 |
Глава V. ОЧЕНЬ СТРАННЫЙ МОНАХ
|
|
|
|
Глава V
ОЧЕНЬ СТРАННЫЙ МОНАХ
Все в этом мире ходит следом одно за другим: свет и тень, успех и поражение, радость и печаль. Так уж этот мир устроен. Каменные стены сэра Ранульфа, прозванного благородным, спасли Робин Гуда и его товарищей. Это ли не радость? Но как гаснет веселый костер под проливным дождем, так их радость погасла от того, что сообщил им сэр Ранульф. От него впервые Робин Гуд и его друзья узнали, что их король Ричард Львиное Сердце попал в плен и что за него требуется непомерный выкуп.
Но Робин Гуд грустил недолго. Он принял решение. И оно вселило в него бодрость.
– Вот что, друзья мои, – сказал он. – Какое бы имя ни носил сейчас Роберт Фитцутс, граф Хантингдон, ни он, ни его верные стрелки не дадут погибнуть законному королю. Пусть трепещут все, у кого в кошельке звенят неправедные деньги. Отныне ни один из них не пройдет и не проедет свободно по Королевской дороге. И все деньги пойдут на выкуп короля Ричарда Львиное Сердце. Так ли я говорю?
– Так, Робин!
– Поможем королю!
– Да здравствует Кер де Лион, законный король!
Цель была ясна. К зеленым братьям вернулось хорошее расположение духа.
Дело близилось к осени, и листья в Шервудском лесу уже тронуло красным и желтым. Робин Гуд, Маленький Джон, Вилли Скарлет и еще несколько стрелков, отправившись на охоту, дошли аж до Бернесдейлского леса в Чешире. Куда–то запропастились олени, ну никак не было им в этот день охотничьей удачи!
И вот наконец что–то зашелестело в густых кустах лещины. Вилли Скарлет мгновенно выстрелил, почти наугад, и было слышно, как в кустах что–то тяжелое рухнуло на землю. Это оказался крупный олень–самец.
– Ну, брат Вилли, ты так метко стреляешь, тебе мог бы позавидовать сам Робин Гуд, – засмеялся Робин.
|
|
|
– Это что! – отозвался Вилли. – Вот знал я тут одного монаха. Тот, я тебе скажу, стрелок так стрелок. Ему, пожалуйста, завидуй, я разрешаю.
– Интересно! Как это – монах и вдруг – стрелок?
– И не только. Он и на дубинках драться мастер, и мечом владеет не хуже рыцаря–крестоносца.
– Ну, ты раззадорил меня, Вилли. Я хочу с ним познакомиться. Непременно. Не знаешь ли, где его найти?
– Говорят, он живет отшельником в пещере на правом берегу реки возле Кемпенхерста. Отшельникто он отшельник, но он там еще держит на реке переправу.
– Ох, дивны дела твои, Господи, – засмеялся Робин. – Чего только не бывает в доброй веселой Англии!
Наутро Робин Гуд оделся менестрелем.
– Робин, ты что, собираешься бродить от замка к замку и услаждать баронские уши пением старинных французских баллад? – с насмешкой заметил Кеннет Беспалый. – Не забудь прихватить с собою лютню!
– И еще для смягчения голоса проглоти десяточек сырых яиц! – подхватил Вилли Скарлет.
– И шелковый платочек возьми – утирать слезы красоткам! – съязвил Маленький Джон.
– Нет, братцы, я иду искать того монаха. Всегда лучше для начала притвориться кем–нибудь другим. Не обязательно всем знать, кто ты есть. Запомните этот добрый совет на будущее!
– Не искушай судьбу, Робин, – пробормотал Скарлет, сразу сделавшись серьезным.
– Послушай, давай я пойду с тобой, – предложил Маленький Джон. – Говорят, монах–то здоровенный, и отчаянный драчун.
Но Робин любил рисковать. Он никогда не испытывал страха. Это чувство «небоязни» было ему самому приятно. Оно вселяло в него веселость и давало ему ощущение полноты жизни.
Он помахал друзьям рукой, и тут же его статная фигура скрылась в густой зелени.
