 |
{212} Приложение II. Стенограмма диспута о «Габиме» в Камерном театре 13 марта 1920 года 3 страница
|
|
|
|
Затем мне хочется сказать еще, что когда Художественный театр был в Берлине, они там играли на русском языке. Немцы вообще очень плохо знают русский язык, и все-таки они почувствовали все, то есть поняли, и это был один из величайших триумфов Художественного театра.
Затем мне хочется задать еще один вопрос, все ли может быть выражено на жаргоне или на каком-либо ином языке, хотя бы на готтентотском? Во всяком случае, я считаю, что язык — это внешняя форма, в которую вкладывается внутреннее содержание, а все мои единомышленники рассказывают, что спектакль «Габимы» достигает такой высоты, когда и форма, и содержание сливаются в одно целое художественное зрелище. Из всего сказанного, мне кажется, ясно, что «Габима» — это искусство, настоящее, подлинное искусство.
Нуждается ли это искусство в субсидии или не нуждается? Это вопрос серьезный. Мне кажется, нужно взять это искусство и пользоваться им в полном объеме. Пусть готтентоты дадут что-либо свое в это искусство, до которого доживет новый творец в этом искусстве, и [тогда] мы будем восхищаться. Поэтому мне кажется, что вырывать один из блестящих бриллиантов искусства и выбрасывать его за борт неправильно. Рескин, великий эстетик и критик, сказал: «Жизнь без работы — это воровство, а жизнь без искусства — это варварство». Я не сомневаюсь в этом, и потому, конечно, нужно поддерживать всякое культурное начинание, которое является искусством. Я не знаю, кто и чем открыл тот ящик Пандоры, из которого вылетела «благодать» на молодую «Габиму», которая лелеяла лучшие чувства души человеческой. {238} На дне этого ящика была надежда и поддержка этой надежды. Я надеюсь найти [ее] в вас.
|
|
|
Е. Б. Вахтангов: Я работал в «Габиме» с первых дней возникновения в Москве в той форме, в которой она существует, и, может быть, не случайно я участвую в той аудитории, которая сейчас приняла горячее участие в прениях. Я принимал участие в работах «Габимы», поскольку я питаю дружбу, питаю симпатию к руководителю этой группы и актерам, тогда еще ученикам, мне очень близким, и потому мне очень близко все то, что происходит там. Мне не нужно десятка мнений о том, что там, где есть прекрасное, там есть настоящее искусство. Если бы Анатолий Васильевич спросил меня о «Габиме»: «Это прекрасно? » — я бы сказал, что это прекрасно. Если бы сказали, что там есть стремление к настоящему искусству, есть любовь к делу, — да, все это там есть. И если бы меня спросили: «Любовь — это прекрасно? » — я бы сказал: «Да, это прекрасно! » Поэтому с этой кафедры я должен сказать Анатолию Васильевичу, что если по постановлению Центротеатра было отказано «Габиме» в субсидии в пятьсот тысяч рублей, то эти пятьсот тысяч «Габима» всегда найдет. (Аплодисменты. ) Она найдет у нас, у служащих искусству, которые не имеют этих пятисот тысяч. (Аплодисменты. ) У нас нет пятисот тысяч, но у нас есть то, что делает театр художественным. Это есть в театре «Габима». Главное в театре — это то, что есть у Станиславского, то, что есть у каждого, кто несет в театр всю любовь и все свои лучшие чувства. Не в деньгах главное, не в пятистах тысячах. Летом на подмостках этого театра я видел еврейский спектакль, играли пьесу Аша, и эту же пьесу я потом видел в «Габиме»[dxiv]. Здесь было ужасно, хотя называлось [«Зимою»], а там было прекрасно, хотя называлось [«Старшая сестра»]. (Аплодисменты. )
С. А. Палатник: Товарищи, все предыдущие ораторы, которые здесь защищали «Габиму», старались что-то доказать, но практически ничего не доказали; и морально, что может дать этот диспут — ничего, потому что это собрание — нуль. Важно мнение еврейских масс там, в еврейских местечках и в еврейских центральных городах, которые оторваны от нас. А здесь большинство евреев знает только тех, у которых один путь, на Сухаревку. (Шум. )
|
|
|
Позвольте, я хотел сказать, что если здесь вынесли вопрос перед еврейским мнением, то фактическая сторона лежит в том, что Луначарский отказал в деньгах. На языке политики вопрос состоит в том, что этот вопрос должен решить {239} Луначарский, а не представители еврейских масс, рабочие массы, которые имеют право сказать, какой театр они хотят иметь.
