 |
«Молчите, пламенные звуки…». Еще 40 лет
|
|
|
|
«Молчите, пламенные звуки…»
Так представлял Ломоносов политику новой царицы, которая велит молчать «пламенным звукам», то есть войне (в конце правления Анны Иоанновны шла война с Турцией; Анна Леопольдовна воюет со Швецией).
Молчите, пламенные звуки,
И колебать престаньте свет:
Здесь в мире расширять науки
Изволила Елисавет.
Довольны ученые. Полны надежд и уцелевшие «птенцы гнезда Петрова».
Пушкин : «Когда императрица Елисавета взошла на престол, тогда Ганнибал написал ей евангельские слова: „Помяни мя, егда приидеши во царствие свое“. Елисавета тотчас призвала его ко двору, произвела его в бригадиры и вскоре потом в генерал‑ майоры и в генерал‑ аншефы, пожаловала ему несколько деревень в губерниях Псковской и Петербургской, в первой Зуево, Бор, Петровское и другие, во второй Кобрино, Суйду и Тайцы, также деревню Раголу, близ Ревеля, в котором несколько времени был он обер‑ комендантом».
Тут историкам почти не к чему придраться (разве что уточнить некоторые подробности). Действительно, новая царица быстро сделала майора генералом; соратник Петра Великого, ее отца, – это было при царице Елизавете «пропуском» к чинам и доходам. Действительно, Ганнибалу были пожалованы (а также им самим приобретены) те деревни, которые через 80–90 лет станут пушкинскими. Зуево, мелькнувшее в перечне, – это ведь Михайловское, а рядом – Петровское… Пушкинский род, пушкинская география, пушкинская история выстраиваются в ожидании гения …
В конце мая 1975 года я познакомился в Таллине с уже упоминавшимся выше Георгом Александровичем Леецем. Ему было за восемьдесят, на стенах его квартиры были развешаны охотничьи ружья, кинжалы, погоны артиллерийского полковника; книги на эстонском, русском, немецком, французском. «Последние годы, – сообщил хозяин, – много работаю в архиве. Однажды наткнулся на документ, подписанный „Ганнибал“, вспомнил детство и перновскую гимназию, где заслужил высший балл за характеристику Ибрагима в „Арапе Петра Великого“…»
|
|
|
Прадед Пушкина, как видно, привлек Г. Лееца известной родственностью души, соединением в одной личности нескольких культурных пластов: Африка, Турция, Россия, Франция, Эстония (кстати, нет сомнений, что Арап владел и эстонским языком).
Пярну (Пернов) – тот самый город, где Абрам Петрович Ганнибал в начале 1730‑ х годов строил укрепления и учил молодых инженеров.
Как и его герой, Г. А. Леец прожил бурную, нелегкую жизнь… После гимназии – Михайловское артиллерийское училище в Петербурге, чин поручика, первая мировая война. В буржуазной Эстонии 1920–40‑ х годов – Леец тоже артиллерист, даже одно время начальник артиллерии эстонской армии, а с 1940‑ го становится полковником артиллерии советской…
Миновали годы; Георг Александрович прошел через множество испытаний, был на краю гибели, много лет прожил на севере Сибири. Позже он, отставной, заслуженный полковник, снова в родном Таллине, где никак не желал успокоиться на пенсии…
Леец нашел неизвестные документы о маленькой деревушке Карьякуле близ Ревеля, о важных работах, которые предпринял генерал и обер‑ комендант Ревеля Ганнибал для укрепления вверенного ему города, о его новом гербе, напоминавшем наглым сослуживцам, что его права – не меньше, чем у них…
Однажды Ганнибал пишет новому начальнику, кабинет‑ секретарю Елизаветы Петровны князю Черкасскому, что способен на все, не может только побелеть.
Г. Леец показывает гостям немалую рукопись об Абраме Петровиче Ганнибале, одобренную авторитетами Пушкинского Дома, и мы верим, что она непременно превратится в книгу.
|
|
|
Через полтора месяца после нашей встречи Георга Александровича не стало… Затем издательство «Ээсти раамат» довело рукопись до печати с помощью иркутского писателя Марка Сергеева, тоже земляка Абрама Ганнибала (в книге Г. Лееца глава V называется «Ссылка и служба в Сибири», глава VI, самая большая, – «А. П. Ганнибал в Эстонии»).
