 |
Полиция замыкает круг 2 страница
|
|
|
|
– Не мог бы сам им заняться, Фрэнсис? – спросил он ассистента. – Я в любую минуту ожидаю прибытия тела, которое необходимо немедленно вскрыть.
На лице Холмса появилось выражение крайнего неудовольствия.
– Только взгляни на него, Курт. Это все, о чем я прошу. Я не знаю, с какой стороны к нему подступиться.
Магнус нехотя согласился. Они спустились в подвальное помещение и прошли в комнату для вскрытий.
– Полиция обнаружила его на улице сегодня вечером. На вид – лет пятьдесят. Личность не установлена. По всей вероятности, бродяга.
– Есть какие‑ нибудь травмы?
– Несколько царапин на животе и в паху, на ногах. В общем, ничего серьезного.
– Как насчет алкогольного опьянения?
– Достаточно сильное, но не думаю, что оно послужило причиной смерти. Видишь ли, Курт, его пенис обуглился.
– Его… что?
– Его пенис превратился в головешку, – Холмс остановился перед трупом, о котором шла речь.
Труп был маленьким. Из‑ под желтоватой кожи просвечивались ребра и ключицы, глаза глубоко запали. Мертвец был почти лыс, кожа на макушке потемнела от долгого пребывания под прямыми лучами солнца и шелушилась. Тело покрывали ссадины, синяки и царапины.
Только взглянув на пенис мертвеца, Магнус уже знал, что послужило причиной его смерти. Пенис походил на приличный кусок говядины, передержанный на открытом огне.
– Удар электрическим током, – вынес свой вердикт Магнус.
– Но как это возможно? Именно это место?
– Время от времени такое случается, в основном, с пьяницами. Напьются до умопомрачения, а потом начинают мочиться сквозь решетку на рельсы подземки. Удар молнии, и готов наш клиент! Вот так закончить свой жизненный путь! Видел ли этот человек в жизни что‑ нибудь хорошее? Были ли у него родственники? Смерть легкая, он вряд ли успел что‑ нибудь почувствовать, тем более под анестезирующим воздействием алкоголя. Наверное, в последний момент испытал чувство удивления и облегчения от того, что его мучения на этом свете наконец‑ то закончились.
|
|
|
Глава 3
В скромной, но со вкусом обставленной приемной адвокатской конторы «Кролл, Фридлэндер, Геддес и Лихтер» Майкл, ожидая встречи с отцом, прикидывал в уме возможные варианты убийства Амброзетти. Факты никак не складывались в стройную картину.
Эда Шэннона в городе не было и, по сообщению его секретаря, встретиться с ним до начала следующей недели не представлялось возможным. Сегодня вторник – так долго ждать он не мог, впрочем, так ли уж важно увидеться со своим бывшим наставником? Надо быть по‑ детски наивным, чтобы ожидать от Шэннона разговора начистоту, тем более, что исподволь вкрадывалось подозрение о причастности Эда к смерти Амброзетти.
Не будь он так измотан, смог бы проследить существующую связь между Лу Ватерманом, Эдом Шэнноном и Рэем Фонтаной. Его раздумья прервала секретарь, сообщив, что отец ждет его.
Он боялся этой встречи, отец говорил с ним по телефону кратко и конкретно, а это не предвещало ничего хорошего – видимо, Фридлэндер‑ старший, не желая обсуждать такой серьезный вопрос по телефону, пригласил Майкла в контору. Чувствуя себя приговоренным к наказанию плетьми, Майкл проследовал по коридору, соединявшему приемную с кабинетом: сколько раз он ходил по этой ковровой дорожке в детстве, мимо этих висящих на стене портретов и пейзажей!
Когда Майкл вошел, Пол Фридлэндер разговаривал по телефону.