Вот где политическая сторона вопроса, а вовсе не в защите языка.
Если будем говорить, имеет ли право язык иметь театр, то совершенно верно, каждый язык имеет право, и тот, кто этим языком владеет, тот имеет право требовать дать ему то, что ему угодно.
Товарищи, я слышал здесь смелую поддержку и слова старого человека, растворившегося в русской литературе. Он приходит и говорит, что здесь пошли брат на брата и Каин на Авеля.
А знает ли он, что в русском народе брат восстал на брата и еврейский рабочий восстает на еврейскую буржуазию. Нет. Дайте еврейским рабочим сказать свое слово. Если действительно будут представители еврейских рабочих масс, они скажут, какой театр им угоден. Когда еврейский пролетариат мог это сказать, то в Киеве давали спектакли на языке, соответствующем рабочим массам.
Теперь позвольте подойти к другой стороне вопроса, к тем представителям чистого искусства, которые уверяли, что искусство совсем не зависит от языка, и потому давайте деньги. Решать вопрос о «Габиме» нужно совсем не в этой плоскости.
Нужно сказать и решить коренной вопрос: жизненно ли искусство «Габимы» или нет?
Здесь говорили, что может быть готтентотский театр. Совершенно верно. Но я спрошу вас, если теперь готтентоты придут сюда, в Россию, и от русского государства потребуют деньги на театр, что вы ответите? Вы посмотрите, что заложено в этом искусстве и художественно или не художественно оно. Так и тут, спрошу я вас, несет ли древнееврейский театр те элементы, [благодаря которым] он в конце концов станет театром народных масс? Есть ли у вас убеждение, что этот театр станет театром, который кухаркин сын поймет? Его нет и не будет потому, что развитие еврейской жизни идет к тому, что разговорным языком и театром масс будет жаргон, который теперь проявляется и в художественных начинаниях театра.
|
|
|
Вот почему мы не можем сказать, что вопрос о «Габиме» имеет такой смысл и такой характер, чтобы придавать вопросу ту страстность, которую придали устроители и противники «Габимы».
{240} К сожалению, мы здесь не видим ни еврейских масс, ни еврейских рабочих и не можем судить о той точке зрения, на какую встанет еврейский пролетариат.
З. Вендров: Товарищ Гринберг заявил: «Мы Вендрова тоже знаем! » Очень может быть, что многие знали [Вендрова] в то время, когда Гринберга [еще] никто не знал. Я, не будучи оратором ни в какой степени, взял смелость выступить перед таким большим собранием для того, чтобы сказать, что нас, еврейских писателей, несколько удивляет позиция, занятая Комиссариатом национальных дел по вопросу о «Габиме».
Имея все возможности, Комиссариат мог стать крупнейшим фактором в еврейской культурной жизни, а не воли своих руководителей, которую они прекрасно здесь сегодня продемонстрировали, мог стать источником творческих живых сил. А он вместо этого превращает дело культуры в еврейское кладбище, на котором, наряду с совсем отжившим и мертвым, хоронится все живое, ценное и идеальное. В силу Ли узости взгляда стоящих у кормила Еврейского комиссариата… (Поднимается страшный гвалт и шум. ) Я говорю о стоящих во главе Еврейского комиссариата: они мне определенно не нравятся. Была ли верна их психология? (Шум. ) Выработана ли еврейским народом их психология? Я не имел случая наблюдать их в низах. (Шум. ) Представители Комиссариата сидят на кладбище. (Шум. ) Они отстали от настроения еврейских масс. (Шум, крики: «Провокатор говорит». ) Гринберг из Наркомпроса, прежде всего нужно быть талантом. (Шум долго не смолкает. )
Я хотел использовать этот случай, чтобы дать характеристику Еврейскому комиссариату. Теперь перехожу к делу. Я говорю, что нас удивляет позиция Комиссариата, который не может видеть, чтобы, наряду с его деятельностью, еще кто-нибудь создавал ценное учреждение.
|
|
|
Нас удивляет и возмущает позиция, занятая в этом вопросе ТЕО, который отказал в субсидии «Габиме», желая отправить его начинание на еврейское кладбище.
