Квалификация угрозы или насильственных действий в связи с осуществлением правосудия или производством предварительного расследования.

В ч. 3 и 4 ст. 296 УК РФ устанавливается уголовная ответственность за угрозу в связи с осуществлением правосудия или производством предварительного расследования, совершенную с применением насилия, не опасного для жизни или здоровья и опасного для жизни или здоровья, что и будет предметом рассмотрения в данной статье.
В указанных нормах насилие выступает в качестве способа совершения преступления, является квалифицирующим (ч. 3 ст. 296 УК РФ) либо особо квалифицирующим (ч. 4 ст. 296 УК РФ) признаком и с учетом повышенной общественной опасности насилия влечет за собой наступление более жестких уголовно-правовых последствий для виновного <1>.

В ч. 1 и 2 ст. 296 УК РФ также устанавливается уголовная ответственность за совершение психического насилия в связи с осуществлением правосудия или производством предварительного расследования, которое выражается в угрозе убийством, причинением вреда здоровью, уничтожением или повреждением имущества (ч. 1 и 2 ст. 296 УК РФ). Однако рассмотрение психического насилия выходит за рамки предмета данной статьи и требует отдельного изучения.
Итак, определению понятия насилия, его классификации и квалификации в науке уголовного права уделяется определенное внимание, о чем свидетельствуют опубликованные работы <2>. Тем не менее указанные вопросы остаются актуальными и в настоящее время, о чем свидетельствует практика применения норм, в которых установлена уголовная ответственность за насильственные преступления.

Согласно сложившемуся в юридической литературе мнению понятием насилия, не опасного для жизни или здоровья, охватываются побои, а также иные насильственные действия, связанные с причинением потерпевшему физической боли или ограничением его свободы. Под иными насильственными действиями судебная практика понимает также лишение воды и пищи, уколы, вырывание волос и т.д. <3> При этом такое насилие применяется для создания у потерпевшего представления о реальности высказываемых в его адрес угроз.

На квалификацию насильственных действий в связи с осуществлением правосудия или производством предварительного расследования распространяются общие требования, предъявляемые к юридической оценке преступного насилия. Так, при решении вопроса о том, какой объем физического насилия в рассматриваемых преступлениях против правосудия охватывается без дополнительной квалификации по нормам главы 16 УК РФ ("Преступления против жизни и здоровья"), следует сопоставлять строгость санкций, т.е. содержащийся в них объем уголовно-правовой репрессии, поскольку санкции отражают характер и степень общественной опасности преступления.
При определении строгости санкций прежде всего следует исходить из перечня видов наказаний, предусмотренных ст. 44 УК РФ, а также из максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания.
В случаях совпадения максимальных сроков или размеров наиболее строгого вида наказания следует учитывать содержащийся в санкциях объем уголовно-правовой репрессии, т.е. наличие альтернативных видов наказания (что свидетельствует о смягчении санкции в целом), наличие дополнительных наказаний (что ужесточает санкцию), нижние пределы наказаний.
Исходя из строгости уголовно-правовых санкций, следует сделать вывод о том, что частью 3 ст. 296 УК РФ полностью охватываются и не требуют дополнительной квалификации по статьям главы 16 УК РФ действия, предусмотренные ст. 116, ч. 1 ст. 117 УК РФ.
Однако единственным критерием в решении вопроса о необходимости дополнительной квалификации насильственных действий, предусмотренных ст. 296 УК РФ, по статьям главы 16 УК РФ строгость санкций не является. Дополнительная квалификация требуется и в случаях, когда установленные в статьях указанной главы квалифицирующие признаки не охватываются диспозицией нормы, которой предусмотрена ответственность за рассматриваемое преступление.
Так, в случае наличия в действиях виновного таких квалифицирующих признаков, как совершение преступления в отношении двух и более лиц, женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности, лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии, похищенного либо захваченного в качестве заложника, с применением пытки, группой лиц, группой лиц по предварительному сговору или организованной группой, по найму, они требуют дополнительной квалификации по п. "а", "в", "г", "д", "е" и "ж" ч. 2 ст. 117 УК РФ, поскольку не предусмотрены ч. 3 ст. 296 УК РФ.
При этом, исходя из возможных возражений оппонентов, следует сразу же отметить, что наличие некоторых из этих квалифицирующих признаков в ч. 1 ст. 63 УК РФ не препятствует указанной квалификации по совокупности преступлений, поскольку если отягчающее обстоятельство предусмотрено соответствующей статьей Особенной части УК РФ в качестве признака преступления, оно само по себе не может повторно учитываться при назначении наказания (ч. 2 ст. 63 УК РФ).
Аналогичное мнение - относительно необходимости дополнительной квалификации в случае наличия квалифицирующих признаков в действиях виновного - высказывается и в научных публикациях.

