 |
Берег Данубия
|
|
|
|
Когда Приск шагнул в распахнутые ворота Дробеты, то почти не поверил себе, что путь закончен.
Послание Лонгина, доставленное Приском и переданное почтарям, отослали в Рим с особым гонцом еще из Берзобиса. Посланец будет мчаться день и ночь, меняя на почтовых станциях взмыленных лошадей. Что-то решит император? Скажет – война… Траян так хотел ее. И – кто знает – возможно, войны не менее сильно жаждал Децебал.
Так что гонцы с известием о смерти Лонгина на много дней опередили центуриона и его друзей на пути в Дробету. Прежде всего потому, что легионеры задержались в пути – сначала заболел Тиресий, а потом Фламма умудрился провалиться в ручей и едва не отморозил себе ноги. Так что пришлось надолго сделать остановку в Берзобисе, в лагере вексилляции Четвертого Флавиева легиона, и двинуться дальше лишь спустя десять дней.
Военный трибун Требоний центуриону и его спутникам обрадовался, будто самой близкой родне, тут же каждому пожаловал по десять дней отпуска и наобещал кучу всяких благ, впрочем, как заметил Приск, свои обещания Требоний зачастую не выполнял.
Приск раздумывал – сразу ли просить разрешения у трибуна отправиться в Эск или послать кого-нибудь с известием, когда увидел по дороге спешащего навстречу Гермия.
– А я знал, что ты вернешься! Знал, когда заемное письмо подписывал!
Вольноотпущенник чуть ли не полез обниматься с центурионом, но был остановлен вполне даже недвусмысленным жестом: как ни верти, а бывший раб никогда римскому гражданину равным не станет.
– К себе иди! Скорее! – посоветовал, обиженно надув губы, Гермий.
Приск посмотрел на него удивленно, но совету последовал.
В комнате центуриона было тепло, даже жарко от двух наполненных алыми углями жаровен. Всю мебель передвинули, а в углу стояла большая корзина, накрытая редкой тканью. На кровати центуриона кто-то спал.
|
|
|
– Да что за напасть такая! У меня что – постоялый двор! – возмутился Приск.
Спящий тут же вскочил.
И тогда Приск узнал Кориоллу.
В следующий миг центурион уже сжимал в объятиях свою милую. Целовал жадно, обнимая ставшую вновь стройной талию. А потом услышал странное то ли хныканье, то ли мяуканье за спиной. Оглянулся. Корзина заметно раскачивалась. Ребенок? Колыбель?
Ну ничего себе! Ай да Требоний! Позволил женщине с ребенком жить в крепости. Уж точно проверяющего Лонгина на него нет!
– Наша дочь, – сказала Кориолла. – Флорис… Сейчас покажу! – Она подтащила Приска к колыбельке, подняла покров. Закутанное в белое существо смотрело на них круглыми темными глазами и важно посапывало розовым носиком.
– Красавицей будет! – уверенно заявила Кориолла.
Тут дверь комнаты приоткрылась, потом просунулась голова, обмотанная красным шерстяным платком, и какое-то странное чувство охватило Приска, будто произошло смещение пространства и времени, и если он выйдет из дома, то за дверью в мартовских влажных сумерках окажется вовсе не крепость Дробета, а укрытая плотными облаками Сармизегетуза. Потом он понял, что перед ним всего лишь служанка Куки, и тряхнул головой, прогоняя наваждение.
– Я тут творога принесла, да вина, да молочка, тебе, госпожа, молочко пить надобно, – пискнула Мышка.
– Кука вернулся! – сообщила Кориолла.
– Да неужто? – всплеснула руками Мышка. Хорошо, успела поставить на стол все припасы, а так бы разбила кувшин и разлила молоко. – И где он?
– Да в банях, где ж ему быть, – хмыкнул Приск.
Девчонка тут же умчалась.
– Тебе тоже надобно в бани, – заметила Кориолла и демонстративно наморщила нос.
– Подожди… – отмахнулся центурион. – Скажи, почему ты в Дробете?
|
|
|
Кориолла опустила голову.
– Я, мы… Тут весть пришла, что ты погиб, Гай.
– Вот же ерунда! И ты поверила! – Он привлек Кориоллу к себе и прижал крепко-крепко. – Как ты могла!
– Я не поверила… Но… – Она запнулась, головы не поднимала, сопела в подмышку, готовая расплакаться.
– Да в чем дело-то?
– Дом за долги пришлось продать… И Кукину часть, и твою… ничего не осталось, только кобылу мы с собой увели, да рабов, да два мешка с вещами… Малыш сюда переехать помог.
– И кому все досталось? – спросил Приск, внутренне каменея.
– Ларов я забрала… – спешно добавила Кориолла. – Ларов нельзя оставлять.
– Кто дом получил?!
– Ликса Кандид.
Приск почти не удивился ответу. На войне подобно стервятникам жиреют снабженцы, а тот, кто идет в атаку с пилумом и мечом, имеет право лишь проливать свою кровь в неограниченных количествах.
Аве, Цезарь!
