Колин Гувер (Colleen Hoover) 12 глава

Глава 42 АСА

Я никогда никого не убивал. Не считая того, что произошло всего несколько минут назад. Я застрелил парня, который пытался взять то, что ему не пренадлежит.
Я все еще не уверен в своих чувствах.
Мне, наверное, следует волноваться, какие последствия могут быть за убийство. А еще я должен злиться, потому что как только я выстрелил в него и притащил Слоан в эту комнату, остальные мудаки, которых я нанял, быстро съебались.
Наверное, побоялись, что я начну стрелять и в них.
Думаю, я все таки немного беспокоюсь о последствиях и обо всем этом дерьме.
Обычно, когда стреляют из пушки, кто-то вызывает полицию. А значит благодаря любопытной чертовой соседке, они, скорее всего, прямо сейчас едут сюда.
И я имею в виду реальных полицейских. А не это жалкое подобие, что сейчас сидит передо мной.
Я разочарован, что все пошло не так, как я планировал. Я застреливаю одного парня из самообороны, а остальные просто сдают свою гребанную работу и проваливают?
Это означает, что Джона, Кевина и Далтона больше никто не задерживает. А значит, по крайней мере, один из них вот-вот придет биться в эту дверь, удивляясь, почему, блять, я устроил это представление.
Получается... сейчас я вроде как в безвыходном положении. Мне остается только бежать. Думаю, что единственный вариант, который у меня действительно остался - это выстрелить в Люка, в его чертову самодовольную морду, и забрать с собой Слоан, пока еще могу это сделать. Уверен, она получит психологическую травму. Но мы могли бы пройти терапию или что-то в этом роде, когда снова где-нибудь устроимся. Она ей понадобится после такой промывки мозгов Люка.
Немного печально, что у меня только один вариант и только минута или около того, чтобы его осуществить свой план, потому что я действительно хотел услышать, как Люк расскажет мне, каково это было, когда он трахал Слоан.
Не потому, что меня бы это возбудило. Я не ебаный псих.
Я хотел услышать это, потому что мне нужен мысленный образ. Мне нужно знать, что такого он сказал ей, что она его захотела. Нужно знать, как именно он ее уговорил, так же как однажды это сделал я? Мне нужно знать, издавала ли она те же звуки, что иногда издавала, когда была со мной. Я хочу знать, в каком положении он ее трахал. Он был сверху? Или она? Он был сзади?
Мне просто нужно точно знать, чтобы я случайно не сделал или не сказал те же что и он, когда буду занимать с ней любовью в будущем. Мне нужно знать наверняка, что я никогда не буду ебать ее в таких же позах, в каких трахал ее он.
Но теперь у меня нет чертового времени, потому что кто-то стучит в дверь, а Люк до сих пор молчит.
- Аса!
Это Далтон.
Я все еще не уверен, что думать о Далтоне. Мне он очень нравится. Он же кокс, все любят кокс. Но все знают, что кокаин - один из наиболее широко распространенных наркотиков. Целая куча самозванцев. На углах улиц дилеры продают измельченный аспирин полуживым наркоманам, которые даже не могут отличить одно от другого.
Далтон может даже не быть кокаином. Он, наверное, бутылек ебаного Адвила, измельченного и пересыпанного в пакетик.
- Аса, открой дверь! - кричит Далтон.
Я тянусь за спину и убеждаюсь, что дверь заперта.
- Куда все делись? - кричу Далтону. - Там тихо!
- Открой дверь, чтобы мы могли поговорить, - теперь он прямо по ту сторону двери.
Я смеюсь и повторяю.
- Где все, Далтон? Где Джон и Кевин?
- Они уехали. Они испугались и сбежали.
Конечно, они так и сделали. Блять, лучшие друзья на всю жизнь. Придурки.
Я смотрю на Слоан. Она сидит в изголовье кровати, колени притянуты к груди. Смотрит на меня широко открытыми глазами.
Люк тоже смотрит на меня. Неважно, где я нахожусь или что делаю, он всегда блять на меня смотрит. С того самого дня, когда мы познакомились. Когда Далтон представил меня ему.