53. Проблемные вопросы квалификации привлечения заведомо невиновного к уголовной ответственности.

Наряду с привлечением заведомо невиновного лица к уголовной ответственности, не меньшую опасность для общества и правопорядка представляют преступления, связанные с незаконным освобождением лиц от уголовной ответственности. Именно поэтому подавляющее большинство тяжких преступлений, в том числе и убийств, совершается там, где не были своевременно привлечены к уголовной ответственности лица за побои, истязания и угрозы убийством. Факты незаконного освобождения от уголовной ответственности, как показывают результаты проводимых прокуратурой Краснодарского края проверок, исчисляются тысячами: 2003 г.- 1 516; 2004 г. - 1 322; 2005 г.- 2 038; 2006 г.-7 005.

Кроме того, большая часть незаконно возбужденных уголовных дел, а равно фактов незаконно прекращенных уголовных дел в официальную судебную статистику не включены, так как эти дела были прекращены на более ранней стадии. Это существенно повышает общественную опасность случаев незаконного привлечения к уголовному преследованию и незаконного прекращения уголовного преследования.

В этой связи актуальность настоящего исследования предопределяется несколькими факторами: а) многолетними дискуссиями о понятии уголовной ответственности и формах ее реализации, а также о моментах ее возникновения и прекращения; б) неоднозначными подходами к определению круга субъектов, наделенных исключительным правом привлечения к уголовной ответственности и освобождения от нее, среди которых все большее признание получает позиция, согласно которой таким субъектом должен стать только суд, а поэтому институт освобождения от уголовной ответственности, как и само это понятие в правовом смысле неприменимы к подозреваемым и обвиняемым; в) обострением проблемы межотраслевого согласования соответствующих уголовно-правовых и уголовно-процессуальных норм, формулирующих исследуемые понятия и определяющих содержание объективных и субъективных признаков составов привлечения заведомо невиновного к уголовной ответственности (ст. 299 УК РФ) и незаконного освобождения от уголовной ответственности (ст. 300 УК РФ). Эта проблема значительно усложнилась в связи с утверждением в России новой концепции уголовного процесса, среди основных новелл которой: введение института уголовного преследования; исключение из компетенции прокурора права на возбуждение уголовного преследования (остался только контроль за его осуществлением)1; внесение существенных коррективов в правовой статус подозреваемого, путем наделения его широким кругом новых прав и, соответственно, обязанностей. Такой подход в большей степени соответствует общепризнанным принципам и нормам международного права, но он, в свою очередь, требует преодоления сложившихся за несколько десятилетий в «социалистическом» праве стереотипов.

Последние изменения и дополнения, внесенные в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации (далее, если иное не оговорено -УПК РФ) привели к тому, что спорных моментов стало еще больше, так как возникла объективная потребность в том, чтобы определить соотношение понятий «уголовное преследование» и «привлечение к уголовной ответственности»; «возбуждение уголовного дела» и «возбуждение уголовного преследования»; «возбуждение уголовного дела по факту преступления» и «возбуждение уголовного дела в отношении конкретного лица», а также уточнить, в каких случаях и с какого момента начинается осуществление уголовного преследования.

