 |
Обучение детей жертвователей
|
|
|
|
Впрочем, во внутренних школах, предназначенных для так называемых детей жертвователей, которых, как мы знаем, воспитывали в стенах монастыря и готовили к монастырской жизни, религиозному воспитанию также отводилась главенствующая роль.
О повседневной жизни этих мальчиков, бывших либо крестьянскими детьми, выделенными как особо одаренные, либо младшими сыновьями благородных семей, которых родители предназначили для монастырского звания, мы осведомлены гораздо лучше. Эта жизнь была невеселой. Нельзя было хотя бы минуту побыть одному. Запрещалось находиться вместе вдвоем без надзора. Даже учителю не дозволялось оставаться наедине с учеником – об этом написано в жизнеописании Одона, аббата Клюни, умершего в 942 году. Поскольку те же ограничения были засвидетельствованы сто лет спустя в уставе, написанном Ланфранком, архиепископом Кентерберийским, для монастырей, подчиненных аббатству святого Бенедикта, то можно, без риска ошибиться, предположить, что они уже существовали в 1000 году. Ланфранк хотел, чтобы «повсюду, где ходят дети, между каждыми двумя из них находился наставник». Он дотошно добавляет: «Если их двое, то достаточно одного светильника; если их трое, пусть третий также несет фонарь». Но и на этом он не успокаивается: «Пусть они никому ничего не передают из рук в руки; пусть ничего не получают из чужих рук, если только этими лицами не является аббат, великий приор или их учитель богословия; но и в этом случае это должно происходить не где угодно, а лишь в соответствующих местах. В виде исключения певчий в школе может передать им книгу, по которой они должны петь или читать».
Одержимый страхом перед «личными контактами», Ланфранк, как видим, был не лучше самого безумного ревнивого мужа.
|
|
|
Наказания за нарушения были жестокими: розги за малейшую шалость. Если ребенок повторно нарушал запрет, его связывали, оставляли без пищи и бросали в карцер. Во всяком случае, так поступал в начале X века Бернон, основатель Клюни, склонный к перегибам из-за своего страстного желания укрепить монастырскую дисциплину. Справедливости ради следует добавить, что, согласно биографу его преемника Одона, Бернона сурово осуждали: «Разбойник, а не монах; тиран, а не отец; забияка и живодер, а не исправитель нравов и воспитатель». И можно предположить, что около 1000 года, при более чувствительном аббате Одоне, с детьми, обучавшимися во внутренних школах, обращались уже не так свирепо.
Об этих детях уже можно, не боясь ошибиться, сказать, что их обучали чтению на латинском языке, потому что им предстояло всю жизнь иметь дело с литургическими книгами, а также письму, потому что многие из них в будущем должны были переписывать рукописи. Счет им также был нужен для того, чтобы распоряжаться имуществом монастыря. Что касается уровня их литературных знаний, то он в основном определялся тем отвращением, которое воспитывали в них аббаты по отношению к языческим авторам античности.
Проблема античных авторов
Эта проблема со времени возникновения христианства стояла перед теми, чьим призванием было мыслить и писать. Для обучения хорошему латинскому языку, а также для развития ума, незаменимыми источниками служили великие классики времен Республики и века Августа[163]. Однако мораль и философия этих классических образцов, похотливые образы, которыми были полны их книги, делали их опасными для души. Был найден необходимый путь компромиссов, без которого возрождение грамотности при Карле Великом было бы невозможно. Однако реакция Клюни на вольности нравов духовенства, неумолимое требование сурового образа жизни, на котором настаивали основатели движения, вновь поставили на повестку дня вопрос об аморальности «нечестивых» авторов.
|
|
|
Одон, обучавшийся в школах святого Мартина в Туре и изучавший латинский язык по трудам Присциана, византийского грамматика VI века, прочел у него некоторые образцы латинской словесности, приводившиеся в качестве примеров, нашел их прекрасным и почувствовал искушение прочитать Вергилия. Во сне ему привиделась прекрасная ваза. Пока он любовался этой вазой, из нее выползли змеи, от которых он с трудом избавился. Он понял смысл ночного видения и не пожелал больше читать ничего, кроме Священного Писания. Став аббатом Клюни, он изгнал из библиотеки всех светских авторов. Юные дети жертвователей могли теперь воспитываться только на Библии и на трудах отцов Церкви. Заметим, что по крайней мере в этих книгах был хороший латинский язык: даже если упомянуть только святого Иеронима, который перевел с древнееврейского Ветхий Завет, и святого Августина, то следует признать, что они владели языком Цицерона не хуже великих писателей древности.
Если кому-нибудь требовалось доказательство вредоносности античных книг, то таким доказательством могли служить ошибки юности Жервена, будущего аббата Сен-Рикье. Когда он учился в епископской школе в Реймсе, «его чистая душа была замутнена ежедневным чтением поэтов». Какое-то время он жил в разврате. Но вскоре, почувствовав угрызения совести, он вырвался из рук куртизанки, заставил замолчать свои чувства и порвал с этими некогда дорогими ему поэтами, «чтобы, изучая словесность, не погубить душу». В Сен-Рикье он создал библиотеку из 36 томов, в которой не было ни одного языческого автора.