Но вернемся из XX столетия – в XVIII; повествование наше в конце 1741‑ го: герой наш, как и многие другие, полон надежд, иллюзий…
Еще 40 лет
Из 1741‑ го – в 1781‑ й…
В эту пору, на закате XVIII столетия, доживает свои дни Арап Петра Великого, генерал‑ аншеф в отставке Абрам Петрович Ганнибал. Ему 85 лет; пережил семь императоров и императриц. Десятилетиями он строил, строил… Строил кронштадтские доки и сибирские крепости, тверские каналы и эстонские порты. При царице Елизавете Петровне он по этой части – главнейшая персона империи: с 1752‑ го – один из руководителей Инженерного корпуса; все фортификационные работы в Кронштадтской, Рижской, Перновской, Петропавловской и многих других крепостях производятся «по его рассуждению»; с 4 июля 1756 года – генерал‑ инженер, то есть главный военный инженер страны; присвоение чина генерал‑ аншефа (1759 год) связано именно с этой деятельностью.
Но тут мы сталкиваемся с одним поражающим обстоятельством: Пушкину, самому внимательному из всех потомков, как раз Ганнибал‑ инженер как будто не очень интересен; он меньше всего хвалит Арапа именно за главные его заслуги в развитии русского просвещения.
В Петре Великом поэт видит «академика, героя, мореплавателя, плотника», но царю больше пристало быть плотником, чем царскому Арапу?
Инженерное дело. Генерал‑ инженер России… Пушкин недооценивает инженерную роль прадеда; даже меньше о ней толкует, чем автор немецкой биографии…
Отчего же? Как же?
Великая русская литература проникала во все сферы российской жизни, но по‑ разному, неравномерно… Некоторые герои, обычные, постоянные для литературы Англии, Америки, Франции, в России редки. «Расплывчаты»… Таковы, скажем, типы путешественника, промышленника, ученого, инженера… Разумеется, русская словесность их не обошла, – но просто в западном, капиталистическом мире подобных людей больше, их роль иная… Еще Горький отмечал относительный недостаток в русской дореволюционной литературе остросюжетной, «приключенческой», научно‑ художественной линии – в духе Джека Лондона, Жюля Верна, Марка Твена.
|
|
|
Главные пути великой русской классики были иными. Это нельзя назвать недостатком, это – естественно!
Пушкин, преодолевая «феодальную узость» эпохи, искал и отыскивал в родной истории дельных, ученых людей: интересовался Ломоносовым, Крашенинниковым (эти вопросы подробно разобраны в работе академика М. И. Алексеева «Пушкин и наука его времени»)… Но даже первый гений не мог нарисовать тип, которого не видел или не знал. Вспомним, что в Лицее математикой можно было, строго говоря, вообще не заниматься; когда же будущий декабрист Сергей Муравьев‑ Апостол вдруг обнаружил математические способности, то в Париже его уговаривали серьезно заняться точными науками, но отговорили в Москве и Петербурге: человеку с такой звучной , знатной фамилией «не пристало» заниматься прикладными, низкими проблемами!
Поэтому единственный инженер в пушкинских сочинениях – это «странный» Германн в «Пиковой даме».
Вообще инженер, человек, работающий своими руками, – это ведь разночинец. В светском обществе XVIII – начала XIX века подобные занятия представляются несколько стыдными, плебейскими. Время Писарева, когда молодежь пойдет в народ, начнет «дело делать», еще далеко… Выходит, Абрам Петрович не совсем в «том веке» родился.
Инженер Ганнибал, гордившийся своей должностью с «легкой руки» Петра Великого, – позже на долгие десятилетия отступает перед фантомами чина, сословия, богатства… Он сам, Абрам Петрович Ганнибал, в борьбе за место под российским солнцем, все больше выставляет на первое место свой «древний род», генеральский чин… А потомки, даже гениальнейший из них, отчасти дают себя убедить; два поколения, разделявшие оригинального прадеда и гениального правнука, сильно замаскировали «не очень благородные» инженерно‑ фортификационные склонности старшего Ганнибала… Нелегко было инженеру, даже генерал‑ инженеру, на Руси. К тому же, кроме построения каналов, домов, крепостей Ганнибал, как видно, особенно хорошо умел делать еще одно дело: ссориться с начальством. Вступив в конфликт с влиятельным обер‑ комендантом Ревеля графом Левендалем, Арап негодовал, что губернатор «на меня кричал весьма так, яко на своего холопа», а обер‑ комендант, в ответ на дельные замечания Ганнибала, что пушки не в порядке и свалены, – «при многих штаб и обер‑ офицерах на меня кричал не обычно, что по моему характеру весьма то было обидно»; фаворит очень высокого начальства, некий Голмер, также вмешивается в инженерные и артиллерийские дела, в которых не сведущ, а, получив приказ от Ганнибала, «с криком необычно и противно, показывая мне уничижительные гримасы, и рукою на меня и головою помахивая, грозил, и, оборотясь спиною, – при чем были все здешнего гарнизона штаб и обер‑ офицеры, что мне было весьма обидно…»
|
|
|
Наконец, утомленный сложными интригами, генерал Ганнибал восклицает (в прошении И. А. Черкасову, кабинет‑ секретарю императрицы Елизаветы): «Я бы желал, чтоб все так были, как я: радетелен и верен по крайней моей возможности (токмо кроме моей черноты). Ах, батюшка, не прогневайся, что я так молвил, – истенно от печали и от горести сердца, или меня бросить, как негодного урода, и забвению предать, или начатое милосердие со мною совершить».
Еще раз воскликнем: «как жаль, что Пушкин не узнал этих строк, открытых уже после него, – уж непременно бы процитировал или использовал в сочинениях! »
Пренебрежение двора, светского общества к «черной работе», попытки фаворитов и выскочек говорить с инженером свысока; а с другой стороны – отчаянная борьба «представителя технической мысли» за свои права, в частности нежелание заседать, охота дело делать (он ухитрился за полтора года не подписать 2755 протоколов и 189 «журналов»), – все это объясняет внезапную, преждевременную отставку полного сил Ганнибала в июне 1762 года, при Петре III.
С тех пор огорченный генерал‑ инженер живет в своих имениях близ Петербурга, где
…позабыв Елисаветы
И двор, и пышные обеты,
Под сенью липовых аллей
Он думал в охлажденны леты
О дальней Африке своей…
1781 год… Уже сделаны завещательные распоряжения: 1400 крепостных душ и 60 000 рублей разделяются между четырьмя сыновьями и тремя дочерями (причем старшему, знаменитому герою турецких войн Ивану Ганнибалу, 46 лет, а младшей, Софье, только 21); раздел этот – процедура весьма непростая, ибо дети хоть и цивилизованны, языками владеют, высоких чинов достигли, но порою кажется, что не вредно бы перед свиданием с отцом им так же руки связывать, как много‑ много лет назад на берегу Красного моря обходился с многочисленными сыновьями отец Абрама (Ибрагима)…
|
|
|
Оканчивается жизнь Ганнибала; он никогда не узнает, что 19 лет спустя в его роду появится ребенок, который поведет за собою в бессмертие и потомков, и друзей, и предков…
В последние месяцы генерал‑ аншеф охотно вспоминает прошедшее – Африку, Стамбул, Петра Великого, Францию, Сибирь, страх перед Бироном и Анной, милости Елизаветы, вспоминает войны, книги, крепости, интриги, опалы, семейные бури… И уж младший из зятьев, Адам Карлович Роткирх, запоминает или делает наброски на немецком языке для биографии славного Арапа… Чтобы 40 лет спустя последний из здравствующих его сыновей, отставной генерал Петр Ганнибал, вручил ту тетрадь курчавому внучатому племяннику[4].
«Налив рюмку себе, велел он и мне поднести; я не поморщился и тем, казалось, чрезвычайно одолжил старого арапа».
|
|
|
