 |
Прибавление к заключительному слову
|
|
|
|
Прибавление к заключительному слову
Достичь полноты из‑ за обилия материалов невозможно, отсюда неизбежные в любой работе некоторые целесообразные ограничения уже при их отборе, а именно: какие из них должны быть использованы, а какие только названы или какие, при всем к ним внимании, оставлены в стороне.
И все же каждый должен попытаться создать завершенный собственный образ границ своей государственной, народной и культурной почвы, даже если такой образ пригодится лишь строителям храма (Munster) грядущих времен! [с. 249]
ПРИМЕЧАНИЯ
(с. 246) Freyer H. Der Staat. Leipzig, 1925.
Неясно (лат. ).
См. примеч. 2. С. 111.
Имеются в виду советско‑ афганские договоры от 28 февраля 1921 г. о дружбе и от 31 августа 1926 г. о нейтралитете и взаимном ненападении, а также [с. 249] советско‑ иранские договоры от 26 февраля 1921 г и от 1 октября 1927 г (последний — о гарантии и нейтралитете). [с. 250]
“Право каждого простирается так далеко, как далеко простирается определенная ему мощь” (Спиноза Б. Богословско‑ политический трактат // Спиноза Б. Избр. произв. В 2 т. Т. 2. М., 1957. С. 203. Пер. с лат. М. Лопаткина). [с. 250]
Ложная заря (англ ) [с. 250]
См примеч. 1. С. 18. [с. 250]
Панидеи в геополитике
ГЛАВА I
К ВОПРОСУ О ГЕОПОЛИТИКЕ ПАНИДЕЙ
Убедительный опыт географии и истории свидетельствует о том, что все идеи, которые провозглашают охватывающие целые народы, широкие цели (панидеи), инстинктивно стремятся к воплощению, а затем и к развитию в пространстве, становясь поддающимися описанию и реальными явлениями на просторах Земли в понятных, имеющих мировое политическое значение формах, даже если их предвозвестники категорично уверяют: “Царство Мое не от мира сего” , как христианство, или же устремлялись к нирване” , как буддизм.
|
|
|
Подобный опыт показывает нам, вплоть до сегодняшнего дня, по меньшей мере сквозь семь тысячелетий , что человечество нередко и во многих своих начинаниях задерживалось на пути, ведущем от общинно‑ племенной групповой организации через народное (национальное) государство к мечте о совместном освоении всех известных земель, о планетарном союзе. И этот опыт можно рассматривать и изучать до известной степени как застывший, окаменевший, принадлежащий прошлому, не более как ожившие руины, а отчасти (и при этом гораздо больше, чем кажется на первый беглый взгляд) — как вполне еще жизнестойкие образования или жизненные формы будущего, способные воскреснуть из небытия и даже искусно уклониться от пытливого вмешательства науки.
Но как ловко ценители панидей — дипломаты и государственные мужи затуманивают ради национальных в своей основе целей эти превращения. В тот момент, когда панидеи воплощаются на просторах Земли — и пусть это происходит в скромных формах родового наследства апостола Петра или нынешнего Ватикана, в исполнительных органах Второго или Третьего Интернационалов, Панамериканских союзов или объединенного всемирного государства, в протоколах Пантихоокеанского союза, в журнале “Пан‑ Европа” с его точной картой мира на обороте, — они тотчас же становятся добычей науки о пространстве в ее применении к государственно оформленной воле, объектом геополитики, которая исследует определяемые Землей, происходящие на ее почве процессы при каждом воплощении власти (силы) в пространстве, ее разделении, перераспределении, динамике, даже если речь идет о влиянии идей и их носителей.
Итак, наряду с атрибутами политического величия на реальной почве (auf dem Rucken der Erde), руническими и межевыми (пограничными) знаками, оборонительными сооружениями наподобие [с. 253] Великой Китайской стены, наряду с воротами и гербовыми колоннами (в возведении которых особенно преуспевали иберы — испанцы и португальцы), наряду с рубежами культуры, которые для скрытого империализма более коварны, чем осознавал кое‑ кто из их творцов (ямен у китайцев , купола мусульманской мечети и ортодоксальной [православной] церкви, звонницы католических храмов и пагоды буддистов, монастыри‑ крепости, римские дороги и акведуки), следовало бы наблюдать прежде всего за земным образом жизни, путями носителей панидей как вершителей власти на планете, дабы воздать должное их следам, их поступкам в настоящем и будущем. Из этого становится ясным далее, насколько широко возможно исследовать в столь сжатых рамках осуществимость панидей в политическом пространстве, их долговечность и их сущностные, обусловленные природой черты, зафиксировать их диапазон (Umri? ) в нескольких схемах, подтвердить документально, где ныне действующие панидеи размежевываются (abgrenzen) или пересекаются, каким ожидаемым возможностям они при этом идут навстречу, и как можно шире показать, каким образом передовые борцы за эти идеи могли бы обойти опасности, вняв предостережениям геополитики, главная задача которой в предвидении без каких‑ либо оговорок (prognose sine ira et studio) .