Я наклоняюсь, пока мой рот не оказывается рядом со щелью в двери.
- А почему ты все еще здесь, Далтон? Ждешь, пока прибудет твое подкрепление?
На этот раз Далтон отвечает не так быстро. Помолчав, он говорит:
- Я здесь, потому что тут мой друг. Если ты его отпустишь, мы уйдем.
Я не могу поверить, что я, блять, попался на это. Я жил с этими мудаками несколько месяцев и они были здесь для того, чтобы меня уничтожить.
Как будто снова возвращаюсь в детство.
По крайней мере, Слоан любит меня.
По крайней мере.
Я оглядываю всю комнату, пока не останавливаюсь на ней.
- Помнишь, когда утром я был в душе и ты спросила, хочу ли я что-нибудь чтобы ты купила мне в магазине?
Она кивает, но совсем чуть-чуть.
- Я тебе сказал, что хочу десерт для праздника. Какой ты купила?
- Твой любимый, - шепчет она.
- Кокосовый торт?
Она снова кивает.
Вот видите? Она, блядь, любит меня.
- Далтон, - говорю, чтобы привлечь его внимание. Не то, чтобы он когда-нибудь меня им обделял.
Мне, наверное, следует подвинуться. Он прямо по другую сторону этой двери. Как бы ублюдок не выстрелил в меня через нее.
Я делаю шаг к стене и еще раз проверяю заперта ли дверь.
- Сделай мне одолжение, ладно? Принеси нам кокосовый торт.
На мгновение Далтон снова делает паузу прежде, чем ответить.
- Хочешь торт? - переспрашивает он в замешательстве. - Ты, блять, хочешь торт?
Почему это звучит так смешно?
- Да, я хочу торт! Принеси нам ебаный кокосовый торт, придурок!
Я слышу, как отдаляются шаги Далтона, когда он идет на кухню. Люк смотрит на меня так, будто я сошел с ума.
- У тебя какие-то проблемы?
Он качает головой и открывает рот, чтобы заговорить. Наконец-то.
- Есть лекарства, которые могут помочь тебе, Аса, - выдает он.
Лекарства?
- Какого хрена ты несешь?
Люк смотрит на Слоан, а затем обратно на меня. Я ненавижу, когда он смотрит на нее. Мне хочется вырвать его чертовы глаза и проглотить их, как те желтые таблетки моей матери.
- Ты проверил заперта ли дверь пятнадцать раз за последние пять минут, - продолжает он. - Это не нормальное поведение. Но его можно контролировать. Точно также, как и поведение твоего отца можно было контролировать.
Вот теперь я точно вырублю ублюдка.
- Скажи что-нибудь еще о моем отце, Люк. Рискни.
Его глаза встречаются с пистолетом, который теперь направлен прямо на него, но по какой-то причине он все равно не затыкается.
- Ты знал, что в двадцать семь лет ему поставили диагноз параноидальной шизофрении? Я читал об этом в его досье. Он никогда не принимал свои лекарства, Аса, ни разу. То, что происходит в твоей голове - можно остановить. Все это можно остановить. Ты не обязан быть похожими на него.
И я иду через комнату и прижимаю гребанный пистолет к его голове.
- Я не такой как он! Я на него не похож!
Я не успеваю нажать на курок, потому что Далтон стучится в дверь.
- Как мне передать тебе этот торт? - Кричит Далтон.
Блять. Хороший вопрос.
Я иду к двери, но мое предвкушение поесть торта стирают звуки сирен. Они далеко - может быть, через четыре или пять улиц.
У меня еще есть время. Если бы в этой чертовой спальне было окно, я мог бы схватить Слоан, вырубить Люка и через спрыгнуть к машине, прежде чем они успели бы сюда добраться.
Но на моем пути стоит сукин сын Далтон.
Если он стоит у двери, держит торт, то он, наверное, прямо... прямо... здесь.