– До пятницы вклады изъять невозможно, – звучал его раздраженный голос. – Послушайте, мне наплевать, удобно это или неудобно вашему клиенту. Я не имею возможности выехать на побережье. Перезвоните, если что‑ нибудь изменится.
|
|
|
Майкл оглядел кабинет, он помнил его не таким – что же изменилось? Конечно, цветовой, дизайн интерьера: тогда он решался в бежевом ключе, теперь преобладали выдержанные пастельно‑ серые тона. Из окна открывался вид на соседние, одетые в стекло, небоскребы, над которыми светился маленький клочок голубого неба.
– Как дела, Майкл? – спросил Пол Фридлэндер, положив трубку телефона. Отец выглядел усталым и опустошенным, причина, очевидно, скрывалась не только в смерти младшего сына, скорее всего, ему с трудом давалось усилие скрыть боль от окружающих.
– У меня все хорошо.
– Ты не балуешь нас телефонными звонками.
– Звоню тогда, когда есть что сказать.
Отец кивнул головой и зашелестел бумагами на столе.
– Итак, все решено. Квартира Алана продается в конце этой недели.
Майкл уже давно со страхом ожидал этого, хотя отлично знал, что рано или поздно ему придется съезжать.
– Новый владелец квартиры намеревается начать ремонт в следующий понедельник, к тому времени тебе там уже делать нечего.
Итак, есть четыре дня, чтобы найти новую крышу или вернуться в Нью‑ Гемпшир.
– Ты за этим меня пригласил?
– Нет. Вчера позвонил человек, назвавшийся Максом Фарреллом.
Майкл почувствовал головокружение, сел прямо, изо всех сил стараясь ничем не выдавать эмоций. В последние дни ему и думать не хотелось об угрозе Фаррелла, он полагал, что Амброзетти найдет выход из любой ситуации, но теперь Ник там, откуда возврата нет, и выход придется искать самому.
– Мистер Фаррелл представился служащим сыскного агентства Фонтаны, – отец говорил медленно, взвешивая каждое слово, будто перед ним один из его клиентов. – Он сказал, что тебе потребовались его услуги и в ходе расследования всплыли кое‑ какие компрометирующие Алана факты. Правда?
Майкл кивнул головой, не в силах произнести ни слова.
– Кроме того, он намекнул, что они могут быть опубликованы в печати, если ты не прекратишь попыток возобновить дело брата. Полагаю, о том же он предупреждал и тебя.
Майкл опять ограничился кивком.
– Почему ты сразу не поставил меня в известность об этом, а бросился очертя голову в расследование, совершенно не подумав, какой вред твоя самодеятельность может причинить мне, твоей матери, всей семье? Пожалуй, я переоценил тебя.
|
|
|
– Очень жаль, – Майклу не хотелось втягиваться в спор, из которого вряд ли что могло получиться.
Пол Фридлэндер встал, прошелся по кабинету и снова сел в кресло. Майкл знал, что это смена угла атаки.
– А теперь, Майкл, – произнес отец таким тоном, каким разговаривал с ним в его университетские годы, стараясь добиться прилежания в учебе. – Я всегда учил тебя говорить правду. Это так?
– Да.
– Но, кроме того, я говорил, что всегда следует соотноситься с реалиями, а не витать в облаках. Есть вещи, которые сильнее нас, и об этом нельзя забывать. Ты должен, прежде чем броситься в бой, быть уверенным в победе – нужно проявлять разум и бороться только за то, что имеет первостепенную важность.
– Разве смерть моего брата и твоего сына не имеет первостепенной важности? – уточнил Майкл и тут же пожалел об этом. Получалось, что он упрекает отца в безразличии к смерти сына: уж кто‑ кто, а Майкл знал, как отец переживает смерть Алана. Он ожидал бури – Пол Фридлэндер иногда впадал в такую ярость, что его оппоненты как в суде, так и вне его, считали за лучшее ретироваться.
Но случилось нечто необычное: лицо Фридлэндера‑ старшего приняло страдальческое выражение, плечи поникли, а глаза забегали. Майклу показалось, что с его отцом произошло невероятное превращение, перед ним был совершенно другой человек: парализованный страшным горем, не желавший ни с кем делиться, даже с собственным сыном.
