
ляемую заглавному слову. Пункты анкеты и являются названиями
семантических тезаурусных функций, перечень которых вырабатыва-
ется в процессе исследования фольклорного слова в его парадигма-
тике и синтагматике. Парадигматика — система замещений и одно-
временных параллельных представлений; синтагматика — лексико-се-
мантическая сочетаемость фольклорного слова. Тезаурусные функ-
ции — двухместные предикаты ARB, где А — заглавное слово,
В — слово или слова, стоящие в этом пункте словарной статьи,
a R — семантическое отношение. Другая форма записи: f(A)=B,
где А — заглавное слово, f — функция, В — значение функции,
например, синоним (доля) = участь.
|
|
|
Наш перечень семантических отношений, или тезаурусных функций,
довольно близок к тому, что предлагает Е. Бартминский [1988],
и это неудивительно, мы отталкивались от одних и тех же идей: идеи
лексических функции, предложенной А.К. Жолковским и И.А. Мель-
чуком [1965], и теории семантических падежей Филлмора [Филл-
мор, 1981]. Для меня было важным не только знакомство с моделью
"СмыслÛТекст", где лексические функции были существенным инстру-
ментом описания и представления текста, но и непосредственное
участие в составлении нескольких статей Толково-комбинаторного сло-
варя [1984]. Именно идея составления перечня стандартных смыслов, ре-
гулярно выражаемых при словах, имеющих разные способы выражения
этого смысла в зависимости от исходного слова (например, смысл
'очень' при слове тоска выражается словом глубокая, а при
слове пьяница — горький), реализованная в словарных статьях
Толково-комбинаторного словаря, оказалась весьма плодотворной
применительно к фольклорному материалу с его клишированными
формульными сочетаниями и сравнительно ограниченным, замкнутым
миром с устойчивыми связями.
Весьма существенным был личный опыт составления тезауруса
терминов теоретической и прикладной лингвистики [Никитина, 1978],
который заставил задуматься над структурой определений, проблемой
типичных семантических отношении и способом их представления,
ролью тезаурусного описания в исследовании специальных языков
и представлении модели мира [Никитина, 1987].
Заметим, что каждое рассматриваемое нами отношение, или
тезаурусная функция, может стать предметом самостоятельного
описания, а многие были в фокусе внимания исследователей (см., на-
пример, описание отношения фольклорной синонимии: [Евгеньева, 1963;
Невская, 1983]). Здесь мы ограничимся только самыми необходимыми
замечаниями.
Как мы отметили, в схему словарной статьи вводятся в качестве
тезаурусных функций только типичные, регулярно встречающиеся
в текстах семантические отношения между словами. Возникает
вопрос: помещать ли в качестве значений функций также только
типичные, повторяющиеся, наиболее частотные слова или словосоче-
тания? Иными словами, указывать, например, для заглавного слова
только постоянные эпитеты или все встречающиеся в текстах
определения? Полное семантическое описание требует последнего,
однако необходимо указать границу между языковым явлением
типичным, ядерным, образующим фольклорный костяк, и периферий-
ным, которое тем не менее в определенных текстах может стать весьма
значимым. Для этого в соответствующих пунктах словарной статьи
можно использовать показатель частоты слова в данной функции.
Однако это будет информативно только тогда, когда, во-первых,
выборка текстов представительна; во-вторых, когда известен статус
словосочетания, т.е. его частотное распределение по текстам. (На-
пример, статусы словосочетаний с одинаковой частотой различны,
если в одном случае какое-то частое словосочетание встречается
в многочисленных вариантах только одного текста, а в другом —
в разных текстах.)
Все тезаурусные функции по их семантике можно разделить
на две группы: статичные и динамичные (событийные). Это деление
соотносимо с предложенным Ю.И. Лотманом делением текстов
культуры на два вида подтекстов. Первые характеризуют структуру
мира, они отвечают на вопрос: "Как устроен мир". Вторые отвечают
на вопрос: "Что случилось" [Лотман, 1969].