Момент окончания состава привлечения заведомо невиновного лица к уголовной ответственности (ст. 299 УК РФ) в уголовно-правовой литературе, да и в работах по проблемам уголовного процесса, традиционно был связан с моментом вынесения постановления о привлечении в качестве обвиняемого и вступления его в законную силу. Основным аргументом в защиту этой позиции

1 См.: О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации и Федеральный закон «О прокуратуре Российской Федерации»: федер. закон от 5 июня 2007 г. № 87-ФЗ // Российская газета, 2007. 8 июня. большинство авторов называли то, что с этого момента в отношении привлекаемого лица могут быть применены меры процессуального принуждения (заключение под стражу, отстранение от должности, наложение ареста на имущество и др.). Данный подход являлся вполне адекватным той уголовно-процессуальной доктрине, которая признавалась господствующей до принятия действующего УПК РФ. Однако смещение акцента исключительно на обвиняемого совершенно не согласуется с действующим уголовно-процессуальным законом.

54. Проблемные вопросы квалификации незаконного освобождения от уголовной ответственности.

В статье раскрыта объективная сторона незаконного освобождения от уголовной ответственности. Установлено, что данное преступление может быть совершено только путём действия – вынесения постановления о прекращении уголовного дела или вынесения постановления о прекращении уголовного преследования в отношении подозреваемого или обвиняемого. При этом незаконное освобождение от уголовной ответственности подозреваемого или обвиняемого происходит при отсутствии уголовно-правовых или уголовно-процессуальных оснований освобождения от уголовной ответственности. Состав преступления, предусмотренный ст. 300 УК РФ, является формальным и преступление соответственно считается оконченным с момента вынесения постановления о прекращении уголовного дела или вынесения постановления о прекращении уголовного преследования в отношении подозреваемого или обвиняемого.

Новизна/оригинальность/ценность: Статья обладает научной ценностью, представляя из себя комплексный анализ объективной стороны незаконного освобождения от уголовной ответственности через некоторые уголовно-правовые и уголовно-процессуальные проблемы, существующие как в теории, так и на практике.

Ключевые слова: уголовное право, преступления против правосудия, состав преступления, объективная сторона, незаконное освобождение от уголовной ответственности, уголовный процесс, прекращение уголовного дела, прекращение уголовного преследования, подозреваемый, обвиняемый, судебная ошибка.

 

Объективная сторона состава преступления, предусмотренного ст. 300 УК РФ, заключается в незаконном освобождении от уголовной ответственности лица, подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления.

Данное преступление может быть совершено только путём действия – вынесения постановления о прекращении уголовного дела или вынесения постановления о прекращении уголовного преследования в отношении подозреваемого или обвиняемого.

То, что преступление, предусмотренное ст. 300 УК РФ, совершается лишь путём действия является преобладающей позицией в науке уголовного права [1;6;7;9, с.142; 11, с. 31], но есть и те, кто считает, что данное преступление может быть совершено путём ещё и бездействия, когда, например, «субъект уклоняется от исполнения возложенных на него обязанностей по собиранию доказательств виновности подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления» [4, с.164; 10, с. 887], а также в результате «непривлечения в качестве обвиняемого по уголовному делу виновного лица, либо в отказе задержать в качестве подозреваемого лица, совершившего преступление» [3, с. 17].

Подобный подход рассматривать бездействие как форму преступления, предусмотренного ст. 300 УК РФ, противоречит самой объективной стороне этого преступления, которая заключается в вынесении соответствующего процессуального акта, что возможно сделать лишь путём действия, но никак не бездействия.

Соответственно этому и приводимые примеры бездействия также не имеют никакого отношения к квалификации по ст. 300 УК РФ, но мы их всё же разберём по существу:

- то, что «субъект уклоняется от исполнения возложенных на него обязанностей по собиранию доказательств виновности подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления» [4, с.164; 10, с. 887] никоим образом не освобождает от уголовной ответственности лицо в соответствии с УК РФ и УПК РФ;

- что же касается «непривлечения в качестве обвиняемого по уголовному делу виновного лица, либо в отказе задержать в качестве подозреваемого лица, совершившего преступление» [3, с. 17], то указанные лица не имеют статуса ни подозреваемого, ни обвиняемого, а для квалификации по ст. 300 УК РФ, статус лица в качестве подозреваемого или обвиняемого является обязательным элементом объективной стороны, поэтому в приводимом примере не будет состава преступления, предусмотренного ст. 300 УК РФ.