Я прицеливаюсь и как только хочу выстрелить, что-то сильно врезается мне в спину. Я падаю вперед, мои колени ударяются об пол, а пистолет выпадает из рук. Оглядываюсь, Люк стоит рядом со мной, и заводит ногу назад, чтобы пнуть меня по лицу. Я откатываюсь в сторону размахиваю ногой по полу, и выбиваю его из равновесия. Он приземляется на спину.
Люк сразу же пытаться пролезть руками в наручниках через ноги, чтобы они оказались перед ним, а не за спиной. Я сажусь и тянусь за пистолетом, но Слоан спрыгивает с кровати и бросается на пол. Наши руки одновременно дотягиваются до пистолета, но мои более опытные и я знаю, как его нужно схватить, чтобы держать крепче. Ее руки шарят вокруг моих, пока она не понимает, что пистолет плотно сидит в моей руке. Отталкиваю ее подальше от себя, обратно в этот чертов угол.
Она ударяется о стену и быстро отодвигается от меня так далеко, как только может. К тому времени, как я нацеливаю пистолет на Люка, ублюдок каким-то образом смог просунуть свои руки перед собой.
Он поднимается на ноги, поэтому я делаю шаг вперед и спускаю этот чертов курок. Я наблюдаю, как его бедро разрывается на мелкие кусочки.
Черт, даже смотреть больно.
Люк стоит на коленях.
Он ударяется спиной о стену. Морщась, зажимает ладонями рану. Теперь Далтон колотится в дверь.
- Аса, открой эту чертову дверь или я ее вышибу! Три...два...
- Если ты откроешь эту дверь, они оба мертвецы! - ору я.
Далтон не произносит свое последнее «один».
Я смотрю на Слоан, она забилась в углу, руками зажимает уши, а слезы льются из ее глаз. Она смотрит на Люка, и выглядит так, будто собирается нахуй отключиться. Мне нужно вытащить ее отсюда прежде, чем она это сделает. А сирены все ближе. Скорее всего уже на этой улице.
Блять.
Думай, Аса. Думай.
Я трижды бью себя по лбу пистолетом. Я не могу ее потерять. Не могу. Если меня арестуют, я не смогу ее защитить. Я не смогу дотронуться до нее. Она поверит в чью-то ложь. Возможно, даже снова в ложь Люка.
Она единственный человек, который когда-либо меня любил. Я не могу ее потерять. Не могу.
Я подползаю к ней и пытаюсь взять ее руки, но она отодвигается от меня. Я направляю чертов пистолет на ее голову для того, чтобы, наконец, получить ее внимание. Прижимаюсь лбом к ее голове.
- Скажи, что любишь меня, Слоан, - она так дрожит, что не может даже говорить. - Пожалуйста, детка. Мне нужно услышать это от тебя.
Она трижды пытается вернуть свой голос, но продолжает заикаться. Ее губы дрожат сильнее, чем я когда-либо видел. Слоан, наконец, произносит одно предложение.
- Пусть Люк уйдет, и я скажу.
Я крепче обхватываю пистолет. Запускаю другую руку в ее волосы и сжимаю.
Она пытается, блять, торговаться?
Я делаю глубокий вдох через нос. Моя челюсть напряжена слишком сильно, чтобы вдыхать через рот. Когда успокаиваюсь достаточно, чтобы говорить, сжимаю зубы и шепчу:
- Ты любишь меня, ведь так? Ты не любишь его. Ты любишь меня.
Поднимаю голову и встречаюсь с ее окаменевшими глазами. Она поднимает подбородок и говорит:
- Я отвечу после того, как ты его отпустишь. Ему нужен врач, Аса.
Врач? Ему не нужен врач. Ему нужно, мать твою, чудо.
- Не обязательно, чтобы ты отвечала, - говорю ей. - У меня ощущение, что если я убью его, по твоей реакции я смогу и сам сказать, любишь ли ты его.
Ее глаза расширяются и она сразу начинает качать головой.
- Нет, - выпаливает она. - Пожалуйста, не убивай его, ты только навредишь себе. Я люблю тебя, Аса. Пожалуйста, не убивай никого.
