 |
Возвращение невозможно 6 страница
|
|
|
|
Город являлся узловым пунктом для нескольких линий тучетуннеля. Некоторое время назад пустой вагон прибыл к входному люку, ближайшему к тому месту, где остановились у тучетуннеля Фассин и Хазеренс. Не выходя из вагона, они два раза поменяли линии, чтобы добраться до места назначения по частично освобожденной сети скоростных транзитных труб. Все путешествие заняло один короткий суточный цикл Наскерона, большую часть которого они спали, хотя, перед тем как Фассин уснул, полковник сказала ему:
— Значит, мы не останавливаемся. Вы согласны, майор? Мы продолжаем выполнять нашу миссию. Пока не получим иного приказа.
— Согласен, — ответил он. — Мы не останавливаемся.
Тучевагон причалил, продрался сквозь стену туннелепочек Центрального вокзала Хаускипа и устремился сквозь вязкую атмосферу прямо в Клуб уплотняшек на восьмой экваториальной прогрессии, где Айсул, давний Фассинов наставник/ментор/проводник, присутствовал на церемонии завершения-исключения одного из членов клуба.
В начале своего жизненного пути насельники походили на оголодавших скатов манта — это было в короткий период детства, когда они время от времени становились объектами охоты, — потом они росли, набирали вес, расщеплялись посередине почти по всей длине (что-то вроде юности), меняли горизонтальное положение на вертикальное, завершали таким образом свое развитие и становились взрослыми, внешне напоминая нечто вроде пары больших плетеных бахромчатых колес, соединенных короткой и толстой осью с сильно выпуклыми наружными ступицами, к каждой из которых был прикреплен гигантский краб-паук.
Часть перехода от начальной к промежуточной зрелости включала так называемый период уплотнения, когда тонкие и хрупкие диски юношей превращались в мощные и прочные колеса более зрелых особей: на это время насельники обычно вступали в клуб, где общались со своими ровесниками. У насельников не было никаких особых причин объединяться в этот период их жизни, просто им вообще нравилось быть членами клубов, братств, орденов, лиг, объединений, обществ, ассоциаций, товариществ, групп, гильдий, союзов, фракций, избавительств, развлекательств, и в то же время они, конечно, оставляли для себя возможность принимать участие в неторжественных спонтанных разовых собраниях по тому или иному случаю. Календарь общественных мероприятий был у них очень плотным.
|
|
|
Айсул пригласил Фассина с полковником в свою частную библиотечную комнату в том же Клубе уплотняшек, уставленную стеллажами с книгами-кристаллами. Он не позвал гостей к себе домой, объяснив это так: если посетители слишком наскучат ему или поспешат в другое место, он сможет без особой задержки вернуться к дружкам на торжественный обед и повеселиться в банкетном зале внизу.
— Ну, Фассин, рад вас видеть! — сказал Айсул. — Зачем вы привели с собой эту маленькую насельницу? Она что — еда?
— Нет, конечно же нет. Она — коллега.
— Конечно! Хотя наблюдателей-ирилейтов не бывает.
— Она не наблюдатель.
— Значит, и не коллега?
— Ее послала сопровождать меня Шерифская окула меркаторийского военно-религиозного ордена.
— Понятно. — Айсул был одет в свой лучший изящно-небрежный наряд — сплошные ярко окрашенные бахромки и кружевные изысканные воротники; он чуть подался назад, слегка повернувшись, но тут же снова выдвинулся вперед. — Нет, не понимаю. Что это я говорю? Что такое «окула»?
— Это…
На объяснение ушло некоторое время. Спустя приблизительно четверть часа (все это, слава богу, в реальном времени, без фактора замедления) Фассин решил, что он уже достаточно проинформировал Айсула — настолько детально и полно, насколько то было возможно, не выдавая слишком многого. Полковник время от времени дополняла сведения Фассина, но Айсул, казалось, не обращал на нее внимания.
|
|
|
Айсулу было около пятнадцати тысяч лет, и он считался полновзрослым, которому оставалось еще одно-два тысячелетия до посвящения в траавы, как называлась первая стадия зрелости. При вертикальном диаметре в девять метров (не включая полуофициальные обеденные одеяния с впечатляющим воротником, добавлявшим еще около метра) он практически достиг максимального насельнического размера. Его двойной диск имел в ширину почти пять метров, едва прикрытая одеяниями центральная ось была чуть видна и между двумя огромными колесами выглядела непропорционально тонкой. Насельники немного уменьшались в размерах по мере старения, после достижения средней зрелости, медленно теряя шпиндель-руки и бахромки, а когда их возраст выражался миллиардами лет, нередко вообще утрачивали конечности.