Итак, объективная сторона состава преступления, предусмотренного ст. 300 УК РФ возможна путём действия, которое заключается в вынесении постановления о прекращении уголовного дела или вынесения постановления о прекращении уголовного преследования.

В литературе считают, что незаконное освобождение от уголовной ответственности возможно ещё и в таких случаях как вынесение постановления об отказе в возбуждении уголовного дела[2, с. 163; 6; 8] и как вынесение постановления о приостановлении предварительного следствия[2, с. 163; 8].

Незаконное освобождение от уголовной ответственности невозможно путём вынесения постановления об отказе в возбуждении уголовного дела, поскольку процессуальный документ должен быть вынесен как следует из ст. 300 УК РФ, в отношении подозреваемого или обвиняемого, но таких субъектов на стадии возбуждения уголовного дела нет.

Незаконное освобождение от уголовной ответственности невозможно путём вынесения постановление о приостановлении предварительного следствия потому, что приостановление предварительного следствия – это только «временный перерыв в производстве следственных и иных процессуальных действий, обусловленных невозможностью их проведения в отсутствие обвиняемого» [5, с. 415], но никак не освобождение лица от уголовной ответственности.

Следовательно, не правы те, кто считает, что незаконное освобождение от уголовной ответственности возможно ещё и в таких случаях как вынесение постановления об отказе в возбуждении уголовного дела и как вынесение постановления о приостановлении предварительного следствия.

С точки зрения закона незаконное освобождение от уголовной ответственности происходит лишь путём вынесения постановления о прекращении уголовного дела или вынесения постановления о прекращении уголовного преследования в отношении подозреваемого или обвиняемого.

Согласно ч.1 ст. 46 УПК РФ, подозреваемым является лицо либо в отношении которого возбуждено уголовное дело по основаниям и в порядке, которые установлены главой 20 настоящего Кодекса /п.1/; либо которое задержано в соответствии со статьями 91 и 92 настоящего Кодекса /п.2/; либо к которому применена мера пресечения до предъявления обвинения в соответствии со статьей 100 настоящего Кодекса /п.3/; либо которое уведомлено о подозрении в совершении преступления в порядке, установленном статьей 223.1 настоящего Кодекса /п.4/.

Обвиняемым признается, как предусмотрено ч.1 ст. 47 УПК РФ, лицо, в отношении которого: вынесено постановление о привлечении его в качестве обвиняемого /п.1/; вынесен обвинительный акт /п.2/; составлено обвинительное постановление /п.3/.

Незаконное освобождение от уголовной ответственности подозреваемого или обвиняемого происходит при отсутствии уголовно-правовых или уголовно-процессуальных оснований освобождения от уголовной ответственности.

Как правильно указано в п.1 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 июня 2013 г. N 19 «О применении судами законодательства, регламентирующего основания и порядок освобождения от уголовной ответственности», «…освобождение от уголовной ответственности является отказом государства от ее реализации в отношении лица, совершившего преступление (в частности, от осуждения и наказания такого лица)».\Соответственно освобождение от уголовной ответственности неприменимо к лицам, которые не совершали преступления.

55. Проблемные вопросы квалификации незаконного задержания, заключения под стражу или содержания под стражей.

Заведомо незаконное задержание причиняет существенный вред общественным отношениям по поводу правосудия. Оно посягает, прежде всего, на государственные интересы, связанные с гарантией соблюдения конституционных прав и свобод человека - участника уголовного процесса. Любое ограничение личной свободы гражданина должно иметь место лишь в случае действительной необходимости и с соблюдением всех гарантий, исключающих необоснованное применение мер государственного принуждения1.

В качестве гарантии соблюдения законности при производстве задержания должностными лицами правоохранительных органов государство устанавливает уголовную ответственность за заведомо незаконное задержание, которая предусмотрена ч. 1 ст. 301 УК России. Но какие виды задержания, используемые должностными лицами правоохранительных органов, находятся под охраной данной нормы?

