Глава 13. Птичье немолоко

О том, как опасно иметь богатство и не уметь его защищать – и не менее опасно иметь богатство, даже если ты можешь его защитить  

В мире ключевые ресурсы принято называть «золотом»: жидкое золото – нефть, белое золото – хлопок, черное золото – уголь. В романе «Москва 2042» Владимир Войнович, пожалуй, впервые в истории литературы попробовал низвергнуть экономический ресурс с пьедестала – прямо в глубину общественного туалета: в его романе Россия живет за счет экспорта на Запад «вторичного продукта», проще говоря – фекалий. Такую метафору легко можно было бы счесть русофобским выпадом. Однако писатель, сетующий на ресурсную зависимость России, оказался не так уж далек от реальности: фекалии могут быть ресурсом и даже вызывать «ресурсное проклятие».

Гуано (от исп. huano, что означает «навоз») – это помет морских птиц, в течение веков скапливающийся толстым слоем на прибрежных скалах. Из-за длительного взаимодействия с содержащими фосфаты каменными породами в некоторых местах (особенно в засушливом климате) птичий помет превращался в крайне эффективное азотисто-фосфорного удобрение, играющее важную роль в сельском хозяйстве. Залежи этого удобрения находятся, в первую очередь, на островах вблизи побережья Чили и Перу, а также в Южной Африке и на островах Карибского бассейна. В то же время в Перу и Боливии существуют залежи другого крайне эффективного удобрения – селитры. Эти удобрения сыграли немаловажную роль в экономическом развитии Перу и Боливии XIX века, превратившись в их основные ресурсы, зависимость от которых привела к затяжным экономическим кризисам в этих странах и даже спровоцировала масштабную войну с соседним Чили.

Перу получила независимость от Испании в 1826 году после затяжной освободительной войны. Экономика новоиспеченного независимого государства была подорвана боевыми действиями, и стартовые позиции Перу были крайне плачевными. В стране в то время существовала отсталая аграрная экономика, ориентированная в основном на производство хлопка и сахарного тростника. Добывалось также серебро, доля которого в экспорте достигала более 50 % вплоть до 1866 года [140]. Но из-за слабости собственного производства экономика Перу полностью зависела от импортных товаров из США и Европы. В стране на законодательной основе существовало рабство. Проживающие в Перу индейцы кечуа и аймара, как и многие крестьяне-метисы, находились в положении крепостных у дворян и прочих землевладельцев.

В стране бушевали многочисленные внутренние конфликты, характерные для полуфеодального общества, на фоне которых военные постоянно стремились заполучить абсолютную власть в стране силовым способом. Только в 1845 году, когда президентом страны стал Рамон Кастилья (годы правления: 1845–1851, 1858–1862), начали приниматься меры, направленные на развитие экономики и демократических институтов.

Соседняя Боливия получила независимость от Испании в 1825 году, также после затяжной освободительной войны. В целом, вся история страны в XIX веке крайне напоминает перуанскую – истощенная колониальной политикой Испании страна, в которой сохранился феодальный строй и архаичная аграрная экономика, на протяжении всего столетия страдала от бесконечных внутренних конфликтов и экономического кризиса. Точно также ущемлялись в правах индейцы и крестьяне, а наиболее обеспеченными и влиятельными слоями общества оставались богатые помещики-латифундисты и военные. В стране постоянно происходили перевороты, и долгое время редкому боливийскому президенту удавалось просидеть в своем кресле дольше года. Из-за перманентных политических кризисов и отсталой экономики Боливия считалась одним из самых нестабильных и бедных государств Южной Америки. Все статьи экспорта сводились к аграрной продукции, скоту, коре хининового дерева, листьям коки и небольшому количеству серебра, извлекаемого на истощенных многовековой испанской эксплуатацией месторождениях.