– Не переживай, мы вновь купим дом, – пообещал Приск.
Хотя он даже не знал, где теперь раздобыть денег на положенную центуриону лорику.
«Пятьсот тысяч фунтов золота…» – будто наяву прозвучал голос убитого Монтана, насмешливо так прозвучал, с издевкой.
М-да, римляне решают все свои финансовые проблемы одинаково – отправляются грабить. Ну что ж…
Да будет война!
* * *
После бани да перекуса Приск запер дверь в комнату на засов и нырнул вместе с юной женой в постель. Тут напало на них нечто вроде помрачения, какое, рассказывают, случается с участниками вакханалий, но те одуряют себя снадобьями и дурманящими разум напитками, а Приск с Кориоллой выпили лишь по бокалу вина, так что краткосрочное безумие никак нельзя было списать на сок виноградной лозы.
Потом они лежали в постели, и Приск, перебирая руками простыни и прикидывая, хватит ли сил на новый приступ Венериной крепости, рассказывал о своем путешествии, а Кориолла рассказывала о своем – об ожидании, о страшной вести, о путешествии в Дробету.
И так за рассказами заснули оба, а проснувшись, Приск решил, что для нового штурма крепости он вполне даже пригоден. И осуществил.
* * *
Уже после заката солнца сели они за стол, за трапезу скорее скромную, нежели обильную. Друзья присоединились. Все выглядели усталыми, но довольными. Кука постоянно шутил, хмыкал и тискал Мышку, которую он, как выяснилось, только что сделал вольноотпущенницей.
|
|
|
– Видимо, очень сильно по девчонке соскучился, – прокомментировал решение товарища Тиресий.
– Эх, Гай, мы опять с тобой голодранцы, а не солидные домовладельцы! – повторял Кука, подливая себе в бокал неразбавленного вина. – И если Адриан тебя не наградит, а нас заодно с тобой, так и останемся мы до конца дней своих голожопыми.
– Вообще-то я теперь все время ношу штаны, – признался Приск. – Так для очень важной части тела надежнее.
– Вот похабники! – хмыкнула Кориолла.
– Подруга солдата! Привыкни с дерзким словам! – заговорил вдруг Фламма, изрядно захмелевший.
Малыш притащил для малышки Флорис замечательную колыбель – сам сработал, о чем радостно сообщил, ставя подарок на пол.
Про Валенса Кориолла ничего не говорила, а Приск и не стал спрашивать – приходил, не приходил, навязывался, приставал – неважно. Ясно, ничего старику не обломилось, раз пришлось продать дом, – впрочем, у старого поклонника Бахуса денег никогда не водилось.
* * *
Десять дней, пожалованные Требонием, пролетели как миг. А дальше пошли служебные будни – военный трибун велел спешно укреплять поселение вокруг Дробеты земляным валом да кольями – война, пусть и не объявленная, стучалась в дверь, и даже Требонию было ясно, что даки могут объявиться на берегах реки в любой момент. После смерти Лонгина цена всем прежним договорам была – медный асс.
В эту зиму Данубий не замерзал, река вскрылась рано, зато варвары пожаловали в низовья и ограбили сразу несколько караванов судов, идущих вверх по течению.
В Дробету прибыл отряд новобранцев, вроде как обученных, но ничего толком не умеющих, и теперь Приск тренировал их до потемнения в глазах – как когда-то Валенс мучил восьмерых тиронов-мальчишек.
Лорику он купил, взяв деньги в долг, шлем ему подарил Малыш, а поперечный гребень – старый центурион из Дробеты, уходивший в отставку по ранению. Одно было неясно: как и где устроить Кориоллу, Малышку и Флорис. Прим и Галка могли жить вместе с Обжорой – но женщинам в лагере было не место, и Требоний пока закрывал на нарушение глаза – но лишь до той поры, пока не придет известие, что Траян выступил из Рима. А что император вскоре отправится в поход, было ясно всем.
|
|
|
Пришлось центуриону набрать у товарищей в долг – у Тиресия, Фламмы, даже у Оклация, после чего Кука отправился подыскивать комнатку в поселке. Расценки, конечно, здесь были не римские, но все равно Кука скрежетал зубами, до хрипоты торговался, ругался, грозил, наконец сговорился на две жалкие клетушки: одна для женщин, вторая – кладовая и кухня, где должны были спать рабы.
Переезжать пришлось в спешке, потому что теплым апрельским утром явился к центуриону в дом Малыш и сказал, смущенно глядя в пол:
– Пришло письмо от Адриана. Траян назначил его командовать Первым легионом Минервы. Нас он всех берет к себе. Пришел приказ о переводе – почти весь наш «славный контуберний» отправляют к нему, только Луций Корнелий остается в Ракаи.
– Ты вроде как и не рад? – спросил Приск.
– Я думал… – Малыш замялся, – что так и пребуду при машинах.
– Как будто в Первом легионе Минервы нет машин! – хмыкнул Приск.
Малыш на миг опешил, потом расплылся в улыбке:
– А ведь правда!
Тучи сгущаются
|
|
|