Они говорят, что язык, на котором играют габимовцы, и сам театр, и его публика буржуазны.
Я, как еврейский писатель, двадцать с лишним лет пишу на еврейском языке и утверждаю — и это подтвердят мои товарищи писатели, — что еврейской буржуазии одинаково чужд как тот, так и другой язык. Именно крупные еврейские писатели для нее чужие. Они знают только тех, произведения {241} которых переведены на европейские языки. И то хорошо.
А именно на древнееврейском языке учат своих детей сапожники, портные и другие рабочие в еврейских местечках. (Шум. )
Конечно, трудно утверждать, что этот язык становится в народе материнским. Но если будет стоять вопрос, какой театр более доступен еврейским массам — на древнееврейском языке или на жаргоне, то, конечно, нужно сказать, что более доступен широким массам [театр] на древнееврейском. А если спросят, нужен ли наряду с еврейским и древнееврейский, то я скажу: «Да, необходим! »
Нужно всем сказать, что «Габима» есть художественный театр, имеющий художественное значение для всего театрального мира. И древнееврейский язык этому не мешает. И тем, кто говорит, что этот театр требует слишком много тысяч, и ничего ему не дают, надо сказать: пойдите туда и поучитесь…
С. И. Духовский: То что сыр‑ бор загорелся вокруг этого вопроса, доказывает, что вопрос действительно не пустой и он именно носит политический характер. Но меня особенно удивляет, когда [в отношении] древнееврейского языка, на котором раньше была написана программа старого Бунда, возникает спор, и этот спор имеет огромное политическое значение в современной жизни.
Теперь жизнь изменилась, и сейчас, если нужно разрешить классовую борьбу, то это вопрос не пустой. И когда перед нами стоит непосредственно такая огромная задача, то говорить о том, что древнееврейский язык контрреволюционный — это пустые разговоры.
Уже то, что о нем говорят, что на этом языке может действовать контрреволюция, а в то же время говорят, что этот язык мертв, показывает, что это не так, что он может быть еще художественным, и он живет, и о нем ведут горячие споры во время величайшей революции.
Поэтому к этому нельзя отнестись, как к пустому разговору, а нужно отнестись внимательно.
«Габима» есть группа молодых людей, которые горячо взялись за художественную работу, ведут ее успешно, и, обратите внимание. «Габима» существует, и никто не мешает ей существовать. Но им нужно пятьсот тысяч, и эти пятьсот тысяч может дать советская власть, а она отказала. И вот еврейские коммунисты подняли вокруг этого дела политическую борьбу. Умно это или неумно? (Шум. )
|
|
|
{242} Товарищ Цемах старался в своей речи разъяснить этот факт, но вместо этого занял присутствующих пафосом и стуча кулаком, сказал, что евреи повесили арфы на ивы, а в то же время произведения еврейских художников волнуют своими чувствами. По-моему, нельзя размышления по поводу «Габимы» вести в такой плоскости.
Товарищи и граждане, если вы интересуетесь искусством, так бросьте политику. Но тут откуда-то пахнет сионизмом. Искусство так искусство, но ведь от вас пахнет определенно, пахнет крепко. (Шум. )
Поэтому, товарищи, давайте поставим вопрос на практическую почву. Если вы хотите быть с теми, которые вам так приятны, то вас нужно закрыть. (Аплодисменты. ) Я знаю древнееврейский язык и Бялика знаю, но если это поддержка Сухаревки, то еврейской «Габимы» не будет. А будет еврейский театр. Если ж действительно (шум) «Габима» хочет заниматься искусством, то пусть она не занимается политикой и пусть играет.
Я бывал, товарищи, в еврейском театре, и если до «Габимы» я не видел театра на древнееврейском языке, все же я могу выразить личное впечатление. Классические вещи на древнееврейском языке подходят к массам (шум), поскольку удается передать специальный колорит, но когда доходит до реальных вещей, то тут чувствуется определенная фальшь, и спектакль во многом теряет.
Я считаю долгом сказать, что «Габима» может существовать, несмотря на политику Комиссариата, но она должна дать искусство еврейским массам. Я убежден, что «Габиму» как прекрасное детище в области искусства необходимо использовать для еврейских масс. Вопрос о языке в конце концов выяснит сама жизнь. Жизнь решит, что нужно массам. Только пусть «Габима» вместо политики занимается искусством.
