 |
Осень 859 года от основания Рима 13 страница
|
|
|
|
– Жители города любят только самих себя, – засмеялся Филон. – И то – каждый по отдельности. Главный их интерес – скачки в антиохийском цирке или театральные развлечения. Они пишут на Адриана эпиграммы, а наместник отвечает им тем же. Их язвительность не знает удержу. Каждый житель желает перещеголять другого, придумывая императорскому племяннику обидные прозвища. Все стены на улице Герода исписаны этими посланиями…
– Еще не успел прочитать…
– Так что в какой-то степени они его любят – за то, что наместник остер на язык и не приказывает искать сочинителей обидных строчек, – заключил Филон.
– Ты сам-то отправишься на войну? – поинтересовался как бы между прочим трибун.
Механик оглянулся и, понизив голос, шепнул на ухо гостю:
– Полагаю, что нет. Я уже стар для таких забав. К тому же Адриан не будет принимать участия в кампании.
– Ты уверен? – удивился Приск. – Разве наместник Сирии не должен командовать одной из армий, как это делал наместник Нижней Мезии Лаберий Максим во время Дакийской войны?..
– Адриан останется в Антиохии – это уже точно известно.
– Нет, погоди! Адриан был лучшим командиром легиона в Дакии. Или у Траяна так много людей, равных ему по уму и талантам?
Филон скорчил странную гримасу, как будто хотел спросить, но спросить безмолвно: «Ну при чем здесь таланты, старина Гай? »
– На Адриане будет снабжение армии хлебом, набор резервов, обеспечение строевым лесом, – поведал Филон. – Но легионы в бой он не поведет. Легатствовать будет кто-то другой…
– Я стану легатом! – воскликнул изрядно захмелевший Марк, уловивший концовку непонятного ему разговора.
«Траян не хочет, чтобы к дакийской славе Адриана прибавилась еще и слава парфянская… – сделал вывод трибун. – Бывший легат Первого легиона Минервы будет заниматься обозом…»
|
|
|
* * *
Когда Приск ушел, Адриан долго расхаживал по таблинию. Затем достал стиль и чернильницу, кусок наилучшего пергамента и принялся собственноручно записывать послание. Писал он своей давней и верной союзнице в Риме, жене императора Траяна Плотине. Писал в общем-то ни о чем, просто рассказывая о нынешних своих тягостных обязанностях и чувстве одиночества (это в Антиохии-то! ) и о том, как не хватает ему, Адриану, общества мудрой и чистой душой Плотины. Это было изящное и льстивое письмо, не сообщающее ничего важного, но укрепляющее и без того прочную связь между стареющей женщиной и молодым мужчиной. Не просто почтение сына перед умудренной матерью – такое письмо вряд ли написал бы Плотине родной по крови сын – но послание одного единомышленника другому. Адриан не сомневался, что сердце Плотины растает, когда она станет читать эти строки. Сейчас ему как никогда был нужен надежный союзник рядом с императором. В конце письма он как бы между прочим поинтересовался здоровьем императора и выказал соболезнования по поводу кончины его сестры – известие об этом только-только пришло в Антиохию. Адриан рассыпался в похвалах достоинствам покойной и сожалел, что теперь подле Траяна будет меньше на одного наипреданнейшего и любившего его человека. А также выказывал опасения, что Траяну в его уже почтенном возрасте тяжело будет переносить долгий поход по знойным пустынным землям Парфии. Разумеется, Адриан точно знал, что император никогда не откажется от задуманного. Но сейчас необходимо, чтобы Плотина особенно тщательно следила за здоровьем мужа… «Ведь мы надеемся, что наилучший принцепс еще много лет будет управлять Римом мудро и милостиво», – говорилось в письме. Ото всех этих фраз за милю разило фальшью, но Адриан был уверен – Плотина ее не распознает.
|
|
|
Затем наместник вызвал к себе Зенона и отправил его отыскать у торговца тканями самую замечательную, самую лучшую паллу – дабы отправить ее «как незначительный подарок» вместе с посланием в Рим.