В уголовно-правовой литературе под таковым, основном, понимается уголовно-процессуальное задержание. Верно ли это? История свидетельствует, что законодатель никогда не конкретизировал вид задержания, должностное лицо могло быть привлечено к уголовной ответственности за любое незаконное процессуальное лишение свободы. Таким образом, толкование понятия «задержание» требует уточнения.

«Для правильного выражения в правовой норме государственной воли необходимо с особым вниманием относиться к языку закона»1. В.Н. Кудрявцев справедливо отмечал, что недостаточное внимание к терминологии, отсутствие единства в понимании категорий затрудняют не только исследовательскую работу, но и практическую деятельность юриста. «Следовало бы приступить к выработке единой, точной терминологии по вопросам содержания и примене-ния уголовного законодательства». По мнению В.М. Савицкого разнобой в терминологии способен дезориентировать правоприменителя или, по меньшей мере, значительно осложнить его работу3. Анализ юридической литературы свидетельствует, что и по сей день данная проблема не нашла своего разрешения. По-прежнему актуальна задача уяснения понятия «задержание», выражаясь словами А.Н. Трайнина, задача «материализации правовых понятий... наполнения правовых форм новым содержанием»4.

Термин «задержание», используемый в ч. 1 ст. 301 УК России, по своему содержанию является весьма объемным и многогранным. Поэтому не случайно его толкование стало камнем преткновения при квалификации данного преступления. Прежде всего это касается определения видов задержания, за которые может наступать уголовная ответственность по ч.1 ст. 301 УК России.

Изначально, с точки зрения литературного языка, понятие «задержание» имеет шесть смысловых оттенков5. В контексте рассматриваемой нами статьи наиболее близки по значению только три: воспрепятствовать движению кого-нибудь (чего-нибудь), остановить; принудить остаться где-нибудь (на какой-нибудь срок); схватить, арестовать.

В правовом значении этого слова фактически объединены все три его смысловых оттенка. Так, задержание представляет собой захват либо воспрепятствование движению и удержание (принуждение остаться где-нибудь) лица, совершившего нарушение правовых норм. Поскольку задержание применяется в целях установления и доказательства вины лица в совершении правонарушения, а факт нарушения правовых норм может иметь разную степень общественной вредности, понятие задержания используется как в административном, так и уголовно-процессуальном законодательстве.

Сложность раскрытия содержания понятия «задержание», предусмотренного диспозицией ч. 1 ст. 301 УК России, заключается в необходимости анализа всех его особенностей, предусматриваемых названными отраслями права, так как сама диспозиция («Заведомо незаконное задержание») явно не ограничивает содержание указанного понятия задержанием лица только в связи с совершением преступления.

Несомненно, фундаментальную часть этого понятия представляет задержание лица по подозрению в совершении преступления, поскольку уголовная ответственность за заведомо незаконное задержание предусмотрена именно уголовным законодательством.

Анализ действий, образующих задержание лица по подозрению в совершении преступления (уголовно-процессуальное задержание), позволяет сделать вывод о том, что само задержание практически в каждом случае распадается, как минимум, на два самостоятельных действия: фактическое задержание и его процессуальное оформление.

Фактическое задержание лица, совершившего преступление, состоит в том, что «сотрудники правоохранительных органов или граждане осуществляют захват такого лица, лишают его возможности скрыться и в принудительном порядке доставляют задержанного в орган дознания или к следователю, которые уполномочены законом произвести уголовно-процессуальное задержание»1. Фактическое задержание начинается с момента захвата лица, совершившего преступление, и завершается передачей задержанного органу дознания или следователю, уполномоченным принимать решение о применении уголовно-процессуального задержания либо об освобождении задержанного. Таким образом, фактическое задержание является своеобразным институтом «доставления» в органы внутренних дел лица, подозреваемого в совершении преступления, хотя в настоящее время понятие «доставление» существует только в административном законодательстве. Оно закреплено в ч. 1 ст. 238 КоАП РСФСР: «Доставление нарушителя - в целях составления протокола об административном правонарушении, при невозможности составить его на месте, если составление протокола является обязательным, нарушитель может быть доставлен в полицию.