Деление функций на статические и динамические отчасти соотносит-
ся с делением на парадигматические и синтагматические отношения,
но только отчасти. Так, статические функции далеко не все могут быть
отнесены к парадигматике.
Статические функции, или отношения, делятся, в свою очередь,
на равнозначные и иерархические, в равнозначных различаются отноше-
ния эквивалентности и противопоставления.
РАВНОЗНАЧНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
Мы начнем рассмотрение с отношений эквивалентности. Это
синонимы, изофункциональные слова и оппозиты/антонимы.
Синонимы в фольклорных произведениях и духовных стихах
могут выполнять две основные роли: во-первых, быть заместителями
заглавного слова — здесь они входят в систему замен; во-вторых,
они могут создавать смысловые повторы и усиления, являющиеся
характерным приемом народной поэзии. В качестве синонимов могут
выступать как общеязыковые синонимы, так и синонимы, специфичес-
кие для устной народной традиции; как системные, повторяющиеся
во множестве сходных ситуаций, так и контекстуальные. Для того
чтобы составить список полных синонимов-замен, нам нужно было бы
найти все контексты, идентичные по содержанию, различающиеся
только одним словом. Сделать это довольно трудно: ведь синонимы
могут быть окружены своими синтагматическими партнерами. Пол-
ных синонимов в фольклорных текстах, по-видимому, мало. Напри-
мер, слова доля и участь близки по смыслу, но наделять можно
только долей и делить долю. Ср. два контекста из двух вариантов
стиха о двух Лазарях:
1. Не одну участь нам Господь написал (Л. 50).
2. Не одну им долю маги делила.
Взаимозаменяемы в песнях и духовных стихах слова глаза и
очи, смерть и кончина, лета и года, дьявол и сатана, беда я
напасть, т.е. слова, считающиеся синонимами (хотя и неполными)
и в литературном языке. Синонимичный ряд представляют предикаты
понравиться, показаться, прийтись по мысли в следующем тексте:
Я возговорил невесту по себе,
Чтобы тятеньке понравилася,
А маменьке показалася,
А мне, молодцу, по мысля пришлась.
Синонимы в фольклорных текстах используются главным образом
для создания смыслового повтора и смыслового усиления. Иногда
они образуют синонимический ряд, например, "жили глупые люди,
немудрые". Слова-синонимы выступают чаще всего как элементы
синонимичных фрагментов текста, например:
Что Иван по светлице ходит,
Николаевич по горнице гуляет,
где ситуация описывается дважды, и именно не совсем точный
смысловой повтор создает типичный фольклорный диффузный образ
как бы с размытыми краями, конкретный и ускользающий; ср.:
А свекровушка насупился,
А лютой накорюпался.
Из чего складываются в первом и во втором случаях синонимичные
повторы? В первом случае имя и отчество являются денота-
тивными синонимами, так как называют одно и то же лицо.
Такое разнесение по двум синонимичным высказываниям имени
и отчества для фольклорной поэзии очень типично. Во втором
случае денотативными синонимами являются название лица и его
атрибут (свекровушко — лютой), что тоже весьма типично для
повторов. Далее в первом случае синонимами являются слова
горница /светлица и ходить/гулять — фольклорные синонимы, часто
образующие двандва. Во втором случае глагол накорюпался (по-види-
мому, от корепаться — 'ломаться, упрямиться, причудничать, дурить'
[Даль, 1979, т. 2, с. 171]) является экспрессивным синонимом к
насупился. Ср. сходные повторы в духовных стихах:
Зазнают гору князи и бояра,
Зазнают гору пастыри и власти,
Зазнают гору торговые гости,
Отоймут у них (нищих. — С.Н.) гору крутую,
Отоймут у них гору золотую,
По себе они гору разделяют,
По князьям золотую разверстают [В. 60],
где среди разнообразных типов повторов обратим внимание на повтор,
занимающий последнюю строку. Здесь полный смысловой повтор,
построенный следующим образом: слово князья в последней строке
заменяет целое себя, в которое входят князья и бояра, пастыри
и власти, торговые гости, при этом в перечислении князи начинают
список; глаголы разделять и разверстать здесь, очевидно, синонимич-
ны, второй с экспрессивным оттенком.