Адриан понимал, что внезапно пришедший ему в голову план воплотить будет очень и очень трудно. И все же… Он рассчитывал его осуществить. Однако помощь Плотины в этом случае окажется просто необходима.
После покупки паллы Зенон зайдет в городскую тюрьму и вручит центуриону городской стражи письмо наместника. В письме Адриан требовал назавтра доставить к нему во дворец чревовещателя Ордоза и все документы по данному делу, дабы разобрать, кто виновен в учиненном безобразии.
Ну и наконец было еще третье письмо…
Взяв запечатанные послания, Зенон вдруг замешкался.
– В чем дело? – спросил Адриан, разыгрывая изумление.
– Не напрасно ли все? – усомнился Зенон. – Ведь когда Траян вернется в Рим…
– Он не вернется, – отрезал Адриан.
Зенон невольно шагнул поближе к господину.
– Но почему ты так думаешь?
– Все просто, Зенон. Ты ведь знаешь, как Траян преклоняется перед славой Великого Александра? Нет для него звезды притягательней и ярче, нежели македонский герой. Помнишь, как он клянется: «Это так же верно, как то, что я превзойду своей славой Александра…» Мне порой кажется, что и завоевывать Парфию он идет, лишь бы доказать Сенату и народу, что и у Рима есть герой, ни в чем не уступающий Александру. Тот разбил Дария, Траян же захватит Ктесифон и будет плавать в триреме по Евфрату и Тигру.
– Это так… – согласился Зенон. – Но Парфия сейчас ослаблена внутренними раздорами, ты же сам говорил об этом не раз, господин.
– Разумеется, Парфию можно завоевать. И даже не слишком трудно – полагаю… Особенно сейчас, когда Аршакидский дом в упадке. Но сделать провинцией… вот это уже никто не гарантирует. И я очень сомневаюсь, что римский орел сможет удержать парфянскую изворотливую змею в своих когтях. Так что здесь, на Востоке, можно увязнуть на долгие годы. Самое малое – на три. Но легко – и на пять. Но даже если… – Адриан сделал паузу, – даже если Парфия покорится – Траяну наверняка захочется превзойти Александра и сделать то, что в свое время не удалось македонскому герою. Он захочет завоевать Индию. А это нам сейчас не по силам. Ни Риму, ни его императору.
|
|
|
– Было пророчество? – Зенон осмелился присесть на край скамьи – так потрясли его откровения Адриана.
– Зачем? Этого не видит только слепой… или льстец… или тот, кто хочет сам обмануться.
– Но Траян победил Децебала…
– С тех пор прошло семь лет. Наш император не стал за эти годы моложе. А легионы – сильнее. Траян скоро покинет Рим, но отправится он в дорогу, которую не сможет пройти. В отличие от тебя, Зенон! – В голосе Адриана неожиданно проступило раздражение. Он высказал все, что хотел, и слова его так понятны. О чем еще болтать?! – Ступай, отнеси письма.
* * *
Подали вторую перемену блюд, когда в триклинии Филона появился Зенон и передал Приску запечатанные таблички.
АДРИАН ГАЮ ОСТОРИЮ ПРИСКУ, ПРИВЕТ!
ЗАВТРА В ВОСЬМОМ ЧАСУ ДНЯ БУДЬ У МЕНЯ ВО ДВОРЦЕ. ВМЕСТЕ ОТПРАВИМСЯ НА ПРИЯТНУЮ ПРОГУЛКУ В ДАФНИЙСКУЮ РОЩУ. ЗЕНОН ПОЕДЕТ С НАМИ – И НИКОГО, КРОМЕ ОХРАНЫ. ДРУЗЬЯМ СВОИМ СКАЖИ, ЧТО ОНИ ВОЛЬНЫ БУДУТ ДЕЛАТЬ В ЭТОТ ДЕНЬ ЧТО УГОДНО.
БУДЬ ЗДОРОВ!
– Ответ я должен написать или передать на словах? – спросил Приск, нахмурившись.
То, что послание принес лично Зенон, говорило о его важности. Но приказ явиться одному не понравился. Очень…
– На словах.