|
|
|
Разделение Панъевропейским союзом Куденхофе‑ Калерги земного пространства по панидеям (середина 20‑ х годов ХХ в. )
Paneuropa — пан‑ Европа
Panamerica — пан‑ Америка
Britbundes‑ Reich — Британская федеративная империя
Russischbundes‑ Reich — Российская федеративная империя
Ostasien — Восточная Азия
“Идите и научите все народы” — таков лейтмотив Нагорной проповеди , но, рассматриваемый с точки зрения [с. 254] геополитики, он все же выражает и мысль о власти в пространстве. Уже в прошлом эта мысль отчетливо пересекается с другой: “Tu regere imperio populos, Romane, memento! ” И такие категорические императивы панидей — из‑ за которых те обе, однако же, скрещивали мечи в двухтысячелетней борьбе духовного и светского в Центральной Европе — пересекаются, сталкиваются, заполняют становящееся все более тесным пространство, хотя их созидатели ходили босыми, лишь с нищенской сумой в монашеском облачении, как Будда, или же как мечтательные подпаски с посохом, подобно основателю мировой империи Ирана . Впрочем, монах‑ император Ашока , прежде чем изменить свои убеждения, вел кровавые миссионерские войны; а радующийся миру граф Куденхове‑ Калерги, украсивший свой журнал картой пан‑ Европы, в [первой] мировой войне по меньшей мере был равнодушен к подавлению движения многих миллионов за самоопределение. Однако если мы попытаемся рассмотренные в таком свете панидеи прошлого, протекавшие процессы их инкарнации (воплощения) отделить от таковых в современной жизни, то узнаем, сколь жизнестойки однажды осуществленные панидеи, так что совсем немногие следует считать отмершими, но даже и в этих случаях вовсе нет уверенности в том, что они не возродятся в новых движениях, имеющих политическое значение для всего мира. Разве мы не видим, что не только Ленин, но и граф Кайзерлинг преисполнены гордости тем, что в них есть частица татарской, урало‑ алтайской крови, что их влекут в прошлое притягивающие связи с Батыем и Чингисханом? Разве мы не находим в достопочтенных новых атлантах Монгольского народного государства гордость за прародителей — евроазиатские Монгольские империи отзвучавшего средневековья? Разве мы не видим, как обретает новую жизнь в русской, европейской, а также в китайской и индийской литературе великий завоеватель, первый создатель паназиатской мировой державы Чингисхан? Вместе с тем нам следует чуть помнить об обновлении ликторской связки (fascio) в некоем третьем Риме!
|
|
|
Мы видим, что почти все панидеи прошлого — и среди них многие появившиеся задолго до святилища панэллинского (т. е. всегреческого) Зевса, который подарил нам путеводное слово, — как‑ то действенны и по сей день. Это панидеи, возникшие на основе религиозных верований Передней и Средней Азии, как идеи мировой державы Ирана, панидеи эллинизма , Рима, монголов, иберов, англосаксов, китайцев. Разве мы не узнаем без труда их продолжающееся действие в примирении церквей , в панисламизме , в движении за Великую Испанию и латинизацию , в панславизме и в движении за Великую Британию. Даже огни жизни древних восточноиранских связностей (Zusammenhangen), — столь чудовищно растоптанных монголами, — вновь тянутся вверх, подобно индонезийским, к рунам которых в диаспоре принадлежат такие выдающиеся памятники культуры, как Ангкорват и Боробудур . При этом [с. 255] мы признаем “панидеями” только те, которые, — возвысившись над откровенно завоевательским и эксплуататорским мышлением, — выступали носителями культурных миссий (Kultursendungen) и были обращены фактически ко всем, а не только к одержавшему верх господствующему слою. В число этих идей следует включить и пангерманскую как наиболее умеренную и подивиться тому, насколько она мало наступательна в сравнении с другими панидеями.
|
|
|
Ведь ее все же никогда не осеняла мысль, которую сегодня многие из находящихся на переднем плане панидей с редкой непринужденностью считают само собой разумеющейся, а именно объединить целые континенты или части Света под знаком известных путеводных воззрений в области культуры, власти и экономики.
