 |
XVIII. Китеж-град
|
|
|
|
XV
Чистая горенка.
Зеркало. Комод.
Бабушка-задворенка
В горенке живет.
Бабушка-задворенка,
Баба-яга.
Она не затворница —
Находка для врага.
Очи с дурманцем,
С болотной мглой тайги.
Бабушка с германцем
Наладила торги.
Она самогоночку,
Сальцо продает.
Сама потихонечку
Своих предает.
Встретила приветливо:
— Заходите в дом. —
А сама приметила:
Люди-то с ружьем.
— Сердешные, маетесь,
Прилечь бы вам, присесть.
— Бабенька, маменька,
Дай нам поесть.
— Мне-то не жалко
Последний кусок.
А ты, партизанка,
Соснула бы часок.
Чугуночек вынула,
Поговорку кинула:
— Соль на столе,
Руки свое& #769;.
Картошечка рассыпчата,
Хлебец заварной…—
А сама — к сыщикам,
На промысел свой.
— Куда ты, старуха? —
Окликнул часовой.
Запричитала в ухо:
— Не бойся, золотой!
Ну, куда вдове-то
В этакий час?
Выйду до ветру
И вернусь сейчас.
Ждали-пождали,
Бабки след простыл.
Приклады застучали
В березовый настил.
Падает в сенцах
Растяпа часовой.
Спасайся, мое сердце,
Калиткой тесовой.
Выбежала Маша
В бабкин огород,
А там капусту рубит
Фашистский пулемет.
Упала между грядок
У палого листа.
Боевой порядок:
Двое против ста!
Неумолимо, молча —
Беги не беги —
Сползаются по-волчьи
Коварные враги.
Уж кто-то прыгнул на спину,
Едва-едва дышу.
Я ему, аспиду,
Хоть руку укушу!
Руки связаны
Льном-волокном.
— Убейте меня сразу!
— В штаб сволокем.
Там разберутся,
Куда тебя деть,
На какой осине
Тебя, собаку, вздеть. —
|
|
|
Волоком, волоком
Через огород.
На колокольне колокол,
Как раненый, ревет.
Душа мятежной меди
Плачет на юру,
Взывает о победе
К каждому двору.
Машенька! Машенька!
Волосы как рожь.
Как теперь к нашим-то
Ты попадешь?
XVI
— Я заставлю тебя говорить,
& #8195; & #8195; & #8195; & #8195; & #8195; & #8195; & #8195; & #8195; & #8195; & #8195; & #8195; & #8195; & #8195; & #8196; & #8196; молчунья!
Не молчи — выдавай!
Где отряд партизанский ночует?
Где главарь?
Ты от голоду, что ли,
Так размолчалась?
Говори! Я твой брат.
Я жалею тебя. Для начала,
На, бери шоколад. —
Угощенья фашистские в сторону,
Этим нас не купить.
Где-то в пыточной стонут,
Просят: «Пить! »
— Где подружку свою схоронила?
У какого села? —
Ни словечка не уронила
Возле стола.
— Ты мне скажешь! —
И руки навыворот,
Бьет бандит.
Только Маша
Словечка не выронит,
Как немая стоит.
— Из чего ты — из камня?
Кто ты — девушка или солдат? —
Кровь стучит над висками,
Скачет, как водопад.
— Ты, я вижу, не выдашь
Никого, не предашь.
Хорошо!
Значит, выйдешь
Завтра утром в тираж!
Значит,
Очи твои озерные —
На расклев воронью.
— Не предам я позорно
Отчизну свою!
— На замок ее, в темень,
Будет знать, сатана!
Пусть обнимется с теми,
Кто молчал, как она. —
И Марию на землю сырую
Пнул пинком часовой.
Бредит Маша:
— Мой милый, целую!
Ты не плачь, ты не плачь.
Я с тобой!
Посмотри, как цветет орешник,
Как играет ручей,
Как забрался скворец на скворечник
Для весенних речей.
Посмотри, как зерно прорастает,
Как береза от сока пьяна.
Значит, скоро растает,
Значит, скоро весна.
Значит, землю сырую
Будем вместе пахать.
Милый, милый, целую!..
— Что за нежности?
Встать!
Может быть, передумала?
Может, скажешь? Не поздно еще!
В юность целятся дулами,
Бьют прикладом в плечо.
Юность ставят у ямы.
|
|
|
Сколько там! Это все земляки!
Как предсмертные брови упрямы,
Как решительны пальцы руки!
Как ревниво глаза расстрелянных
Смотрят, ждут:
«Что ты скажешь врагам? »
— Здравствуй, родина Ленина!