Я смотрю прямо на нее, вглядываясь в каждый ее глаз. Трудно понять правда ли это, потому что все, что я вижу на ее лице - это страз за Люка.
- Не волнуйся, Слоан. Наверняка он надел пуленепробиваемый жилет.
Я поворачиваю голову и поднимаю пистолет, направляя его прямо в грудь Люка. Стреляю. Люк всем телом ударяется об стену. Его руки поднимаются к груди и кровь тут же начинает просачиваться сквозь его пальцы. Он сразу безвольно падает на бок.
- Упс. Ошибочка получилась. Я оказался не прав.
Слоан кричит. Выкрикивает его ебаное имя, кричит нет, кричит, что ты наделал, снова выкрикивает его имя, кричит, кричит, кричит.
Она, блять, орет.
У нее текут ебаные слезы.
Из-за него.
Я хватаю ее проклятую руку и тащу, пока она не падает спиной на кровать. Сажусь на нее, когда она прикрывает свою голову и кричит еще громче, слезы просто текут по ее лицу.
- Почему ты, блять, кричишь, Слоан? ПОЧЕМУ?!
Я слышу, как голос моего отца повторяет шлюха, шлюха, шлюха. Бью себя по лбу, чтобы заставить его замолчать.
Стоп, стоп, стоп.
Она его не любит. Она любит меня. Навеки.
- Ты не любишь его, Слоан, - говорю я, мое лицо корчится от боли. - Нет, он промыл тебе мозги.
Я хватаю ее лицо и целую ее. Она пытается отстраниться от меня, пытается со мной драться.
- Да! - кричит она. - Я люблю его, я ненавижу тебя, я люблю его, я, блять, ненавижу тебя!
Она пожалеет об этом. Она будет сожалеть об этом больше, чем когда-либо сожалела о чем-либо за всю свою гребаную никчемную жизнь. Если она думает, что сейчас ей плохо, наблюдая, как этот ублюдок умирает, пускай подождет, пока не увидит, как умираю я.
Она едва знала этого парня. Она любила меня в течение двух гребаных лет! Моя смерть, блядь, опустошит ее. Она будет плакать так сильно, что ей не хватит воздуха, чтобы сказать, что она всех ненавидит.
Шлюха, шлюха, шлюха.
Я снова ударяю рукой по своей голове, а затем прижимаюсь своим лбом к ее.
Сейчас она уже не орет. Она просто безудержно рыдает.
- Ты пожалеешь об этом, Слоан. Ты думаешь, что сейчас сильно плачешь? Когда я умру, это убьет тебя. Это. Блять. Убьет. Тебя.
Она качает головой, произнося слова сквозь рыдания.
- Слишком поздно убивать меня, Аса. Ты убил меня целую вечность назад.
Она бредит.
Она чертовски бредит.
Я смеюсь, зная, как сильно это ее расстроит. Я смеюсь, зная, как сильно она пожалеет, обо всем, что только что сказала. Хотел бы я быть здесь, чтобы посмотреть, когда она, наконец, поймет, как много я значу для нее. Сколько я для нее сделал. Какой будет ее жизнь без меня.
Прикасаюсь ртом к ее дрожащим губам.
Прижимаю пистолет к своей голове и нажимаю гребаный...

Глава 43 ЛЮК

Знаете, на что похожа смерть?
Нет. Не знаете, потому что никто о ней не расскажет. Мертвые люди не могут описать свои чувства, когда смерть приходит за ними. А те, кто жил, никогда не умирая, не способны описать смерть.
Но сейчас я смотрю ей прямо в лицо. Так позвольте мне рассказать о ней, пока я еще на это способен.
Наступает такой момент, на долю секунды, прямо перед тем, как ты закроешь глаза в самый последний раз, когда ты чувствуешь, как смерть сжимает тебя в своих объятиях.
Ты чувствуешь, как твое сердце начинает замедляться, готовясь остановиться навсегда.
Ты чувствуешь, как мозг отключается, и кровь стучит, как захлопывающиеся двери.
