 |
«Невозможно, ваше величество!»
|
|
|
|
Мирские заботы не хотели удаляться прочь. Ни в какой башне не укрыться от событий, потрясающих целые народы.
Революция во Франции. Шум и ярость свободы. Казнь короля и королевы. Разгул безбожия… И – бог ты мой! – Жозеф Лаланд приветствует переворот и близок с теми, «кто сидит на левых скамьях». И как ученый не видит в этой буре ни малейшего ущерба для своих занятий. Напротив, пишет счастливый: «Я только что установил свой большой стенной квадрант на север (наконец‑ то удалось приобрести! ), чтобы наблюдать северные звезды». Предпринимает огромную работу: определить положение сотен, тысяч звезд, создавая редчайшей ценности звездный каталог.
События во Франции эхом отозвались в Польше, в Литве. Восстание Костюшки. Совет народных депутатов в Вильно, городская народная гвардия, которой командует… И кто же! Профессор университета, выдающийся зодчий, создатель кафедрального собора Стуока‑ Гуцявичус, которого он, Мартин Почобут, так жаловал своим ректорским расположением.
Возмездие. Третий раздел Польши. Литва, ее большая часть вместе с Вильно, отходит в состав Российской империи. Новый прибой перемен бьет в стены Виленского университета. Мощь огромного государства несет большие надежды. Но воля всемогущих может вдруг принести совсем другое. Ректору Почобуту суждено было в этом убедиться.
Молодой русский император Павел I осматривает свою западную провинцию. Посещает Вильно и, конечно, Главную литовскую школу‑ университет. Быстрый, порывистый, опережая сопровождающих, взбегает он, звеня шпорами, по ступеням парадной лестницы обсерватории. Вступил в большую белую залу. Ему навстречу, отделившись от шеренги ассистентов и служителей, шагнул Мартин Почобут и произнес на французском приветственную речь. Павел слушал его, озирая с любопытством зал. Колонны, балюстраду, белый портал в противоположном конце с фигурами богинь – покровительниц науки и астрономии, ряды шкафов, картины, портреты на стенах…
|
|
|
– Салон! Какой салон! – вдруг радостно воскликнул он. И даже чуть шаркнул по гладкому блестящему полу, выстланному квадратными плитами шведского камня.
Императору многое понравилось в университете. Дворики, аудитории, кабинеты… Но он приехал сюда уже с определенной идеей. И высказал ее Мартину Почобуту в его ректорском кабинете, когда они остались в кругу немногих избранных лиц. Надо восстановить прежнюю академию, вернуть под начало Ордена иезуитов.
Почобут молчал, склонив голову. Наконец с трудом ответил:
– Это невозможно, ваше величество.
Все замерли. Возразить императору, который не терпит ни малейшего духа прекословия! Но бог спас своего заблудшего сына, Мартина Почобута. Павел был сегодня на редкость в радужном настроении. Он с удивлением уставился круглыми навыкате глазами на этого старого, почтенного человека с орденской лентой через плечо, стоящего перед ним, и весело спросил:
– Это почему же, господин прелат? Вы, кажется, сами того же прихода… Экс‑ иезуит! – подчеркнул язвительно.
Меняясь в лице, Почобут все же повторил:
– Ваше величество, невозможно вернуть к прошлому. Его уже нет. Ломать дважды, ваше величество…
– Страхи, монсиньор! – небрежно махнул Павел. – Ордена нет, но орден есть! Мы уж божьей милостью позаботимся.
И в сопровождении свиты покинул университет.
Прихоть самодержца? Не совсем. Еще покойная матушка императрица Екатерина II переписывалась с Вольтером, страстным противником иезуитов, и она же давала в России иезуитам приют. В самое грозное для них время. Булла папы римского об упразднении ордена не имела силы в православной России. Павел действовал с еще большим рвением, всячески способствуя иезуитам. Все годится, что может служить хоть каким‑ то лишним заслоном от революционной смуты, распространяющейся по Европе. К тому же у Павла были свои представления о безграничности монаршей власти, стоящей даже над церковью. Он обратился к папе с посланием – отменить запрещение ордена.
|
|
|
Ну, а на примере Виленской академии можно было подтвердить независимость, могущество русской короны. Так что у Павла был свой резон к упрямству.
В Вильно появляется известный иезуит Габриель Грубер. Облеченный большими полномочиями. Подготавливать возвращение Главной школы‑ университета в прежнее академическое русло. Все возражения, все доводы Почобута, ученых ударяются в глухую стену железной исполнительности. Грубер озабочен лишь тем, в какой последовательности может осуществляться передача. Мартин Почобут должен будет как ректор скреплять все это своим именем.