– Ты не знаешь… – сказал он еле слышным голосом. – Не представляешь, что со мной делаешь.
Но вдруг совершенно неизвестный Майклу отец уступил место тому, которого он знал с детства.
– Это зашло уже достаточно далеко, Майкл. Я хочу, чтобы ты прекратил свои расследования – ничего хорошего из этого не получится.
– А если я скажу, что решил идти до конца?
Пол Фридлэндер смотрел на сына в недоумении, стараясь уяснить себе причину такого упрямства.
– Майкл, ты не сделаешь этого. Подумай о – себе, не говоря уже о семье!
|
|
|
– Значит, бороться за правду можно до тех пор, пока нет риска для жизни. Этому ты учишь, отец?
Майкл не хотел лишний раз выводить отца из себя, но не смог сдержаться и впал в свою извечную страсть к противоречию. Они спорят вот уже много лет, даже находясь за тысячи миль друг от друга. Предмет спора меняется, но суть их антагонизма остается все той же.
– Конечно, ты волен распоряжаться своей жизнью, но никто не давал тебе права вторгаться в жизнь других, – сказал Пол Фридлэндер и тихо добавил: – Кроме того, мне не хотелось бы потерять своего последнего сына.
* * *
Когда Майкл вышел из конторы отца, он чувствовал себя совершенно разбитым – все их споры о смысле жизни всегда давались ему нелегко. Раньше казалось, что мир податлив и уступчив, стоит ему захотеть, и он пойдет ему навстречу, но реальность оказалась суровее, чем представлялось. В глубине души он понимал правоту отца и бессмысленность поисков абсолютной истины, бывая в такие моменты противным самому себе: нашелся, черт побери, еще один правдоискатель! Нет, решил Майкл, домой! Без всяких прощаний.
Возвратившись в Бранденберг, он тут же принялся укладывать вещи в два чемодана и дорожную сумку с надписью «Пан Ам».
Ему показалось, что чемоданы стали тяжелее, чем были тогда, когда он прибыл в Нью‑ Йорк, но ничего лишнего он домой не вез.
Ожидая подъема лифта, Майкл услышал за спиной скрип отворяемой двери и, обернувшись, увидел любопытное лицо миссис Москоун, с которой был едва знаком, считая ее полусумасшедшей затворницей. Она подсовывала ему под дверь журналы с названием «Святая истина», которые, как она считала, были необходимы ему для спасения души. Майкл пролистал один из них – какая бы ни возникла глобальная проблема, ее решение связывалось со вторым пришествием Христа, и – ни слова, что же делать до тех пор, пока оно не наступит. Майкл видел, что миссис Москоун уже давным‑ давно утратила надежду найти понимание окружающих и находила изощренное удовлетворение в добровольной самоизоляции.
Когда миссис Москоун увидела чемоданы, она нахмурилась:
– Вы уезжаете?
Он кивнул головой.
Миссис Москоун лишь приоткрыла дверь, и в образовавшейся щели были видны только ее глаз, нос и часть морщинистого рта. Поманив Майкла рукой, что‑ то зашептала, словно опасаясь, что кто‑ нибудь ее подслушает. Но в коридоре никого не было.
Майкл подошел к ней поближе:
– Что случилось, миссис Москоун?
– Ничего не оставляйте. Он – вор.
Майкл не имел ни малейшего представления, о ком и о чем она говорит.
– Кто?
– Стопка. Управляющий. Тянет к себе все, что плохо лежит. Я сама видела, как он уносил некоторые вещи из Квартиры вашего брата еще до того, как прибыла полиция.
|
|
|
– Что? Какие вещи? – он представлял себе ее одну в огромной квартире, предающейся параноидальным фантазиям, в которых управляющий и жильцы фигурировали в качестве злодеев.
– Телевизор, радиоприемник… Другие дорогие вещи. Он их продает, я это точно знаю.