Отправной точкой для выяснения сущности любого преступления служит определение объекта посягательства. Только в результате изменения объекта, на который посягает преступление, оно становится осязаемым для человека и общества. «Каждое преступление, выражается ли оно в действии или бездействии, всегда есть посягательство на определенный объект. Преступления, которое ни на что не посягает, в природе не существует...»1. Правильное определение объекта преступления имеет важное практическое и теоретическое значение. Так, объект преступления: - определяет границы преступного поведения; - выступает обязательным элементом состава преступления; - оказывает влияние на признаки других элементов состава преступления, а также его конструкцию; - раскрывает механизм причинения вреда преступлением; - является основой для построения системы Особенной части УК России2.

Объект преступления всегда требует правильности и точности своего оп ределения, поскольку его значимость «нельзя как недооценивать, так и переоценивать. В обоих случаях возможен большой ущерб как для практики, так и для теории уголовного права»3.

В современной теории уголовного права принята классификация объектов по вертикали на общий, родовой, видовой и непосредственный. В действующем Уголовном кодексе Российской Федерации ответственность за заведомо незаконное задержание предусмотрена ч. 1 ст. 301, расположенной в главе «Преступления против правосудия».

Проблемы общего и родового объектов заведомо незаконного задержания считаются достаточно полно разработанными в теории уголовного права. Под родовым объектом заведомо незаконного задержания, согласно названию раздела, в котором расположена ч. 1 ст. 301 УК России понимаются общественные отношения по поводу государственной власти. С целью более точного уяснения сущности непосредственного объекта данного преступления особое внимание следует обратить на понятие и содержание видового объекта заведомо незаконного задержания.

Суть проблемы видового объекта заведомо незаконного задержания -общественных отношений по поводу правосудия - сводится к определению понятия «правосудие», речь о котором идет в названии главы 31 УК России «Преступления против правосудия».

Бесспорно, «правосудие» изначально является понятием процессуальным. Ученые-процессуалисты никогда не ставили данный тезис под сомнение. В общих чертах, по их мнению, правосудие - это форма государственной деятельности по рассмотрению и разрешению судом уголовных и гражданских дел1. Аналогичное понятие было сформулировано и в Законе «О судоустройстве РСФСР». Закон вплоть до 1996 г. закреплял, что правосудие осуществляется только судом (ст. 1) путем рассмотрения гражданских и уголовных дел (ст. 4).

С принятием Конституции Российской Федерации законодатель уже в 1993 г. законодатель несколько расширяет понятие правосудия. Так, в ч. 2 ст. 118 Конституции говорится, что судебная власть осуществляется посредством конституционного, гражданского, административного и уголовного судопроизводства.

Строго следуя основным положениям Конституции, в 1996 г. Федеральный конституционный закон Российской Федерации «О судебной системе Российской Федерации» закрепляет, что правосудие осуществляется только судом (ст. 4), никакие другие органы и лица не вправе принимать на себя осуществление правосудия (ст. 1), судебная власть осуществляется посредством конституционного, гражданского, административного и уголовного судопроизводства (ст. 1).

Нетрудно заметить, что и в теории уголовного процесса и в законодательстве о судебной системе понятием правосудия не охватывается деятельность правоохранительных органов ни по поводу задержания лица по подозрению в совершении преступления, ни по поводу административного задержания. УК РСФСР и УК России, напротив, относят общественные отношения по поводу задержания лица по подозрению в совершении преступления к общественным отношениями по поводу правосудия, располагая статью об уголовной ответственности за причинение существенного вреда данным общественным отношениям в главе 31 «Преступления против правосудия».

Названное противоречие стало причиной дискуссии в уголовно-правовой литературе. Авторы пытаются понять, объяснить данное противоречие и предлагают варианты решения. Большинство авторов приходят к выводу о том, что в теории уголовного права необходимо определить понятие и содержание правосудия в уголовно-правовом, а не в процессуальном смысле.

