 |
Глава седьмая ИЮЛЬ – ДЕКАБРЬ 1919 4 глава
|
|
|
|
Дух армии можно назвать превосходным, так как она состоит исключительно из добровольцев. Махно воюет против деникинских, петлюровских и советских войск...»[690].
Тем временем, передовые части петлюровской армии, пользуясь отсутствием противника, успели занять линию: Фастов, Володарка, Пятигоры, Цыбулево, Умань, Ольвиополь, к юту удерживая железную дорогу от Одессы (которую они отбили 25 августа у Деникина) и до ст. Бирзула.
Мы, таким образом, снова очутились в окружении: фронтально — деникинцы, с тыла — петлюровцы. На очереди встал вопрос, прорыв в деникинский тыл немедленно, или заключить с Петлюрой военное соглашение, делегаты от которого уже сидели в штабе, сияя доспехами и формой семнадцатого столетия, некоторые с косичкой на макушке — хохлом. Они просили руку дружбы, обещая помогать боеприпасами и снаряжением.
Нас же устраивал любой союзник против Деникина.
Громадный обоз с беженцами и несколькими тысячами раненых, связывал нас по рукам и по ногам. Мы знали, какую ответственность взяли на себя за судьбы многих тысяч людей и ломали себе головы, как быть в столь трудный момент, как облегчить обоз и подготовить армию к прорыву.
20-го сентября 1919 г. был заключен вторичный, недолговременный союз, подписанный на станции Жмеринка, со стороны махновцев Волиным и Чубенком и, со стороны петлюровцев — Петлюрой и Тютюнником. В этом соглашении мы усматривали армейские и агитационные выгоды; с одной стороны — хотели свести на драку Петлюру с Деникиным, получить боеприпасы и медикаменты, в которых мы так нуждались, и использовать стационарные тыловые лаздреты; с другой — хотели разложить низы, которые Петлюрой насильно были мобилизованы и, наконец, террористическим актом покончить с ним все счеты, как с Григорьевым.
|
|
|
В договоре было сказано, что стороны обязуются вести борьбу с генералом Деникиным, что махновцы всецело снабжаются как боеприпасами, так и снаряжением, им предоставляется право организовать лазареты на петлюровской территории, больше того, занимать места в лазаретах, где их будут лечить, снабжать медикаментами и перевязочными средствами, обслуживать медицинским персоналом.
На основании соглашения свыше трех тысяч больных и раненых бойцов, часть беженцев мы передали петлюровцам. Они были размещены по госпиталям Винницы, Жмеринки, а часть была отправлена на лечение в Галицию.
Нам отводилась территория, глубиной в 60 и шириной в 40 верст. Махновцы только в оперативном отношении, по инстанции должны были согласовывать планы с генштабом петлюровцев.
Что касается нового политического пункта, гласящего о свободе проповеди своих идей за пределами ограниченного пространства на территории петлюровской и обратно, Петлюрой было отклонено. Он предвидел, что пропаганда махновцев в его армии обязательно повлечет за собой разложение казаков, и для устранения этого на фронте сам выехал на свидание с Махно.
«С Петлюрой надо покончить раз и навсегда, как и с Григорьевым», — говорил Долженко на заседании штаба армии, когда мы обсуждали этот вопрос. И все были согласны.
Для этого в город Умань были высланы террористы и выдвинута кавбригада, вслед за которой уехал и Махно. В городе, по случаю близости фронта (10 верст), петлюровский гарнизон стоял в ружье, а Петлюра в своем поезде ожидал свидания с Махно. Но, не успели наши въехать на городскую улицу, как Петлюра отбыл на ст. Христиновку. Неизвестно, узнал ли он о заговоре, почувствовал близость смерти, или боялся попасть белогвардейцам в плен — факт остался невыясненным.