– Почему вы не рассказали мне об этом раньше?
– Я старая и одинокая женщина, меня некому защитить. Если Стопка узнает, что я вам рассказала, не знаю, что со мной сделает. Этот Стопка – сумасшедший! Настоящий изверг!
Только сейчас Майкл подумал о пропавших видеомагнитофоне и компьютере. Возможно ли это? Неужели миссис Москоун говорит правду? Неужели Стопка вынес их, пока тело брата было все еще здесь?
– Поэтому не оставляйте ничего ценного. Умыкнет все, вы уж поверьте.
– Спасибо, что предупредили, миссис Москоун.
– Не за что. Мне не нравится, когда людей обкрадывают за их спиной. Только не говорите ни слова Стопке. Я не знаю, что он со мной сделает. Я старая больная женщина. Что я могу против него? – она закрыла дверь, но тут же приоткрыла ее опять:
– Не желаете зайти и что‑ нибудь выпить? Стаканчик шотландского или пшеничной водочки?
Майкл сказал ей, что опаздывает на встречу. Он отнес чемоданы обратно в квартиру, спустился в вестибюль и постучал в дверь Стопки.
Дверь открыла жена управляющего, Мария, темноволосая полная женщина, напоминавшая Майклу таитянок с полотен Гогена. Под ногами у нее крутился ребенок, не то мальчик, не то девочка. Мария ногой оттолкнула его в глубь комнаты.
– А его нет. Моего мужа. Наверное, он в подвале. Посмотрите там.
Майкл проник в подвал через пожарную дверь. Раньше здесь он никогда не был и не думал, что подвал окажется таким большим. Помещение было хорошо освещено и содержалось в относительной чистоте. Пахло здесь, как и в других подземных помещениях, сыростью и плесенью.
Майкл сразу увидел составленные у стены картины, растения в горшках и мебель, много мебели. Чего только здесь не было: кушетки, диваны, кресла, стулья, кофейные столики, кухонные столы, шкафы, детские коляски. Пройти было практически негде.
Майкл вошел в другое помещение, на стенах которого висело множество картин. Некоторые из них показались ему безвкусными подделками; но было несколько, которые могли действительно представлять какую‑ то ценность. В одном углу Стопка устроил себе миниатюрные джунгли. Здесь стояли в горшках пальмы, кактусы, филодендроны и другие экзотические растения, которым Майкл не знал названия. Они, видимо, оставались после жильцов, когда те съезжали или умирали.
Другое помещение было заполнено радиоприемниками, телевизорами, магнитофонами, как аудио, так и видео. Теперь Майклу не казалось, что он попал в картинную галерею. Теперь он оказался в настоящем универсальном магазине. Ай да Стопка! Миссис Москоун была права. Он просто‑ напросто уворовал многие из этих вещей для дальнейшей перепродажи. Возможно, один из этих видеомагнитофонов принадлежал его брату. Но Майклу нужен компьютер Алана.
Он услышал шаги за спиной и, обернувшись, увидел Стопку, протискивающегося между вещами.
– Привет! – голос управляющего отразился эхом от стен и пошел гулять по подвалу. – Чем могу быть полезен?
Стопка не вышел ростом, но имел крепкое телосложение, и Майкл хорошо подумал бы, прежде чем затевать с ним драку. Нет, злить Стопку не стоило, если он желает заполучить обратно компьютер Алана.
– Вижу, вы подсобрали здесь изрядное количество вещей, Стопка, – как заметил Майкл, никто никогда не называл его мистером Стопкой или по имени.
– Это точно, – ответил Стопка, польщенный тем, что Майкл смог оценить его труды. – Люди иногда переезжают в другие места и не желают брать с собой некоторые вещи. Может быть, вы хотели бы украсить чем‑ нибудь свою квартиру? Могу уступить по дешевке любую вещь. Возьмете эту картину? – он указал на полотно, изображавшее утыканного стрелами святого Себастьяна.
– Нет. Не в моем вкусе.
