 |
Горы Орештие, крепость Костешти
|
|
|
|
Горы Орештие, крепость Костешти
Даки под руководством царского брата Диега работали от зари и до зари. Задача перед ними стояла трудновыполнимая – поднять из руин крепость Костешти, разрушенную римлянами почти до основания. Царский брат Диег сменил здесь Бицилиса, который всю зиму руководил подъемом на вершину камней и бревен.
Но все равно новых камней не хватало, так что вскоре блоки стали брать тут же, вынимали из разрушенной кладки второй жилой башни – ее восстанавливать не было уже ни сил, ни времени. Основание стены теперь охватывало куда меньшую часть холма. В глину, что скрепляла кладку, примешивалась зола пожарища, и раствор получался красным, будто даки добавляли кровь в кладку своих стен.
Уже весной по влажной земле волоком затаскивали наверх здоровенные стволы сосен, вновь воздвигали обрушенный частокол. Пот заливал глаза, ярость грызла сердце. День пролетал как миг. Из обрубленных веток разжигали костры, шипели и стреляли сосновые ветви, и даки работали, пока хватало сил, пока не падали на землю, будто мертвые. А потом сидели возле догорающих костров, пили горячую воду, тайком приправляя на римский манер вином (Диег, как и Деценей, запрещал винопитие), ели густую просяную кашу с салом, с дымком. Спать ложились вповалку на склонах, Диег со свитой – в жилом доме-башне. Еще весной стены этой башни восстановили, вновь поставили лестницы на второй этаж, покрыли стропила тяжелой дакийской черепицей.
Одно тревожило Диега: сожженный поселок у подножия холма. Он так и лежал обезлюдевший, в развалинах, лишь над крышами нескольких хижин-землянок вился робкий дымок. Несколько раз посылал Диег гонцов к брату своему Децебалу: мало людей, не успеют к лету восстановить крепость. Ничего не отвечал Децебал. Оставалось одно: работать до изнеможения и молить Замолксиса-Гебелейзиса, чтобы римляне не пришли в горы Орештие этим летом.
|
|
|
И они не пришли.
* * *
Горы Орештие, Сармизегетуза
Трое римских дезертиров и с ними Сабиней сидели в царских покоях. Из них только Сабиней прежде удостаивался подобной чести, дезертиры же были простыми воинами: Ветур из отряда Бицилиса, другие двое из Костешти. Давным-давно оставив земли на другом берегу Данубия, они сражались с римлянами, обороняли крепость, сумели спастись, когда Костешти взял Лаберий Максим, ушли лесами в Пятре Рошие (Красная скала уцелела в то отчаянное лето, ее гарнизон не потерял ни одного человека). С осени эти трое жили на отдельной жилой террасе за стеной крепости, и Сабиней приметил, что все они вновь носят римское оружие, тренируются метать пилумы и говорят меж собой на латыни. И еще тренируются подскакивать к стоящему на краю террасы чучелу и втыкать кинжал в набитый соломою мешок там, где у человека находится сердце. Потом лично Сабиней привел им троих пленных, и дезертиры по очереди их закололи – каждый одним ударом. Опекал этих троих Бицилис. Сабиней, хотя и догадывался смутно о происходящем, в детали плана посвящен не был. И вот Децебал сказал наконец, для какого дела готовились эти трое. Должны они были вновь прикинуться римскими воинами, проникнуть в лагерь Траяна и убить императора. Ни больше ни меньше.
Бицилис, присутствовавший при разговоре, молчал. Как и Сабиней. Но когда разговор зашел о деталях плана, Сабиней вдруг поднялся и сказал:
– Я не могу идти: в лагере Траяна меня многие знают в лицо. И значит, сразу выдадут, как только встретят.
– Или ты просто не хочешь? – подозрительно прищурился Децебал.
– Я бы пошел. Ибо это спасет наше царство. Но говорю: меня опознают, замысел провалится.
|
|
|
– Он прав, – поддержал Сабинея Бицилис. – Его непременно узнают.
– Тогда прочь! – воскликнул Децебал и указал на дверь. – Нечего тебе здесь делать, раз не готов для меня исполнить важное дело и ищешь пустые отговорки.
Сабиней дернулся как от удара и повернулся к Бицилису.
– Поддержи меня – не трушу я и не отказываюсь. Но, после того как побывал я на той стороне, как несколько дней прожил в Дробете, сотни людей помнят меня в лицо. Я погублю все дело…
– У меня, – ускользнул от ответа Бицилис, – нет еще мнения по этому поводу.
Сабиней скрипнул зубами, поклонился, хотел поцеловать руку Децебалу, но царь демонстративно ее отнял, и Сабиней вышел, понимая, что, возможно, в этот миг утратил милость царя навсегда.
– Вернетесь, – обратился Децебал к оставшимся трем дезертирам, – озолочу. Насыплю золота столько, сколько каждый из вас весит.
– Нужен еще один, – сказал Бицилис. – Трое слишком мало.
– Пусть берут любого, кто не струсит.
Бицилис поклонился, давая понять, что приказ понял. А вот щедрому «озолочу» хитрый пилеат не поверил. Во-первых, план был сомнителен и опасен. Даже если он удастся, посланцы Децебала вряд ли вернутся живыми. А если кто и вернется, то золота он не получит. Децебал полагал, что золото развращает, потому своим людям платил редко и с неохотой, даже перебежчики, получив по прибытии горсть серебра, потом долго-предолго дожидались новых выплат. А чего им еще надо – изумлялся Децебал – сыты, одеты, жилье есть, охота – пожалуйста, женщины – выбирай любую. А золото развращает. Другое дело – царьки иноземных племен. Те регулярно получали подарки. Еще ранней весной явились с северо-востока вожди свободных даков – в зимних плащах из волчьих да лисьих шкур, болтающие на наречии, которое в Сармизегетузе понимали с трудом. Стали клясться, что пойдут вместе с великим царем на римлян, выставят десять тысяч конных и столько же пеших воинов. Вот только «на корм» своей армии хотели они получить золото и серебро. Золота царь дал, но совсем немного, а вот серебром расплачивался щедро.
– Я же говорил! – восклицал он раз за разом, обнимая вождей как равных. – Только стоит мне бросить клич – и пойдем все вместе, все народы дакийские, ударим и сбросим римлян в Данубий-Истр.
|
|
|
Вожди в ответ клялись, что вернутся с армией к началу лета. Уехали довольные, взгромоздив на вьючных лошадей мешки, набитые серебряными чашами и монетами. Ну и где теперь эти союзники, столь щедро сулившие помощь? Где их армия в двадцать тысяч воинов, пеших да конных? Сидят теперь в своих деревеньках или крепостях деревянных, пьют вино да ржут громче своих коней: обманули старого Децебала, увезли у него груду серебра за одно только слово пустое. Децебал отправил к ним Везину с армией – напомнить о данном обещании, а если не явятся, села их пожечь. Что ж, пожег, как прежде Скориллон пожег за такую же наглость языгов. Да только добычи почти не привез и пленников тоже: обманщики успели прознать, что приближается дакийская армия, разбежались по лесам, попрятались – не найти.
* * *
Когда назначенные для выполнения тайного плана коматы ушли, Децебал повернулся к Бицилису:
– Замолксис должен нам знак подать – удастся дело или нет. Не подаст – пошлем к нему гонца.
– Кого? – спросил Бицилис, холодея. Почему-то почудилось, что Децебал как-то по-особенному взглянул на него при этих словах.
«Не отдам ему моего сына, ни за что не отдам…»
– Замолксис и так нам знак подал… – пробормотал Бицилис.
– Какой? – Децебал смотрел, подозрительно щурясь. Не любил Бицилис этот взгляд, ох, не любил.
Точно, сына гонцом назначит, Бицилис был уже почти уверен в этом.
Но как воспротивиться воле верховного жреца, Бицилис не знал. Однако твердо решил – сына к богам не пошлет. Потому вечером отослал парня в Костешти к Диегу, якобы узнать, как продвигается дело, тайком же шепнул – приедут за тобой от Децебала – беги на север, за границы царства – там тебя примут.
Но зря мучился подозрениями Бицилис – обошлось.
На другой день Сабиней ворвался в покои царя с криком:
– Вернулись!
– Кто вернулся? – спросил Децебал, сидевший за столом в мрачном оцепенении.
– Племянники твои вернулись. Диег и Регебал, – сообщил Сабиней.
|
|
|
– Они же в Риме…
– Уже нет!
И тут же следом в трапезную ворвались мальчишки. Децебал поднялся, глянул на возмужавших и сильно изменившихся племянников.
– Я троих римлян убил, – похвастался Диег.
– А я – четверых! – подхватил Регебал.
Децебал ринулся к ним, обнял.
– Знак богов, знак, – бормотал он, обнимая мальчишек.
Бицилис, застывший у порога, смотрел на эту сцену и не замечал, что дерзкая усмешка ломает губы: «А ну как Децебал отошлет одного из них к Замолксису? Насадит на копья милого племянника. Кого выберет? Младшего? Старшего? »
Бицилис в дакийских богов уже давно не верил. И уж тем более не верил, что пронзенный копьями дак может что-то кому-то сообщить. Пилеат медленно отступал, стараясь не попасться в этот миг на глаза Децебалу. Ему было плевать – насадит царь юных племянников на копья или пошлет в бой с римлянами – все равно итог будет один и тот же.
* * *
|
|
|