– Тогда передай – я буду.
«В принципе – глупый ответ… что еще может ответить военный трибун наместнику провинции? » – подумал запоздало Приск.
Приглашение Адриана его встревожило. Почему роща Дафны? Зачем?
Приск никак не мог забыть подозрительный взгляд, брошенный Адрианом, и шипящие интонация в голосе, когда наместник спросил: «А читал ли ты привезенный текст? »
Трибун возлежал за столом Филона, наслаждался прекрасным вином с пряностями и пытался хоть отдаленно вообразить, что же именно задумал Адриан? Отправиться в рощу Дафны и убить там Приска? Или перед тем устроить изощренную пытку, дабы выяснить – кто именно посвящен в тайну?
Изысканные блюда уже не радовали. Приск выпил немного лаодикийского вина после обеда во время положенных возлияний, сообщил хозяину, что уходит (Марк Афраний уходит тоже – незачем ему напиваться, молод еще), и поспешил в свою спальню. Здесь, достав из мешка с вещами восковые таблички, он написал краткое письмо Куке.
|
|
|
Вслед за обычными приветствиями была там такая фраза:
ВСЕМ, КТО НЕОСТОРОЖНО ОТВЕДАЛ ПРИНЕСЕННОГО БЛЮДА, ГРОЗИТ СМЕРТЕЛЬНАЯ ОПАСНОСТЬ. ЯД ДЕЙСТВУЕТ МЕДЛЕННО, НО НЕОТВРАТИМО – И ТОЛЬКО ДАЛЬНИЕ ДАКИЙСКИЕ ВОДЫ МОГУТ ИЗЛЕЧИТЬ ОТ ЭТОЙ НАПАСТИ. БОЮСЬ, МНЕ УЖЕ НИЧТО НЕ ПОМОЖЕТ, И Я ОБРЕЧЕН БУДУ УМЕРЕТЬ ПОДЛЕ АДРИАНА.
Закончив письмо, Приск зашел в комнату к Афранию Декстру.
– Завтра ближе к вечеру я отправлюсь на прогулку вместе с Адрианом, – сообщил Приск. – Ни тебя, ни Максима с собой не возьму – таков приказ наместника. Если Адриан вернется в Антиохию без меня и скажет, что со мною стряслась какая-то беда, немедленно возвращайся в Рим (что бы ни говорил тебе Адриан) и передай это письмо Куке.
– Что тебе угрожает?
– Это я выясню завтра.
– Я ничего не понял… Можешь объяснить подробнее?
– Опасаюсь, Адриан убьет меня… А потом всех, кого можно назвать моими родственниками или друзьями… Ты – среди них.
– Ты… серьезно… – Даже в свете масляного светильника было видно, как сильно побледнел Декстр. – Но почему?
– Тебе лучше не знать.
– По-моему – это глупость…
– Ну что ж… Возможно, я ошибаюсь, – сказал Приск. – Но такого варианта исключать не следует. Клянись, что исполнишь мой приказ.
– Все как ты сказал, клянусь Геркулесом! – пообещал Марк.
– Погоди… Нет, в Рим уже ехать и не нужно. Не успеешь. Кука писал, что император выступает в октябре из Рима. Езжай в Эфес. Там встретишь императора. И там непременно будет Кука… И твой отец – тоже. Справишься?
– Клянусь Геркулесом… – повторил Марк.
– Не клянись, лучше сделай как надо.
Роща Дафны
Осень 866 года от основания Рима
Провинция Сирия
Адриан и его спутники углубились в Дафнийскую рощу на закате. Время, когда мир засыпает. Из Антиохии ехали верхом, но лошадей пришлось оставить у подножия холма – подъем к храму был слишком крут для конных. На нижней площадке расположились и телохранители наместника. Привязали коней, развели костерок, достали флягу с вином… ночь обещала быть довольно прохладной.
Поднимались на небольшую террасу втроем – Адриан, Приск и впереди – верный Зенон. Зенон нес фонарь – в тени деревьев было уже темно. Вот и храм Дианы. Круглая ротонда с нишами, в каждой из которых замерла фигура амазонки.