В словарную статью существительного не должны, по-видимому,
попадать эпитеты этого существительного в качестве его синонимов,
но в правилах поэтической грамматики должно быть отмечено,
что эпитеты являются потенциальными синонимами. Вопрос же о том,
включать ли в словарную статью слова ходить синоним гулять,
а в словарную статью разделять синоним разверстать, зависит
от того, встречаются ли эти слова как синонимы в других текстах
или являются контекстуальными синонимами лишь в данном тексте.
Ведь именно только в первом случае мы можем говорить о синонимии
как о явлении языка фольклора. Для ходить и гулять вопрос
решается однозначно — они синонимы (это, конечно, не исключает
того, что в каких-то текстах они вовсе не будут синонимами),
для разделять и разверстать это отнюдь не очевидно.
Остановимся на синонимах-метафорах. Их довольно много, среди
них большое количество собственно фольклорных синонимов. Как
показала А.С. Степанова, в карельских причитаниях прямые номина-
ции членов семьи (отец, мать, дочь, родители, крестная) заменяются
разнообразными синонимами-метафорами, например, дочь — sulgazeni —
мое перышко, linduzeni — моя птичка, valgie alli voacimazeni —
белая моряночка моя выпестованная. Основное назначение этих мета-
фор, замечает автор, — скрыть подлинное имя, иными словами, мета-
форический язык плачей стимулируют табу [Степанова, 1985, 178—180].
В фольклористической литературе рассматривается вопрос о разли-
чии между символом и метафорой; отмечается, что символ более
устойчив и частотен, чем метафора [Еремина, 1978]. В последнее
время соотношение между символом и метафорой было рассмотрено
Н.Д. Арутюновой [Арутюнова, 1988; Теория метафоры, 1990]. Как
мы упоминали, символ прежде всего явление культуры, которое
может иметь или не иметь вербальное выражение. Метафоры же —
явление языка. Символ не предполагает прямой номинации, па-
раллельно с ним существующей; метафора же сосуществует с прямой
номинацией, даже если последняя табуирована (как термины родства,
например). Именно поэтому метафора может быть синонимической
заменой, а символ нет (он может заменять другой символ, но не
прямую номинацию, за редким исключением типа невеста—лебедь).
Как писал А.А. Потебня [1976], метафора начинается там, где
кончается миф, который отождествляет. Как афористично указала
Н.Д. Арутюнова, метафора — это подобие, ведущее себя как
тождество [Арутюнова, 1983]. Должны ли мы различать подобие
и тождество в наших словарных статьях? Техническая задача
представления семантических мест в словарной статье наталкивается
на трудноразрешимые философские вопросы видения мира. Указывать
ли, что змей седмиглавый, зверь десятирожный — метафорические
названия антихриста, или представить эти номинации как синонимы
без особых помет? А змей—змий, которого поразил Георгий Победо-
носец, он же Егорий Храбрый народного стиха? В книжном
христианском понимании победа над змием — это победа над
всяческой скверной. Змий — символ или даже аллегория. Но народный
исполнитель, спевший стих о Бгории Храбром, который укротил
змея, собиравшегося съесть царскую дочь, тут же рассказывает
легенду об этом змее. Он, оказывается, жил в скале на Дунае
совсем недалеко от их села, и до сих пор из этой скалы сочится
сукровица от пожранных змеем людей. Типичная быличка, которая
кончается так: "Я сам не видел, а брат на том острове бывал
и своими глазами эту кровь видал".
Итак, фольклорная метафора вырастает из табу и метаморфозы.
Очевидно также, что мировидение народа меняется, и то, что
вчера было мифом, тождеством, сегодня стало метафорой. Красное
солнышко — названия для батюшки, матушки или родного братца —
это типичные метафорические сравнения, употребляющиеся в качестве
синонимов. В данном варианте словаря синонимы-метафоры в отдель-
ный пункт не выделяются.
Как мы указали, для слов-синонимов в словаре оставлена возмож-
ность получить свое толкование в соответствующей зоне словаря.