В Москве же в это время происходило следующее, имеющее отношение к махновщине.
|
|
|
Как упоминалось выше, в средних числах июня один из трех отрядов анархистов-террористов, организованных Марусей Никифоровой под руководством Казимира Ковалевича, Петра Соболева, Якова Глазгона, со станции Федоровка выехал в Харьков. Но к их приезду Донецкая ЧК уже расстреляла обманом захваченных членов штаба Повстанческой дивизии — нач. штаба Озерова, его заместителя Михалева-Павленка, Полунина, Костина Бурдыгу, Добролюбова, командира полка Коробко, адъютанта Олейника и других бойцов и командиров, обвинив их в открытии фронта Деникину.
Ковалевич, как один из организаторов Всероссийского повстанческого комитета революционных партизан, который после разгрома московских анархистов избрал позицию активного терроризма и борьбы с большевиками встретился в Харькове с собравшимися со всех концов страны группой видных анархистов, которые приняли решение об активизации действий и прежде всего в Москве «откуда все зло».
Приехав в Москву, Ковалевич, Соболев, Барановский, Глазгон, Гречанник и другие (в их группу входило 12 латышей, членов анархических групп «Лесма»и «Аусма»)[691], организовали Московскую организацию анархистов подполья, совершенно независимую от анархистов-коммунистов, то есть махновщины.
Они приобрели помещение для типографии, конспиративных квартир, лабораторий по изготовлению документов, печатей, изготовлению взрывных устройств, гранат, приобрели полиграфическое оборудование, оружие, взрывчатые вещества и т. д.
Организация делилась на три отдела: литературный, типографский и боевиков, готовивших эксы и террористические акты. За короткое время организация издала крупными тиражами листовки: «Правда о махновщине», «Где выход», «Извещение», «Медлить нельзя», выпустила несколько номеров своей газеты «Анархия».
Организация готовилась к террористическим актам. Василий Азов (Азаров) изготовил адскую машину начинив ее двадцатью четырьмя килограммами пироксилина и нитроглицерина, замаскировав ее в футляре для дамской шляпы.
25 сентября 1919 г. в особняке графини Уваровой по Леонтьевскому переулку, 48, в помещении Московского комитета РКП (б) собрались ответственные работники большевистской партии: редакторы газет, ведущие пропагандисты и агитаторы, лекторы, представители от райкомов Москвы.
|
|
|
Из газеты «Известия ВЦИК»стало известно, что на заседании должны присутствовать: Антонов, Бухарин, Инесса Арманд, Каменев, Красиков, Коллонтай, Крестинский, Невский, Ногин, Смидович, Стеклов, Ярославский, Пельше, Загорский, члены ЦК, МК, верхушка Моссовета, — всего 100 – 120 человек.
В 21 час 25 сентября, во время перерыва, боевик Соболев, через окно особняка, выходившее в сад, бросил адскую машину в зал, где проходило заседание.
Силой взрыва снесло потолок, задняя стена здания рухнула на ограду и в сад. Было убито 12 и ранено 55 человек.
Вскоре в Москве появилась листовка, в которой говорилось, что взрыв произведен Всероссийским повстанческим комитетом революционных партизан в отместку большевикам за расстрелы в Харькове[692]ни в чем не повинных махновцев.
В своей газете «Анархия»№ 2 от 23 октября 1919 года в статье «Только начало»они писали: «Взрыв в Леонтьевском переулке это очевидное начало новой фазы борьбы революционного элемента с красными политическими авантюристами. То, что случилось, следовало ожидать. Наглость комиссародержавия — причина случившегося. Нельзя не приветствовать этот акт.
Слишком уж обнахалились коммунисты-коммиссары. Издевательством над всем честным и революционным, а также садистическими расстрелами подготовлена основательная почва для террора слева...
Для экономии революционной энергии в настоящее время возможна лишь борьба с динамитом. Политическая саранча разлетится от взрывов, массовое же пролетарское движение впоследствии завершит начатое дело...