Колоннада окружала круглую целлу храма, еще восемь колонн из чудесного цветного мрамора поддерживали фронтон и крышу ротонды. Ее основание было вырезано фестонами – ничего подобного не мог позволить себе архитектор ни в Греции, ни в Риме. Восток же допускал вольность во всем, даже в архитектуре.
|
|
|
За храмом в тени кипарисов пряталась небольшая вилла – прибежище жриц и прислужниц. Именно сюда и направлялся Зенон – похоже, не в первый раз – дорогу среди деревьев он находил безошибочно. В просторном триклинии с окнами в сад для Адриана и его спутников наряженные амазонками девы приготовили стол, покрыли ложа дорогими тканями, принесли подушки и удалились.
– Они еще появятся? – Приск проводил глазами юную смугляночку. Одна ее грудь была обнажена, впрочем, разглядеть вторую под «стеклянной» тканью не составляло труда.
Пожалуй, эти девушки были еще красивее, чем те, что кружились пестрыми бабочками в доме Филона.
– Ты же был прежде верен своей Кориолле. Вроде бы… – фыркнул Адриан.
– Этот город кого угодно сделает развратником, – усмехнулся Приск.
– Но сюда я привел тебя не развлекаться, – заметил наместник. – У меня другая цель. Этот храм – в самом деле лупанарий с дорогими шлюхами-жрицами. И никто не подумает, что здесь может происходить что-то, кроме пирушек и соитий.
– Ты хочешь меня убить? – Вопрос в лоб, как и атака в лоб, – самое простое и одновременно – самое трудное.
– Да, – кивнул Адриан и сделал паузу.
Приск взял кусок запеченного мяса. Блюдо было сделано в виде храма Дианы – пестрый мрамор имитировал шафран, посыпанный тонкими прожилками корицы. Из мелкого и очень сладкого изюма выложен орнамент. Гранатовый соус обозначал черепицу.
– Вкуснотища! – Приск облизал пальцы.
– Почему ты не отвечаешь? – Кажется, Адриана такая реакция несколько удивила.
– А что отвечать? Оружия при нас нет – а в рукопашной у меня ни единого шанса против тебя, Адриан. К тому же рядом Зенон и внизу – твоя охрана. Так что предпочту насладиться своей последней трапезой. Ты позволишь?
– Нет, ну надо же… – прошептал обескураженно Адриан, а потом расхохотался. – И ты в самом деле поверил, что я тебя убью?
Трибун сделал большой глоток. Вино было сильно разбавлено горячей водой, но все равно голова слегка закружилась.
– А что, нет?
Приск ощутил, как ледяная закаменелость в груди переплавляется в легкий веселящий жар. Все-таки уже не мальчишка. Умеет держать удар.
– Это вполне предсказуемый шаг, – кивнул Адриан, в свою очередь пробуя запеченный окорок. – Убить всех, кто знал про завещание, уничтожить сам пергамент. Да, поступок предсказуемый. Но глупый. Поступок школяра. Решение испуганного тела, не изощренного разума.
– И что же говорит разум? – осторожно поинтересовался военный трибун.
– Во-первых, ты не сможешь меня предать, потому что сам по себе проступок твой заслуживает смерти. Так что тебе волей-неволей придется молчать. Как и твоим друзьям. Уничтожение завещания не изменит ситуации – без него я не получу империю, а теперь ты сам видишь, что Траян не собирается объявлять меня наследником. Если он обнаружит, что завещание исчезло, то напишет новое, а меня постарается отстранить от всяческих дел.
– Так что делать? – спросил Приск. – Вернуть пергамент на место?
Его ум пока что не мог подсказать ни одного выхода. Но ясно было, что, не имея подробного плана, Адриан не стал бы устраивать эту встречу.
– Видишь ли… – Адриан хитро прищурился. – Теперь это вряд ли удастся. Я сжег завещание в печке, как только его получил.