Введение же функции "символ" вряд ли целесообразно, поскольку
отношение символизации соединяет не два слова или словосочетания,
а слово/словосочетание и традиционное фольклорное значение, тре-
бующее метаязыкового выражения. Оно в нашем словаре не является
словарным входом. Для слов же типа невеста можно ввести
индивидуальную функцию "символ", заполняемую такими словами,
как калина, яблоня, куна и т.д.
А.Н. Веселовский высказал гипотезу, что источником фольк-
лорных символов служит психологический параллелизм [Веселов-
ский, 1940]. Было бы очень полезно создать словарь психологических
параллелизмов, который мог бы быть материалом для исследования
проблемы символа и метафоры в фольклоре.
Возвращаясь к проблеме смысловой замены, укажем на изо-
функциональные слова, выполняющие в текстах одинаковую семио-
тическую функцию и часто выступающие в качестве контекстуальных
синонимов. Так, река, озеро, море, полая вода называют преграду
между двумя мирами — своим и чужим; они легко замещают
друг друга в свадебных песнях: через речку-речку положу дощечку;
но дощечку, оказывается, можно положить и через море; свадебные
корабли уплывают и по морю, и по полой воде. Однако слова река
и море никак не синонимы, и во многих контекстах это достаточно
очевидно (об описании реки и моря в духовных стихах будет
сказано в следующей главе). Не синонимичны слова дверь и ворота,
они называют разные объекты, разные части дома, однако в свадебной
лирике дверь и ворота выполняют одну и ту же семиотическую
функцию — быть границей между мирами — своим и чужим:
в доме невесты они отворяются перед "чуженином" — женихом.
В духовных стихах дверь и ворота — почти синонимы;
в овеществленных, зримых аде и рае дверь/ворота отделяют их
от остального мира: затворяются адские врата/двери.
Изофункциональность может быть общефольклорной, междужанро-
вой и внутрижанровой. Поскольку наше описание жанрово ориентиро-
вано, то в пункте "изофункциональные слова" мы должны прежде
всего указать внутрижанровые значения функций.
Сфера противопоставлений представлена антонимами как языковым
явлением, и оппозитами, или коррелятами, как явлением текстовым.
Текстовыми оппозитами могут быть слова, не являющиеся обще-
литературными языковыми антонимами. В традиционных фольклор-
ных текстах слова противопоставлены именно по их фольклорному —
символическому или семиотическому — смыслу, и это противо-
поставление, подобно психологическому параллелизму, может обра-
зовывать тему целого текста. Так, в свадебных песнях сад противо-
стоит лесу как "свое" — "чужому"; лебеди — невеста со "своими" —
противостоит серым гусям — "чужим"; родной дом невесты — высок
терем со светлой светлицей и косящатым окошечком — противо-
поставлен ее будущему жилью на чужой стороне — безверхой
избушечке, где долотом двери продолблены, решетом свету наноше-
но. Поэтому в словарной статье терем в словаре свадебных
песен в пункте "оппозит" следует поместить слова изба, избушечка.
Стержневое противопоставление свадебных песен "свое — чужое"
представлено громадным количеством оппозитов. Все они носят
явно оценочный характер.
Столь же оценочны оппозиты в духовном стихе, однако тексто-
выми оппозитами здесь являются главным образом языковые обще-
литературные антонимы: ангел—бес, ад—рай, восток—запад, глу-
пый— мудрый, гордость — кротость, зло — добро, убогий (ни-
щий) — богатый, грешный — праведный, свет — мрак, тьма,
вопрос — ответ, Христос — антихрист, дорога — бездорожица.
Например:
Отложим мы гордость,
Прибавим мы кротость.
Ср. близкий пример из свадебной песни:
Убавлю я спеси — гордости,
Прибавлю смиренства — кротости.
На противопоставлении смыслов оппозитов построены целые
тексты духовных стихов, в частности популярный стих о двух
Лазарях, стихи о рае и аде и т.д. К роли противопоставлений
в духовных стихах мы будем возвращаться еще не раз.
ИЕРАРХИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ
Перейдем теперь от равнозначных отношений к иерархическим.