В. Г. Сахновский: Сейчас говорил оратор, у которого я не мог уловить его отношения к вопросу. Должен сказать, что я, как нееврей, должен был почувствовать скорее какой-то запах, о котором он говорил в отношении «Габимы»…
Я слышал, что когда европеец входит в комнату негра, то он лучше чувствует запах негра, чем сами негры. Я — русский, и должен сказать, что никакого запаха в «Габиме» я не чувствую.
Я хочу подчеркнуть, что тут обсуждаются совершенно не те вопросы, которые интересуют присутствующих.
{243} Если среди нас присутствуют люди, которые интересуются художественной стороной дела и интересуются театром, которые считаются с нашим мнением в этой области, тогда понятно, почему мы можем принять участие в диспуте о «Габиме».
Если же тут что-то другое, а «Габима» только предлог, тогда это совершенно неинтересно людям театра.
Для меня теперь совершенно ясно, что мы, люди театра, теперь стремимся заявить, что ваше отношение к «Габиме» непозволительно: у вас проявилась старая точка зрения, которая уже отмерла. Вы каким-то образом претендуете [решать], на каком языке должен идти спектакль.
Если вы входите в театр и действительно видите, какое впечатление производит спектакль среди публики, то не все ли [вам] равно, на каком языке идет этот спектакль? Я вижу, что вы не были в «Габиме».
Я же вам скажу, что я настолько чувствовал «Габиму», что нахожу: этот театр нужно сохранить, на каком бы языке там ни происходило то, что там дается.
Вы пытаетесь рассуждать о театре, как всякий идущий на панихиду. Я считаю, что это непозволительно.
Будьте справедливы, когда вы видите людей, делающих большое дело, людей, которые успели внутри себя рассмотреть, оценить и полюбить это дело, и дайте возможность другим более справедливо заинтересовать вас, проверить. И тогда, входя в «Габиму», вы почувствуете присутствие величайшего таинства, увидите, что люди работают над специальной областью, находят новый театр. Если вы почувствуете это, то поддерживайте. Но если не почувствуете, то как же вы можете тогда о театре рассуждать, о том, чего не знаете и не понимаете.
Такое легкое отношение есть неуважение к тем, кто в искусство приходит, чтобы что-то от него взять и что-то дать.
Председатель: Список ораторов исчерпан. Надо предложить резолюцию. Я предлагаю прения прекратить, дать заключительное слово докладчику и принять резолюцию.
Большинством предложение принимается.
Н. Л. Цемах: Кто занимается политикой, кто занимается искусством… Сегодня об этом много было сказано. За время нашей работы нас не видели ни на одном собрании, ни на одном митинге, не слышали, чтобы мы голосовали в ту или иную сторону.
{244} Нас выживали из того места, которое на Нижней Кисловке, и находили, что мы мелкие националисты. Кто об этом заявил в Комиссариат? Имели ли вы дело с еврейским правительством? Нет. Запрашивали ли по этому поводу еврейское правительство… Товарищ Палатник, может быть, выяснит, почему социалистический орган издается… (Шум. ) Теперь эта газета… (Шум. ) Но с этим мы не считались. У нас все было написано в той записке, которая была подана в Центротеатр. Но меня интересует, откуда такая непримиримость в Еврейском комиссариате, что ни один писатель-идишист не работает в Комиссариате и ни один не находит справедливой оценки и вознаграждения. Вендров работает на железной дороге, и когда вы говорите о работниках из «Габимы», то нужно раньше посмотреть, как они работают и как они живут, и как они жили раньше. Это нужно знать. Посмотрите, как они голодают, народные учителя, которые получали два рубля в месяц. Теперь они работают со школьниками в гимназии, а ночью приходят работать в «Габиму». Еврейская улица шапку снять должна перед этими людьми, перед этими тружениками. Я не стыжусь того, что мы взяли деньги на содержание театра. А разве «Искра» не пользовалась деньгами Морозова и разве Бунд не получал поддержки?