Так в 1968 г. в уголовно-правовой литературе отмечалось, что понятие правосудия нельзя сводить лишь к деятельности суда. И.С. Власов и И.М. Тяжкова полагали, что под правосудием «надо понимать не только деятельность судов, но и предварительное расследование дел, исполнение приговоров и решений, т.е. систему действий, составляющих уголовный или гражданский процесс»3.

В 1978 г. Ш.С. Рашковская дополняет, что понятием правосудия охватывается также и деятельность суда по рассмотрению дел об административных правонарушениях, поскольку и здесь суд исследует и устанавливает фактические обстоятельства дела и, применяя соответствующие нормы административного права, выносит определение о признании лица виновным или невиновным в совершении данного правонарушения и применении к виновному определенной меры административного воздействия4. Свою позицию она обосновывает тем, что ст. 177 УК РСФСР признает преступным вынесение судьями не только заведомо неправосудного приговора, но и определения или постановления.

56. Проблемные вопросы квалификации фальсификации доказательств и результатов оперативно-разыскной деятельности.

В связи с принятием Федерального закона от 28.07.2012 года № 141-ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации», которым вновь вводится в лоно уголовно-наказуемых деяний, ст. 298-1 УК РФ, - Клевета в отношении судьи, присяжного заседателя, прокурора, следователя, лица, производящего дознание, судебного пристава, - профессия адвоката, и без того, не самая безопасная, вступила в зону повышенного риска.

Риск получить судимость за уголовно наказуемую клевету и автоматически лишиться статуса адвоката, в соответствии с требованиями п.п. 4 п. 1 ст. 17 Федерального закона об адвокатуре, согласно которому, статус адвоката прекращается с момента вступления в силу приговора суда о признании адвоката виновным в совершении умышленного преступления, стал вполне реален для адвокатов, осуществляющих свою профессиональную деятельность в полном соответствии с требованиями п.п. 1. п.1 ст. 7, того же, Федерального закона об адвокатуре, в соответствии с которым, адвокат обязан честно, разумно и добросовестно отстаивать права и законные интересы доверителя.

Принятию нового закона предшествовала юридическая чехарда. Предыдущий Президент, юрист по образованию, в недалеком прошлом адвокат, счел излишним загружать уголовные суды рассмотрением дел о клевете, и перевел этот состав преступления в зону административной ответственности.

Вновь избранный Президент, не менее авторитетный юрист, незамедлительно вернул клевету в уголовно-наказуемую сферу, соответственно, в обоих случаях Гос. Дума безоговорочно поддержала мнения двух Президентов, потому как, для нашей независимой от мнений Верховной власти Думы, аргументы доводов Президентских поправок были неоспоримы, тем более, как заметил один из руководителей Думы, – Дума не место для дискуссий, когда речь идет о судьбоносных для государства поправках в Уголовный кодекс, направленных на защиту от злостных клеветников.

По логике двух решений Гос. Думы – составу клеветы законное место, как в уголовном, так и в административном кодексах. На то она и Дума, чтобы принимать обдуманные решения.

О том, в каком положении оказались адвокаты, в связи с принятием новой редакции ст. 298-1 УК РФ, думцы либо не додумали, либо приняли хорошо обдуманное решение.

В соответствии с требованиями пп.2. п.1. ст. 9 Кодекса профессиональной этики адвоката: - адвокат не вправе занимать по делу позицию, противоположную позиции доверителя и действовать вопреки его воли.

В типичной, многократно повторенной в практике каждого адвоката ситуации, когда доверитель сообщает адвокату, что признательные показания он дал под воздействием физического или психического насилия со стороны оперативных сотрудников, адвокат обязан составить жалобу на неправомерные действия лиц, применивших, по утверждению доверителя, незаконное воздействие, с целью получения признательных показаний. Это прямая обязанность адвоката. В ходе предварительного расследования нередки случаи грубого нарушения требований УПК РФ, лицами, расследующими уголовное дело, что нередко граничит с прямой фальсификацией доказательств по делу. В таких случаях адвокат, также, обязан требовать расследования данной фальсификации, привлечения к ответственности, в том числе и уголовной, лиц, допустивших, по мнению адвоката фальсификацию.