– Можете взять что‑ нибудь на время.
– А если что‑ то купить?
– Купить? – переспросил Стопка обрадованно. – Конечно! Могу предложить отличные телевизоры – цветные, со стереосистемой, – и видеомагнитофон. Много не возьму.
– А как насчет компьютеров? Есть они у вас?
Лицо Стопки расплылось в улыбке:
– А то как же! Какой вы желаете приобрести? Пойдемте со мной.
Он повел Майкла в другую часть подвала, где разило чем‑ то ядовито‑ едким, так могло пахнуть только крысиным ядом. Стопка отпер дверь и включил свет. Взору Майкла открылись полки, заставленные компьютерами, мониторами, клавиатурами, принтерами и модемами ведущих в этой области фирм: «Макинтош», «Ай Би Эм», «Компак», «НЕК», «Эпплз», «Атарис»… Некоторое оборудование бывало в употреблении, другое же выглядело совершенно новым.
– Послушайте, почему бы вам не открыть магазин?
Управляющий рассмеялся, довольный тем, что сумел произвести впечатление на одного из своих жильцов.
– Какой вы хотите компьютер, мистер Фридлэндер? – он начал перечислять названия, сделав особый упор на «Ай Би Эм» и «Эпплз», не бывшие в работе, поэтому за них можно было просить хорошую сумму.
– Хотел бы приобрести такой же компьютер, какой был у моего брата Алана. Если возможно, тот же самый.
Майкл постарался сказать это как можно небрежнее, но Стопка насторожился. Улыбка застыла на его лице.
– Вы обвиняете Стопку в воровстве?
– Нет, нет, Стопка, упаси Боже! Я ни в чем вас не обвиняю. Насколько я знаю, Алан продал вам свой компьютер, так как собирался купить новый, более совершенный.
Конечно, Майкл ни на секунду не сомневался, что Стопка ему не поверил, не такой он дурак, чтобы не догадываться. Тем не менее управляющий сразу же ухватился за подсказку.
– Да, так оно и было. Видите ли, моя жена Мария объявила как‑ то, что у нее четверо детей в Санто‑ Доминго. И вот они здесь. Стопка любит жену, но любовь обходится ему недешево. Жильцы знают о моих бедах и жалеют меня, продавая вещи за бесценок, – в его голосе с каждой минутой росло убеждение, что так оно и было, и Майкл не собирался его переубеждать. Он достал три мятых десятидолларовых купюры.
– Если Алан продал вам компьютер, нельзя ли одолжить его на пару дней? Я верну сразу же.
Не отрывая взгляда от денег, Стопка кивнул:
– Подождите дома. Поищу компьютер и, если найду, то через полчасика принесу.
Стопка сдержал слово. Ровно через полчаса он появился в квартире Алана с компьютером под мышкой.
– Удивительно, как я его нашел!
– Вы уверены, что это компьютер моего брата?
– Конечно! Стопка не может ошибаться!
Кроме компьютера, Стопка принес все необходимое для работы системы. В компьютере находился жесткий диск на сорок мегабайтов, на котором Майкл надеялся найти что‑ нибудь стоящее. Возможно, информация на нем была стерта или он, не зная ключа, не сумеет ею воспользоваться. Следовало считаться и с третьей возможностью – на диске вообще не было записано никакой информации, которая могла бы пролить свет на судьбу миллионов долларов, пропущенных Аланом через свои счета.
Как только Стопка ушел, Майкл подкрепился колумбийским кофе и уселся перед монитором. Воспользовавшись потрепанным справочником, найденным среди книг Алана, он запустил компьютер. Первым, что появилось на экране, был список файлов, имеющихся на диске. Каждый файл имел цифровое и буквенное кодовое название, которое Майкл, как ни пытался, расшифровать не смог. Что, скажите на милость, могли означать такие буквенно‑ цифровые коды: Б68ДАВ, Б90ДАВ или C10AJI?