Во время, когда президентом Перу стал либерально настроенный реформатор Кастилья, на европейских рынках резко выросла роль минеральных удобрений. В результате промышленной революции, в ходе которой в города хлынули огромные потоки крестьян, сельское хозяйство потребовало кардинальной интенсификации и, соответственно, огромного количества минеральных удобрений.

Запасы гуано в Перу были огромными. Богатой селитрой была и Боливия. Процесс добычи этих удобрений был крайне прост с технической точки зрения и не требовал особых затрат, а цены на мировых рынках в 30 раз превышали издержки [141]. В бюджеты двух соседей рекой потекли «гуановые» деньги.

В обеих странах начала развиваться промышленность, появились первые железные дороги, были выплачены все накопившиеся за время предыдущих гражданских войн внешние долги, и в окончательный упадок пришел институт рабства – на фоне новых высокомаржинальных отраслей, не требовавших большой рабочей силы, трудоемкое сельское хозяйство, движимое рабским трудом, оказалось просто невыгодным – было проще «отпустить» рабов и предоставить им право продавать свой труд землевладельцам.

Однако использованы гуановые деньги были и на абсолютно типичные для ресурсозависимых экономик цели: усиление армии и в оборонный бюджет в целом (восстания и мятежи в стране всё еще случались очень часто), а также на содержание стремительно разрастающегося государственного и силового аппарата вместе с армией чиновников. Часть денег просто исчезала в карманах высших чиновников. К тому же цепочка создания стоимости из-за неразвитости бизнеса в Перу и Боливии оставляла большую часть прибыли иностранцам.

Из-за того, что в Перу еще отсутствовали собственные крупные предприниматели, добытое гуано в основном скупали иностранные торговые компании. В 1842 году всё перуанское гуано было объявлено государственной собственностью, и права на его добычу, вывоз и продажу немедленно получили английские торговые дома. Однако фактически контроль правительства за сферой отсутствовал, и англичане просто покупали сырье по локальным низким ценам, не платили перуанскому правительству никаких налогов и ренты и выдавали ему кредиты и займы под огромные проценты в счет будущих продаж удобрения, да еще и с вычетом выплачиваемых правительством комиссионных. Правительство постепенно накапливало огромные долги перед английскими торговыми домами и банками.

На выборах 1851 года Кастилью сменил консерватор и кадровый военный Хосе Эченике (годы правления: 1851–1855), который восстановил почти умерший институт рабства, поднял налоги, взимаемые с индейцев, почти втрое, начал преследования всех несогласных с его политикой, и фактически присвоил себе деньги, получаемые государством от продажи гуано. Политика Эченике вызвала широчайшее недовольство перуанцев, и в 1854 году экс-президент Кастилья, опиравшийся на крестьян и рабов, организовал против него революцию, окончившуюся его возвращением в президентское кресло на правах «временного президента» (как нетрудно догадаться, остался он в нем надолго). Кастилья окончательно отменил рабство и подушную подать для крестьян, а также церковную десятину, всё еще существовавшую в преимущественно католическом Перу.

Кастилья продолжил политику по укреплению государственного капитализма во всех сферах экономики. Этому способствовали и стабильные цены на гуано, экспорт которого в 1854–1855 годах принес в бюджет до 80 % всех средств [142]. Однако большая часть прибыли оставалась в торговой цепи – ее получали торговцы, связанные с английскими банками и занимающиеся распределением и администрированием ресурсной ренты чиновники. Были и другие проблемы: развивалась «голландская болезнь», и перуанская экономика становилась всё более зависимой от импорта. Прибыли от торговли удобрением оседали в карманах нескольких процентов населения и пролиферировали не так сильно – слишком большая доля потребления обеспечивалась импортом. Неравенство росло очень быстрыми темпами. Хотя Кастилья пошел на ряд уступок для крестьян и индейцев, в их рядах зрело недовольство растущим неравенством.

