 |
Распорядок дня клюнийского монаха
|
|
|
|
Устав Клюни хорошо известен. Это бенедиктинский устав, составленный в VI веке святым Бенедиктом Нурсийским и дополненный при Карле Великом святым Бенедиктом Анианским. Но о том, что касается монахов Клюни, мы знаем гораздо больше. Клюнийские обычаи детально описывались до 1000 года при аббате Майеле. Еще более подробные тексты на эту тему составлялись в течение всего XI века. Известен так называемый «Устав Фарфы», названный так потому, что рукопись была найдена в итальянском монастыре, носящем это имя. Эта рукопись датируется 1042-1043 годами. Устав монаха Бернарда относится приблизительно к 1063 году, устав монаха Ульриха – к чуть более позднему времени. Сравнение этих текстов показывает, что монастырский распорядок мало изменился в течение этого периода.
Эти ценные документы тщательно изучались. Например, их анализировал чуть более 40 лет назад Ги де Валу в своем ученом труде «Клюнийское монашество». Черты, которые он выделил, относятся не только к монахам самого Клюни, но и вообще ко всем монахам многочисленных монастырей ордена, а также к тем, кто, не присоединяясь к ним непосредственно, следовал примеру их реформы.
Итак, нам есть на чем основывать свои представления о жизни монахов Клюни в их узком кругу, об их повседневной жизни. К сожалению, это невозможно сделать в отношении всех остальных слоев населения, живших в 1000 году. Так, может быть, стоило бы, ради равновесия, слегка сократить рассмотрение того большого количества материалов о монахах, которым мы располагаем? Однако помимо того, что было бы жаль еще более обеднять пейзаж, и без того скудный конкретными данными, интересно также то, что в их жизни было немало аспектов (а также повседневных предметов), характерных не только для монашеского быта. Их контакты с остальной частью населения, уже рассмотренные в главе о благотворительной деятельности, но принимавшие также другие формы, позволяют получить представление и о повседневной жизни мирян. Короче, все говорит в пользу необходимости активно воспользоваться счастливо сохранившимися документами.
|
|
|
Согласно бенедиктинскому уставу монахи, если они не были заняты благотворительной деятельностью, описанной в одной из предыдущих глав, должны были делить свое время между трудом и молитвой. Бернон, основатель Клюни, решительно отдавал предпочтение молитве, будучи верным в этом вопросе духу поучений святого Бенедикта, который говорил: «Ничто не должно быть первее службы Богу». Речь здесь идет не об отдельной молитве, читаемой каждым монахом, а о молебне всей общины целиком, о «хвале», возносимой Богу на всех литургических службах. Службы отмечали время дня и ночи. Песнопения и чтения, которые их составляют, были почти единственными звуками, слетавшими с уст монахов, ибо большую часть времени они должны были проводить в благочестивом молчании.
Монахи спали в общей спальне: индивидуальные кельи были строго запрещены. Как показывал опыт многих отшельников и как позже писал Верлен[130], «одиночество – плохой советчик»… Все братья должны были быть свидетелями поведения каждого монаха ночью. Кроме того, известно, что демоны предпочитают появляться в темноте. Именно поэтому в спальне всю ночь должен был гореть светильник. Светильниками служили свечи или масляные лампы. Само собой разумеется, что взаимный надзор братьев для верности дополнялся контролем со стороны одного или двух специально назначавшихся монахов, которые совершали обход.
На деревянной раме кровати натягивалось нечто вроде войлочной подстилки – «сетки» на кроватях современных солдат, которая поддерживала соломенный тюфяк. Подушка также была набита соломой. Монах ложился спать в рубашке, в то время как старая монастырская традиция требовала, чтобы монахи спали полностью одетыми, а обычные люди в те времена ложились в постель полностью обнаженными. Монах имел право только на одно одеяло, которое зимой было из «ткани с ворсом» или дешевого меха – из козьих или овечьих шкур, но только не из кошачьих шкурок и не из шкуры «агнца с вьющейся шерстью серого или черного цвета». Летом одеяло было из толстого сукна. Иметь коврик возле постели было запрещено.