Обычно в иерархические отношения включают родовидовые и отноше-
ния принадлежности. Договоримся для первого случая говорить
о гипо-гиперонимических отношениях, в которых логическое отноше-
ние рода/вида является частным случаем (о семантическом много-
образии отношений внутри гипо-гиперонимических см.: [Мостовая,
Фрумкина, 1987]).
Как показали, с одной стороны, исследования обычных бытовых
текстов [Розина, 1986], а с другой — психолингвистические тесты
на свободную классификацию [Фрумкина, Михеев и др., 1991],
гипо-гиперонимические отношения не характерны для бытовых текстов
и, как правило, не встречаются в бытовых классификациях. Еще менее
характерны они для текстов фольклорных. Конечно, в этих текстах
встречаются слова дом, изба или терем; дерево, дуб, береза,
пташка, кукушка, где, согласно словарям литературного языка,
слово дом является родовым понятием по отношению к словам
изба и терем, дерево — по отношению к словам дуб и береза,
а пташка — по отношению к соловью и кукушке. Однако это
вовсе не значит, что таковыми они выступают в фольклорных
текстах. В законченном тексте-произведении они не замещают друг
друга: если в песне говорится об избе, то она никогда в том же
тексте не будет названа домом, и слово дуб в том же тексте
не заместится словом дерево. В разных вариантах одного текста или
в разных текстах это возможно: выражение выше дуба стоячего
может в другом тексте замениться выражением выше дерева стоячего,
но такая замена может сигнализировать не только (и не столько)
об отношениях гипо-гиперонимии, сколько о синонимии.
Разумеется, существуют устойчивые выражения типа трава-мурава,
ковыль-трава, земляника-ягодка, кипарис-древо, которые представля-
ют собой фольклорное сочетание общелитературных родового и
видового понятий, однако подобные сочетания близки к приложению
с собственным именем типа Москва-река.
Препятствует развитию гипо-гиперонимических отношений в ука-
занных примерах, как и во многих других, то обстоятельство,
что с каждым из этих слов связана определенная семиотическая
или символическая нагрузка, которая может не соотноситься с
иерархическими отношениями, потенциально между ними существу-
ющими. Но главное, что фольклорный мир предельно конкретен:
в нем нет места разным уровням абстракции в нашем понимании.
Если мы рассмотрим отношение рода (гиперонимии) в ряду всех
остальных логико-семантических отношений, то оно будет единствен-
ным отношением между понятиями, не имеющим предметных анало-
гов (синонимия тоже не имеет предметных аналогов, но синонимия —
прежде всего не понятийное, а языковое отношение). Поэтому
в случае двандва гуси-лебеди нужно говорить не о замене родового
понятия птицы на видовое понятие гуси-лебеди, где гуси-лебеди
выступают репрезентантом понятия "птицы" (типа ложки-вилки в
разговорной речи), а о типизированных конкретных существах
фольклорного мира, которые обладают свойствами и гусей, и лебедей,
при том что и гуси, и лебеди также существуют в этом мире
как отдельные существа. Другой пример с деревьями: в стихах
инок спит под кудрявой елиной, т.е. ель обладает свойствами березы.
Слова дерево/древо и конкретные названия деревьев — дуб,
береза и т.д., птицы/птички и конкретные названия птиц — гуси,
лебеди, утица, кукушка и т.д. тяготеют к распределению по жанрам:
в духовных стихах на древах поют райские птички, в лирических
песнях дочь прилетает к матушке во двор кукушкой и садится
на яблоню. Проблескивает нечто гиперонимическое в слове пташка,
употребительном во всех жанрах, но слово пташка является нам
либо в паре пташка-канарейка или пташица-кукушица, либо в
сочетании мелкие пташки, где эта номинация становится в один ряд
со всеми остальными типично конкретными номинациями птиц.
Итак, можно сказать, что гипо-гиперонимические отношения су-
ществуют в языке фольклора как в системе, но редко реализуются
в тексте.