В этих случаях, инициатива обжалования незаконных действий должностных лиц предварительного расследования, а в отдельных случаях, и судей, как правило, исходит от адвоката, т.к., только квалифицированный юрист может усмотреть, в чем заключаются нарушения требований УПК РФ по делу, в чем суть фальсификации доказательств.

Новое наименование ст.303 УК РФ – Фальсификация доказательств и результатов оперативно-розыскной деятельности, дополнение этой статьи частью 4, с санкцией до 4 лет лишения свободы, установленное Федеральным законом РФ № 207-ФЗ от 29.11.2012 года, указывают на то, что государство проявляет большую заинтересованность в искоренении преступных проявлений, связанных с фальсификацией доказательств по делу. Адвокат профессионально обязан реагировать на каждый случай незаконного ведения следствия, тем более, не допускать фальсификации доказательств.

Но, в случаях отказа в удовлетворении жалобы или ходатайства адвоката (Из ряда вон, выходящие случаи в Российской практике!), налицо, формально, состав преступления, предусмотренный ст. 298-1 УК РФ в отношении адвоката, посмевшего клеветать на непорочных служителей сыска и правосудия.

В самой распространенной практической ситуации, когда адвокат обжалует приговор суда, которым не удовлетворена его защитительная позиция по делу, когда адвокат убежден, что действия его подзащитного должны квалифицироваться по менее строгому закону и мера наказания не должны быть связана с лишением свободы, с принятием новой ст. 298-1 УК РФ, адвокат не может в жалобе в вышестоящий суд утверждать, что при оценке доказательств, суд первой инстанции оценивал эти доказательства односторонне с явно обвинительным уклоном, что прокурор, утвердивший обвинительное заключение и направивший дело в суд, также, способствовал вынесению неправосудного приговора.

Адвокаты крайне редко обращаются в квалификационную коллегию судей с жалобами на поведение судьи в процессе, либо по иным основаниям. В традиционной адвокатуре не принято просить защиты и жаловаться кому либо, на кого либо. Жалобой мы расписываемся в своем бессилии изменить ситуацию. Наше дело, писать процессуальные

бумаги по делам, без оглядки на то, читают их судьи или нет.

Анализ за долгие годы, показывает, что пишут жалобы на адвокатов доверители, судьи и следователи с дознавателями, последние увлечены этим видом эпистолярного жанра особо. Случаи жалоб адвокатов на судей и следователей весьма редки, буквально единичны.

Однако, и в этих крайне исключительных случаях, если квалификационная коллегия судей не удовлетворит жалобу адвоката, налицо, опять же, признаки ст. 298-1 УК РФ в отношении адвоката, дерзнувшего оклеветать судью перед судейским сообществом.

С принятием новой редакции ст. 298-1 УК РФ, из лексикона адвокатов должно исчезнуть понятие провокации преступления, т.к., по новому закону, утверждение адвоката о том, что его подзащитного, путем контрольной закупки наркотических средств, через агента, спровоцировали на совершение преступления, что контролируемая взятка,

самая типичная форма провокации взятки, притом, необходимо конкретно указывать пофамильно, кто из сотрудников дознания или следствия, допустил провокационные действия по отношению к подзащитному адвоката.

Все эти обоснованные позиции адвоката по делу, в случаях принятия процессуальных решений об отказе в удовлетворении жалоб и ходатайств защиты, формально попадают под действие ст. 298-1 УК РФ, далее вопрос только в том, насколько сильно желание власть имущих наказать адвоката за слишком активную позицию защиты по делу. Желание качество субъективное, оно исполнимо только в тех случаях, когда имеется объективная возможность исполнения задуманного. С принятием ст. 298-1 УК РФ появилась реальная законная юридическая возможность воздействия на профессиональных адвокатов, в тех нередких случаях, когда их работа по конкретным делам, затрагивает напрямую интересы должностных лиц правоохранительной системы, создавая реальную угрозу их благополучного пребывания в своей должности.

Ружье повещено на заднике сцены, выстрел по закону жанра, извечн<

⇐ Предыдущая123456789Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: