6. Генезис человеческой субъективности и ее реальность.В. И. СЛОБОДЧИКОВ

Категория субъективной реальности (внутреннего мира, «собственно человеческого в человеке», его «я», «самости» и др. ) в последнее время все чаще оказывается в центре философского и общепсихологического анализа. По мнению многих авторов, это важнейший аспект вопроса о родовой специфике человека, отличия его способа жизни от всякого другого. Поиск оснований и условий возникновения и развития человеческой субъективности (внутреннего мира) в пределах индивидуальной жизни становится одной из центральных задач психологии. Субъективность  марксистско-ленинистских трудах рассматривается как особая интегративная форма общественного бытия человека, форма практического освоения мира, «определяющим свойством которой выступает способность ассимилировать явления бытия как факты жизнедеятельности». Само возникновение и существование этой способности обусловлено реализацией именно практических отношений человека к другому человеку, миру, обществу, истории, самому себе. Такое представление позволяет выделить в общественном бытии специфический уровень жизнедеятельности индивидов как субъектов. «Существование этого уровня означает, что субъективность возникает уже в самом бытии, она есть объективное требование бытия». Как таковое, субъективное не противостоит объективному, принадлежа реально-практическому способу жизни человека, оно само есть объективное, «входит в состав процессов мира». Субъективность противоположна объектности — и не только отчужденно-предметно-вещной, но и самому человеку как вещи. Граница между ними проходит не по линии разъединения человека и мира, а внутри самого человека, по линии противоположности его как объекта и его же как субъекта.  Для становления человеческой субъективности природное и общественное, социальное и биологическое есть прежде всего именно предпосылки, из которых живущий человек строит принципиально новое, нечто третье, способствующее освоению (превращение в свое) и противостоящей ему (а не внутри находящейся) его собственной природности, и противостоящей ему его собственной социальности (именно собственной, а не анонимно-отчужденной). Этот — всегда конкретно-исторический — путь преобразования исходных предпосылок в некоторую совокупность способностей, обеспечивающих человеческие, практические отношения к своей жизнедеятельности, и есть путь становления внутреннего мира человека, его субъективности. В современных научных разработках проблемы развития субъективной реальности существует множество подходов, различающихся характером исследовательских задач и методологических оснований. Предельно обобщая, можно описать, по крайней мере, три наиболее часто встречающиеся теоретические модели генезиса субъективности