С того момента, когда после завершения [первой] мировой войны стало известно, что столь страстно желаемая многими идеалистами консолидация всей планеты в едином сообществе народов — даже в столь шаткой и бессильной структуре, как женевская [т. е. Лига Наций], — не удалась (поскольку в ней отсутствовали две основные жизненные формы — Соединенные Штаты Северной Америки и Советский Союз, а еще больше власть и воля к подлинному равноправию ее членов и к действенной защите меньшинств), на переднем плане вновь появилась исподволь осуществленная еще в 1900 г. в Австралии мысль об объединении одной части Света в качестве промежуточной ступени к фактически еще не созревшему подразделению (Durchgliederung) структуры всей Земли.
Но при этом быстро обнаружились две очень большие трудности, а именно то, что отдельные части Света, крупные материковые ландшафты в ходе своего развития совершенно по‑ разному преуспели на пути к этой цели и что прежде всего представленное еще Ратцелем в столь ярком свете континентально‑ океанское противоречие заставило считаться с собой.
Из больших традиционных “частей Света” (имеется множество новых классификаций, и среди них предложенные Э. Банзе , но не вошедшие в обиход) уже однажды оформлялась пан‑ Азия, но затем распалась. Пан‑ Австралия еще в 1900 г. консолидировалась в Австралийское сообщество (Commonwealth), однако без своего океанского дополнения (Новой Зеландии) , на которое сильно рассчитывали при его создании, конструкция получила мнимое равновесие и оставалась столь неудовлетворительной, что у порога всенародное голосование по поводу ее перестройки. Пан‑ Африка все еще стояла на перепутье и зависела прежде всего от вопроса расовой эмансипации. Пан‑ Америка располагала международно признанными основными образованиями, но с 1900 г., похоже, бездействовала. Пан‑ Европа была сокровенной мечтой. Однако именно между этой сокровенной мечтой и возможностью ее осуществления вклинились в качестве парализующей силы морские панидеи, носители которых [с. 256] предстали как прочное следствие былого морского всемирно‑ политического образования вокруг романского Средиземноморья — средиземноморской Римской империи, а позже ислама, и устойчивое присутствие морских панидей крупных островных народов и островных государств — англосаксов и японцев, равно как и паназиатские связи Советов и сопредельных с ними государств. Не только в Срединных морях Земли, а именно в романском, где панидеи составляли существенное содержание того, что мы так долго называли всемирной историей, в американском, где Соединенные Штаты защищают свою более скромную морскую панидею (наряду с крупной тихоокеанской), в австрало‑ азиатском, где панмалайская идея восстала против колониальных держав, но и в океанах они уже отчетливо набросили свои пересекающиеся тени, вступив в борьбу с континентальными образованиями.
