Локализация проблемы познания

Следует открыто заявить о том, что достижения Поппера связаны со смещением центра тяжести эпистемологической проблемы. Как и у Юма, статусу научного знания по-прежнему придается большое значение. Осознанном) содержанию познания отдельного мыслящего индивида также уделяется серьезное внимание. Вместе с тем проблема теперь выходит за эти рамки Центральным становится требование создания такой эпистемологии, которая в состоянии справиться с расширением знания, выходом за пределы мудрости предшественников, с научным открытием. Хотя у этой общей проблемы есть и описательный, дескриптивный аспект, центральное место в требовании Поппера занимает логическая эпистемология, совместимая с ростом знания.

«Центральной проблемой эпистемологии всегда была и до сих пор остается проблема роста знания. Наилучший же способ изучения роста знания — это изучение роста научного знания» [3].

«Небольшого размышления достаточно для того, чтобы понять, что большинство вопросов, связанных с ростом нашего знания, с необходимостью выходят за рамки любого исследования, ограниченного рассмотрением обыденного знания как противоположного знанию научному. Наиболее важный способ роста обыденного знания заключается именно в превращении его в научное знание. И кроме того, ясно, что рост научного знания является самым важным и интересным примером роста знания.

При рассмотрении этого вопроса следует помнить, что почти все проблемы традиционной эпистемологии связаны с проблемой роста знания. Я склонен заявить даже нечто большее: от Платона до Декарта, Лейбница, Канта, Дюэма и Пуанкаре, от Бэкона, Гоббса и Локка до Юма, Милля и Рассела развитие теории познания вдохновлялось надеждой на то, что она поможет нам не только узнать нечто о знании, но и сделать определенный вклад в прогресс знания, то есть в прогресс научного знания» [9].

«Обратимся теперь к взглядам последней из названных групп эпистемологов. В эту группу входят те философы, которые не связывают себя заранее каким-либо особым философским методом и в своих эпистемологических исследованиях проводят анализ научных проблем, теорий и процедур и, что самое важное, научных дискуссий. Эта группа в качестве своих предшественников может перечислить почти всех великих философов Запада. (Она может вести свою родословную в том числе даже и от Беркли, несмотря на то, что он в своих самых глубоких замыслах был противником идеи рационального научного познания и боялся его прогресса.) Наиболее крупными представителями этого направления в течение двух последних веков были Кант, Хьюэлл, Милль, Пирс, Дюэм, Пуанкаре, Мейерсон, Рассел и, по крайней мере, на некоторых этапах своего творчества, Уайтхед. Большинство мыслителей, принадлежащих к этой группе, могли бы согласиться с тем, что научное знание является результатом роста обыденного знания. Однако каждый из них приходил к выводу, что научное знание изучать значительно легче, чем обыденное знание, поскольку научное знание есть обыденное знание, как бы записанное большими буквами (writ large). Основные проблемы, связанные с природой научного знания, являются расширениями проблем, относящихся к обыденному знанию. Так, в области научного знания юмовская проблема «разумной веры» («reasonable belief) заменяется проблемой разумных оснований (reasons) для принятия или отбрасывания научных теорий. И поскольку мы располагаем множеством подробных свидетельств о дискуссиях по поводу того, следует ли принять или, наоборот, нужно отбросить некоторую теорию, например теорию Ньютона, Максвелла или Эйнштейна, постольку мы можем взглянуть на эти дискуссии как бы через микроскоп, что и позволяет нам детально и объективно изучать некоторые из наиболее важных моментов проблемы «разумной веры».

При таком подходе к проблемам эпистемологии... легко избавиться от псевдопсихологического, или «субъективного», метода, присущего «новому методу идей», который все еще использовался Кантом. Данный подход предполагает анализ научных дискуссий и научных проблемных ситуаций. Таким образом, в рамках этого подхода появляется возможность понимания истории развития научной мысли» [10].