Приск в растерянности едва не выронил кубок. Более всего его поразило то, что он именно так и подумал: Адриан отправился на кухню и бросил пергамент в печь. Что это – способность провидеть грядущее подобно Тиресию? Или проще… Приск слишком хорошо знает Адриана и потому угадал?
– Другого выхода не было… Во-первых, пергамент слишком уж истерт и покарябан, его невозможно предъявить, во-вторых, у меня нет никого под рукой, кто бы так ловко выскоблил текст и вписал заново, чтобы не было заметно подделки.
– Переписать заново…
– Можно, но не нужно. Подсунуть пергамент в храм Весты уже практически невозможно. Так что устроим все иначе. Если же пропажу заметят – пусть весталки выкручиваются сами. Несколько ударов плетей от великого понтифика – то есть от самого Траяна – пойдут пожилым девственницам на пользу. Говорят, многие из них испытывают наслаждение, когда их бичуют. Но Траян… – Адриан хмыкнул, – этим, кажется, еще никогда не занимался. В самом деле, кого может заинтересовать перезрелая плоть девственных жриц? Так что, полагаю, это дело Великой девы – выкрутиться, если Траян решит вытребовать завещание из храма Весты. Но не думаю, что до этого дойдет… Он написал завещание, готовясь к новой войне. В конце октября император выезжает из столицы. Если до этого времени он не обнаружит, что завещание исчезло, – ни нам, ни похитителям по этому поводу тревожиться не стоит. Ближайшие месяцы Траян будет думать лишь о формировании легионов.
– Что же делать?
– У нас есть одно преимущество. Мы знаем имя того, кто был назван в завещании.
– Его можно убить… – предложил Приск.
– Глупо. Тем самым мы сообщим Траяну, что нам известно, что он высказал свою волю.
– Мы можем как-то его принизить в глазах императора, чтобы Траян счел этого человека недостойным оказанной чести.
– О, ты мне нравишься, Гай, и всегда нравился, – ухмыльнулся Адриан и залпом осушил свой кубок. Глаза его светились, как у льва в зарослях кустарника.
– Я уже слишком стар для этого. В Антиохии полно милых мальчиков для подобных дел, – попробовал отшутиться Приск.
Сработало. Адриан рассмеялся.
– Мне нравится твой ум, Приск. Только ум. В остальном – ты не в моем вкусе. Но если мы начнем делать этому человеку пакости и в глазах императора всячески его хулить – опять же мы выдадим себя. Мои люди рядом с Траяном и следят за императором.
– Декстр… – начал было Приск, но Адриан его оборвал:
– Этого мало. Мне нужны дополнительные союзники. Пора собрать наш славный контуберний.
– Мы слишком далеки от императора и его двора. Что мы можем сделать? Вызнать дорогу до Ктесифона?
– О нет, это ни к чему! Нынешние земли – не дикая Дакия. Здесь полно караванных путей, города в пустыне богатеют за счет торговцев, что везут с Востока пряности и шелка, а назад – кровь Рима.
– Кровь Рима?
– Золото. Потому что ничего иного Рим Востоку взамен дать не может. Так что, друг мой, в одной Антиохии я найду сотню торговцев, что покажут мне дорогу до Ктесифона, лишь бы им хорошо заплатили.
– Так что же делать мне и моим друзьям? – недоуменно спросил Приск.
– То, что я прикажу. Вы – мои клиенты. Пока что первая задача – найти того, кто пронюхал про завещание и пытался его похитить. Того, кто приказал убить Паука и сделал попытку похитить Павсания.
– Но… – трибун замолчал.
Если честно, он понятия не имел, что могут сделать один преторианец, один писец, один центурион и один военный трибун… ах да, есть еще фабр… и палач – то есть Молчун. Правда, что в данном случае будет делать палач, он представил очень даже хорошо. Ну и фабр может сделать катапульту и зарядить ее… Так вот, отбросив в сторону шутки, – все они в принципе никто. Если не считать удивительных способностей Тиресия предсказывать будущее. Сила Малыша, изворотливость Куки и даже ум Приска в этом деле пригодиться не смогут. Однако, если Адриан сказал, что Приск и его друзья по славному контубернию зачем-то нужны, значит, дело найдется.