|
|
|
При этом три океана проявляли себя по отношению к образованиям панидей совершенно по‑ разному. В Атлантическом океане, который долгое время во многих случаях был разделяющим рвом мировой политики, четко определились меридиональное и широтное размежевания: раздел Север — Юг между англосаксонскими, исконно северогерманскими и иберийскими коренными и колониальными народами (Stamm‑ und‑ Kolonialvolker) (где Запад противостоял колониально‑ политическому образу действия посредством мятежей, доктрины Монро , панамериканских идей, но дополненных умной культурной политикой) и проходящая с Востока на Запад демаркационная линия (Scheidemark) германо‑ иберийского раздела. В Индийском океане, где, “оседлав” муссоны, впервые с транспортно‑ технической точки зрения осилили трансокеанский переход крупного моря (правда, Ратцель был склонен считать его лишь “полуокеаном”), на более ранние малайскую и арабскую панидеи наложилась ныне британская, за которой, однако, становится уже ощутимым индийское притязание на Восточную Африку как “Индийскую Америку”, проникшее при завершении мировой войны в казавшуюся осуществленной британскую империю Индийского моря. Напротив, в Тихом океане образовался искусственно вызванный к жизни, но значительный, в основном культурно‑ политический Пантихоокеанский союз в качестве будущего инструмента осуществления своей панидеи. Но как раз рассмотрение и культурно‑ политическая оценка этой крупномасштабной синтетической панидеи самого большого моря — самого огромного географического пространства Земли, одной из всеобщих географических категорий всей ее совокупной поверхности — невольно приводят нас к выводу о пересечении панидей, порожденных не нашим временем, но действующих в нем в полную меру. Ведь и пантихоокеанской идее, которая кажется нам сегодня несколько искусственной в сравнении с естественной и традиционной мощью паназиатской, уже более четырехсот лет. Ее общее торжество вокруг “своего моря” началось в тот день св. Михаила 1513 г., когда Нуньес де Бальбоа , перейдя Панамский перешеек, вышел [с. 257] к Тихому океану с кастильским флагом, чтобы захватить это море как монопольное испанской короны. Бальбоа сознательно совершил смелый прорыв в будущее ради империи, над которой никогда не должно было заходить солнце, однако его панидея продержалась в Великом океане лишь одно поколение — затем она была нарушена британским мореплавателем Дрейком в 1578 г. и его последователями.
Создание опорных владений в зоне Индийского океана
Unmiltelbarer Besitz — прямое (непосредственное) владение,
Schutzstaaten u. s. w. — государства, которым оказывается помощь и т. д.
Einflu? gebiet, Interessenspharen, Mandate u. s. w. — область влияния, сферы интересов, мандаты и т. д.
Wieder verloren oder aufgegeben — снова потерянные или признанные таковыми
И все же именно во взаимосвязи паназиатской и пантихоокеанской идей еще больше, чем в связи пан‑ Европы с какой‑ нибудь другой панидеей, которая пересекается с мечтами панъевропейцев (вроде панмалайской, евразийской панславизма, великобританской, пананглосаксонской), мы наблюдаем важное, геополитически действующее различие панидей, разделяющее их на эволюционные и революционные. Очевидно эволюционные черты несут в себе, например, пантихоокеанская и в меньшей степени, в противовес ее колониально‑ испанскому происхождению, современная панамериканская идея, а также большинство “наднациональных” объединительных взглядов, исходящих от островных народов и островных государств. Исключение составляет вновь возродившееся вследствие гнета панмалайское движение, которое может стать эволюционным, лишь склоняясь к идее [с. 258] “Великой Японии”, а революционным — обретя мощную поддержку направляемого из Москвы, а также Китая и Индии революционного паназиатского движения, питаемого антагонизмом в положении цветных и белых в мире, — т. е., например, выступающего за “пан‑ Африку африканцев”, против “белой Австралии”.
Антагонизмы континентальных и морских панидей и таких, которые надеются скорее посредством преобразования (метаморфоза) или скорее катастрофы (краха) достигнуть своих целей в пространстве, часто ведут к параллельным, но несовпадающим действиям. Поскольку панидеи разветвляются во многих направлениях, становится, следовательно, необходимым исследовать географическими методами отдельные из них в связи с их политическими инструментами и лозунгами, сопоставив не только во всемирном масштабе, но и в отдельных, по возможности чистых экспериментальных полях.
В качестве средства для такого исследования панидей напрашивается непосредственно вызванная ими к жизни литература, а также сочинения противоположного толка, которые каждую из них стараются тотчас же освободить от пут. Некоторые панидеи располагают сводными программами, изложенными в таких журналах, как “Pan‑ Europa”, или “Pacific Affaris” Пантихоокеанского союза, или “Новый Восток” (Москва), “Young Asia”, или в книгах, кои самими соответствующими движениями рассматриваются в качестве своего священного писания, например труд Н. Я. Данилевского “Россия и Европа” — “библия” панславизма или книга Б. К. Саркара “Futurism of Young Asia” . Другие же программы приходится терпеливо искать в протоколах различных конгрессов и движений.
Зачастую для превентивных мероприятий существуют ангажированные оппоненты, коим обязаны глубоким проникновением в суть пандвижений, как Лотроп Стоддард, автор книги “New world of Islam” (“Новый мир ислама”) , как те представители паназиатских связностей, которым, например, панъевропейская мысль представляется попыткой колониально‑ империалистической перестраховки. Более редкими стали спокойные и объективные изложения, в свое время апробированные панамериканским движением (характеристика Зиверсом (1900) его важного инструмента — трансамериканской железной дороги) или Лигой Наций благодаря Говарду Эллису (1928) .