Ты чувствуешь, как глаза закрываются, не зависимо от того как сильно ты держать их открытыми. И ты осознаешь: на что бы ты ни смотрел в этот момент - это последнее, что ты когда-либо увидишь.
Я вижу Слоан. Она все, что я вижу.
Я вижу, как она кричит.
Я вижу, как Аса поднимает ее и бросает на кровать.
Я вижу, как она пытается с ним бороться.
Я вижу, как Слоан сдается.
Вот почему я отказываюсь закрывать глаза.
Опускаю взгляд на кровь, сочащуюся из моей груди. Жизнь вытекает из меня прямо на пол. Я совершил достаточно ошибок, из-за которых Слоан оказалась в положении, в котором сейчас находится. Я отказываюсь умирать, не исправив хотя бы несколько из них.
Собираю последние силы и тянусь рукой к лодыжке до тех пор, пока не дотягиваюсь до пистолета. Руки все в крови, стараюсь из всех сил, чтобы сжать его и, наконец, у меня получается. Может я и не лучший в своей работе по многим пунктам, но я чертовски хорошо стреляю.
Как только я поднимаю пистолет, Аса наводит свой на самого себя.
Хрена-с два, он свалит так легко.
Отказываюсь закрывать глаза, обхватываю пальцем курок и нажимаю, наблюдая, как пуля проходит сквозь его запястье, отбрасывая пистолет на пару метров.
Отказываюсь закрывать глаза, когда слышу еще три выстрела, на этот раз они доносятся из-за двери комнаты.
Отказываюсь закрывать глаза, когда наблюдаю, как Райан выбивает дверь и врывается вовнутрь в сопровождении нескольких человек.
Отказываюсь закрывать глаза, пока Аса не оказывается на полу, в нескольких метрах от Слоан, закованный в наручники.
Отказываюсь закрывать глаза, пока они не встречаются с глазами Слоан.
Она соскакивает с кровати и бросается ко мне, садиться на колени, и прижимает руки к моей груди, делая все возможное, чтобы удержать остаток жизни во мне.
У меня даже не осталось сил, чтобы сказать ей: слишком поздно.
Закрываю глаза в последний раз.
Но ничего страшного, потому что она все, что я вижу.
Она – последнее, что я когда-либо увижу.

Глава 44 СЛОАН

Это чувство не ново для меня. Однажды я уже видела, как умирает мой любимый человек. Ужасная, душераздирающая, мучительная смерть.
Это произошло за месяц до того, как мне исполнилось тринадцать.
У меня были братья-близнецы Стивен и Дрю. Я была их нянькой с самого рождения. У обоих были большие проблемы со здоровьем, но мать пропадала всю ночь напролет, не обращая внимание на их потребности. Она перешла черту, когда могла бы стать матерью, которой должна была быть. Она водила их к врачу и выписывала им необходимые лекарства, только для того, чтобы убедить государство, что она достойная мать. А потом перекладывала большую часть своих ежедневных обязанностей по уходу за братьями на меня, а сама уходила и веселилась или, что она там делала, до самого утра.
В ту ночь, когда умер Дрю, я сидела одна с братьями. Я не могу вспомнить всех деталей, потому что стараюсь не слишком часто думать о той ночи, но я помню, как услышала его падение в спальне. У него часто случались приступы, и я знала, что это скорее всего один из них, и побежала в их комнату, чтобы проверить его.
Когда я открыла дверь, Дрю лежал на полу, все его тело дергалось в конвульсиях. Я упала на колени и как могла сдерживала его руками, но, поскольку ему уже исполнилось десять, мне было сложно это сделать, ведь они со Стивеном переросли меня. Я делала все возможное, удерживая его голову, пока все не закончилось.
Я не замечала кровь до тех пор, пока приступ полностью не прекратился. Она была на моих руках и одежде. Я запаниковала, когда увидела рану на его голове. Кровь была повсюду.
Когда из-за приступа он упал, то ударился головой о дверную ручку.