Мы не занимались политикой. Мы занимались только искусством. Хотели только им заниматься. Мы хотели облегчить исследование нашего искусства, облегчить пробуждение нашего искусства. Каждый человек, который имеет свою Палестину, имеет свое солнце. И каждый театр имеет свою Палестину. (Шум. )
Нас упрекают в буржуазности, а я, как и мои товарищи, был народным учителем; а мой отец был рабочим, был кожевник и получал пять рублей в неделю. Он умер на своей работе. И если он мечтал о возрождении и не дождался, то эта надежда, может быть, скорее осуществится на сыне.
Мы, люди разных течений, рассуждаем, что есть художественная работа. Но я еще в прошлом году, когда нам оказывали помощь, и теперь стараюсь доказать, что мы не занимаемся политикой, мы почувствовали, что нашли ключ к роднику, и наш театр черпает из этого родника. И наш народ пойдет в этот театр и запоет песнь торжества вместе со всеми рабочими. (Аплодисменты. )
Читается резолюция [dxv]. Начинается шум, крики, гаснет электричество. Таиров просит публику успокоиться и принять резолюцию, для чего обещает дать на несколько минут свет.
{245} Приложение III.
[Докладная записка Еврейского подотдела Наркомнаца от 31 июля 1920 года]
Жалоба, посланная Наумом Цемахом в Президиум ВЦИК, была оттуда переправлена в Наркомнац, то есть в то ведомство, на которое, собственно, и жаловался Цемах. Вопрос о «Габиме» рассматривался на заседании коллегии Наркомнаца от 31 июля 1920 года. В порядке подготовки этого заседания Еврейский подотдел составил разработку, в которой подводил классовую и политическую базу под гонения на «Габиму». Копия документа находится в ГАРФе (Ф. Р‑ 1318. Оп. 1. Д. 138. Л. 74 – 74 об. ). Копии «дополнительной секретной записки» хранятся в секретной папке Наркомнаца (ГАРФ. Ф. 1318. Оп. 23 с. Д. 28. Л. 11).
Июля 31, 1920
В коллегию Наркомнаца
Вследствие возбуждения древнееврейским театром «Габима» ходатайства перед Наркомнацем о субсидировании его из государственных средств, в чем ему было отказано Центротеатром, Еврейский подотдел считает необходимым в кратких словах познакомить коллегию Наркомнаца с существом вопроса о «Габиме». Вопрос о «Габиме» не является спором о ее художественной ценности, как хотят уверить представители «Габимы», а исключительно политическим спором двух классовых мировоззрений, принявшим в условиях еврейской действительности форму борьбы двух языков. Эта борьба приняла ожесточенный характер с момента возникновения еврейского рабочего движения, которое на первом же шагу столкнулось со своим классовым врагом — еврейской буржуазией, организованной в свою сионистскую партию. Идее классовой борьбы сионистская партия противопоставляла идею национального единения и возрождения еврейского народа и его древнего языка на исторической родине — Палестине. Борьба вокруг языков — древнееврейского (иврит) и разговорно-еврейского (идиш) — охватила почти все слои еврейского общества, разделив его на два враждующих лагеря: с одной стороны, «идишисты» группировали вокруг себя все передовые элементы рабочих партий — Бунд, {246} Сионистская социалистическая рабочая партия, Еврейская социалистическая рабочая партия, «Поалей Цион», народнические группировки, как «Фолкс-партей», и просто демократические элементы; с другой стороны, «гебраисты» объединяли все буржуазные и клерикальные элементы, вроде «Ахдус вохейрус», «Мизрахи» и другие, во главе с воинствующей сионистской партией.
В своей борьбе за свое классовое самоопределение на протяжении всей дореволюционной эпохи еврейским рабочим приходилось буквально кровью отстаивать пути своего самообразования на понятном ему родном языке. Еврейский язык не допускался буржуазией даже в народные школы самого низшего типа и преследовался как «ересь», посягающая на «ветхозаветные идеалы еврейства». Преследования еврейского языка дошло до того, что сионисты в своей борьбе против него выдвинули лозунг «иврит ой руссит» (то есть «древнееврейский либо русский»). Интересно отметить, что «невинные» гебраисты из «Габимы» уже не в пылу полемики спокойно, но сурово изгоняют еврейский язык из стен той же «Габимы», запрещая его употребление даже в частных разговорах между учащимися, и это искусственное и насильственное насаждение иврита (древнееврейского) габимисты представляют как «гармоническое созвучие души артиста “Габимы” с его актерской фантазией».