Он методично просматривал каждый файл, пытаясь вникнуть в смысл цифр и имен, появлявшихся на экране. Его глаза болели от напряжения, а кофе уже не бодрил.
Майкл сосредоточенно читал имена и цифры, стараясь найти хоть какую‑ нибудь зацепку. Когда он закрывал глаза, давая им отдохнуть, то видел все те же ряды букв и цифр – они начинали сводить его с ума.
Майкл встал из‑ за стола, помассажировал замлевшую шею и прошелся по комнате. Итак, он просмотрел сорок два файла; осталось еще больше сотни. Нет, ему не выдержать такого напряжения, тем более, что нет никаких положительных результатов. Готовый сдаться, он все же пересилил себя и снова уселся перед ненавистным монитором.
До семьдесят девятого файла он добрался, когда уже светало. Его внимание привлекли географические названия – Нассау и Багамы, а также адрес банка «Лью» и номер счета. За последние месяцы банк провел несколько финансовых сделок. Вклады составляли не менее пятидесяти тысяч долларов, а прибыль по ним – не менее ста пятидесяти тысяч. Просмотрев файл дальше, Майкл обнаружил названия еще нескольких иностранных банков: «АНЗ‑ Банк», Сидней; «Юнион‑ Банк», Цюрих; «Мидлэнд‑ Банк», Лондон. Здесь же прилагался список сделок по продаже золота и платины на биржах Лондона, Токио и Гонконга. В списке значились названия зарубежных компаний: «Сун‑ Хунг‑ Кай», «Чайна‑ Лайт», «Митцу‑ Кемикл», «Де‑ Бирз», «Голдфилд», «Плесси», «Ниппон‑ Ойл»…
Но особенно его заинтересовал список компаний и лиц, у которых осели прибыли, полученные в результате этой кипучей деловой активности:
3. 10. «Нашез» – получено 8. 450. 95 долларов.
3. 13. Городское кабельное телевидение – получено 14. 445. 00 долларов.
3. 13. Ф. Брайс – получено 2. 335. 00 долларов.
3. 14. «Квик‑ Авто» – получено 1. 010. 75 долларов.
3. 17. К. Магнус – получено 5. 500. 00 долларов.
Список продолжался и дальше, но Майкл уже ликовал. Без сомнения, эта информация поможет ему решить загадку смерти Алана. Именно такую он хотел заполучить, когда только начинал свое расследование. Теперь она у него есть, и это станет началом нового этапа поисков. В конце концов, Нью‑ Гемпшир и подождет.
Глава 4
Фрэнсис Холмс постоянно жил в отеле, расположенном в жилых кварталах Манхэттена, подверженном тем же стадиям медленного угасания, что и его обитатели. Престарелые леди сидели обычно на продавленных диванах в вестибюле и переговаривались приглушенными голосами; не менее старые джентльмены располагались в таких же древних креслах и читали утренние газеты, смакуя каждое слово, стараясь как можно больше оттянуть время, потому что прочитанная газета означала начало пустого, никчемного дня.
Как правило, каждый визитер должен был отмечаться у портье.
Когда Гейл прибыла в отель, других визитеров не было. Она подумала, что вряд ли у этих дряхлых старичков и старушек остались знакомые и друзья, которые хотели бы их навестить.
Она прошла мимо спавшего портье и направилась прямо к лифту. Гейл специально не уведомила Холмса о своем визите. Будет лучше, посчитала она, застать его врасплох.
Он жил на четырнадцатом этаже в конце длинного темного коридора, и, когда открыл дверь, глаза его округлились, а челюсть отвисла. Казалось, он сейчас скажет: «Боюсь, вы ошиблись дверью». На несколько секунд он потерял дар речи. Он, конечно, узнал Гейл, но никак не мог убедить себя в том, что она ему не мерещится.
– Доктор Айвз? – выдохнул он наконец.
– Мне бы хотелось с вами поговорить, если вы, конечно, располагаете временем.