|
|
|
Между полуночью и первым часом ночи раздавался сигнал к полунощнице. Прежде чем встать, монахи должны были целомудренно надеть подрясник, то есть «хитон без рукавов, который должен быть достаточно широким так, чтобы два локтя проходили в нем свободно, и достаточно длинным, чтобы доходить до пят. Он натягивается на тело и подвертывается со всех сторон». Описание не очень ясное. Можно представить себе некое длинное облачение, спадающее на руки. У него есть капюшон, который «должен быть везде квадратный, размером в целую ступню человека, верхнее отверстие должно быть длиной как от локтя до кончика большого пальца, нижнее – в целый локоть и три пальца, и он должен оставлять открытой переднюю часть подрясника во всю ширину».
Какова бы ни была в точности его форма, подрясник, как и ряса, о которой мы скоро поговорим, делались из толстой ткани, более плотной для зимы, чем для лета, и не окрашивалась: их цвет был натуральным сероватым или коричневатым цветом шерсти, из которой они были сделаны.
Надев подрясники, монахи выбирались из-под одеяла и прикрывали им постель. Всунув ноги в ночные тапки, опустив на голову капюшон, они шли в отхожее место, содержанию которого в чистоте уделялось очень большое внимание. Отхожее место монастыря Клюни насчитывало 70 футов в длину и 23 в ширину. Оно разделялось на 45 кабинок; над каждым сиденьем, имевшим высоту 2 фута, находилось окошко высотой 17 футов и шириной 3,5 фута. (Напомним, что фут равняется приблизительно 33 см.)
Отдав должное природе, монахи направлялись на хоры церкви для молитв полунощницы, также называвшейся навечерием. Заняв каждый свое место, они все вместе совершали приветствие, которое называлось ante et retro[131] и состояло в поясном поклоне до горизонтального положения туловища, после чего надо было медленно распрямиться. Они пели 15 псалмов, гимн, сочиненный святым Амброзием[132] (амброзианский гимн), и читали отрывки, «уроки», из Ветхого и Нового Заветов, а также труды учителей и отцов Церкви. Затем они могли вновь лечь, но ненадолго, потому что еще до конца ночи или совсем на рассвете они должны были вернуться в церковь и петь заутреню, или хвалитны: еще три псалма, два из которых менялись каждый день недели, множество «уроков», амброзианский гимн и кант.
|
|
|
В момент восхода солнца они окончательно поднимались с постели, в которой отдыхали после заутрени. Наступал Час первый – первый час дневного времени. На этот раз они надевали ботинки – как они выглядели, можно себе представить, исходя от противного из описания фантастической обуви дурных монахов Реймса. Затем поверх подрясника они надевали рясу – длинное платье, рукава которого должны были закрывать руки до второй фаланги пальцев. Ряса была широкой и ниспадала складками. К поясу они подвешивали нож, который снимали каждый вечер, идя в спальню. Процессией они шли в церковь и там пели гимн, три псалма, читали один «урок», один стих библейского текста и Kyrie eleison[133]. Час третий в 9 часов утра состоял из тех же частей, так же как и два последующих часа: шестой (в полдень) и девятый (в три часа дня).
После Часа первого происходило ежедневное собрание монастырского капитула. Монахи, которые, возможно, уже приступили к какому-то физическому труду, подтягивались и спешили по сигналу колокола в капитульный зал. Они внимали дневному чтению Евангелия или отрывка из Устава. Затем следовал комментарий. После этого зачитывался список усопших монахов и в их честь читалось пять псалмов. Вторая часть капитула посвящалась делам монастыря: аббат или замещающий его монах читал доклад, по поводу которого каждый мог высказать свои соображения. По вторникам к этой процедуре добавлялась третья часть, посвященная поведению монахов. Те, кто чувствовал, что может в чем-то себя упрекнуть, каялись в этом. С осуждением других, которые ничего не говорили сами, могли выступить один или несколько братьев.
|
|
|
Покаяние
Если вина была признана или доказана, то виновного в случае тяжелого проступка должно было постигнуть возмездие. Он должен был предстать перед капитулом босым, обнаженным по пояс, с подрясником, накинутым на левую руку, и рубашкой, привязанной за рукава вокруг тела. В правую руку ему давали пучок розог, и он входил в капитульный зал вслед за одним из братьев, специально для этого назначавшимся. Он простирался ниц перед аббатом и просил прощения. По приказу он поднимался, садился и получал свое число ударов, определенное аббатом, – самое большее 39, ибо святой Павел, наказанный за приверженность Христу своими соотечественниками евреями, получил пять раз по 40 ударов, хотя, по правде сказать, пять ударов он недополучил[134]. Одевшись, наказанный монах опять простирался ниц перед своим начальником, затем, склонив голову и опустив капюшон до самых глаз, шел на предписанное ему место, где должен был оставаться в течение всего срока своего наказания, покидая его только для участия в службах, которые он слушал, находясь у дверей церкви и опустив капюшон. Он должен был, однако, обнажать голову, простираться на полу лицом вниз и лежать так начиная с Kyrie eleison и вплоть до конца Часа. Во время мессы он также не имел права входить в церковь, получать причастие, поцелуй мира, не имел права целовать Евангелие, петь или читать тексты вместе с другими. Его пища не получала благословения. Ему не разрешалось служить на кухне. А когда аббат наконец даровал ему прощение, он получил еще один удар розгами, прежде чем занять свое обычное место среди братьев.
Местом заключения осужденных монахов могла быть тюрьма. В XI веке это была яма, в которую спускались по лестнице. В ней не было ни двери, ни окна. К этому мрачному пребыванию в темнице могли быть добавлены кандалы на лодыжках или железный ошейник – слово, которым эти предметы обозначены в текстах (bogiae), не позволяет точно установить, что из двух имеется в виду.
Как видим, заседания капитула были порой не лишены жестоких зрелищ.
Час, наступающий следующим, был Час третий, то есть 9 часов утра.
Первая трапеза
Оставалось уже немного времени для занятия различными работами в ожидании того, что незадолго до полудня (Часа шестого) прозвучит сигнал к первой трапезе, так называемому прандиуму[135]. Тогда монахи спешили в трапезную, мыли руки, занимали свои места и ждали, когда придет аббат или замещающий его монах, который должен был сидеть во главе стола. Он произносил благословение и повторял его при каждой смене блюд. Он же давал исполняющему соответствующую обязанность монаху приказ начать чтение жития святых или другого благочестивого сочинения. Только после этого можно было приступать к трапезе, которая заканчивалась, когда аббат останавливал чтеца. Естественно, молчание было обязательным.
|
|
|
Меню состояло из двух блюд: одно – из бобов или гороха, другое – из зеленых овощей, таких как капуста, латук, различные виды салата. В воскресенье, вторник, четверг и субботу каждый монах получал сверх того пять яиц и иногда порцию вареного сыра. Это называлось «генеральной» пищей. В оставшиеся дни недели раздавали порции, рассчитанные на двоих каждая. Они состояли из ливра мягкого сыра или полуливра твердого сыра и четырех яиц, то есть на каждого приходилось всего по два яйца вместо пяти. В воскресенье и в четверг «генеральная» пища дополнялась рыбой, «если ее можно было достать». Мясо не подавалось никогда, разве только больным, помещенным в лазарет. Хлеб выдавался каждому на день, видимо, из расчета 1 ливр на человека. Такой же порядок был с выдачей вина; рацион каждого в данном случае составлял 300 грамм. Однако раздавали его в сосудах, называвшихся «юстами» и вмещавших порцию на двоих. Таким образом, два монаха должны были по очереди смачивать губы вином, и поскольку обычно вино оставалось, летом в нем купались мухи. Это было достаточно неприятно, однако монахам Клюни пришлось ждать XII века, чтобы получить каждому свой отдельный стакан. В утешение им перепадала добавка, так называемое «благотворительное вино», выдававшееся вне времени трапез в те дни, когда службы были особенно долгими и утомительными, особенно в Страстную пятницу. Ведь считалось (возможно, напрасно), что вино восстанавливает силы…
Итак, хорошо подкрепившись, – не отсюда ли латинское название трапезной «гefectoгium»[136]? – наши монахи шли в церковь и служили Час шестой, после чего в определенные дни они могли вернуться во внутреннюю часть монастыря или даже пойти в аудиториум, комнату, соседствовавшую с кухней, и обменяться там парой слов, но только собравшись вместе, а не один на один. Иногда они могли вернуться к этому занятию после Часа девятого. При заходе солнца служили вечерню: 4 псалма, один урок из посланий святого Павла, амброзианский гимн, гимн из Евангелия и литанию, после которой произносилась вечерняя молитва – Pater[137].