– Я достаточно близок к Траяну, чтобы знать его любимцев, – продолжал тем временем рассуждать Адриан. – Слухи пророчили в наследники пятерых. Это Корнелий Пальма, Цельс, Лузий Квиет, Нигрин и Нератий Приск.
Военный трибун хотел возразить, что наследник уже назван, но счел за лучшее промолчать и продолжать слушать.
– …У каждого есть недостатки: Нератий Приск старше Траяна на четыре года. Квиет жесток, к тому же он – сын варварского вождя, так что ему империи не видать. Нигрин честолюбив до глупости. Каждый из них жаждет власти – особенно Корнелий Пальма, получивший за победы в Сирии право поставить статую на Форуме. Любой другой на месте Траяна давно бы обвинил Пальму в оскорблении величия и отправил бы в ссылку на острова.
– Траян не подозрителен. Ты хочешь, чтобы Траян начал подозревать этих пятерых? – попробовал угадать ход мыслей наместника Приск.
– Нет. Я назначу пятерых из славного контуберния дичью и пущу по следу пятерых волков-претендентов. Каждому из пяти я через моих людей укажу на одного из вас. Лживые губы нашепчут, палец укажет: этот человек завладел свитком из библиотеки и хочет его продать. И по тому, на кого нападут, я выясню, какой именно волк хочет меня обойти. – Адриан самодовольно хмыкнул: план был прост и гениален одновременно.
– Но кто-то из нас может погибнуть…
– Разумеется, может. Как любой на войне. Но я не оставлю тебя и твоих друзей без помощи. Каждого будут охранять. Как тебя охраняет Максим. Иначе… – В голосе Адриана послышалась угроза.
Да, иначе все они погибнут. А так, скорее всего, умрет только один… Тот, кому не повезет.
Адриан же… о да… он расставит тенеты, посадит туда приманку и будет ждать, когда явится дичь покрупнее. Возможно, сидя подле, он будет читать книгу, или пить вино, или писать стихи…
О, боги, боги, ну зачем Фламма похитил этот дурацкий свиток!
– И кому же ты укажешь на меня? – Приск постарался задать этот вопрос как можно более равнодушно.
– А вот это тайна… – улыбнулся Адриан. – Будем бросать кости в темноте.
– И что дальше?
– Дальнейшее будет зависеть от того, кто наш враг. Впереди война. Надо сделать так, чтобы Траяну и в голову не пришло написать новое завещание. А в тот день, когда он умрет, появится окончательный пергамент. А пока… Император приедет в Антиохию, и я устрою для него шикарный пир. Флейтисты, танцоры, акробаты, чревовещатели и жонглеры – самые лучшие развлечения. Император с некоторых пор полюбил роскошные представления. Попробуем развеселить наилучшего принцепса.
Адриан замолчал и внимательно глянул на Приска.
О да… Чревовещатель, диктующий завещание голосом Траяна в его спальне за занавеской… В то время как тело императора остывает… Приск уже не сомневался, что именно так родится окончательный свиток. Но чтобы подражать искусно, чревовещатель должен услышать голос императора. Оказаться рядом, причем не на Форуме или на улице, а в помещении… «Знает ли Приск о чревовещателе? Пришла ли ему в голову та же мысль? » – Эти вопросы были почти высказаны Адрианом. Но военный трибун постарался сделать вид, что их не услышал.
Кажется, только в этот момент Приску сделалось по-настоящему страшно. Находиться столь близко к тайне – это все равно, что, облившись маслом, сесть вплотную к костру. Он уже чувствовал жар пламени, еще миг – и вспыхнет одежда. Приск отлично понимал, что, открывая ему тайну за тайной, Адриан связывает его уже не веревками – цепями.
* * *
Три девицы в прозрачных «стеклянных» платьях принесли сласти и новые вина в серебряных кувшинах. Одна из них остановилась подле ложа Приска. Лицо знакомое. Белокурые волосы. Серо-голубые глаза – как воды Данубия близ Эска. Другой бы не узнал. Но только не Приск.