При таких условиях вполне возможно, что обучение юных детей жертвователей уводило их в целом не очень далеко. Впрочем, единственной вещью, которую обязательно надо было изучать этим будущим монахам хора, было (естественно, помимо Устава) изучение песнопений, необходимых для богослужения. Вместе с тем в некоторых аббатствах обучение значительно превышало этот уровень. В особенности это можно сказать об аббатстве святого Бенедикта во Флёри-на-Луаре во времена, когда им управлял Аббон, то есть с 988 по 1004 год.
|
|
|
Аббон из Флёри-на-Луаре
Аббон сам учился в том же Флёри. Он изучал грамматику, диалектику (которую можно определить как технику мышления, правда, весьма отличную от того, что мы понимаем под современной философией) и, наконец, арифметику. Благодаря диалектике образование во Флёри уже превышало описанный выше минимальный уровень. Однако когда Аббон, в свою очередь, стал ответственным за обучение, он счел, что и этот уровень еще слишком низок Чтобы иметь возможность обучать, он сам начал учиться. Куда же можно было податься для этого, как не в епископские школы, которые в то время давали высшее образование? Он поехал в Париж, а затем в Реймс, украшением которого был Герберт. Там он изучил астрономию так, что превзошел своего наставника. Затем, в Орлеане, он обогатил свои знания музыки. Наконец, он изучил риторику и геометрию, однако не очень глубоко, ибо в монастырской среде, похоже, его уже начали считать чересчур ученым. С таким багажом, который соответствовал, как мы видели, тому, что называлось семью свободными искусствами, он вернулся во Флёри и стал делиться знаниями со своими братьями. В предыдущих главах уже говорилось, что его вызвали в английский монастырь Рамси, некогда пользовавшийся репутацией заведения, дающего прекрасное образование, однако в то время нуждавшийся в человеке, способном восстановить былой уровень.
Аббон оставил нам письменные свидетельства своей науки. Он давал консультации по грамматике на основе того же незаменимого Присциана. В области арифметики он пользовался трактатом Виктория Аквитанского и снабдил его массой своих комментариев. Сам Аббон написал трактат по астрономии, где, воспользовавшись возможностью, исправил некоторые ошибки Дионисия Малого[164] в расчете пасхального цикла. Адемар из Шабанна пишет, что с ним консультировались и безоговорочно верили его мнению и в Галлии, и в Германии, и в Англии. Его признавали мудрым, как Соломон, его называли «вторым Туллием», то есть вторым Цицероном. «Все, что он говорил, было не человеческим, а божественным словом».
|
|
|
Епископские школы
Однако даже будучи уникальной из-за своего ученого аббата, школа во Флёри оставалась монастырской школой, которую нельзя было даже сравнивать с теми школами, что блистали во многих епископских городах.
Те, кто сидел на скамьях этих школ, сильно разнились по происхождению и по возрасту. Одни были низкого происхождения: например, Герберт, юный крестьянин из Оверни, который был замечен уже в маленькой монастырской школе Сен-Жеро в Орильяке Борелем, графом Барселоны, и отправлен продолжать образование в школу, руководимую епископом Вика в Каталонии Аттоном. Фульберт также родился в очень бедной семье; его образованием занималась школа в Реймсе и не зря потратила время. Естественно, для учеников такого рода образование было бесплатным, им даже обеспечивалось питание и одежда. «Заботься, чтобы твои ученики не голодали и не были раздеты», – напишет позже Фульберт Шартрский учителю богословия аббатства святого Иллария в Пуатье Гильдегеру.
Мы видели, что студенты обычно готовились к церковной деятельности, причем наиболее одаренные из них могли сделать на этом поприще блистательную карьеру. Но были также другие, происходившие из аристократических феодальных семей. Папа Лев IX[165], который сам был высокого происхождения (он приходился кузеном императору Конраду), вспоминал, что среди его соучеников в Туле около 1020 года находились «благородные собрания юношей». За 30 лет до того Герберт, бывший тогда учителем богословия в Реймсе, похвалялся тем, что «предложил наиболее благородным из молодых людей ознакомление со свободными искусствами». Среди этих молодых людей был даже сын Гуго Капета, Роберт, будущий король Франции. Эта категория студентов платила за обучение и вела, судя по всему, более приятный образ жизни, не всегда отказывая себе в запретных удовольствиях, подобно Жервену, о заблуждении и обращении которого упоминалось чуть выше. Он обучался в том же Реймсе. Из этого, пожалуй, можно сделать вывод, что такие студенты жили в городе, тогда как ученики, обучавшиеся бесплатно, несомненно находили себе жилье в местах, зависевших от епископата.
Помимо этих двух видов студентов, существовал еще третий, не такой многочисленный: к ним относились уже получившие образование духовные лица, еще молодые, которые, подобно Аббону, желали обогатить свои знания. Сосредоточившись на науках, которым они хотели бы обучаться, они обращались в школы, известные своими достижениями в соответствующих областях. Именно так поступил Аббон. Как и Герберт, который, уже пройдя обучение и находясь в Риме, испросил в 971 году у Аттона Великого (у которого он пользовался большим уважением) разрешения последовать за архидиаконом Реймса Гераннусом, возвращавшимся домой, поскольку познания Гераннуса в философии сильно привлекали Герберта. Архиепископ Адальберон Реймский воспользовался ситуацией и доверил ему управление епископской школой. Герберт оставался учителем богословия до 991 года, не считая пребывания в течение менее чем двух лет в итальянском монастыре Боббио, в котором Оттон II сделал его аббатом, но который он так и не смог реформировать.
|
|
|
