Небо без звезд

Комета! К нам летит комета! – известие, которое вряд ли кого может оставить равнодушным. Смятение чувств, ожидание чего‑ то, великих бед, а может, и нечаянной радости. Само предупреждение свыше.

А для астрономов – небесное тело, вестник далеких звездных миров, залетевший в нашу солнечную систему, лавирующий между силами тяготения, описывая свои растянутые эллипсы или параболы и даже гиперболы, уносящие комету от солнца к солнцу, от одних звезд к другим. Светящийся клубок, распушивший светящийся, слегка изогнутый шлейф. Есть отчего смутиться человеческой душе.

Помнится история, разыгравшаяся во Франции лет двадцать назад. В небесах появилась комета. Жозеф Лаланд должен был прочесть доклад о ней на публичном заседании Парижской академии наук. В нем говорилось, что, подходя близко к Земле, комета может вызвать в атмосфере и на море некоторые возмущения. Расторопные журналисты поспешили оповестить об этом в газетах. Что поднялось! Паника в стране – всемирная катастрофа! Набожные люди бросились к архиепископу парижскому с просьбами объявить молебствие о спасении. Дом Лаланда подвергся осаде встревоженной толпы, требующей разъяснений. Лаланд должен был спешно опубликовать свой доклад, приведя пример для всеобщего успокоения: три года назад комета столкнулась со спутниками Юпитера… И спутники остались невредимы, а комета, напротив, сама уничтожилась, рассеялась при столкновении, – так тонка, воздушна ее материя.

Вольтер, конечно, не замедлил воспользоваться этой историей, чтобы еще раз осмеять невежество и суеверие обывателей. Необразованных… и «образованных». И все же всякий раз появление новой кометы – событие.

Почобут лежал больной в доме для престарелых профессоров, куда он перебрался в последний год, передав руководство обсерваторией Яну Снядецкому. Получив известие о приближении кометы, заставил себя встать. Его везут в коляске к университету, в обсерваторский дворик. Ян Снядецкий и младший наблюдатель подхватывают под руки и почти вносят наверх, на смотровую площадку, – увы, по официальной широкой лестнице. Укладывают на пол на тюфячок, подперев голову подушками. Прилаживают низко над ним на треноге зрительную трубу, чтобы он мог смотреть, не поднимаясь. Его старую, первую, любимую трубу. Раздвигают ставни.

Так наблюдает он появившуюся комету, лежа, напрягая последние силы. И радость, почти детская радость освещает его морщинистое лицо. Еще один его звездный час!

Наконец, откинув голову на подушки, тихо сказал:

– Это за мной…

Когда его свели вниз, невольно потянулся к своему директорскому кабинету. К его бывшему кабинету. Медленно оглядел с порога. Большой письменный стол, за которым уже не он работает. Две малозаметные дверцы в стене, ведущие на узкие винтовые лестницы, по которым ему уже не подниматься. За стеклом в шкафу – длинная шеренга толстых томов с одинаковыми корешками: журналы наблюдений Виленской обсерватории. За все годы, что был он здесь наблюдателем и директором. Тридцать с лишним томов. Неплохое наследие. Сейчас к этому прибавится еще одна страница, увы, не им написанная. Прохождение кометы. Октябрь 1807 год.

Слабо кивнул и повернулся.

…В его квартиру в доме для престарых профессоров стали наведываться молчаливые фигуры в скромной темной одежде. Такие чуют всегда, где может быть жертва. О чем говорят там, за закрытой дверью?

Его одолевают гнетущие мысли. Он слишком стар, немощен, на пороге уже восьмидесяти. Негоден больше к научной деятельности. Вероятно, он всем уже в тягость. Страшат перемены, которые он не может принять. Жозеф Лаланд прислал признание: «Зрелища неба кажутся нам доказательством существования бога. Так я думал в 19 лет. Сегодня я вижу только материю и движение». А он, Почобут, не в состоянии ему на это ответить. Да и что ответить?

Он объявляет о своем решении. Вероятно, принятое не без помощи тех молчаливых посетителей. Удалиться от соблазнов мира сего. В тихое уединенное место. За пределами Литовского края, за Двиной, лежит небольшое селение Динабург, или иначе – Даугавпилс. Там в монастырских стенах Орден иезуитов все еще держит одну из своих сохранившихся коллегий. Туда и решил он укрыться на последний покой. Переезд, похожий на бегство.

Решение, которое удивило одних, огорчило других и вызвало радость злорадства у третьих. Экс‑ иезуит возвращается в прежнее лоно!

После попыток отговорить от этого шага Ян Снядецкий провожает сам своего учителя. По дороге пришлось сделать на два дня остановку в каком‑ то хуторе – так плохо стало беглецу. Но он настаивает следовать дальше. Наконец Динабург, и монастырские ворота поглотили королевского астронома Мартина Почобута.

Но уж такую ли безгласную жертву получили отцы‑ иезуиты? Едва оправившись от переживаний переезда, он уже диктует проект новой системы преподавания в школах, которая отвечала бы больше, по его мнению, потребностям жизни. Предлагает испробовать эту систему в здешней коллегии. Увы, он пишет с горечью Яну Снядецкому: иезуиты отвергли этот план. Его последняя размолвка с отцами ордена. В утешение он пробует снова писать в одиночестве стихи на латыни.

Дальше уже ничего не было. Сводчатый потолок его кельи навис над ним небосводом без звезд.

– Вы и теперь думаете, что это всего лишь далекое прошлое? – спросил мой спутник.

Нет, так я не думаю. Почобут против Почобута. Соблазны «мирного договора»… Солнце совершает свой вечный круг.