Робин шел по лесу напрямик по направлению к Гэмвеллу. А дойдя до реки, пошел вдоль берега, надеясь выйти к Кемпенхерсту. Там где–то должен быть брод. Видимо, странный монах как раз там и обнаружится.
|
|
|
Он шел и потихоньку напевал:
В зеленом Шервудском лесу
Звучит призывно рог. –
Несутся сорок молодцов
Сквозь чащу, без дорог…
Под ногами шуршала доживавшая свой век трава. Высоко над головой проплыл клин. От реки доносился медовый запах почему–то запоздавшей в своем цветении таволги.
Вскоре он дошел до переправы. На противоположном берегу, привязанная к колышку, кормой по течению, покачивалась лодчонка, а рядом на дубовом пне восседал огромных размеров толстяк. На нем было коричневое монашеское одеяние, макушка была выбрита. Странно только, что поверх рясы был у него кожаный пояс, а к нему был приторочен широкий меч. Возле него никого не было видно, но монах с кем–то разговаривал. По тому, как он поглядывал на растущий рядом граб, казалось, что именно с этим деревом он и ведет беседу.
– Охой! Перевозчик! – позвал его Робин. – Переправь меня через реку!
– Все в свое время, сын мой, все в свое время, – отозвался отшельник.
Прежде чем сесть в лодку, монах вырезал увесистую дубинку. Ею он и оттолкнулся от берега.
Причалив, святой отец оглядел Робина и скорчил гримасу.
– У–у‑ у, всего–то менестрель! У вас, бродячих певцов, разве когда–нибудь бывают деньги?
– Как, милый добрый отшельник, – улыбнулся Робин, – уж не собираешься ли ты меня ограбить?
– Нет, не собираюсь. Но вроде бы так ведется, что Божьи люди могут рассчитывать на милостыню.
– Кто же милостыню требует? Давать или не давать – это дело совести каждого.
– Ну, вот я и собираюсь, как служитель церкви, пробудить у тебя совесть, – сказал монах, косясь на свою дубинку.
– Ну, пожалуйста, сделай одолжение, я разрешу тебе порыться в моем кошельке.
И Робин притворился, будто отстегивает кошелек. Монах отложил по этому случаю в сторону свою дубинку, а Робин молниеносным движением выхватил меч из ножен и приставил его к толстой шее монаха.
– А вот теперь, Божий смиренник, ты переправишь меня на тот берег, и не в лодке, а в качестве коня.
Как будешь возражать, коли острый меч приставлен к твоему горлу?
– Охотно, – сказал монах, подставляя свою могучую спину. И, погрузившись по пояс в воду и намочив и рясу и исподнее, он живо перетащил Робина на другую сторону реки. Но, выйдя на берег, он так ловко передернул плечами, что Робин оказался распростертым на земле.
|
|
|
– Ну что, паренек? – спросил монах с издевочкой, наступая на лезвие его меча и выхватывая свой. – А теперь ты повезешь меня на тот берег – за лодкой. А то без лодки какой же я перевозчик!
И вся эта гора мяса и жира навалилась Робину на плечи.
– Ух! – только выдохнул Робин и побрел по воде. Но, дойдя до середины реки, он повторил жест толстого монаха и, передернув плечами, свалил его прямо в воду.
– Ну, молодец, ну, молодец! – бормотал монах, выбираясь на берег. – Ну, хороший парень, ну, сейчас я раскрою тебе череп дубинкой, да и дело с концом!
– Дубинкой так дубинкой, – весело откликнулся Робин. – Но, святой отец, прежде чем ты доберешься до моего черепа, дай–ка мне поесть, я голоден, как шерифова кошка.
– Ну что ж, сын мой, – согласился монах, откладывая дубинку в сторону и отжимая полы своей рясы. – Давай на этот раз – в лодку.
На той стороне оказалась сухая уютная пещерка, где толстый инок проводил свои дни в молитвах.
Он поставил на грубо сколоченный стол глиняную миску с вареными бобами и ковшик воды. Робин, давясь и икая, попробовал это есть.