В некоторых регионах страны местные власти стали отказываться продавать гуано связанным с иностранным капиталом столичным торговцам из Лимы, поскольку деньги от экспорта удобрения не доходили до их провинций. Правительство в свою очередь решило отдать всю добычу гуано в руки единого концессионера, которым в 1869 году стал французский торговый дом братьев Дрейфусов. Французский концессионер обязался не только покупать гуано напрямую у перуанцев, минуя столичных посредников, но и ежегодно покрывать внешний долг страны. Это создало классическую ситуацию moral hazard – правительство стало больше и больше занимать. В результате само правительство Перу к сроку истечения соглашения концессии (1878) задолжало дому Дрейфусов огромную сумму.

Параллельно Перу становилось всё более и более воинственной страной с региональными амбициями, и на армию тратилась значительная часть доходов от экспорта гуано. В 1858–1860 годах прошла война с Эквадором, а в 1868 году была даже объявлена война Испании, пытавшейся взыскать с Перу старые долги. Был заключен оборонный союз с Боливией, направленный в первую очередь против Чили, власти которого также имели растущие региональные амбиции и претендовали на месторождения селитры на юге Перу и западе Боливии.

В обществе постепенно возникло мощное движение против засилья военных в правящей верхушке, получившее название «сивилистов» – сторонников гражданского управления страной. Сивилисты видели в военных причину высокого уровня неравенства и коррупции и надеялись, что гражданская власть сможет справиться с социальными проблемами. Кандидатом в президенты от сивилистов стал Мануэль Прадо, который в 1872 году выиграл выборы. Увы, это было крайне неподходящее время для эксперимента по внедрению гражданской власти. Как раз с этого года истощение запасов гуано стало проявляться в сокращении добычи, а параллельно на рынке появились более выгодные удобрения. Цены на гуано начали падать, и правительство решило попытаться заменить его в роли ключевого экспорта другим удобрением – селитрой. Были национализированы все шахты страны, производившие селитру, однако начавшийся кризис усугублялся на глазах.

Власти соседнего Чили между тем не оставили планов завладеть селитряными шахтами в Перу и Боливии. За их амбициями стояли английские торговые компании, которые с национализацией шахт в Перу потеряли большие прибыли. Особенно риск вторжения был актуален для крайне слабой Боливии, за разработку селитряных месторождений которой боролись и перуанские, и чилийские чиновники и компании.

В 1878 году чилийские войска, не встретив никакого сопротивления, полностью захватили боливийскую провинцию Атакама, где были сосредоточены месторождения селитры. Поскольку между Боливией и Перу в 1873 году был заключен договор о совместной обороне, после провалившихся переговоров по урегулированию конфликта началось открытое военное столкновение армий Перу и Боливии, с одной стороны, и Чили – с другой. Хотя совокупная численность армий Перу и Боливии была больше, чем у Чили, чилийская армия была лучше вооружена и подготовлена, а многие подразделения армий Боливии и Перу и вовсе были сформированы из необученных военному делу индейцев и крестьян. Кроме того, в Перу продолжался политический кризис, вызванный противостоянием военных и сивилистов, и крестьянские бунты. В мире, во многом благодаря умной английской дипломатии, не сложилось однозначного отношения к войне, и многие страны заняли прочилийскую позицию.

За несколько месяцев чилийская армия захватила всё боливийское побережье и вторглась в Перу. Президент страны, Мариано Игнасио Прадо, бежал в Европу, и примерно в эти же дни был свергнут президент Боливии Иларион Даса, который вскоре также бежал в Европу, прихватив значительную часть государственной казны.

Располагавшиеся на захваченных территориях селитряные месторождения стали передаваться чилийским и английским предпринимателям. В ходе войны большая часть шахт так или иначе оказалась под контролем английских банков и торговых домов. Те шахты, которые оказались в руках чилийцев, были немедленно использованы для получения средств на закупку вооружений и покрытие огромных военных расходов страны.