Вечерняя трапеза
После окончания вечерни наступало время вечерней трапезы, «цены»[138], в которую входили хлеб и сырые фрукты или облатки – «очень тонкие хлебцы, сделанные из муки, сжатой между железами».
Скудность этой «цены» может удивить при сравнении с относительным изобилием прандиума. Следует добавить, что режим из двух трапез соблюдался только вне периодов постов. Воздержание в пище предписывалось не только в течение 40 дней Великого поста, но также в течение приблизительно пяти месяцев, с сентябрьских ид (13 сентября) до Великого поста. Это был так называемый «монастырский пост» по уставу святого Бенедикта. Кроме этого, днями поста были среды и пятницы между Троицыным днем и 13 сентября. Точно известно, что монахи ели дважды в день в течение всей недели только в период от Пасхи до Троицына дня. Заметим, что, согласно предписаниям святого Бенедикта Анианского, посты прерывались только во время основных праздников: Рождества, Восьмого дня после Рождества, Крещения, Пасхи, Вознесения, Успения Богородицы, а также праздников нескольких особо почитаемых святых.
В дни поста была всего одна трапеза, которая происходила в Час девятый при «монастырском посте» и после вечерни, то есть во время «цены» при Великом посте.
Кухня
Единственный рецепт монастырской кухни, который дошел до нас со времен 1000 года, – это рецепт приготовления бобов, подававшихся в Клюни. Передадим его во всех подробностях.
Бобы, повседневная пища монахов, приготовлялись согласно целому ритуалу. Монахи-повара, омыв руки, читали три предписанные молитвы, затем мыли нелущеные бобы в трех водах и ставили их вариться в котле. Пену и плохие бобы, слишком легкие и потому всплывающие, когда вода закипит, удаляли шумовкой, которая служила и для того, чтобы отскабливать от дна те бобы, которые «прилипали», ибо «нельзя есть сожженные бобы». Когда шкурка бобов начинала раскрываться, их снимали с огня и трижды обливали холодной водой. Затем их помещали в плотно закрывающийся чугунный котел и ставили на несколько минут вариться вместе с салом. Однако сало не подавалось вместе с бобами: его вылавливали, отжимали и подавали вместе с зелеными овощами, которые, в свою очередь, также обдавали кипятком, поскольку «холодная вода не делает их готовыми для приема в пищу.» После того как бобы отваривали, к ним добавляли немного жира. Повар должен был попробовать бобы и проверить, хорошо ли они посолены. Видимо, соль добавляли в воду до варки, однако об этом отдельно ничего не говорится.
Другими бобовыми культурами, употреблявшимися в пищу в Клюни, были горох и чечевица. Зелень, которую называли «травами», включала лук-порей, который ели сырым, латук, кервель, петрушку, кресс. Еще был некий корень, называемый «rasa», однако его трудно идентифицировать. Плоды были весьма разнообразны: груши, яблоки, айва, персики, ирга, грецкие орехи, лещинный орех, вишня, клубника, смоква, сливы, каштаны. Возможно, в это время также ели свежесобранный виноград.
Яйца приготовлялись различными способами, в основном из них делали яичницу или «варили с перцем».
Рыба также была представлена в широком ассортименте: лосось, карп, форель, угорь, барвена, плотва, голавль, минога, моллюски, а также морская рыба: лобан, сельдь и ряд других, названия которых остаются загадкой.
|
|
|