Литературный уровень свидетельств, характеризующих геополитику панидей, весьма различен: от вершин мировой классической литературы вроде увещеваний Рабиндраната Тагора, который, находясь в Токио, призывал Японию не изменять [с. 259] своего азиатского облика, паназиатского письма Сунь Ятсена к Инукаи 27 , книги Гриффита Тейлора “Environment and Race” (“Окружающая среда и раса”) vii до безудержного потока листков. И здесь, чтобы отделить истину от фальши — как я попытался это сделать в отношении паназиатского и пантихоокеанского движений и их физических основ viii , — требуется постоянное наблюдение за силовым полем, где опасные для жизни сверхнапряженности (Hochspannungen) иногда посылают свои разряды друг против друга в совершенно неожиданных направлениях.
Попытка привлекательна, но не безопасна, не легко достижима. И все же она должна стать постоянной, чтобы нас не застали врасплох разрушающие культуру взрывы. Ибо нужно знать, включаются ли ныне эти уже фактически существующие промежуточные образования между “империей”, трансформированной в государство “народностью”, нацией и мировым сообществом — Лигой Наций в качестве моста или препятствия. Но общее представление об этом можно получить, если бы в геополитической критике современных панидей с такой безучастностью, какая вообще возможна лишь при чисто политико‑ географическом наблюдении за земной поверхностью, исследовались условия и возможности их существования в пространстве с всеобщей точки зрения — сухопутной и морской. Даже такое интересное и умное исследование, как научный трактат Карла Штруппа , не имеющий географического фундамента, подвергается опасности, ибо принимает в расчет лишь словесные конструкции и мечтания сторонников некоторых панидей, а не их земные возможности. Однако заслугой Штруппа — автора работы “Worterbuch des Volkerrechts” — остается то, что большинство панидей в его собрании ключевых терминов воспринимались как животворные и поистине творческие силы и были разработаны с такой тщательностью, как это позволяли динамически активное, проникнутое страхом (Woolf. “Revolt against Europe” — Вольф. “Мятеж против Европы”); проблема цветного населения) и волей к борьбе (Москва; Университет имени Сунь Ятсена) , осязаемое рабочее поле и опытный образец (Versuchsstuck).
Кто соприкоснулся со становлением борьбы хотя бы одной‑ единственной среди крупных панидей нашего времени, тот знает, что объективное изложение, достижимое в других областях знания, в данном случае было бы возможно, если описать эту идею чисто ретроспективно, отступив от ее состояния примерно на десять лет (как это фактически имеет место во многих географических и страноведческих работах) и отказавшись от важнейшего — от взгляда на ее возможность воздействовать на настоящее и через определенные ступени на ближайшее будущее. [с. 260]
Именно такое геополитическое рассмотрение панидей непременно открывает взгляд на механизм, силовые линии и экспериментальные поля нашего века, нашего времени — и тогда предстает в движении сложная картина связанных, а не отдельных изолированных событий — и встает извечный вопрос о родившемся вместе с нами праве. Такое рассмотрение панорамы находящегося на полном ходу машинного зала — удел не каждого; кто был приучен к статической точке зрения, тому такой откровенно выраженный динамический подход покажется не совсем удобным. Однако именно естественные, успешно вырастающие на почве, обусловленные природой основные черты и направления — это и есть то, что остается, более того, укрепляется и сызнова позволяет составить представление о пространственных возможностях определяемых волей маневров. Итак, именно в таком способе рассмотрения я усматриваю единственно возможный противовес обманчивому, путаному — часто из лучших побуждений — потоку речей и словесному камуфляжу, которые сознательно или неосознанно затуманивают как тенденции, так и очертания панидей. Поставив воздушный замок из бумаги на твердую почву, мы должны не только направить на него искусственный свет, но и подвергнуть его буре и грозе — устоит ли он в пространстве, столкнувшись с иными делами, — лишь тогда можно проверить его способность противостоять напору и давлению, имеющуюся или отсутствующую оборонительную энергию в качестве промежуточного сооружения между народным духом (Volkheit) и Лигой Наций! [с. 261]
|
|
|
