Знамя скорби

Винтер выехала на обширную безымянную равнину, где тропа начала постепенно выравниваться. Она рассчитывала добраться до реки примерно к полудню, собираясь двигаться по ее течению следующие шесть или семь дней, пока не выйдет к гостинице «Оранжевая корова». А оттуда вновь придется карабкаться наверх, поднимаясь все выше и дальше в горы, к долине Индири и, надо надеяться, к лагерю Альберона.

Озкар куда охотнее ступал по ровной земле. Чем дальше, тем сложнее ему было справляться с крутым склоном, и Винтер ощутила облегчение, которое конь испытал, как только ее положение в седле стало причинять ему меньше неудобства, а ее вес равномерно распределился на все его четыре ноги. Девушка была за него рада, но ей совершенно не нравилось то, как редеют впереди деревья. Густые сосны, росшие вдоль прежней тропы, служили прекрасным прикрытием, но местные тонкоствольные деревца с прозрачной листвой уже не могли образовать густую завесу. Это означало, что совсем скоро пробираться незаметно уже не получится.

С момента нападения разбойника прошло два с половиной дня, и девушка уже полностью восстановила присутствие духа — во всяком случае, держала себя в руках, пока не спала. В течение дня она оставалась собранной и осторожной, постоянно сохраняя бдительность. Однако во сне все было совсем иначе. Каждую ночь разбойник вновь находил ее и истязал до самого пробуждения, и каждое утро Винтер просыпалась, изнуренная усталостью, и долго еще не могла прийти в себя.

А затем ее настигали размышления об отце. Иногда мерная лошадиная поступь вводила Винтер в оцепенение, и девушка обнаруживала, что безмолвно рыдает, вспоминая о нем. Тоска по Лоркану была такой сильной, что ощущалась почти физически, словно зубная боль. Эта тоска при любой возможности преодолевала все выстроенные против нее преграды, и порой Винтер не могла остановиться и все думала, думала о том, как одиноко ему должно быть и что в последний проведенный вместе день она так и не сказала ему все то, что хотела. Возможно, теперь эти слова уже никогда не будут произнесены, разве что прозвучат бесполезным шепотом над могилой близкого человека, никому не принося утешения.

Поток раскаяния в очередной раз захлестнул было Винтер, но ее размышления прервал конский топот. Она придержала Озкара, чтобы тот замедлил шаг, и прислушалась. Большая группа всадников, которые быстро и решительно мчались по дороге, все еще находилась достаточно далеко. Эти люди, кем бы они ни были, ничего не опасались и, судя по всему, не пытались скрываться.

Винтер соскользнула с седла и привязала Озкара к стволу молодой березки.

— Стой спокойно, — мягко сказала она ему и погладила по носу.

Затем она низко пригнулась и побежала через рощицу, надеясь успеть добраться до дороги и хорошо все рассмотреть, прежде чем мужчины проедут мимо.

Она успела как раз вовремя, нырнув в придорожные кусты за мгновение до того, как массивный всадник галопом пронесся по изгибу дороги. Это был передовой отряд кавалерии Джонатона. Его возглавляли трое личных стражников короля, огромные и внушительные на своих боевых конях.

Все мужчины были в полном вооружении и облачены в доспехи своих цветов. Они держались в седлах прямо и с достоинством, высоко подняв головы и закрыв лица от пыли. Поистине великолепные, с громовым грохотом они промчались мимо Винтер, и та засмеялась от удовольствия, когда задрожавшая земля подбросила ее вверх, как легкий дорожный камешек.

А потом она увидела знамена, и смех застрял у нее в горле. Все они были наполовину приспущены и выкрашены в черный цвет. Переводя взгляд с одного всадника на другого, Винтер с болью заметила развевающиеся повязки из черной ткани, которые каждый прикрепил на правое плечо. Плюмажи на их шлемах с предличниками тоже были выкрашены в черный и подвязаны, так что свисали на спины воинов как конские хвосты.

Кавалеристы были в трауре, над всеми развевались традиционные траурные знамена, все они носили принятые при дворе знаки скорби. Это могло означать только одно: смерть кого-то из королевской семьи. Альберон, Джонатон или Рази — кто-то из них мертв. Ибо никакой другой человек, даже ее отец, не удостоился бы выезда с черным флагом или «подрезания» плюмажей конницы.

Винтер легла на дрожащую землю, над которой подскакивали камешки и клубилась пыль, и уставилась на развевающиеся знамена, проносящиеся мимо нее. Лошади галопом взлетели по дороге, оставив позади себя отяжелевший от желтой пыли воздух, и Винтер выбралась из укрытия. Она отошла от кустарника, наблюдая за тем, как последний из отряда завернул за угол и скрылся из виду.

«Кто-то умер в королевской семье, — думала девушка. — Но кто? Только бы не Рази! Но и не Альби! И… о боже! Что станет с нами, если умер Джонатон? »

Как же ей теперь поступить?

Она стояла под слепящим солнцем, в облаке медленно оседающей пыли, и не могла оторвать глаз от опустевшей дороги. Окружавший ее лес медленно приходил в себя после нашествия всадников. Мелкие пичуги вновь принялись щебетать в кустах, а мысли Винтер неслись друг за другом, как свора гончих. «О Рази! — внезапно подумала она, пронзенная настоящим горем впервые с того момента, как увидела флаги. — О брат мой, о друг! Только бы это не был ты! » И тут Винтер мгновенно поняла, что это и есть ее самые правдивые, сокровенные мысли: теперь она с полной уверенностью знала, что из всех троих именно потеря Рази стала бы для нее невыносимой, и чувствовала себя виноватой за это.

Но все эти лихорадочно проносившиеся мысли затмевал главный вопрос: что делать дальше? Винтер была почти на середине пути к лагерю Альберона. Теперь, когда она увидела траурные знамена, стоит ли ей ехать дальше или лучше вернуться домой и выяснить, по кому же объявлен траур?

Не приняв никакого решения, Винтер продолжила двигаться вперед. К полудню она обнаружила, что стоит на берегу, всматриваясь в широкую гладь реки, которая проведет ее через всю долину к гостинице «Оранжевая корова», а оттуда — к лагерю Альберона.

Девушка нахмурилась, скользнув взглядом по ленивой зеленой воде, а затем рассмеялась. Вот как! Пока разум безуспешно искал решение, сердце привело ее сюда. Значит, пускай будет Альберон. Она повернула Озкара на восток и ударила в бока, подгоняя вперед. Еще час, и все. Она проедет еще один час, а потом они остановятся на отдых. Направляя Озкара, она зачерпнула пригоршню орехов из подвешенного к поясу мешочка и принялась задумчиво их жевать.