– Да, святой отец, – сказал он. – И возлюбил же тебя Господь, что поддерживает такое огромное тело только водой и вареными бобами. Но, думается мне, что для заглянувшего к тебе прохожего, у которого водятся денежки, должна же быть у тебя какая–то более мирская пища, а?
И он показал монаху золотую монетку.
– Как не быть, – откликнулся монах, протягивая огромную свою лапищу за монеткой. – Как не быть!
Он отошел к стене пещеры и открыл искусно замаскированную кладовочку. Оттуда он выволок огромнейших размеров пирог с олениной и кожаную бутыль, в которой булькало не иначе как вино.
– Хо–хо! Вот это другое дело! – обрадовался Робин и принялся уписывать пирог с такой скоростью, что круглое лицо монаха стало на глазах вытягиваться огурцом.
Робин сжалился над ним.
|
|
|
– А ты, как видно, давно живешь отшельником, отец мой, – сказал он. – Ты забыл, что хотя бы простая вежливость требует, чтобы хозяин разделил трапезу с гостем. Это только докажет, что угощение доброкачественно и его безопасно есть.
– И в самом деле забыл! – засуетился монах. Он тут же отхватил кусок пирога и наполнил два рога из кожаной фляги.
– Уважаемый гость, – обратился монах к Робину, протягивая рог с вином. – Тебе не кажется также, что воспитанному гостю стоило бы представиться и назвать свое имя?
– Справедливо, – согласился Робин. – Но хозяину приличествует сделать это первому.
– Зови меня отец Тук. Я живу здесь отшельником, потому что не могу выносить подлостей аббата из аббатства Святого Квентина.
– Эту змею я знаю хорошо, – сказал Робин тихо, как бы про себя.
– Алчность и злоба, и прислуживанье власть имущим, и жестокость, и грубость – вот что цветет в аббатстве. И знаешь, сын мой, подумал я, а разве лес – не храм? Разве Богу менее угодно, если с Ним будут разговаривать под куполом небесным, хоралы будут распевать птицы? Ты ведь читал в Писании: «Дух дышит, где хочет», а значит, и в лесу.
– Позволь мне спросить тебя, отец Тук. Когда я подошел к реке, мне показалось, что ты разговаривал с грабом.
– И ты решил, что я тронулся умом? – засмеялся отец Тук. – Нет, милый. И деревья говорят, и травы, и звери. Все мы – творение Божье и должны друг друга понимать. Только в грехах мы погрязли и общий наш язык забыли.
– Ты хорошо говоришь. Ну а как же все это? – Робин кивнул на остатки пиршества.
– Душа не гибнет от хорошей еды, уверяю тебя, сын мой. Но ты–то все–таки кто такой? Сдается мне, что не бродячий певец, а?
– И у меня так же, как и у тебя, было раньше другое имя. Я узнал тебя, отец Майкл. Ты не просто монах, ты священник, удравший от ненавистного аббата. А я – Робин Гуд. Так зовут меня теперь.
– За здоровье Робин Гуда! – поднял отец Тук полный рог вина.
– Послушай, святой отец. Нам в Шервудском лесу нужен священник. Не безбожники же мы, в самом деле. Некому нас наставить на путь спасения! Пойдем со мной. И оленина на лесном костре отлично прожаривается и попахивает дымком. И шотландского эля у нас вдоволь. И молодцы мои – люди верные, надежные и веселые. И уж спуску не дадут аббату, попадись он только! Право же, пойдем. Прямо сейчас. А подраться на дубинках мы еще успеем.
– Ну что ж, – сказал отец Тук. – Пусть будет потвоему. Только погоди минутку. Не пропадать же в самом деле доброму вину.
И, вновь наполнив оба рога, он протянул один Робину и запел во всю свою могучую глотку веселую песню:
Что важно, скажи, для святого отца?
На свете прожить, не теряя лица.
Молиться? – Молиться!
Поститься? – Поститься!
А также отведать мясца и винца!
Запомни, дружок, и всегда повторяй:
Ты только для дела свой рот отворяй.
Не вредно для духа
Втолкнуть в свое брюхо
Побольше мясца и побольше винца!
|
|
|