У нас не было телефона, поэтому я была вынуждена оставить Дрю одного в комнате, и побежала к соседям вызвать 911.
Когда я вернулась, Дрю уже не дышал. Сомневюсь, что он вообще сделал хоть один вдох после того, как я ушла от него. Тогда я не знала, что он умер от удара головой, но сейчас я понимаю, что, скорее всего, он был мертв до того, как я набрала 911.
После той ночи я изменилась. До того случая, во мне жила надежда на улучшение своей жизни. Я знала, что никто не может быть так проклят в детстве; сначала жить с такими ужасными родителями, а потом пережить столь же ужасный подростковый возраст и взрослую жизнь.
До того случая я думала, что, возможно, в жизни существует равный баланс хорошего и плохого, и разница лишь в том, что удача и неудача по-разному распределены на протяжении всей жизни каждого человека. У меня была надежда, что все мои неудачи я пережил в начале своей жизни, и что теперь станет проще.
Но та ночь изменила мое мышление.
Дрю мог упасть где угодно в спальне, кроме того места, где это произошло. Врач сказал, что его рана была настолько неудачной, что ударься он всего на шесть сантиметров левее или правее, все было бы в порядке.
Шесть сантиметров. Вот что лишило Дрю жизни.
Удар в висок убил его почти мгновенно.
В течение месяца я была помешана на этих шести сантиметрах. Дольше, чем моя мать смогла притворяться, что скорбит по нему.
Я была одержима этим, потому что знала, что ударься он на шесть сантиметров левее или правее, его выживание назвали бы "чудом".
Но то, что случилось с Дрю прямая противоположность чуду. Это была трагическая случайность.
Несчастный случай, который заставил меня полностью потерять веру в чудеса. Когда мне было тринадцать, любая надпись "чудо" выводила меня из себя.
Это одна из главных причин, почему я никогда особо не участвовала в розыгрышах в социальный сетях. Из-за количества "чудес", мелькающих в моей новостной ленте в Фейсбуке, мои глаза прости выкатывались из орбит. Так много людей "излечились" от рака, благодаря молитвам своих друзей на Фейсбуке. " Это доброкачественная опухоль! Аллилуйя! Бог так добр ко мне!"
Так много раз мне хотелось протянуть руку через экран ноутбука и, схватив тех людей за плечи, закричать: "Эй! Представляете? Вы не особенные!"
Многие люди умирают от рака. Где было их чудо? Может потому что их друзья на Фейсбуке недостаточно молились? Почему химиотерапия им не помогла? Может быть потому что они сделали не достаточно репостов в социальных сетях? Почему они не получили свое чудо? Бог думает об их жизнях меньше, чем о тех, чьи жизни пожалел?
Нет.
Иногда рак лечится... иногда нет. Иногда люди ударяются головой и умирают, большую часть времени они бьются головой и выживают. И каждый раз, когда вы слышите, что человек выжил вопреки всякому ожиданию... так и есть. Свершилось невозможное.
Потому что люди никогда не думают о том как добиться невозможного, ведь сколько печальных смертей должно произойти, чтобы конкретно это выживание считалось "вне нормы".
Может, смерть Дрю и уничтожила мою веру в чудеса, но, на мой взгляд, ты либо выживаешь, либо нет. Путь от первого вдоха до последнего выдоха не имеет ничего общего с чудесами, количеством молитв, совпадениями или божественным вмешательством.
Не всегда путь человека от первого вдоха до последнего выдоха является частью главного плана. Иногда единственное, что разделяет твой последний вдох и смерть - всего лишь шесть сантиметров.
Вот почему, когда врач вошел в комнату ожидания, чтобы объявить мне о состоянии Люка, я была вынуждена сесть, когда он сказал:
- Если бы пуля попала всего на шесть сантиметров левее или правее, Люк бы умер мгновенно. Теперь все, что мы можем делать - это молиться о чуде.
Я не смогла сказать врачу, что не верю в чудеса.
Люк либо выживет... либо нет.

***

- Тебе нужно выпить кофе, - говорит Райан. - Размять ноги.