Холмс был в халате, хотя уже наступил полдень. В комнате стоял запах свежесваренного кофе, еще одно доказательство того, что он только что встал с постели. Сегодня у Холмса был выходной, и спешить ему было некуда.
– Как вы меня нашли? – спросил он и поспешил скрыться в кухне, которую и кухней‑ то назвать было нельзя; просто закуток с двухкомфорочной газовой плитой и небольшим холодильником.
– Мне дали ваш адрес в Бюро.
Он пробурчал в ответ что‑ то нечленораздельное, по всей видимости, выражая неудовольствие по поводу легкости, с которой каждый может заполучить его адрес. Гейл ожидала увидеть жилье Холмса именно таким: комната сияла безукоризненной чистотой и была заставлена массивной мебелью из мореного дуба. Комнатные растения напрочь отсутствовали, но зато на полке стояла клетка с желтым длиннохвостым попугаем, удивленно уставившимся на неожиданную гостью.
Фрэнсис вернулся в комнату только с одной чашкой кофе, забыв или не посчитав нужным предложить кофе ей. Он уже пережил то потрясение и теперь спокойно и в упор рассматривал Гейл, прикидывая, какую для себя пользу он сможет извлечь из ее визита.
– Итак, доктор Айвз. Чем обязан вашим посещением моего скромного обиталища?
Гейл вдруг почувствовала, что ей страшно. Друзья, с которыми она штурмовала вершины, всегда говорили о ее смелости, но это граничило с безрассудством. Последующие годы научили ее сдерживать себя и не давать волю эмоциям. После встречи с Майклом Фридлэндером к ней вернулись импульсивность, эмоциональность и жажда острых ощущений, вот тут‑ то и стоило бояться самой себя.
Гейл набрала побольше воздуха и решилась.
– Хочу поговорить с вами без свидетелей потому, что мне и вам угрожают большие неприятности.
Он поднял удивленно брови:
– Объясните.
– Речь идет об Алане Фридлэндере. Помните результаты его вскрытия? У вас он проходил как самоубийца.
– Я не могу помнить всех мертвецов, которых мне пришлось вскрывать. Перевидел их тысячи.
– С результатами вскрытия получилась какая‑ то неразбериха. Впрочем, как и со всем расследованием этого дела.
Во рту у нее пересохло, руки дрожали, и Гейл была уверена, что Холмс успел заметить ее нервозность. Она подошла к самому главному и трудному. Сейчас или никогда!
– Ко мне приходил человек из манхэттенской окружной прокуратуры. Они располагают данными, свидетельствующими о том, что Алан Фридлэндер не совершал самоубийства, а был убит. Все, кто имеет отношение к этому делу, включая вас и меня, подозреваются в сокрытии важных улик.
Она замолчала и посмотрела на Холмса, желая знать, какой эффект произвели на него слова. Тот некоторое время молчал, но, ставя чашку на блюдце, расплескал кофе.
– Сокрытие улик? Этот человек из окружной прокуратуры так и сказал?
Гейл кивнула. Когда она прокручивала в голове предстоящий разговора Холмсом, такой вариант казался ей вполне правдоподобным. Тем более, насколько она знала, окружная прокуратура действительно интересуется деятельностью Бюро судмедэкспертизы.
Он поднялся со стула:
– Не хотите ли чего‑ нибудь выпить? Мне сейчас просто необходимо пропустить стаканчик. У меня есть только виски.
– Пусть будет виски, – ответила Гейл.
Итак, ее выдумка принята им за правду.
Глотнув виски, Холмс раскраснелся и расслабился.
– И что же вы им рассказали?
– То же, что написала в своем отчете. Но я в тот же день нашла копию заключения и обнаружила, что текст его кто‑ то изменил.
– Что вы хотите сказать?
– Кто‑ то изменил мои формулировки так, что заключение подтверждает факт самоубийства Фридлэндера.
– Так, так… – он налил себе еще виски. – И они считают, что я имею отношение к фактам сокрытия важных улик?