Беда одна не приходит. Тяжко болен Стрецкий. Нет надежды. В предсмертной тоске бредит о наблюдениях двойных звезд, беспокоится, что не успел их закончить. Верный помощник, товарищ по звездному часу. Тридцать лет рядом в этих стенах – становления обсерватории, переустройств, борения с обстоятельствами… и борения с самим собой.
Время идет, и не видно никакой возможности изменить что‑ либо в судьбе университета. Одни лишь попытки замедлить хотя бы наступление ломки. А сил и без того остается немного. Почобут подает прошение об отставке с поста ректора, ссылаясь на свои годы и на плохое здоровье. Отставка его принимается, за ним остается кафедра астрономии и руководство обсерваторией.
Как будто снят тяжелый крест.
Он велит закладывать карету. И отправляется в путь. По той же дороге, по которой ехал когда‑ то молодым стипендиатом за новой наукой, полный радужных ожиданий. На юг, в Италию. Что‑ то теперь его там ожидает?
Вероятно, только отчаяние заставило пуститься на такое предприятие. Ехать в Рим, в Ватикан, чтобы искать там защиты от притязаний недавнего римского воинства. Ордена нет, но орден есть. Где‑ то рядом с резиденцией папы продолжает гнездиться канцелярия Генерала, откуда негласно тянутся многие нити. Прелата Почобута принимают почтительно, отдавая дань его известности. Он предстает перед самим Генералом. Его внимательно выслушивают… и ничего не говорят в ответ. Отработанная форма отказа. Под конец ему делают предложение: он может быть возведен в сан епископа. Понятно, с какой целью.
|
|
|
– Я не церковнослужитель, я ученый, – отвечает Почобут.
И на том откланялся.
Провалившаяся миссия. Вернувшись в Вильно, почувствовал, как он изнурен и действительно стар. А Габриель Грубер проводит тщательную опись всего университетского имущества, интересуется составом профессоров и преподавателей. Готовит, готовит роковой переход. Новый ректор Иероним Стройновский, уважаемый профессор права и политической экономии, должен давать ему отчет.
Стройновский тоже было отважился на отчаянный шаг. Подал императору Павлу петицию с многочисленными подписями – нижайшая просьба изменить свое высочайшее решение. Но Павел был уже в другом настроении и в ответ велел посадить докучливого ректора на месяц в карцер, «на хлеб и воду».
Тревожно в университете, тревожно в обсерватории. Что будет здесь с наукой астрономией, если совершится возврат к прошлому? «На круги своя» – в горьком значении. Нет Стрецкого. А кто же вместо него? Кто бы мог разделить ношу времени? И взять многое на себя, что нужно по кафедре, по текущим наблюдениям. Кто из молодых, которые, как писал Лаланд, «могут видеть лучше, чем мы»?
Краков. Там, в Краковской академии, преподает молодой ученый Ян Снядецкий. Философ, математик, занимающийся естественными науками, особенно астрономией. Они познакомились еще в самый разгар борьбы Почобута с «краковской партией» за сохранение высшей школы в Литве. Ян Снядецкий, хоть и сам из Кракова, был одним из немногих, кто понимал Почобута, принял его сторону. С тех пор между ними завязалась переписка. Стараниями Снядецкого в Кракове была открыта недавно тоже академическая обсерватория, и они обменивались наблюдениями. Вот о ком думал Почобут. Была уверенность, что Снядецкий ответит согласием, если ему предложить переехать в Вильно, работать вместе.
|
|
|
Но… Молодой ученый никогда не скрывал от него, что в области космологии целиком разделяет Коперниково учение, руководствуется законами Кеплера, идеями новейшей английской астрономии. И всюду, где можно, выступает их приверженцем. В последние годы это уже не могло смущать Почобута. Но теперь… Если все вернется «на круги своя». Вправе ли он тогда звать к себе? И что еще ответит тогда молодой ученый?..
В полном бессилии что‑ либо изменить бродит старый астроном одиноко по залам обсерватории.
…Есть все‑ таки суд божий! Дворцовый переворот в Петербурге, убийство Павла, на престол всходит Александр I. Новые веяния нового правления. Радужные планы распространения просвещения в стране. Новый царский указ: Главную литовскую школу именовать впредь Виленским императорским университетом. Отныне вся мощь великого государства будет служить порукой его процветания.
Иезуит Габриель Грубер исчезает с виленского горизонта.
Профессора облачаются в форму, положенную в российских университетах.
У Почобута в обсерватории работает новый старший астроном‑ наблюдатель, доктор математических и астрономических наук Ян Снядецкий. Правая рука. Читает лекции о новейших идеях в астрономии.
|
|
|