Восемь часов назад Люка перевели из хирургии. Он потерял много крови и теперь требуется переливание. С тех пор я отказывалась оставлять его.
Качаю головой.
- Я не уйду, пока он не проснется.
Райан вздыхает, но понимает, что не сможет заставить меня поменять решение. Он подходит к двери:
- Принесу тебе кофе.
Я наблюдаю, как он выходит из комнаты. Все это время он был в этой больнице вместе со мной, хотя я знаю, что у него наверняка есть куча связанных с работой дел, которые он должен сделать прямо сейчас.
Написать отчет о том, что произошло прошлой ночью. Принять заявления. Дело об убийстве, арест, покушение на убийство.
Я не видела, как прошлой ночью Аса забирали из спальни, потому что слишком сильно волновалась о том, что случилось с Люком. Но я могла его слышать. Все то время, что я зажимала руками грудь Люка, ожидая прибытия скорой помощи, Аса находился за моей спиной и кричал:
- Пускай он умирает, Слоан! Он тебя не любит! Я люблю тебя! Я люблю!
Я ни разу не обернулась, чтобы признать его или слова, им сказанные. Я продолжала пытаться помочь Люку, пока они вытаскивали Аса из спальни. Последнее что он сказал, было:
- Это мой чертов торт! Дайте мне забрать мой гребаный торт!
Я не знаю, что будет с Аса дальше. Уверена, что будет какой-нибудь суд, но, честно говоря, я не хочу давать показания. Боюсь, что если дам показания, то решение будет мягче, чем он заслуживает. Потому что мне придется быть честной. Мне придется рассказать им обо всех изменениях, что я заметила в его поведении; в частности, кардинальные изменения за последние недели. Всем, кто его знает, очевидно, что есть большая вероятность развития симптомов шизофрении - таковы наследственные болезни его отца. Но если это так, то он, скорее всего, будет приговорен к содержанию в охраняемой психушке, чем к тюрьме.
И даже если я хочу, чтобы он получил помощь, я так же хочу, чтобы он за все заплатил. Я хочу, чтобы он заплатил за каждую гадость, которую когда-либо сделал и я хочу, чтобы он платил вечно. В тюрьме. Где он сгниет с мужиками, которые, скорее всего, вдвое злее, чем он когда-либо мечтал стать.
Некоторые могут назвать это злобой. Я просто называю это кармой.
Я хватаюсь за ручку кресла и шепчу, чтобы никто не услышал.
- Я устала думать о тебе, Аса Джексон.
И я действительно устала. Я и так потратила на него слишком много времени своей жизни, а теперь я просто хочу сосредоточиться на будущем. На Стивене. На Люке.
К нему подключены трубки, провода и капельницы, но мне удается найти место на кровати, где могу поместиться, если просто свернуться калачиком. Я залезаю к нему на кровать, обнимаю его, кладу голову ему на плечо и закрываю глаза.
Спустя несколько минут, голос Райана вытаскивает меня из сна.
- Кофе.
Я открываю глаза, а он сидит на стуле у кровати, держа в руках кофе для меня. Это, наверное, пятая чашка с тех пор, как Люка перевели из хирургии, но я уверена, что смогу выпить на миллион больше, если придется ждать так долго.
Райан откидывается на спинку стула и делает глоток своего кофе, затем сжимает его обеими руками и наклоняется вперед.
- Он когда-нибудь рассказывал тебе, как мы познакомились? - спрашивает Райан.
Я качаю головой.
Я вижу на губах Райана ностальгическую улыбку.
- Какое-то время назад нас вместе назначили на одну работу. Он разоблачил себя на вторую ночь задания, - рассказывает Райан, покачивая головой. - Я был так зол на него, но знал, почему он это сделал. Не могу вдаваться во все подробности, но если бы тогда он сам себя не выдал, ребенок бы лишился жизни. Люк бы не смог пережить, если бы такое случилось. В тот момент я понял, что у него не подходящее сердце для такой работы. Но как бы я ни был зол на него, я уважал его до чертиков за то, что он сделал. Его так сильно заботила жизнь подростка, что он даже не подумал, как это скажется на его собственной карьере. И это не недостаток, Слоан. Это черта характера. Уверен, что оно называется состраданием, - говорит он подмигивая.