В споре о языках на помощь сионистам, как и в других случаях, приходило царское правительство, справедливо видевшее в «гебраизме» средство для задержания роста еврейского революционного движения и затемнения его классового самосознания.
Сионисты сами прекрасно сознают, что древнееврейский язык совершенно чужд и непонятен еврейским массам, что никакие искусственные меры не могут возродить язык, от которого еврейский народ отделен двухтысячелетней историей. Еврейские массы говорят на разговорно-еврейском языке в подавляющем большинстве, которое по статистике 1897 года достигает девяносто восьми процентов еврейского населения России. Каким лицемерием звучит после этого в устах габимистов-гебраистов ссылки на самоопределение наций, провозглашенное советской властью. О каком самоопределении (хотя бы языка) говорят сионисты? И для кого добиваются они этого самоопределения? Разве для кучки спекулянтов и богачей, на чьи миллионы издаются европейские классики на древнееврейском языке, никем не читаемые и еврейским широким массам никакой пользы не приносящие.
{247} Дело вовсе не в высоких принципах советской власти о самоопределении, которые недоступны и неприемлемы для сторонников «Габимы». Дело в том, что сионистская партия России, [опираясь] на кажущийся ей сильным тыл в странах-победительницах, стремится наперекор судьбе удержать свое влияние и продолжать [свое дело] в России, где революция с каждым днем выбивает из-под ног сионистской партии почву. Чувствуя это, сионисты ищут точек опоры там, где только могут. И одной из наиболее важных опор служит им будто невинная культурная работа на древнееврейском языке в разных областях, в частности в области театра, где под маской чистого художества они проводят свои буржуазные идеи. И не «Габиме», которая воспитывает своих питомцев в атмосфере ненависти к родному языку масс и которая чужда интересам и настроениям этих масс, не ей служить резервуаром носителей новой, социалистической культуры и готовить актеров и режиссеров для еврейского народного театра. Эту миссию взяли на себя Государственный еврейский камерный театр и Еврейская театральная студия, созданные и руководимые Отделом национальных меньшинств Наркомпроса при ближайшем участии Еврейского отдела Наркомнаца и ЦБ Евсекций при ЦК РКП. Эти учреждения действительно представляют собой первый серьезный шаг к созданию образцового еврейского театра, близкого народным массам как по языку, так и своей революционной идее.
В заключение считаем нужным указать, что протест против субсидирования «Габимы», поданный Еврейским подотделом Наркомпроса, был поддержан Еврейским отделом Наркомнаца, ЦБ Евсекций при РКП и Отделом национальных меньшинств Наркомпроса в лице товарища Феликса Кона, справедливо заметившего в резолюции по этому поводу, что «субсидия “Габиме” может быть истолкована еврейскими рабочими массами как поддержка сионистской партии советской властью». Все перечисленные учреждения в своем протесте базировались на резолюциях, принятых по поводу учреждений на древнееврейском языке на съездах еврейских коммунистических секций РКП и Всероссийском совещании еврейских культурных работников в июне 1919 года. Насколько голословным и противоречащим истине является заявление сторонников «Габимы», будто спор о языках является чисто культурной проблемой внутри демократии, красноречиво говорит приложенная при сем резолюция, принятая 23‑ го сего июля по поводу «Габимы» на Первом всероссийском съезде еврейских работников социалистической культуры, состоявшего из ста восьмидесяти одного {248} делегата, из которых коммунистов было только сорок семь, остальные же принадлежали к разным социалистическим партиям, вплоть до самых правых, частью составляли беспартийную массу. Резолюция эта клеймит «Габиму» реакционным, объективно контрреволюционным учреждением и всякую поддержку ее считает преступлением.
Исходя из всего изложенного, Еврейский отдел Наркомнаца считает всякую поддержку «Габимы», как материальную, так и моральную, недопустимой.
Заведующий Еврейским отделом: И. Х. Мандельсберг.
Секретарь: Х. Крашинский.
Приложение: дополнительная секретная докладная записка хранится в папке секретных дел.