Но и тогда они, как правило, могли перемещаться. Движение обеспечивалось системой лопастей, выходящих из внутренних и наружных поверхностей двух основных дисков. Лопасти эти выдвигались и начинали трепыхаться, — иногда с подкруткой, чтобы придать дополнительный импульс или сделать поворот, — а на холостом ходу замирали, отчего создавалось впечатление, что насельник плывет через атмосферу вразвалочку. Называлось это «вразваливать». Очень старые насельники нередко теряли способность пользоваться лопастями (или теряли их вообще) на наружной поверхности дисков, но обычно сохраняли лопасти на внутренней, а потому, какими бы немощными ни становились, двигаться так или иначе могли.
— Таким образом, — сказал в конечном счете Айсул, — все это сводится к тому, что вы ищете чоала Валсеира, чтобы возобновить определенные исследования в библиотеке под его руководством.
— Именно, — согласился Фассин.
— Понятно.
— Айсул, вы мне никогда не отказывали в помощи. Помогите и теперь.
— Трудновато будет, — сказал Айсул.
— Трудновато будет? — переспросил Фассин.
— Валсеир умер, а его библиотека была списана в глубины или разделена — возможно, как попало, — среди его сверстников, союзников, членов семьи, коллег, врагов или прохожих. Не исключено, что среди всех вышеназванных.
|
|
|
— Умер? — переспросил Фассин.
Он изобразил ужас на сигнальном щитке своего газолета — специфичный замысловатый рисунок, указывавший на интеллектуальное и эмоциональное потрясение в связи с кончиной друга или знакомого из насельников, изобразил не в последнюю очередь потому, что тот умер в ходе исследования, в котором потрясенный и сам был глубоко заинтересован.
— Но ведь он был только чоал! Ему до смерти оставались еще миллиарды лет.
Валсеиру было около полутора миллионов, и он вот-вот должен был перейти с уровня переходников на уровень мудрецов. Градация чоалов была последней в уровне переходников. Средний возраст перевода с уровня чоала-переходника на уровень детомудрецов составлял более двух миллионов лет, но насельники старше и явно умнее Валсеира решили, что он уже готов, хотя еще и в скромных годах. Он был — к сожалению, в безвозвратном прошлом — полуторамиллионолетним вундеркиндом. И когда Фассин видел его в последний раз, тот казался сильным, энергичным, полным жизни. Да, конечно же, он большую часть времени проводил, уткнув свой круговращательный нос в библиотечную пыль, и редко выходил наружу, но тем не менее Фассин никак не мог поверить, что его больше нет. Насельники даже не страдали никакими смертельными заболеваниями. Как могло случиться, что он умер?
— Несчастный случай на яхте, если память мне не изменяет, — сказал Айсул. — Или изменяет? — Фассин почувствовал, как Айсул посылает запрос на интерфейсы библиотечного зала. — Нет, не изменяет! Несчастный случай на яхте. Его штормоборец попал в особенно сильный водоворот, развалился и убил его. Пронзил насквозь бимсом, или нок-реей, или чем-то еще. Но чтобы уж не окрашивать все в слишком мрачные тона, могу вам сообщить: прежде чем яхта ушла в глубины, большую ее часть удалось спасти. Он был превосходным моряком. Очень знающим.
— Когда? — спросил Фассин. — Я об этом ничего не слышал.
|
|
|
— Не так давно, — сказал Айсул. — Максимум столетия два.
— В информационных сетях об этом не было ни слова.
— Правда? Ай-ай. Постойте. — (Еще один запрос. ) — Да. Насколько я понимаю, он оставил инструкцию: в случае его смерти считать ее частным делом. — Айсул пожал своими шпиндель-руками, установленными на обеих ступицах. Всеми сразу. Одновременно. — Я его понимаю. Я бы сделал то же самое.
— Есть ли официальные сведения о том, что стало с его библиотекой? — спросил Фассин.
Айсул снова откатился — пара гигантских конических колес медленно закрутилась назад, а потом снова резко вперед. Он повис в атмосфере и сказал:
— Знаете, что я вам скажу?
— Что?
— Никаких таких сведений нет. Не странно ли?
— Мы… я бы очень хотел разобраться с этим, Айсул. Вы нам поможете?
— Я совершенно определенно… да, кстати, что касается сетевых новостей, поступили известия о несанкционированном ядерном взрыве недалеко от того места, где вы получили доступ в тучетуннель. К вам это имеет какое-то отношение?
«Черт побери», — снова подумал Фассин.
— Да, похоже, кто-то пытается меня убить. А может — полковника. — Он махнул рукой в сторону э-костюма Хазеренс, по-прежнему плававшего рядом с ним.
Она помалкивала вот уже некоторое время, и Фассин не знал — хороший это знак или нет.
— Понимаю, — сказал Айсул. — И кстати, о нашем милом полковнике. Я пытаюсь обнаружить ее разрешение. Я хочу сказать, разрешение на ее визит сюда.
— Видите ли, — сказал Фассин, — мы были вынуждены искать убежище на Наскероне, и у нас не было возможности позаботиться о разрешении заблаговременно из-за неспровоцированных враждебных действий. Документы на разрешение визита были поданы незадолго до нашего отбытия, но еще не успели пройти по инстанциям, когда нам пришлось осуществить этот срочный спуск. Формально полковник находится здесь без санкции, а потому отдается вам на милость как потерпевший кораблекрушение, беженец военного времени и ваш сотоварищ — уроженец газового гиганта, нуждающийся в защите. — Фассин повернулся и посмотрел на полковника, которая повернулась на своей вертикальной оси, чтобы ответить на его направленный газолетом взгляд. — Она просит убежища, — закончил он.
— Конечно же, временно предоставляется, — сказал Айсул. — Хотя точное значение слова «неспровоцированный» можно было бы тщательно изучить в более широком контексте, да и, строго говоря, термин «потерпевший кораблекрушение» определен не вполне точно. Но если забыть обо всем этом, насколько я понимаю, происходит какое-то выяснение отношений между вашими одноплеменниками?
— Вы понимаете правильно, — подтвердил Фассин.
|
|
|
— Что, неужели еще одна из этих ваших войн? — заволновался Айсул, откатившись всем телом назад, и закатил глаза — точнее, произвел свой эквивалент этого действия.
— К сожалению, да, — сказал ему Фассин.
— Ваша страсть вредить друг другу никогда не перестает нас удивлять, радовать и повергать в ужас!
— Мне говорили, что между второй зоной и поясом В может разразиться формальная война, — сказал Фассин.
— Представьте, мне об этом тоже говорили! — весело сказал Айсул. — Вы и вправду думаете, что так оно и будет? Что касается меня, то я, если говорить откровенно, на сей счет не очень оптимистичен. Насколько мне известно, в этом участвуют безумно опытные переговорщики… Щиток на вашем корпусе, выполняющий функции тела, которого вам так катастрофически не хватает, отражает ваши эмоции, недвусмысленно свидетельствуя, что ваша последняя фраза исполнена сарказма.
— Не обращайте на это внимания, Айсул.
— Хорошо, не буду. Так вот, что касается Валсеира. Тут есть один момент соответствия.
— Есть?
— Да!
— Соответствия чего с чем? Между чем и чем?
— Между его кончиной и назревающей войной, о которой вы только что говорили.
— Правда?
— Да! Его старый кабинет — он-то сейчас и является яблоком раздора, насколько я понимаю.
— Но ведь его уже раздербанили… — начал было Фассин.
— Да, но должны были остаться копии, и я даже не уверен, что старик и в самом деле упокоился.
— И это по прошествии двух сотен лет?
— О чем вы говорите, Фассин. Ведь нужно было уладить вопросы наследования.
— И кабинет находится в зоне военных действий?
— Да, весьма вероятно! Здорово, правда? Я думаю, нам нужно немедленно туда отправиться! — Айсул взмахнул одновременно всеми конечностями. — Организуем экспедицию! И отправимся туда все вместе. — Он посмотрел на Хазеренс. — Вы даже можете взять с собой вашу подружку.
«Я не знаю, как лучше связываться с вашим Совместным комплексом — через ваши спутники или напрямую», — сказала ему полковник.
«Я бы не стал этого делать, — ответил Фассин. — Но если вы решите, что вам это необходимо, сообщите перед попыткой мне. Я хочу успеть отойти подальше».
«Вы полагаете, что атака вроде той, которая последовала после отправки вами сигнала, может быть предпринята и здесь? »
«Возможно, не здесь — в городе насельников. Но зачем рисковать? Мы незнаем, известно ли обстреливавшим нас, чем для них чревато такое нападение, и потому они могут просто попытаться нас уничтожить, а уж с последствиями станут разбираться потом. Нас там уже не будет, чтобы насладиться местью».
«Мы должны узнать, что происходит, майор Таак», — проинформировала его Хазеренс.
«Знаю. И я собираюсь послать запрос на спутник из какого-нибудь удаленного местечка, как только проверю, что тут случилось, по местным сетям».
Полковник всплыла повыше, чтобы взглянуть на огромный — правда, старинный и высоконаправленный — плоский экран, с помощью которого Фассин пытался выяснить, что происходит. Они находились в доме Айсула — развалюхе-колесе в огромном квартале таких же ветхих с виду домов-колес, висящих на тонких осях ниже срединного городского уровня и напоминающих разметанные взрывом механизмы на огромной свалке.
Айсул, провожая их из клуба до своего дома, пребывал в возбужденном состоянии. Потом он, забрав своего слугу Шолиша, удалился — отправился искать приличного портного, поскольку прежний совершенно неожиданно решил поменять профессию и стал рядовым на дредноуте, вероятно намереваясь оказаться в самой гуще надвигающейся войны.
«Ну и что вы нашли? — спросила полковник, видя, как плоский экран заполняется изображениями Третьей Ярости. — Ммм, похоже, на луне почти никаких повреждений».
«Это старые записи, — объяснил Фассин. — Я пытаюсь найти что-нибудь поновее».
«Есть упоминания о военных действиях? »
«Почти ничего, — сказал Фассин, нажимая с помощью манипулятора на массивные, жесткие кнопки управления старого экрана. — Одно сообщение во второстепенных радионовостях, больше ничего».
«Ну, хорошо хотя бы то, что это считается новостью, как вы думаете? »
«Не очень-то обольщайтесь, — послал Фассин. — Речь идет о радиостанции, которая принадлежит нескольким любителям и работает для кучки им подобных, интересующихся событиями в остальной части системы. Таких из всего местного населения в пять или десять миллиардов, может быть, наберется несколько тысяч».
«Неужели число насельников Наскерона до сих пор точно не установлено? »
«Мне встречались оценки от двух до двухсот, а то и трехсот миллиардов».
«Я в своих исследованиях сталкивалась с подобными расхождениями, — сказала Хазеренс; Фассин переключался с канала на канал, с одной базы данных на другую, листал изображения. — Помнится, я подумала, что это какое-то недоразумение. Как можно ошибаться на порядки? Неужели нельзя спросить у самих насельников? Они что — не знают, сколько их? »
«Спросить-то, конечно, можно, — согласился Фассин. Он подпустил юмора в сигнал. — Мой старый наставник о подобных вопросах говорил: ответы на них дадут вам гораздо больше представления о насельнической психологии, чем о предмете вопроса».
«Они вас обманывают или не знают про себя? »
«Тоже неплохой вопрос».
«Но какое-то представление у них должно быть, — возразила полковник. — Общество должно знать, сколько в нем членов, иначе как планировать инфраструктуру и все такое? »
Фассин поймал себя на том, что улыбается.
«Да, эти соображения верны для любого другого общества», — согласился он.
«Некоторые сказали бы, что насельники на самом деле нецивилизованный народ, — задумчиво послала полковник, — что у них толком нет общества даже в планетарном масштабе, а в галактическом — они не являются цивилизацией. Скорее всего, они существуют в состоянии высокоразвитого варварства».
«Мне знакомы подобные рассуждения», — сказал ей Фассин.
«И вы с ними согласны? »
«Нет. Мы имеем дело с обществом. Мы находимся в городе. И даже в пределах одной планеты можно говорить о цивилизации насельников. Я знаю, что терминология меняется с годами и вы, возможно, смотрите на эти вещи иначе, под другим углом зрения, но что касается моей планеты, то мы называем цивилизацией даже такие структуры, которые базируются, скажем, на одной-единственной речной системе или на маленьком островке».
«Я забыла, что, имея дело с планетами, где средой обитания является твердая поверхность, приходится мыслить в категориях малых масштабов, — сказала полковник, явно не имея в виду ничего оскорбительного. — Но если даже и так, определение цивилизации должно меняться, когда поднимаешься до галактического уровня, а насельники как единое целое могут представляться недостаточно развитыми».
«Я думаю, тут все дело в терминологии — какой смысл мы вкладываем в то или иное слово, — сказал Фассин. — Постойте-ка. Тут, кажется, кое-что есть».
Он переключился с мозаичного полиэкрана на единичное подвижное изображение.
Это снова была луна Третья Ярость, хотя на сей раз она выглядела словно подернутая дымкой, казалась менее четкой и снятой с большого расстояния. Невысокие купола Совместного комплекса у одной из островерхих кромок маленькой луны были явно обвалены. Видно было, как по поверхности с одной стороны распространяется вспышка и расползается полусферическое облако обломков. У источника вспышки образовался мерцающий кратер.
«Похоже, это вчерашняя картинка», — сказала Хазеренс.
«Да, пожалуй, так и есть, — согласился Фассин. — Видно, съемки велись с высшей точки пояса В или с южной точки зоны-два. Любительская камера. — Фассин нашел, как отмотать сделанную запись назад, потом вперед, потом выяснил, как увеличить картинку. — Вот оно».
Они увидели, как на сверкающем пузыре у кромки Совместного комплекса появилось светло-вишневое пятно, и смогли разглядеть зернистые обломки ангарного купола — они взметнулись вверх, заслоняя собой неожиданную дымку быстро рассеивающегося тумана. Крохотная темно-серая точка поднялась из разломанного купола и устремилась вверх: челнок предпринял отчаянный прыжок на планету.
Фассин промотал запись вперед. Положение луны быстро изменилось, Третья Ярость устремилась по темному небосклону, продолжая движение по своей орбите, и делавший запись оказался отброшенным в противоположном направлении реактивной струей шириной в двадцать километров под ними.
«Определенно, это пояс А», — сказал Фассин.
Ярко-белая вспышка затопила весь экран. Затем погасла, оставив после себя кратер. Во все стороны разлетелись обломки, словно семена одуванчика, готовые упасть на землю, но подхваченные внезапным ураганом. Внутри кратер был белым, желтым, оранжевым, красным. Обломки продолжали разлетаться. Большинство из них, видимо, останутся приблизительно на той же орбите, что и сама Третья Ярость.
Оба молча наблюдали за происходящим на экране. Луна изменила форму. Она закачалась, похоже, частично провалилась в самое себя, медленно, пластично вернулась к сферической форме, хотя и потеряла немалую часть своей массы. Верхушки желтых туч выстроились почти в ровную линию навстречу луне, и маленький сверкающий шар закрутился под горизонтом.
Фассин просмотрел запись до конца и, когда она пошла на второй круг, остановил ее. Экран замер на первом кадре записи с изображением Третьей Ярости — луна стояла наверху, сразу после первого удара.
«Не похоже, чтобы там кто-то остался в живых», — послала полковник. Голос ее звучал ровно.
«Думаю, вы правы».
«Мне очень жаль. Сколько людей, по-вашему, было на базе Совместного комплекса? »
«Около двух сотен».
«Я не видела никаких следов корабля вашего старшего техника или атак на нас после того, как мы его покинули».
Фассин сравнил временной код просмотренной ими записи с собственной хроникой событий газолета.
«Это происходило уже после того, что мы видели здесь, — сказал он полковнику. — Да к тому же за горизонтом — с того места, откуда велась эта съемка, ничего не было видно».
«Значит, никакой поддержки и усиления ждать не приходится. — Полковник повернулась к нему. — Но мы продолжаем, да? »
«Да».
«И что теперь, Фассин Таак? »
«Нужно поговорить кой с каким народом».
— Значит, вы хотите связаться с вашими одноплеменниками? — спросил Айсул.
— Через какую-нибудь дальнюю ретрансляционную станцию на каком-нибудь удаленном участке, — сказал Фассин.
— А почему вы это не сделали раньше?
— Я хотел получить ваше разрешение.
— Вам не нужно мое разрешение. Найдите отдаленную тарелку и посылайте запрос. Я подозреваю, что любая искупительная прибавка к моим баллам будет неизмеримо мала.
Они находились в приемной администратора города. Это было просторное помещение, оклеенное обоями из шкур древних тучетискал — все желто-красные и в завитках. В некоторых шкурах виднелись отверстия от выстрелов. Из нескольких изогнутых секций стены одна представляла собой гигантское окно, из которого открывался вид на целое море парящих колес — Хаускип. Начинался вечер, и по всему городу загорались огни. Айсул подплыл к окну и распахнул его не самым деликатным способом — с силой шарахнув по нему. После этого он выплыл на импровизированный то ли эркер, то ли балкон и принялся разглагольствовать о том, как ему нравится этот пейзаж и как было бы хорошо перенести сюда и его собственный дом. Подул ветерок, ероша шкуры древних тучетискал, словно их давно мертвые обладатели все еще убегали от преследователей.
Полковник Хазеренс наклонилась к Фассину.
«Эти самые баллы, — послала она. — Они что, и в самом деле так вычисляют свою ценность? »
«Боюсь, что да».
«Значит, это правда! А я думала — шутка».
«Это слабое место насельников — они не особо чувствуют разницу между первым и вторым».
Айсул вернулся, не сумев закрыть окно. Он вразваливал сквозь газ в сторону Фассина и Хазеренс, а его лопасти тихо гудели.
— Давайте ваше послание, — сказал он. — Я его переправлю.
— Через удаленный передатчик? — спросил Фассин.
— Конечно!
— Тогда сообщите клану Бантрабал, что я жив и здоров, и спросите, все ли у них в порядке. Я полагаю, им уже известно, что случилось с Третьей Яростью. Можете спросить, знают ли они что-нибудь о старшем технике Апсиле и челноке, который успел убраться с луны до атаки на нее, и о том, что случилось с кораблями, которые должны были защищать луну.
— Кхм, — сказала полковник. Они оба посмотрели на нее.
— А это благоразумно? — спросила она.
— Вы хотите сказать, не лучше ли мне притвориться мертвецом? — спросил Фассин.
— Да.
— Мне это не приходило в голову. Но я хочу, чтобы кое-кто там знал, что я жив. — Он вспомнил о вспышке, которая могла означать удар по Глантину в то самое время, когда была атакована луна Третья Ярость. — И я хочу знать, что с моими друзьями и семьей.
— Конечно, — сказала полковник. — Но я подумала, не будет ли благоразумнее, если я свяжусь со своим начальством. Мы могли бы попросить насельника Айсула позволить мне воспользоваться этим отдаленным передатчиком. А когда мы установим более безопасное соединение, скажем, через один из наших военных кораблей — а я полагаю, что они все еще где-то здесь, неподалеку от планеты, — мы сможем отправить послание и вашему клану — известить их, что вы живы-здоровы. На это не уйдет много времени.
Пока Хазеренс говорила, Айсул подплыл вплотную к ней, словно намереваясь заглянуть за переднюю пластину ее э-костюма, которая была совершенно непрозрачной и к тому же бронированной. Он остановился, возвышаясь над ирилейткой, в сантиметре от нее. Полковник осталась на месте. Одной из ободковых конечностей Айсул постучал — на сей раз не так сильно — по корпусу полковничьего скафандра.
— Могу я попросить вас не делать этого, господин Айсул? — сказала она ледяным голосом.
— Почему вы все еще внутри этой штуковины, маленькая насельница? — спросил Айсул.
— Потому что мы обитаем в более высоких и холодных уровнях, а там другие газовые смеси и градиенты давления, насельник Айсул.
— Понимаю. — Айсул отодвинулся. — И у вас очень странный акцент и грамматические конструкции. Могу поклясться, что он, хоть и человек, говорит гораздо лучше вас. Так что вы там сказали?
— Я нижайше просила вас воздержаться от физических контактов с моим э-костюмом.
— Нет, я имею в виду — перед этим.
— Я предлагала связаться с моим начальством.
— Военным начальством?
— Да.
Айсул повернулся к Фассину:
— Мне это нравится больше, чем ваш план, Фассин.
— Айсул, вчера погибли две сотни моих сородичей, а может, и больше. И я бы хотел…
— Да-да-да, но…
— Если не осталось ни одного спутника, то, возможно, мне придется послать сигнал прямо на Глантин, — произнесла Хазеренс, когда в одной из стен распахнулась дверь и насельник в парадных одеяниях просунул в нее свой обод.
— Теперь я могу вас принять, — сказала администратор города.
Кабинет администратора был громаден — размером с небольшой стадион. По его периметру находились кабины с голографическими экранами. Фассин насчитал около сотни таких кабинок, хотя лишь несколько из них были заняты насельниками, причем в основном молодыми. Окон здесь не имелось, зато потолок был из алмазного листа, и в большинстве секций — распахнут, открыт быстро темнеющему небу. Они последовали за администратором к утопленной площадке для посетителей в центре гигантского помещения. Плавучие лампы подергивались, проливая на них желтый свет.
— Вы беременны! — воскликнул Айсул. — Очень рад.
— Мне все об этом говорят, — недовольно сказала администратор.
Насельники на протяжении более чем девяноста девяти процентов своей жизни принадлежали, за отсутствием более точного термина, к мужскому полу, переходя в женский лишь на короткий период, чтобы забеременеть и родить. Беременность и роды считались долгом насельника перед обществом (тот факт, что эта обязанность была скорее почетной, делал ее уникальной для насельнических нравов), неимоверно увеличивали положительные баллы и вообще имели некую сентиментальную привлекательность для всех, кроме самых мизантропических представителей вида (таких насчитывалось около сорока трех процентов). И тем не менее все сходились на том, что это было нелегким бременем, и лишь немногие из насельников проходили эту стадию своей жизни без громогласных жалоб.
— Я и сам несколько раз собирался поменять пол! — сказал Айсул.
— Это, я вам скажу, не такое уж приятное дело, — ответила администратор. — Особенно когда тебя приглашают на приближающуюся войну и ты вынужден отказаться из моральных соображений. Прошу вас, занимайте выемки.
Они подплыли к нескольким углублениям на площадке для приема посетителей и мягко опустились в них.
— Я и сам надеюсь отправиться на войну! — весело сказал Айсул. — Или, по крайней мере, куда-нибудь поближе к ней. Я только что вернулся от своего портного — он снимал с меня мерку для мундира по самой последней моде.
— Неужели? — сказала администратор. — И кто же ваш портной? Мой только что ушел на войну.
— Не Фуэрлиот? — воскликнул Айсул.
— Он самый!
— Так это и мой портной!
— Высший класс.
— Несомненно. Ну а мне пришлось идти к Дейстелмину.
— И как?
— А-а-а-а. — Айсул покачал своим двойным диском. — Приходится жить надеждами. Он неплохо воспитан, но достаточно ли этого, чтобы сделать модный покрой? Вот ведь в чем вопрос.
— Я вас понимаю, — согласилась администратор. — Вот так вот взять и пойти младшим офицером на дредноут!
— Да какое офицером! Рядовым!
— Не может быть!
— Так и есть!
— Такая знаменитость — и на тебе: на самое дно!
— Я знаю, но ход довольно здравый. Уйти в армию рядовым, пока окно призыва еще толком и не открылось, — весьма разумно. Принцип «свой — своему».
— Ах вот оно что! Ну конечно!
Фассин в разгар этой беседы попытался откашляться, но безрезультатно.
«Принцип „свой — своему“ — это что? » — шепотком послала ему полковник.
«Это когда смерть товарища идет тебе на пользу, — объяснил Фассин. — Когда начинаются военные действия, все открывшиеся вакансии занимают только свои. Если этому портному повезет, то его дредноут получит тяжелые повреждения, потеряет несколько офицеров, и ему в конечном счете присвоят офицерское звание. А если повезет по-крупному, он и до адмирала дойдет».
Хазеренс задумалась.
«Но ведь из портного, каким бы замечательным он ни был, хороший адмирал может и не получиться».
«Возможно, получится ничуть не хуже, чем тот, которого он заменит».
Проблема состояла в том, что для насельников все профессии были увлечениями, все посты и места — синекурами. Этому портному, о котором болтали Айсул и городской администратор, не было никакой нужды становиться портным, просто он вдруг обнаружил в себе склонность к такому времяпрепровождению (а скорее даже к сплетням и суете, связанным с этой профессией). Он принимал клиентов, чтобы увеличить свои баллы, уровень которых возрастал пропорционально влиятельности тех, кому он шил одежду, а потому предпочтительным клиентом считался тот, кто занимал должность в гражданской иерархии, даже если он приобрел ее благодаря счастливому случаю, таинственно-сложной ротационной системе или старому доброму принудительному голосованию (должности вроде городского администратора заполнялись согласно вышеназванным правилам, но еще больше все зависело от пояса или зоны, а то и просто города, о котором шла речь). Городской же администратор в качестве благодарности могла как бы невзначай в разговоре с нужным лицом обмолвиться, что у нее, мол, есть такой широко известный портной с высокими баллами.
|
|
|