Однако нужно отметить наличие функциональных гиперонимов,
свойственных особенно духовным стихам, что, по-видимому, связано
с их общей телеологической направленностью, с идеей предназна-
ченности. Так, огонь в аду — разновидность муки вечной, бесконечной,
предназначенной для грешников и реализуемой также в мразах
лютых, черве неусыпающем и т.д.
В фольклорных текстах и особенно в текстах духовных стихов
существует другое иерархическое отношение, которое можно назвать
"множество — главный член множества". Для одушевленного мно-
жества это предводитель, глава. Например, атаман — войско,
воевода — сила, царь — государство, войско; князь — дружина,
сатана — беси, Михаил Архангел — небесная сила.
"Голубиная книга" использует это отношение иерархии в вопро-
сах-ответах по схеме "который X...X-м мать (или отец)":
Ты еще, государь наш, как про то скажи:
Которое у нас море над морями мать,
И которое озеро озерам мать,
И которая река всем рекам мать?
Им ответ держал на то премудрый царь,
Наш премудрый царь Давид Евсеевич:
У вас Кияв-море всем морям мать,
А Ильмень-озеро над озерами мать...
А Иордан-река над реками мать [В. 25].
В этом тексте мы получаем реализацию этого отношения для
многих слов: камень, гора, древо, город (град), море, река, рыба,
птица, зверь, земля, плакун-трава... Все эти слова значимы для
семантической структуры текстов многих духовных стихов. Аналогич-
ное отношение усматривается в словосочетании изо всех младенцев
младенец, относящемся к младенцу Христу в некоторых вариантах
стиха об Алилуевой жене милосердой.
Следующее иерархическое отношение или, вернее, целый ком-
плекс — отношение принадлежности. Как известно, отношения бытия
и обладания пронизывают и структурируют картину мира в языке [Ка-
тегории... 1977]. Они многообразны и могут быть классифицированы
по разным основаниям. В кратком пояснении к устройству сло-
варя-тезауруса языка фольклора мы отвлекаемся от массы важных
проблем, в частности от проблемы, какими грамматическими сред-
ствами выражается в фольклорных текстах такое отношение. Это
составляет предмет большого самостоятельного исследования: анализ
одних предложных конструкций в фольклорных текстах мог бы,
по-видимому, многое прояснить в языковой картине фольклорного
мира. Мы же только сопоставляем ключевое слово и другие слова,
связанные с ним отношениями принадлежности. Для нас здесь важно
выделить несколько типов таких отношений. Каждое из них выступает
в двух разновидностях, прямой и обратной, как, впрочем, и большин-
ство здесь представленных отношений.
В — части, детали, компоненты А (А — заглавное слово).
Для заглавного слова указываются такие слова, которые обоз-
начают части, детали, компоненты, из которых слагается то, что
обозначается заглавным словом. Так, в словарной статье корабль
в пункте "части" следует поместить слова нос, корма, бока; в
словарной статье терем — крыльцо, сени, светлица/горница, дверь,
окно; в словарной статье баня — дверь, каменка, камушки, окно/око-
шечко. В свою очередь, в словарной статье дверь этот пункт
будет заполнен словами замки, задвижечка, кольцо, косяк и т.д.,
в словарной статье ворота — верея, подворотенка и т.д. Извлекая
информацию из пункта "части" и переходя от одной словарной
статьи к другой, где ключевые слова связаны указанным отношением,
мы можем выстроить целое во всех деталях, упоминаемых в
фольклорных текстах. Так, можно построить фольклорный дом,
описать фольклорного человека. Оказывается, что голова фольклор-
ного человека имеет очи/глаза (ясного сокола), брови (черного
соболя), уста/губы, щечки и не имеет носа и ушей.
В — целое для А. Для заглавного слова-части указывается
слово, обозначающее целое. Например, для слова окно — горница,
светлица, баня, для слова горница — терем, для слова коса — девица,
для слов ребра, ноги, руки — тело, престол — церковь.
Нетрудно заметить, что группы слов, связанных отношением
"часть — целое", часто входят в типизированное описание ситуации.
Так, части двора и терема появляются в фольклорных описаниях,
когда гов
|
|
|