Факт рождения есть скачок в развитии, главной особенностью которого является начало процесса обособления. Однако здесь происходит и противоположно направленный процесс. Ребенок еще очень долгое время находится в системе устойчивых непосредственных связей со взрослым; но главное — многое из их совместной жизнедеятельности направлено как раз на восстановление прерванных связей или на порождение новых, обеспечивающих новую форму единства. Этот противоположный обособлению процесс можно обозначить как отождествление. В ходе обособления происходит преобразование связей в отношения, что в принципе является фундаментальным условием становления индивидуальности; в процессе отождествления — восстановление и порождение связей, что фактически лежит в основе приобщения к общечеловеческим формам культуры. Единство и противоположность обособления и отождествления и есть постоянно действующее, живое противоречие со-бытия задающее и направляющее весь ход становления и развития человеческой субъективности, есть механизм этого развития. Выработка новых 'средств в одном процессе становится предпосылкой разворачивания другого, и наоборот; важно, что пока свершается развитие, исходное противоречие не может разрешиться конечным образом. Определение объекта развития (событие), его структуры (связи и отношения между участниками со-бытия), его основного противоречия (обособление — отождествление) позволяет поставить вопрос о конкретных механизмах становления субъективности, ее формах и усложняющемся содержании. В самом общем виде эти механизмы должны быть таковы, чтобы они удерживали и воспроизводили исходное противоречивое тождество, а при своем функционировании постоянно раздваивали его на противоположности. Одним из таких, наиболее фундаментальных механизмов является подражание (включая сюда различные формы импринтинга, идентификации, телесного уподобления и бессознательной имитации). Важно учитывать, что подражание — по аналогии с известной мыслью Н. А. Бернштейна — это «повторение без повторения», встречное поведение (улыбка на улыбку, голос на голос, жест на жест и т. д. ), поведение одного для другого, причем взаимно: ребенка для взрослого и взрослого для ребенка. Очень часто своей позой, голосом, движением ребенок как бы навязывает другому форму своей «самости», которую взрослый либо элиминирует, либо воспроизводит, держит перед ним как «предмет»; но и, наоборот, подражая поведению взрослого, ребенок в «фактуре» своих действий воспроизводит ее и «обращается» ею к взрослому. Так, взаимоподражанием они оказываются в со-бытии, в совместной жизнедеятельности; соответственно, и подражание в этом случае не есть формальное копирование, а проигрывание и репрезентация в материальных актах (эхопраксия и эхолалия) и в актах действенного символизма (мимика и пантомимика) соответствующих способов их взаимного обращения друг к другу; сами эти способы становятся своеобразным «словом» со-бытия, обеспечивающим их взаимопонимание. Фундаментальными условиями начала рефлексии являются, во-первых, прекращение натуральности подражательной формы, полная остановка того процесса, который ее порождает (например, прямым запретом, препятствием, неспособностью, непониманием и др. ), во-вторых, фиксация того, что прекратилось в некоторой образцовой форме (например, «так было — так надо», «так можно — так нельзя», «так хорошо — так плохо» и др. ). Очевидно, что уже этих условий вполне достаточно для первичного различения (раздвоения) субъектом «себя» и своего действия (подробнее см. [4]). Как уже отмечалось, индивид не имеет врожденных органов обособления и отношения (как условий становления субъективности), но тем не менее сами эти отношения существуют изначально, только «субъектом» их оказывается не индивид в своей изолированности, а само со-бытие, живое единство ребенка и взрослого в их отношении к остальному миру и к своей совместности в том числе. Чтобы последнее стало возможным, с самого начала решается сугубо практическая задача по координации (со-организации) двух индивидуальных существований. В частности, должен осуществиться первичный синтез телесной целостности ребенка, который находит свое прямое выражение в так называемом «комплексе оживления» [30]. «Оживление» необходимо понимать буквально: программа действий взрослого обычно такова, что уже с первых дней начинают складываться целостные функциональные системы поведения ребенка (пищевое и вестибулярное сосредоточение, зрительные, слуховые и моторные координации, реакции на время, на телесный дискомфорт и др. ), которые взрослый «прочитывает» уже не только в семантике «органических потребностей», но прежде всего — в семантике общения и отношений. О том, что произошло «очеловечивание» ребенка, взрослый судит по его улыбке (была гримаса), плачу (был крик), гулению и др. Именно с этого момента взрослый особым образом семантизирует пространство события, обнаруживая в ребенке тот адресат, к которому возможно личное обращение; складывается особая форма совместности — ситуативно-личностное общение (М. И. Лисина). Несовпадение «я» (как субъекта умений и переживаний), соответствующего условиям со-бытия, и «я», не соответствующего ему (не умеющий, не знающий и др. ), обнаруживается теперь не между «мы» и «они», а в собственном представлении о себе. Соответственно, такое несовпадение не может быть уже «проиграно» в игре, но должно быть понятно как выделенность и определенность себя среди других людей (возникает особая форма сознания — «я — вы»). С этого момента ребенок начинает становиться личностью — точкой средоточия различных общностей и обособления от них. Начинается процесс самоограничения (уточнения границ самотождественности внутри со-бытия); процесс бурного осознания своих желаний, целей, мотивов, способностей, личностных качеств. Наиболее остро этот процесс протекает в подростковом возрасте, что проявляется в стремлении ребенка проявить себя в таких качествах, которые он сам считает

ценными, поставив под сомнение систему внешних требований. Момент внутренней расчлененности и — в идеале — расширяющейся дифференциации содержаний самосознания формирует способность к аутокоммуникации («я — я»), способность к отличению себя от не-себя внутри самого себя (внутренняя рефлексия). Обособляясь от образа себя в глазах ближайшего окружения, объективируя многие свои качества как «не-я», человек во внутреннем диалоге оказывается способным выйти за пределы аутокоммуникации как таковой и войти в область общечеловеческих жизненных смыслов — как «в свое-другое». Со-бытие как видимая форма единства уходит внутрь, становится эзотерической, приобретая подлинно личный характер — целостность, глубину и суверенность.

Этот момент в духовном развитии человека связан с поиском своей укорененности в мире, с выработкой собственного мировоззрения. С этого момента начинается трудный путь индивидуализации развития, в том числе и как присвоение своей субъективности, которая зачастую складывалась не по воле и без ведома ее носителя, как становление подлинного авторства в определении и реализации своего собственного способа жизни. Предложенная концептуальная модель имеет важное значение при выявлении движущих сил и конкретных противоречий процесса общего психического развития на каждом возрастном этапе, что в конечном счете связано с задачами совершенствования практики воспитания и обучения.