Перенеся основное внимание на рост знания, на приобретение знаний, уместно включить в процесс познания, наряду с восприятием, и процесс обучения. Это дает основание привлечь к рассмотрению процессы обучение у животных. Как бы примитивны они ни были, они тоже должны согласовываться с адекватной (adequate) логической эпистемологией. Логика познания не должна отметать обучение животных как невозможное [11]. В своей работе «Conjectures and Refutations» Поппер неоднократно отмечает это расширение границ эпистемологической проблемы, например:

«Хотя мое обсуждение будет ограничено анализом роста научного знания, я думаю, мои рассуждения без существенных изменений справедливы также для роста донаучного знания, то есть для того общего способа, с помощью которого люди и даже животные приобретают новое фактуальное знание о мире. Метод обучения с помощью проб и ошибок, то есть метод обучении на ошибках, кажется в основном одним и тем же, используется ли он низшими или высшими животными, шимпанзе или учеными. Меня интересует не столько теория научного познания, сколько теория познания вообще. Однако изучение роста научного знания является, я думаю, наиболее плодотворным способом изучения роста знания вообще, так как рост научного знания можно считать ростом обычного человеческого знания, выраженного в ясной и отчетливой форме (writ large)» [12].

Такая локализация эпистемологической проблемы резко отличается от традиционных взглядов, хотя и имеет с ними нечто общее. Оставлены попытки держать всякое знание под замком до тех пор, пока не будет логически установлена возможность знания, пока не будут установлены несомненные первопринципы или безошибочные данные органов чувств, из которых можно будет исходить. Вместо этого принимается совокупный (cumulative) результат логического анализа: перечисленные идеальные исходные условия логически недостижимы. Для нас невозможно знание без предварительных предположений (nonpresumptive) или какие-либо способы познания без предварительных предположений. Различие между наукой и вы думкой или между истиной и ошибкой должно состоять в чем-то другом. например, в проверках и в результатах проверок логических следствий наших предположений. Не делается никаких утверждений об опровержении последовательного (и потому невысказываемого) солипсизма. Принимается логическая неопровержимость такой возможности. Вместе с тем проблема познания — не в этом, а в претензиях на истину при описании чего-то большего, чем мир сиюминутных явлений. Эта основанная на предположениях описательность так же неотъемлема от «непосредственного» наблюдения, как и от формулировки законов. Интерес к первичным (primitive) основам знания не ограничен содержанием сознания или данными органов чувств самого философа.

При этом обходится более старая и в то же время более актуальная формулировка эпистемологической проблемы. Имеется в виду определение «знания» не просто как «истинного мнения», а как «истинного мнения», которое еще и «разумно оправдано» или «обоснованно». Хотя эта точка зрения широко используется в лингвистическом анализе, она неявно предполагает верность индуктивистской эпистемологии (с не более чем формальным расшаркиванием в сторону Юма в виде признания, что такая индукция может (Обеспечить лишь приблизительную истинность). Поппер не ограничивает истину только теми утверждениями, которые опираются на рациональную основу или обоснование, предшествующие их формулированию. Истина, скорее, заключается в результате последующих проверок.

«Мы не знаем — мы можем только догадываться. И наши догадки направляются ненаучной, метафизической (хотя биологически объяснимой) верой в существование законов и регулярностей, которые мы сможем обнаружить, открыть. Подобно Бэкону, мы можем описать нашу собственную современную науку («метод познания, который человек в настоящее время применяет к природе») как состоящую из «поспешных и незрелых предвосхищений» и из «предрассудков».

Однако эти удивительно образные и смелые предположения, или «предвосхищения», тщательно и последовательно контролируются систематическими проверками. Будучи выдвинутым, ни одно из таких «предвосхищений» «Не защищается догматически. Наш метод исследования состоит не в том, чтобы защищать их, доказывая нашу правоту; напротив, мы пытаемся их опровергнуть. Используя все доступные нам логические, математические и технические средства, мы стремимся доказать ложность наших предвосхищений с тем, чтобы вместо них выдвинуть новые неоправданные и неоправдываемые предвосхищения, новые «поспешные и незрелые предрассудки», как иронически называл их Бэкон» [13).