Мышка? Здесь?
Спору нет, девушка сильно изменилась – из девочки, диковатой и угловатой, превратилась в роскошную женщину. Но эту линию губ и овал лица глаз Приска определил безошибочно.
– Мышка! – окликнул он дакийку.
Та вздрогнула и едва не уронила кувшин.
Глянула на Приска. Ахнула, узнавая. Прикрыла ладошкой рот, будто боялась сказать недозволенное.
– Как ты здесь очутилась? – Он хотел подняться, но Мышка уже была рядом.
– О, мой добрый господин! – Она схватила его руку и поднесла к губам. – Меня продали в храм, как в лупанарий, а ведь мой добрый Кука даровал мне свободу… Ты же помнишь! Если бы ты мог меня спасти… – Глаза ее вмиг наполнились слезами. Но при этом она лукаво так поглядывала из-под ресниц.
– И кто же продал? Уж не тот ли красавчик, что помог тебе бежать от Куки? – усмехнулся Приск.
– Он самый, господин… Как я ошиблась, как сожалела, что покинула моего доброго господина Куку…
Мышка всхлипнула. Немного фальшиво. Все, что с ней случилось, случилось так давно, что глупо было орошать это прошлое слезами.
– Дафна! – окликнул властный женский голос, и все три девушки разом повернулись.
– О постороннем нельзя говорить с гостями! – строго напомнил голос.
– Я попробую что-нибудь сделать… – шепнул Приск девушке в спину.
Она услышала, оглянулась, умоляюще прижала руку к груди.
«Она, разумеется, стерва и бросила Куку, да еще обворовала… но все же – свободная… А это – важнее всего», – решил трибун.
* * *
Приск проснулся на вилле при храме Дианы на рассвете. Спаленка была темная и без окон, но в открытую дверь вливался свежий воздух из сада Дафны.
Рядом с ним никого не было, но он хорошо помнил, что засыпал отнюдь не в одиночку. Поскольку вино накануне подавали сильно разбавленным, то в памяти сохранились все подробности вечернего разговора.
И того, что случилось после… Кто же делил с ним ложе? Явно не Мышка – другая, темноволосая, чем-то напоминавшая Кориоллу. Из всех женщин, которых Приск дарил своим вниманием, он выбирал всегда один и тот же типаж, искал одно и то же лицо, одни и те же глаза…
Трибун поднялся и вышел. В триклинии, где они пировали, уже никого не было. Судя по всему, и Адриан, и Зенон давно отбыли. На трехногом столике в окружении серебряных бокалов возвышался пузатый кувшин, на тарелках, опять же серебряных, разложены были фаршированные финики, яйца и хлеб. Приск быстро оделся, перекусил и покинул виллу.
Сад был пронизал бледным осенним светом, облит холодной росой. Листья казались стеклянными, цветы – неживыми. Приск невольно поежился, когда на него сверху с задетых ветвей хлынул дождь холодных капель.
Внизу на площадке Приска поджидали два конных телохранителя с верховым конем для трибуна.
«Надеюсь, Адриан еще не начал воплощать свой план в жизнь», – усмехнулся про себя военный трибун, садясь в седло.
* * *
Думал – шутка. Оказалось – предчувствие.
Приск не сразу понял, почему впереди телохранитель валится с коня, – показалось: просто потерял равновесие. Конь споткнулся, всадник упал – ткнулся лицом в гранитную мостовую. Конь испугался, прянул в сторону. И тогда Приск разглядел дрожащую стрелу, что вошла несчастному в шею, – солдат не надел шлем, тот висел у него на плече – ну право же, какая опасность может грозить близ столицы провинции на дороге, да еще ранним утром?