Совершенно секретно
В коллегию Наркомнаца
К вопросу о субсидии «Габиме» необходимо добавить следующее. В целом ряде культурных и других учреждений сионистской организации «Габима» служит ей одним из опорных пунктов и является лучшим проводником сионистской мысли. В настоящий момент, когда сионистская организация разгромлена и не имеет возможности активно и открыто работать, «Габима» и другие культурные организации сионистов [заняты] проведением ее идеологии в среду еврейских масс, главным образом мещанства и выбитой событиями последних лет из колеи экономической жизни еврейской бедноты, [действуют] под маской «беспартийности» культурно-просветительной работы. И только как таковую, как орудие в руках сионистской организации, необходимо рассматривать «Габиму», и с этой же точки зрения следует подойти к вопросу о ее субсидировании.
Вопрос об отношении к сионистской организации и ее культурным подсобным органам имеет свою историю в нашей партийной практике. Еще в прошлом году, когда сионисты после сделки с Лигой Наций о Палестине и получении от Англии «торжественного» обещания помочь сионистам укрепиться в Палестине[dxvi], сионистская организация в компенсацию Англии, что главным образом и имелось в виду последней, подняла кампанию за английское оружие, восхваляя и распевая на всех перекрестках великий гуманизм Англии и ее союзников. Вопрос о борьбе с зловредной агитацией сионистов требовал своего разрешения. ЦК РКП обсуждал меры борьбы с сионистской организацией и ее влиянием на еврейские массы. Причем вопрос о необходимости ликвидации этой организации и всех ее разветвлений сознавался {249} одинаково как отдельными руководителями партии, так и ЦК в целом. Мнения расходились лишь в одном: в методах ликвидации. Часть ЦК настаивала на бесцеремонной и безусловно гласной ликвидации очагов сионистской партии, другая же часть, принимая во внимание международное положение — наметившиеся дипломатические связи с Англией — и опасаясь, что гласная ликвидация сионистов может отразиться на успехах нашей советской дипломатии, нашла более целесообразным фактический разгром этой организации (путем административных репрессий, лишений субсидий, конфискации под разными предлогами имущества их культурных учреждений и т. п. ). На последнем и сошлось большинство ЦК, что и отмечено в протоколах Оргбюро ЦК от 19 июля 1919 года[dxvii] и высказано во многих личных беседах представителей ЦБ Евсекций с товарищем Дзержинским и другими. Для проведения в жизнь постановления ЦК поручено было ЦБ организовать специальный подсобный орган при ВЧК — «группу борьбы с еврейской контрреволюцией». Следствием этого явились в августе 1919 года обыски во всех организациях и культурных учреждениях сионистской партии, аресты вождей и руководителей этих учреждений, а в этом году в апреле месяце ВЧК арестована была нелегальная сионистская конференция, самые активные участники которой были приговорены к пяти годам принудительных работ.
Когда политическая организация сионистов оказалась почти разбитой и аппарат расшатанным, сионистам осталась одна возможность — укрепиться в своих культурных очагах и продолжать насаждение буржуазно-националистической культуры. В частности, «Габима» под маской «чисто художественных исканий» является в руках сионистов оружием агитации и проведения буржуазно-романтических идей. Об этом, между прочим, красноречиво свидетельствует и репертуар «Габимы» («Вечный жид» и другие), вполне соответствующий сионистской идеологии.
Таким образом, нельзя рассматривать вопрос о «Габиме» вне зависимости от нашего отношения к сионистской партии вообще.
Всякая поддержка «Габимы» шла бы вразрез с политикой, проводимой по отношению к сионистской организации и ее органам, одобренной ЦК РКП и резолюциями всех конференций еврейских коммунистических секций РКП.
Заведующий Еврейским отделом: И. Х. Мандельсберг.
Секретарь: Х. Крашинский.
{278} Сводный указатель [4]
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я
Аарон (букв, «осиянный») — согласно Библии, брат и ближайший сподвижник Моисея, первый еврейский первосвященник 30
Абессалом (1007/6 до н. э. –? ) — третий сын паря Давида 173 – 175
Абрамович Шолом Яков (псевд. Менделе-Мойхер Сфорим; 1836 – 1917) — еврейский писатель. Писал на иврите и идиш 10, 194, 230
Авель (возможно, от аккад. aplu — сын) — в ветхозаветном повествовании второй сын прародителей Адама и Евы, убитый своим старшим братом Каином из зависти 143, 207, 234, 239
Аверинцев Сергей Сергеевич (р. 1937) — литературовед, культуролог 174
|
|
|