История Райана заставляет меня улыбнуться впервые за все это время.
- Это его самая сексуальная черта, - шепчу я. - Его сострадание.
Он пожимает плечами.
- Ну не знаю... у него еще отличная задница.
Я смеюсь. На самом деле я этого не знаю - Люк сидел на ней, когда у меня был единственный шанс ее увидеть.
Я ставлю свой кофе на тумбочку, а затем наклоняюсь и целую Люка. Я позаботилась о том, чтобы целовать его каждый раз, когда могу, просто на случай, если у меня больше не будет такого шанса.
Когда я отстраняюсь от него и начинаю опускать голову на подушку, я слышу тихий шум. Райан выпрыгивает из своего кресла в ту же секунду, когда я поднимаю голову.
- Он только что издал какой-то звук? - спрашивает Райан, его голос полон надежды.
- Думаю, да, - шепчу я.
Райан машет рукой в сторону Люка.
- Поцелуй его еще! Мне кажется, он очнулся!
Я целую. Снова слегка касаюсь его губ и нет никаких сомнений, что Люк издает в этот момент какой-то звук. Он точно просыпается.
Мгновение мы оба пялимся на него, пока его веки дрожат, открываются и закрываются несколько раз.
- Люк? Ты меня слышишь? - спрашивает Райан.
Наконец, Люк полностью открывает глаза, но не смотрит на Райана. Вместо этого, его глаза через силу оглядывают комнату, пока не останавливаются на мне, свернувшейся калачиком на боку. Мгновение он смотрит на меня сверху вниз, а затем шепчет слабым голосом:
- Леприконы увидели калейдоскоп пряжек, когда туман опустился, как жара.
В моих глазах тут же появляются слезы, но я стараюсь не заплакать.
- О, Боже, - говорит Райан. - Он несет бред. Это не очень хорошо. Я позову врача. - он выбегает из комнаты, прежде чем я могу объяснить ему, что с Люком все в порядке.
Я поднимаю руку к лицу Люка, и прикоснувшись к его губам, шепчу:
- Унылые багеты задержались на детской площадке, поедая кашу из миски, пока чахнут слизняки. - В моем голосе слышится облегчение - мое счастье, моя благодарность. Мои губы накрывают его и, хотя я знаю, что для него это не хорошо и ему, наверное, очень больно, я обнимаю его, где только могу и целую во все места, до которых могу добраться – до его лица, шеи. Я сворачиваюсь вокруг него, стараясь держаться подальше от травм. Тихонько лежу рядом с ним, и слезы скатываются по моим щекам.
- Слоан, - говорит Люк, его голос хрипит. - Я не могу вспомнить, что произошло после того, как я все испортил. Ты спасла меня?
Я смеюсь и поднимаюсь на локте.
- Не совсем, - тихо отвечаю я. - Ты выстрелил Аса в руку, выбив у него пистолет, а затем я подбежала к тебе и зажимала рану до тех пор, пока не приехали врачи. Я бы сказала, что это была взаимопомощь.
Он пытается выдавить улыбку.
- Я же говорил, что не очень хорошо выполняю свою работу, - говорит он.
Я улыбаюсь в знак согласия.
- Знаешь, еще не слишком поздно все бросить. Ты мог бы вернуться в школу и стать учителем.
От смеха он морщится.
- Не плохая идея, Слоан.
Люк пытается наклониться вперед, чтобы поцеловать меня, но это отнимает все его силы.
У него было всего шесть сантиметров.
Всего шесть сантиметров между последним вздохом и жизнью.
Когда я сокращаю эти шесть сантиметров и целую его, я знаю, что заканчиваю главу.
Действительно темную главу, конец которой я ждала более двух лет.
И этот поцелуй - только начало новой книги. Книги, где, возможно, чудеса не так уж и надуманны.