Ошибся. Приск успел выхватить меч, когда второй телохранитель (тот ехал сзади), взмахнув руками, вылетел из седла. А потом на трибуна обрушился град свинцовых шаров. Один из них ударил жеребцу в шею, и конь встал на дыбы. Приск успел вскинуть руку с плащом, натягивая ткань так, чтобы шары отскакивали от нее, пружиня или хотя бы теряя часть своей ярости. Но все же от одного шара военный трибун не успел увернуться. Приск рухнул с коня. Если и потерял сознание, то на миг. Рванулся подняться. Тут же повело. Упал на колено. Тень рядом. Приск успел качнуться назад, уходя от удара. Наконец вскочил. Попытался ударить. Но противник был ловок и увернулся. Но тут кто-то – второго Приск лишь почувствовал, не успевая заметить, не то что разглядеть, – обрушил на его голову удар такой силы, что военный трибун рухнул в черноту. Как ему в тот миг почудилось – навсегда.
* * *
Он будто утонул в этой тьме. Густой, вязкой, без начала и конца. Уходить вниз, в жуть… ну уж нет!
Выплыл. Очнулся. Первое, что ощутил, – боль в затылке, боль во всем теле, боль в руках. Первое, что увидел, – черноту. Моргал, щурился, силясь хоть что-то разглядеть, – напрасно. Дернулся – и не смог ни встать, ни даже повернуться.
Он был закован в колодки, как раб в эргастуле, а руки связаны за спиной. Судя по липкому холоду – его раздели донага и оставили в каком-то подземелье. Было сыро. Где-то рядом протекала вода – Приск слышал ее журчание. И ощущал мерзкий затхлый запах – значит, по подземелью проходил сток для нечистот.
В первый момент мелькнула мысль, что Адриан все же дал выход своей ярости и решил уничтожить посланца, принесшего дурную весть. Но эта версия не продержалась и четверти часа. Разумеется, Адриан мог убить Приска. Мог приказать пытать. Но похищать… это глупо. А вот воплощение того плана, о котором говорил Адриан на тайном обеде, вполне могло начаться. Возможно, нужные люди уже нашептали одному из претендентов и указали на Приска. А приманку для тенет не посвящают в планы охоты. Итак, противник, не медля, нанес удар.
Выходило, что Приска похитил некто – по приказу неведомого – того, кто пытался точно так же, как и Адриан, завладеть завещанием. Если так, то трибун очень скоро узнает – кто же именно их конкурент. Вот только… кому он сможет передать добытые сведения?
Внезапно заскрежетали металлические крюки на двери, мутный свет просочился в подвал, обозначив поверху углы, так что Приск смог определить, что помещение хоть и с низким потолком, но довольно просторное. Потом запрыгали блики по стенам, и в подвал вошли два темнокожих раба с фонарями, а за ними – еще двое.
Тот, кто вошел последним, был пленнику знаком – уродливое лицо бывшего кулачного бойца узнал бы любой.
«Похоже, новый свежий шрам на морде…» – подумал Приск, спешивший в любой ситуации запоминать детали.
Этот человек напал на Павсания. И еще это он наверняка вынюхивал след в библиотеке. Получается, боксер притащился вслед за Приском из Рима. И трибун, как дурашка-поросенок, у него в руках.
Вместе с кулачным бойцом пришел маленький смуглый человечек – бритоголовый, широкоплечий, с длинными жилистыми руками.
«Палач», – сообразил Приск, и сразу стало холодно под ребрами. Пусто.
– Знаешь, что ты должен сказать? – спросил боксер. – Не знаешь? Тогда Амаст скажет нужное словцо… – Парень не боится назвать свое имя. И немудрено. Как только он выбьет из пленника нужные сведения, тот умрет. Это Приск понял так ясно, будто боксер ему все рассказал о планах. Впрочем… неважно… раскаленное железо развяжет любой язык, даже если вслед за пыткой следует смерть. – Хочешь увидеть женушку и щенков – говори, и говори быстро, а то твоя клепсидра уже последние капельки цедит…
О чем это он? Неужели? Но ведь Кориолла должна… или… Ведь писем не было… ни одного…
– Онемел? А вот это видел?
Перед глазами Приска вспыхивает браслет – золотой, со вставками из сердолика… Кориолла носила…
|
|
|
