 |
Символы над окнами. На перепутье
|
|
|
|
Символы над окнами
Разгар переустройства, подготовка обсерватории к тому, чтобы принять и разместить оборудование, заказанное в Англии. Архитектор Кнакфус снова становился неотлучным советчиком, распорядителем всех строительных работ.
В толстых стенах пробиваются прорези, в которые, как в крепостные амбразуры, должны глядеть дула телескопов и труб. В потолке верхней залы – большое отверстие в виде эллипса для зенитного сектора. Закладываются прочные фундаменты, устанавливаются массивные тумбы под инструменты, чтобы им было покойно… Стук, грохот, пыль ворвались в стены обсерватории, где полагается обычно невозмутимая тишина. Волей‑ неволей приходилось откладывать проведение регулярных наблюдений.
Лишь однажды позволил себе Почобут покинуть строительную суету и отлучиться из Вильно. Приближался день 3 июня. Сколько наблюдателей повсюду были уже готовы встретить прохождение Венеры по диску Солнца!
Упаковав любимую старую зрительную трубу, секундный маятник, отправился он в сопровождении Стрецкого в эстляндский приморский город Ревель. Там облюбовали они место на Вышгороде, на открытой площадке одной из старинных крепостных башен по прозвищу Большой Герман, откуда открывается вид на весь город, на порт, на залив и на высокое чистое небо. Оно было действительно чистым, когда они расположились со всей своей аппаратурой на площадке, ожидая час прохождения.
Но какой удар! В самый решающий момент вдруг потянуло с моря, сгустилась облачность, заморосило, – ничего уже не разглядеть. Балтийское небо, капризное и неверное, сыграло над ними злую шутку. Напрасно молить господа бога, деву Марию расчистить небеса. Погода, увы, не подвластна всевышним, – как знает отлично и сам Почобут, проводя на своей обсерватории постоянные метеорологические наблюдения. Оставалось только собрать инструменты и отправиться восвояси.
|
|
|
Надо было пережить неудачу. И не было чем скрасить ее, каким‑ нибудь другим, интересным, серьезным наблюдением. Приходилось ждать еще месяцы и месяцы, чтобы привести обсерваторию в надлежащее состояние. Стали прибывать заказанные инструменты. Их установка тоже нескорая процедура. А в других обсерваториях недоумевают: почему молчит обсерватория в Вильно?
Наконец‑ то! В залах и башнях наступила опять звездная пора. Долгожданный час. Архитектор Кнакфус наводит еще кое‑ какую наружную косметику здания, а здесь, на смотровых площадках, где все приведено в готовность, – скорей, скорей за работу с новыми инструментами. Наверстывать упущенное. Обсерватории Европы вновь получают «признаки жизни» из Вильно.
Стрецкий ведет больше текущие наблюдения. Почобут оставил за собой, как собственную привилегию, изучение Меркурия. Серия исследований по обширной программе, намеченной вместе с Лаландом. Циркуляция планеты возле Солнца. То восхождение справа, как утренняя звезда. То слева, как звезда вечерняя. Каждый раз, приближаясь к светилу, Меркурий исчезает в его лучах, а затем появляется с другой стороны. Так и кажется, что он ходит вокруг Солнца, ходит по кругу, а Почобут смотрит за этим с Земли, с еще большего круга. В новейший ахроматический телескоп отчетливо различаются разные фазы Меркурия, подобные фазам Луны. Длинный список угловых расстояний отражает все зафиксированные положения Меркурия. Есть о чем сообщить Лаланду!
Тот отвечает: «Я счастлив убедиться, что Вы сделали несколько наблюдений Меркурия. Если Вы их сможете рассчитать и сравнить с моими таблицами, я буду рад новому подтверждению моих наблюдений и моих расчетов, которые потребовали много труда».
|
|
|
Не жалея труда, Почобут производит кропотливый расчет, тщательное сравнение и с радостью убеждается, что у него нет расхождений с Лаландом. Между Парижем и Вильно протягивается нить постоянного общения друг с другом. Меркурий – вестник богов в крылатых сандалиях, ставший покровителем их переписки.
Архитектор Кнакфус заканчивал свою «косметику». Директор обсерватории Мартин Почобут распорядился: украсить обновленный фасад здания астрономическими знаками. Изобразить над окнами большой залы символы планет. По три с каждой стороны, а посередине, над центральным окном, – золотой диск с лучами. Солнце! Солнце в центре планетной семьи. А Земля, кружочек с крестиком, – сбоку, в ряду других. И об этом как бы оповещается с высоты обсерватории.
Почобут, Почобут! Разве ты забыл, что ты не только ученый, но и раб божий? И не думаешь о возможных последствиях такого поступка?
Возможно, что‑ нибудь и последовало бы, если бы не события, грянувшие вскоре как гром небесный.
На перепутье
Папа Климент XIV издал буллу об упразднении Ордена иезуитов. Всеобщее возмущение против них не только во Франции, но и в других католических странах достигло такого накала, что сама римская церковь должна была пресечь непомерное засилье собственного святого воинства. Булла 1773 года.