К 1880 году Боливия, измученная людскими и экономическими потерями, вышла из войны, оставив прибрежные территории чилийцам. В одиночку Перу больше не могла продолжать войну против превосходящих сил противника, пользовавшегося, вдобавок, поддержкой наиболее влиятельных держав. Начались долгие и мучительные переговоры о мире, которые велись при посредничестве США. Поскольку власти Перу оказались крайне несговорчивыми, чилийские эскадры устраивали рейды вдоль побережья страны, высаживая в прибрежных городах и селениях десанты и обстреливая города с моря. Когда чилийские войска стали подходить к Лиме – столице Перу, избранный взамен Прадо президент-военный Пьеролла также сбежал. Город был захвачен чилийской армией, и установилась оккупационная администрация. Хотя официально это означало полное поражение Перу, боевые действия в отдаленных горных районах страны продолжались вплоть в 1883 года. Вместо Пьероллы богатейшие предприниматели Лимы выбрали нового президента из числа сивилистов – Франсиско Кальдерона, который сформировал правительство, готовое идти на уступки чилийцам. Однако Кальдерон попытался сыграть двойную игру и пообещал американцам передать под их протекторат богатые гуано и селитрой прибрежные провинции. Штаты не торопились вмешиваться, и англичане добились его ареста чилийцами.

В 1883 году был, наконец, подписан Анконский мирный договор, согласно которому Перу уступало Чили богатые селитрой территории департамента Тарапака, а департаменты Такна и Арика еще 10 лет должны были оставаться под чилийской оккупацией. Перу также обязались возместить все убытки Чили за годы войны. Боливия же, вышедшая из войны еще в 1880 году, потеряла богатые селитрой прибрежные провинции, а также лишилась выхода к морю.

Война истощила все три стороны конфликта. Территория Перу была разорена, были уничтожены многие хлопковые и сахарные плантации и потеряны самые богатые месторождения гуано и селитры. Кроме того, страна понесла и огромные человеческие потери – за годы войны в Перу погибло 80 тыс. человек [143]. Были разорены и полностью разрушены многие города и селения. Положение страны усугублялось тем, что в период «гуанового рая» экономика страны не развивалась. При этом раскол элит на «военных» и «гражданских» сохранялся. В 1884–1885 годах в стране разразилась гражданская война, закрепившая за Перу на долгие годы статус очага нестабильности.

Примерно такая же участь ждала и Боливию – потеря селитряных месторождений и выхода к морю вместе с бесконечными переворотами и внутренними конфликтами лишили страну надежды на выход из нищеты и отсталости.

История Перу и Боливии, которые и сегодня, спустя 140 лет после «войны гуано», остаются на скромных 87 и 122 местах по ВВП на человека в мире[144], наглядно демонстрирует, что даже такой ресурс, как птичий помет, может оказаться не только крайне ценным, но и крайне опасным; и что зависимость от его экспорта не только разрушает экономику страны, но и подрывает ее безопасность.

Коррумпированность местных элит, занятых личным обогащением и строящих «государственный капитализм», политическая нестабильность и постоянные гражданские конфликты, чрезмерное влияние силовиков на жизнь страны заставляли экономику этих стран оставаться архаичной. Политическая нестабильность и коррупция приводили к естественному желанию инвестировать вовне страны и к выносу в рамках цепочек создания стоимости большей части прибыли за рубеж. Иностранные компании легко пользовались коррупцией внутри страны и страхом перед опорой на внутренние бизнесы и забирали себе контроль за процессами создания добавочной стоимости и над важнейшими сферами экономики. Проникновение иностранных держав в экономику Перу, Боливии и Чили, и многих других стран Южной Америки, помноженное на высокое социальное неравенство, уже к началу XX века вызвало рост и развитие левых идей в странах Латинской Америки, а также резко антизападные настроения. Это противостояние крайностей – от «продажи родины» к ультралевому патриотизму, продолжается в регионе до сих пор, как можно видеть на примере режима недавно свергнутого Эво Моралеса в Боливии или Чавеса в Венесуэле.