– Я только знаю, что они хотят с вами встретиться. Я подумала, что следует вас предупредить. И вы, и я попали в неприятную историю, а потому нам лучше держаться вместе.
– Да, да, – пробормотал он, погруженный в собственные мысли, и вдруг взорвался: – Я работаю в Бюро уже семнадцать, нет, восемнадцать лет и всегда делал свою работу хорошо. Никто никогда не мог обвинить меня в некомпетентности.
– Я это знаю.
– Однако должен сказать, что кое‑ кто в Бюро относится к делу не слишком добросовестно. Случаются ошибки из‑ за небрежности или лени наших сотрудников. У нас много проблем и, прежде всего, это нехватка оборудования для хранения трупов. Вы знаете, что пятьдесят холодильных камер не работают? Кроме того, в нашем штате завелись уголовные элементы, ворующие золотые зубы у покойников. Вы слышали о таком?
До Гейл доходили слухи, но она им не верила.
– Вы работаете врачом скорой помощи и знаете, как часто в нашем деле случаются ошибки, могущие повлечь за собой уголовную ответственность.
– Да, такое – не редкость.
– Конечно, все люди разные. Для одного определенные признаки могут указывать на самоубийство, для другого – на убийство. Я могу думать, как хочу, но если вскрытие не поручено непосредственно мне, я должен считаться с мнением старшего.
– Особенно, если это доктор Магнус?
– Именно так… Хотя… – Холмс замолк в нерешительности. В его глазах стоял страх. Виски ему, как видно, не помогло.
– Хотя что? Продолжайте…
– Хотя вчера вечером доктор Магнус сделал нечто такое… Если быть честным, я был потрясен, я был напуган. Вообще‑ то, мне не следовало посвящать вас, но если, как вы говорите, меня все равно будут допрашивать… – он опять замолк.
– И что же вы могли такое увидеть? – Гейл думала, что речь шла о вскрытии тела Амброзетти.
– Конечно, доктор Айвз, вы сами участвовали во многих процедурах вскрытия и хорошо знаете, какое внимание мы обращаем на любые, самые незначительные повреждения тела. Тело умершего человека следует уважать, относиться к нему, я бы сказал, с почтением. Это основной принцип нашей профессии.
– Согласна.
– Вчера, поздно вечером, к нам поступило тело преступника, известного мафиози. О нем писали в газетах. Альбинезе. Джероламо Альбинезе. Причина смерти не вызывала никаких сомнений. Смерть наступила в результате удушья, и признаки этого были настолько явными! Потемнение кожи лица и шеи, лопнувшие кровеносные сосуды на лице и на глазных белках. Мы обнаружили, кроме того, закупорку сосудов во многих органах. Кровоизлияние в легких, сердце, мозге, желудке и кишечнике. Но самый верный признак смерти от удушья – перелом гиодной кости[10] – был также налицо…
– И доктор Магнус все это установил? Ведь именно он проводил вскрытие?
– Да. Я и он, – Фрэнсис Холмс помрачнел и отвернулся к окну. Впервые он подвергал сомнению действия человека, которому верно служил так много лет, да еще вслух, и более того – перед женщиной, едва ему знакомой. Он плеснул в стакан виски. – Вы понимаете, что еще требовалось получить лабораторные анализы, но приговор Магнуса был безапелляционным: вскрытие не обнаружило физических повреждений, способных повлечь смерть. Джероламо Альбинезе умер от сердечного приступа. Я не мог поверить в то, что доктор Магнус мог просмотреть такие очевидные признаки смерти от удушья.
– Но вы ничего ему не сказали…
– Это его вскрытие! – разозлился вдруг Холмс. – И он дает свое заключение о причинах смерти. Но… но вчера вечером доктор Магнус сделал нечто такое, что не входит ни в какие рамки!
Холмс вскочил и нервно зашагал по комнате. Гейл никогда не видела его таким злым. Когда он заговорил снова, губы его дрожали.
|
|
|