В Вильно ее провозгласил с амвона Кафедрального собора епископ Игнатий Массальский, а за ним и ксендзы в своих костелах. Только в костеле святого Яна, что стоит над Большим двором академии, не спешили громогласно объявить папский декрет. Орден получил костел в дар от короля еще с самого начала для своей коллегии, для академии‑ университета, придал ему более пышный вид в духе затейливого барокко, – в нем совершались ежедневные молитвы, произносились яростные проповеди против всех неверных, в нем и настоятель и все служители были членами ордена. Так что же теперь читать собственный приговор!
Но уже последовали королевский указ, постановление сейма о передаче Виленской академии‑ университета, как и всех иезуитских школ в Польше и Литве, – в ведение светской власти. Учреждена особая Эдукационная комиссия, которая будет теперь перестраивать систему образования, обновлять программы, состав профессуры и преподавателей. Изгонять иезуитский дух.
|
|
|
А что же с профессором Мартином Почобутом, видным членом Ордена иезуитов? Что будет с академической обсерваторией? Он подает «на высочайшее» в тревоге о том, как бы в общей ломке не пострадало то, что уже создано. Просит не отрывать его от астрономии.
Король Станислав‑ Август Понятовский помнит заслуги профессора. И помнит, что тот все‑ таки «королевский астроном». Высочайший указ выдает как бы охранную грамоту: оставить обсерваторию под руководством директора ее Мартина Почобута. Дело как будто спасено.
Почобут в свою очередь не остается в долгу перед королевской особой. Обследуя небо в сильный ахроматический телескоп, разглядел он в космической глубине между созвездиями Орла и Знаменосца некое сочетание звезд, напоминающее фигуру молодого бычка. Неизвестное еще созвездие, которое не обозначено ни в каких каталогах. Спешное сообщение об этом Лаланду. Тот, разумеется, взволновался, просил немедля прислать точные координаты, рисунок созвездия, чтобы опубликовать в текущих «Эфемеридах». Почобуту как автору открытия предоставлялось право дать новому созвездию название. И он назвал в честь своего покровителя «Телец Понятовского».
Король, конечно, понял всю любезность этого жеста и в ответ приказал выбить в честь астронома золотую медаль с изображением его профиля и символов его учености: небесный глобус, карта солнечной системы, книга, зрительная труба.
Кажется, астроном Почобут мог спокойно продолжать свои астрономические занятия.
Но ему оказывается не только высочайшая милость, а еще и высокое, весьма обременительное доверие. Его вводят в состав Эдукационной комиссии. Видный член ордена должен искоренять наследие ордена. Он сам все время на перепутье – и такое еще испытание. Перестройка академии – долгий, мучительный процесс. Противоборство интересов, противоборство сил. И что бы ни предпринял он в своем новом положении, все равно подвергается обвинениям и с той и с другой стороны. Традиционная профессура видит в нем притеснителя своих же. Наиболее рьяные реформаторы в комиссии подозревают его в намерении защищать старое, тормозить ход преобразований. А ему кажется, что он всего лишь ограждает от слишком поспешных, непродуманных шагов. Как бы не выплеснуть и то ценное, что было накоплено за два века в этих стенах! Что же, опять ищет возможность «мирного договора»?
|
|
|
…У Почобута на квартире в доме профессоров – двое посетителей. Доверенные бывшего провинциата, лишенного ныне власти всем распоряжаться, но продолжающего подспудно действовать. Почобуту излагается в осторожной форме план задуманной акции. Все средства академии, принадлежавшие ордену, все доходы от богатых земельных владений иезуитов перевести разными путями в тайные фонды – до лучших времен. Он, Почобут, влиятельный член Эдукационной комиссии, мог бы во многом этому плану способствовать.
А как же академия? Лишить ее материальной основы? Обречь на бедное состояние?.. Нет, это противно его натуре. Все дело просвещения в крае пострадает. Доверенные лица так и не получили от него согласия. Сын науки поборол в нем другие чувства. Но он ничего и не сделал, чтобы в корне пресечь этот план. Отошел как бы в сторону. План потерпел поражение и без его вмешательства.
Но были вопросы, в которых он проявлял всю твердость и настойчивость. Нужды его обсерватории. Еще многое надо, чтобы поставить дело как следует. Мечта о большом квадранте тоже не угасает. Он просит, требует от комиссии выделения на обсерваторию новых средств. Ну да, преследует личные интересы! – пускают в ход языки.
– Если комиссия так обеднела, – отвечает он громко, – мне остается только предложить мой собственный кошелек. Я готов внести десять тысяч злотых.
Комиссия постановляет отпустить на обсерваторию две тысячи. Такова уж особая арифметика у тех, кто финансирует науку.
Он спешно собирает Стрецкого в отъезд. В Париж, в Лондон – по проторенной уже тропе к знакомым астрономам, к мастерам инструментов. Разумеется, одно из важнейших поручений – заказать в Лондоне у мастера Рамсдена большой стенной квадрант. Путь‑ дорога, Андрей!
Усталым шагом поднимается Почобут к себе в обсерваторию.
|
|
|