Я тебя не предам!
— Аня! —
Ветер рванул упруго. —
Аня! —
Выстрел закрыл уста.
И упала подруга
В леденящие прутья куста.
XVII
Земля моя!
Рябая, раненая,
В ямах фугасных —
Ужасно!
Копытами битая,
Траками давленная,
Ты еще под ворогом,
Ты еще не избавленная.
Шли по тебе пАхотники,
Шли по тебе лапотники,
Шли по тебе коробейники.
Шли по тебе корабельщики,
Ты их ютила,
Ты их любила,
Ты им квасу —
К доброму часу.
Ты им сухариков:
— Ешьте, сударики!.. —
Где же скатерть
Твоя самобраная?
Нет ее,
Речь кругом басурманная:
— Хальт! Хальт!
— Битте! Битте! —
Правильно, правильно —
Будете биты.
Русь — не рабыня,
Русь — не колония,
Убирайтесь
С нашей земли,
& #8195; & #8195; & #8195; & #8195; & #8195; & #8195; & #8195; посторонние!
Молодой лейтенант
Досиня сжал ладонь.
Пора начинать.
— Огонь! Огонь! —
Земля заохала,
Земля застонала
От разрывов,
От аммоналов.
Так! Так!
Тук! Тук!
Вот они, фрицы,
Тут, тут.
Прости нас, белая рыбица,
Что лед на озере дыбится.
Эти
Вынужденные
Волнения
Ради тебя,
Твоего сохранения.
Прости нас, мрамор,
Что мы тебя крошим,
Расправляемся с нехорошим.
Прости, порода,
Что мы тебя портим,
Счеты сводим с коричневым чертом.
Вырвалась месть из каждого дула,
Заколебалась земелька от гула,
От сотрясенья, от мести и гнева.
— Бей его справа!
Бей его слева! —
И раскатилось:
— У-ра-а-а!
— У-ра-а-а! —
И покатилась назад немчура.
XVIII
Стоймя стоял,
Горьмя горел
Народ,
Отечество спасая,
Кружила смерти
Тень косая,
Грозила:
— Всех сведу на нет! —
Но не свела —
Силенки нет!
Война пахала землю танками
И сеяла овес свинцовый,
И Вейнемейнен пел на кантеле
О том, что край исполосован.
Все было взрыто, искорежено,
Испепелёно в черный пепел.
И в нас из тайника таежного
Жестоко вражий снайпер метил.
Мы выжили. Нам не позволено,
Чтоб мы себя в полон сдавали.
Мы почву Севера подзольную
|
|
|
В слезах победы целовали.
Не отдали мы знамя Ленина,
Оно священно и народно.
И кантеле у Вейнемейнена
Поет: «Карелия свободна! »
XIX
Партизаны,
Народные мстители,
Нашей армии
Заместители,
Вы врагов
Нашей Родины-матери
Чем ни по& #769; падя
Колошматили.
Били, мяли,
Рубили, месили
Именем Ленина
И России.
Вы партизанской
Своею дубиной
Искореняли
Их бины, ду бины!
Голову вражью
Снимаючи с плеч,
Вы вызволяли
Русскую речь.
Книгу великой
Войны перелистывая,
Убеждаешься каждый раз
В том, что ненависть
Ваша неистовая
К славной победе
Приблизила нас!
XX
Хмель мой, хме& #769; лина,
Молодо-зелено,
Росно и радостно —
Нет больше рабства.
Дали распахнуты,
Земли распаханы,
Всюду на ниве
Колосья в наливе.
Стали хватает
Нашим заводам,
Мы из-за моря
Ее не завозим.
Сами катаем,
Строгаем,
Привинчиваем,
Изобретаем —
Дело привычное!
XXI
Можно высечь из мрамора
Монумент на века.
Но не лучше ли — на& #769; море,
На волну, где упрямая
Лесная река?..
Монумент — дело лестное,
Слава в люди бежит.
Но не вам ли Онежское
Ближе к сердцу лежит?
Больше вы не встречаетесь
Поцелуями губ.
На Онежском качаетесь
В сизой продыми труб.
Там, где заводи ситцевы,
На борту парохода
Написали: «Лисицына»,
По желанью народа.
Там, где теплые летние
Зори в озере тонут,
Написали: «Мелентьева».
Значит, люди вас помнят!
На причалах, на пристанях,
Как звонок, ваше имя.
Вот бессмертье воистину
Подружило с двоими!
1955–1965
Китеж-град
Михаилу Львову
Китеж-град, затонувшее чудо,
Помнишь ты — то грабеж, то пожар.
Как тебе голубая посуда,
Под названием Светлояр?
Может быть, снарядить водолазов,
Чтоб тебя на поверхность извлечь?
Не страшись, Китеж-град, если сразу
Ты услышишь татарскую речь!
Пусть тебя, Китеж-град, не пугает
Молодой водолаз Абдулла.
Он теперь от души помогает
Делать наши большие дела!
|
|
|
Мы спускаемся под воду вместе,
Он в скафандре, на мне — скафандр.
Он заводит татарские песни,
Я — свои, вот какой кинокадр!
Дай мне руку, мой друг подводный.
— Больно жму? — Ничего. Пустяк.
Ты свободный, и я свободный,
Ты — татарин, а я — русак.
Обступила вода живая,
Отступила наземная тишь.
Постоянно вопрос задавая,
Мы идем: — Китеж-град, где ты спишь?
Где твои переулки, заборы,
Где безделье твое и дела?
Где таинственные соборы
И набатные колокола?
Под ногами мешает что-то.
Кто сюда это все приволок?
Замечательная работа,
Удивительный котелок.
Не из меди он, а из кости,
На затылке пролом и пробой.
Век лежать бы ему на погосте,
Он устроился под водой.
Чей ты череп? Татарский? Русский?
Сколько верст по земле прошагал?
Он упал и тяжелым хрустом
Рыбу донную распугал.
Глухо стелется каменным днищем
Малахитовая трава.
И кого-то во тьме этой ищет
Лошадиная голова.
Зубы выщерены, смеется,
Так и ждешь, что она заржет.
Впечатленье, что в битву несется,
Землю русскую стережет.
Из поддонного можжевеля
Саблю ханскую достаю.
Как она под водой проржавела,
А когда-то была в бою.
А за нами вода бормочет,
На поверхность бегут пузыри.
А вода рассказать что-то хочет,
Ну, немая, давай говори!
— Ты чего это остановился?
Что мешает тебе, Абдулла?
Ты чему это так удивился?
— Уцелевшим остаткам седла.
Посмотри! — Он дает седловину,
Что дошла к нам от древних времен.
Кто сидел в ней, словчился ли вынуть
Ногу воина из стремен?!
За корягою хитрая щука.
Тесно ей, изогнулась ужом.
— Абдулла! Дорогой мой, а ну-ка
Повоюй-ка подводным ружьем.
Он прицелился, загарпунил,
Взял за жабры: — В ней будет пуд! —
На боках ее отсвет лунный,
По спине у нее изумруд.
Чешуя у нее золотая,
Потрудился, видать, золотарь.
Луч глубинный, по щуке играя,
Превратил ее в царский алтарь.
Где ты, Китеж? Скажите, рыбы!
Не уху мы спустились варить!
Но воды многотонные глыбы
Не хотят ничего говорить.
Тьма подводная зеленеет,
Жмется к зарослям озера хвощ.
В Светлояре никто не умеет
Водолазам хоть чем-то помочь.
Где ты, Китеж? Ответь! Не мучай!
Золотые уста разомкни.
Но в подводности этой дремучей
Из историков — мы лишь одни.
Никого. Никакого града.
Ни надгробий и ни могил.
Нет, так нет, ой ты, лель, ой, дид-ладо,
Вот и час расставанья пробил.
Подымаемся с Абдуллою,
|
|
|
Как два света, мелькнувших в грозу.
Не гитара у нас под полою —
Щука хитрая с искрой в глазу.
Светит солнышко над Светлояром,
Пахнут дикой полынью стога.
Так уверенно, видно, недаром
Наступает на землю нога.
Провода разгуделись протяжно
От предчувствия скорой зимы.
Был ли Китеж? А это не важно.
Важно то, что реальность — мы.
Абдулла говорит: — Вот мой домик,
Дом хоронится в камыши.
Ты запомни: двадцатый номер,
Не забудь, из Москвы напиши!
Абдулла! Пусть не будет тайной,
По татарам давно я скучал,
В годы бедствий и тяжких скитаний
Миша Львов меня выручал.
Абдулла черноглазый, как вальдшнеп,
В скулах выражен весь Восток.
В нем ни хитрости нет, ни фальши,
Жизнь и молодость бьют, как ток.
Смотрит на воду дом его отчий.
Крыша падает прямо на дно.
И Союз теперь у нас общий,
И державное знамя одно.
Пей, татарин! Помянем Китеж!
Пробки хлопают, как из ружья.
Люди! Тихо, спокойно спите,
Если мы с Абдуллой друзья!
1969
|
|
|
