 |
Начало осени 858 года от основания Рима
|
|
|
|
Дробета
Кориолла не сразу сообразила, отчего на улице крики и кутерьма, – только что она сидела в крошечном дворике, укачивала Флорис и сама задремала, привалившись к стене, и вдруг крики, вой, чей-то визг, ржание лошадей, и откуда-то ветер песет запах дыма.
Кориолла вскинула голову. Пожар? Пожары в поселке уже вспыхивали этим летом, но, на счастье, их быстро гасили.
Прим влетел во двор, волоча на плече доску, – он и отправился поутру к плотнику за этой доской – укрепить в комнатушке хлипкую дверь.
– Даки… – выпалил Прим. – Живо! В дом!
– В крепость? – вскочила Кориолла, прижимая к себе малышку.
– Не успеем. В комнату. Запремся. Не бойся – наши отобьются.
Кориолла бросилась в комнату. Мышка спала на узкой кровати – Флорис, проплакавшая всю ночь, и ее измучила. Теперь обе женщины в ужасе смотрели друг на друга, понимая, что в крепость им уже не пробраться. А чем грозит плохо укрепленному поселку нашествие даков – они знали отлично.
Первым делом кинулись закрывать ставни на единственном окошке, потом Прим помог запереть дверь и подпер ее принесенной доской. Для надежности придвинул еще и сундук, сверху взгромоздил два тяжелых табурета. Тут только вспомнили, что не взяли воды. В кувшине с ночи осталось на дне немного разведенного водой вина. Да еще был кувшин местного вина, неразбавленного.
Кориолла распахнула сундук и вытащила лежащий на дне и завернутый в кусок кожи меч, служивший Приску верой и правдой, когда хозяин был еще просто легионером. Сделавшись центурионом, Приск заказал себе спату из металла куда лучшего, с рукоятью из слоновой кости. Правда, меч свой он утратил в плену, но друзья купили ему новый, не хуже прежнего, а этот старый так и остался лежать в сундуке.
|
|
|
Прим посмотрел на Кориоллу и с сомнением покачал головой.
– Возьмешь в руки меч – надо будет драться. И уж тогда пощады не жди. Так уж лучше…
– А я не прошу пощады! – выкрикнула Кориолла с такой яростью, что голос сорвался на визг.
– Дай мне! – потребовал Прим.
Кориолла поколебалась, но меч отдала.
Мышка, обхватив Флорис, прижала малышку к себе и села в угол.
– Положи ее в колыбель! – приказала Кориолла.
Мышка отрицательно замотала головой.
– В углу самое безопасное место – если в окно стрелять начнут.
– Где Галка? – спросила Кориолла у Прима.
– Мне-то почем знать?
Галку пришлось отдать в помощники булочнику, за это парня кормили, давали кров да еще платили за него Приску. Парень ленился, булочник жаловался, что Галку можно только розгами заставить работать, хотя Приск обещал, вернувшись с войны, все заработанное парнем обратить на его, Галки, выкуп. Но то ли раб был ленив от природы, то ли обещаниям не верил, только работать не стремился, и булочник пригрозил вернуть нерадивого раба и ничего за него больше не платить.
Прим на Галку злился до бешенства и при встрече сам учил мальца тумаками – деньги эти им были нужны до зарезу, особенно после того, как Приск уехал в Бонну, в лагерь Первого легиона Минервы. Сейчас Галка тоже должен был находиться при госпоже – подпирать крепким плечом хлипкую дверь, но он, видать, рассудил иначе. Наверняка, заслышав крики, увидев, как заклубился в небе сигнальный дым, рванул вместе с булочником своим в крепость. С него станется, не о хозяйке в этот миг подумать, а о своей шкуре. А может, и вообще ударился в бега – в надежде примкнуть к ватаге разбойников.
С улицы тем временем доносились крики, визг. Пока что кричали и визжали поселенцы, разбегаясь в панике по домам. Что будут делать даки? Кинутся грабить поселок – или попробуют прорваться в крепость и дальше на мост.
|
|
|
Две женщины и мужчина смотрели друг на друга, Кориолла чувствовала, как горят щеки, как бежит по лбу пот – она едва успевала его отирать. Ждали. Вода была уже вся выпита. Прим налил себе и женщинам неразбавленного вина. Сколько так прошло? Полчаса? Час? Кориолле казалось – вечность. Ребенок то и дело просыпался, Кориолла давала ему грудь, и малыш, с молоком всосавший виноградный хмель, уже не орал в голос, а только порой хныкал, ворочаясь в мокрых пеленках. Хныканье это их выдало. Кто-то, вошедший во двор, сразу понял – внутри люди – и ломанулся в дверь. Однако не сумел выбить – доска, сундук и Прим помешали.
– Не надо! – завопила вдруг в ужасе Мышка. – Не надо, убьют…
Ребенок стал вторить, захлебываясь плачем.
Кориолле было жарко так, что хотелось сорвать пропитанную потом тунику, сердце билось в горле как сумасшедшее.
Она подскочила к Мышке и надавала пощечин. Никогда прежде не била – а тут хлестала и хлестала, находя в этом дикое, безумное наслаждение. Девчонка вдруг успокоилась, глянула на Кориоллу полными слез глазами. Хотела что-то сказать, но лишь губы запрыгали.
Человек за дверью что-то крикнул – по речи явно не римлянин, теперь уже трое принялись ломать дверь и сумели выбить доску сбоку. Тут же Прим ткнул мечом в возникшую щель. Нападавший завизжал и сам ударил – Прим отскочил, ухватившись за бедро, – по пальцам побежала кровь. Кориолла вмиг схватила выпавший из рук раба меч и нанесла удар так, как и положено бить легионеру, – всадила меч и тут же отдернула руку назад. За дверью кто-то взревел, потом рев перешел в жалобный стон и стих. Нападавшие о чем-то бурно заспорили, вновь раздались шаги – удаляясь. То ли варвары бросили непосильную затею, то ли ушли за подмогой.
– Перевяжи ему ногу! Скорее! Перевяжи! – закричала Кориолла.
Прим не стал дожидаться от Мышки помощи – схватил сам шарф Кориоллы и обмотал им ногу. Поднялся.
Дакийка медленно поднялась и положила Флорис в люльку. Малышка выворачивалась, уже чуть ли не вся распеленалась, но не до этого было: во дворе вновь кричали – нападавшие, судя по всему, вернулись с подмогой.
В три удара дыру в двери расширили. Теперь нападавшие пытались отодвинуть сундук, но Прим подпер его телом. И тут кто-то ударил жердью в окно, выбивая ставенки.
|
|
|
Внутрь просунулось забрызганное кровью лицо.
Мышка завизжала страшнее прежнего, схватила бронзовый стержень, на который вешали по вечерам светильники, и ткнула в лезущую в окно морду. Рожа тут же исчезла, а внутрь комнатенки метнули шипящий факел. Кориолла не растерялась, стащила с кровати одеяло и накинула на головню. Комната наполнилась дымом, Флорис уже не плакала, а издавала странные мяукающие звуки. Это был конец, еще несколько мгновений – и они либо задохнутся в дыму, либо дверь раскрошат, и варвары ворвутся внутрь.
И тут вдруг то ли почудилось Кориолле, то ли в самом деле кто-то позвал ее по имени? Она прислушалась. Вновь кто-то выкрикнул ее имя во дворе. А следом – рычащие голоса, крики, ругань, скрежет железа, стоны, удары… Безумная музыка схватки не на жизнь, а на смерть, уже слышанная Кориоллой прежде – во время штурма лагеря Пятого Македонского.
– Наши! – воскликнул Прим, и рот его оскалился в дикой ухмылке.
А металл скрежетал, заглушая проклятия, крики боли, предсмертный хрип.
– Кориолла, ты там? – выкрикнул снаружи низкий хриплый голос.
Она поначалу даже не поняла, чей. Только поняла, что спасение близко.
– Я здесь! Здесь! Гай! Я здесь! – закричала она, уверившись, что это Приск чудесным образом явился ей на помощь.
Прим уже оттаскивал сундук. Обломок двери с трудом удалось распахнуть. Прим выглянул первым. И только потом позволил выйти Кориолле.
Посреди двора стоял центурион – шлем набекрень, от гребня мало что осталось, посеребренная лорика залита кровью. Лицо тоже в крови.
Вокруг лежали убитые и раненые варвары. Пятеро, кажется.
– Гай! – Она кинулась к нему, не веря в удачу.
– Ты ошиблась… – сказал центурион и снял шлем.
Перед нею был Валенс, старый ее ухажер. Отвергнутый жених, друг покойного отца.
– Ты? – Она замерла.
– Не рада?
– Рада! – Она кинулась к нему и поцеловала в колючую от щетины, соленую от крови и пота щеку.
– А ты молодец… Ишь, амазонка… с мечом… Убила кого?
|
|
|
– Кажется.
– Фракийская кровь… От матери… – Валенс вдруг пошатнулся. – Сесть бы…
Кориолла обернулась. Скамья, на которой она полчаса назад дремала, не ведая об опасности, валялась разбитая в щепы.
– Сейчас! – Кориолла вернулась в комнату и вынесла во двор табурет.
Валенс сел.
– Я письмо тебе привез… – сказал центурион. И добавил: – Воды бы…
Кориолла не слышала – вынесла из задымленной комнаты колыбель с малышкой, поставила подле Валенса. Сейчас казалось – нет надежнее места, чем подле него. Мышка тоже очутилась рядом, присела на корточки, обхватила колени.
По улице кто-то промчался, заглянул во двор и побежал дальше. Кориолла даже не разглядела – свой, чужой ли. Наверное, все же свой, кто-то из ветеранов-поселенцев, они наверняка дали отпор грабителям и теперь стали выдавливать даков из поселка.
Из соседней комнаты вылез сынишка хозяина и тут же по лестнице взлетел на крышу.
– Наши идут по мосту! Наши! – заорал он во всю силу легких.
– Много? – крикнула снизу Кориолла.
– Много! Конница! Гонят даков! Ау-а!
Мальчишка приплясывал на крыше так, что вниз обрушивались одна за другой черепицы.
– Воды дай… – повторил старый вояка.
Кориолла принесла воды из бочки с водой, дала Валенсу напиться.
– Траян! – вопил мальчишка с крыши. – Сам Траян прибыл.
– Император? – не поверила Кориолла и сама не заметила, что улыбается.
– Центурион ранен… – шепнул Прим.
Кориолла только теперь заметила, что из-под лорики медленно точится по капле кровь, стекает под табуретку. Накапало уже с небольшую лужицу.
– Сумка моя… там письмо… – повторил центурион. – Письмо прочти…
Кориолла глянула на Прима.
– Беги! За медиком! В крепость! – отчеканила, будто центурион новобранцу.
– А Гай твой наглец, это точно. Нос вечно задирал. Умен вишь он больно… Но далеко пойдет… А лорика-то хорошая… – пробормотал Валенс. – Гаю твоему пригодится. Отремонтировать надо только чуть-чуть… мне вот недосуг было… а зря.
* * *
Как ни странно, медика Прим привел, хотя и не сразу. Молодой красавец с орлиным профилем, в забрызганной кровью тунике (еще совсем недавно была она белее дакийского снега). За ним семенил мальчишка-раб, нес сумку и деревянный сундучок с инструментами. Выяснилось, что медик этот – сын Кубышки, старого медика Пятого Македонского, имя Валенса для него было важнее имени легата или военного трибуна.
Женщины уже сумели перенести раненого на кровать и снять с него лорику. Кориолла наложила повязку – как умела.
Врач присел на табурет у койки, приподнял повязку, помолчал.
– Я тебе сейчас настойку дам, старина, – сказал, помолчав.
|
|
|
Медик что-то такое набулькал, смешал из флаконов, попросил большую чашу вина у Кориоллы и все это дал выпить Валенсу.
Потом закрыл сундучок и вышел во двор. Кориолла выбежала следом.
– К утру умрет, – сказал медик. – Муж он тебе теперь?
– Дядя, – ответила Кориолла, чтобы не объяснять все хитросплетения долгих и странных отношений с этим человеком.
– Не повезло.
Медик ушел уверенной скорой походкой – спасать тех, кого еще можно было спасти.
А Кориолла уселась на табурет во дворе. Тела убитых уже вынесли, кровь кое-как отмыл появившийся неведомо откуда Галка. Он чувствовал себя виноватым, демонстративно шмыгал носом и всеми силами выражал преданность, напоминая нашкодившего пса. Кориолла открыла сумку центуриона. Что там такого важного? Завернутые в кусок кожи монеты. Серебряные. Она их возьмет, надо надеяться, хоть что-то да оставил ей старый ухажер по завещанию. Фляга с вином, сменная туника. Кусок пергамента. Она развернула и стала читать…
Луций Корнелий Сервиан, прожил двадцать один год…
Она медленно опустила руку с пергаментом.
В соседнем дворе выла собака, как воют только над мертвым хозяином.
* * *
Нападение на Дробету было подготовлено с изрядной ловкостью. Даки просачивались в окрестности небольшими отрядами, таились в заранее условленных местах несколько дней, ждали, пока подойдут новые отряды под началом Везины – а именно Везине поручил Децебал командование этой важной операцией – и станет людей достаточно, чтобы захватить крепость и мост. Небольшой отряд должен был сплавиться сверху по Данубию и попасть на мост с реки. Разведчики происки даков проспали – не насторожило их появление в окрестностях многочисленных отар с пастухами, не показались подозрительными едущие друг за другом повозки – переодетые римскими поселенцами даки обманули караульных на башнях. Лишь когда враги очутились вплотную к стенам, поднялась тревога, караульный едва успел подать сигнал, как сорвался со стены, прошитый стрелой – будто птенец выпал из каменного гнезда. В тот момент за стенами крепости находилось изрядно солдат – но не в боевом порядке, а с кирками да лопатами. На счастье, строители были в лориках (приказ Траяна исполнялся неукоснительно, хотя солдаты роптали и проклинали нелепый, на их взгляд, приказ). Так что, построившись, с этими самыми кирками легионеры и встретили неприятеля. Со стены крепости стали стрелять машины – но варваров было слишком много, к тому же они быстро смешались с римлянами, ломая строй, – первую шеренгу прорвали мгновенно, взялись за вторую, оттесняя римлян к крепостной стене. Две сотни даков, не меньше, хлынули в поселок, врываясь в дома и убивая всех подряд.
Уже лопнула гнилой тетивой вторая шеренга, уже рубилась с варварами третья – не кирками, а мечами, потому как это были вышедшие на помощь легионеры, когда послышалось пение труб на мосту – на помощь Дробете, переходя Аполлодоров мост, спешила римская конница. А во главе ее – высокий воин с пурпурным плюмажем на шлеме. Траян самолично?
– Траян! Траян! – понеслось по рядам.
В самом деле – император спешил на помощь.
Траян на берегах Данубия
Начало осени 858 года от основания Рима
|
|
|