Поэтому очередным вопросом подполья является организация динамитной борьбы с режимом Совнаркома и чрезвычайками, и организация массового движения там, где это возможно, для создания новых форм общественно-экономических организаций по принципу безвластия...»[693].
Арестованный ЧК А. Барановский (Попов) показывал: «...Возможно, что в дальнейшем, после разгрома Деникина было бы достигнуто соглашение между Махно и большевиками, и необходимость террористической борьбы против большевиков с нашей стороны вообще отпала бы...
|
|
|
Взрывчатые материалы свозились в Москву для устройства базы на тот случай, если бы большевики опять стали применять свою прежнюю тактику по отношению к Махно и повстанцам...»[694].
А в Харькове в это время протрезвленные Деникиным коммунисты, левые украинские эсеры-боротьбисты, анархисты-коммунисты, группа «Набат»с целью консолидации сил пытались организовать Ревком[695]. Но в результате действий провокаторов, в частности, Яковенко, возглавлявшим подпольный ревком, было выдано деникинцам многих подпольщиков, в том числе два состава ревкомов, которых в контрразведке после пыток расстреляли.
В докладе Н. Андрущенко от 29 ноября, адресованного в ЦК КП(б)У говорилось:
«...Про большевиков-коммунистов крестьяне говорят, что многие из них несправедливо делали: понабирали себе всего много, а другим говорили: ничего лишнего не должно быть. Уподобились попам, которые говорят про разные святости, а сами в них не верят. Многие из коммунистов и теперь служат у помещиков, по-прежнему из нас соки выжимают, ну, какие они коммунисты, зачем их в партию принимают?
Про коммуну говорят крестьяне: коммуны — это вещь хорошая, это святая вещь, в нее можно пойти, но ведь мы про нее в первый раз в жизни услыхали, и нам нужно хорошенько рассказать про нее и доказать, потом — бога нет, церквей не надо, как это так, мы и теперь еще понять не можем. Нужно все бы рассказать, растолковать, потому что мы люди темные, а потом уже и приглашать к тому, другому, а то накричали, накричали, с тем и уехали, а потом говорят: «Крестьяне не хотят Советской власти...»[696].
Покомиссарившие начальники так вспахали почву под собой, что нужно было убегать. Вкусившие власть, не хотели подвергать себя опасности на фронте или в подполье. Сохраняя себя для грядущего, они массово и резво бежали из Украины, на что ЦК РКП(б) разослал циркуляр всем губкомам партии, в котором говорилось:
«Центральный комитет РКП (большевиков) предлагает вам всех коммунистов, приезжающих с Украины без надлежащего разрешения ЦК КПУ под предлогом доклада и сдачи дел, считать дезертирами и подлежащими немедленному аресту»[697].
А мы продолжали воевать и готовились к прорыву.
26-го сентября, на всех участках петлюровская армия вступила в бой с деникинцами. В результате — одна петлюровская группа, находившаяся под Киевом, была отброшена к Бердичеву, другая из Одессы на ст. Бирзулу, третья, так называемая группа «Волынская» — из Ольвиополя вверх по Днестру к Тульчину и четвертая, «Сичевые стрелки» — под город Умань. Между «Волынской»и «Сичевиками»была расположена наша армия, удерживая западный берег реки Ятрань — приток Синюхи[698].
|
|
|
На рассвете 26-го сентября генерал Попов набросился на «Сичевиков», занимавших город Умань, которые без выстрела капитулировали. К ночи фланги нашей армии были раскрыты, и туда устремились деникинцы, охватив нас со всех сторон.
Мы решили действовать. Наш первый корпус имел перед собой офицерские полки: 1-й Симферопольский, 2-й Феодосийский и Керчь-Еникальский, занимая линию от Коржевого Кута до Перегоновки по реке Ятрань. Второй корпус занимал линию от Перегоновки до Краснополья также по реке Ятрань, имея перед собою 1-й и 2-й Лабинские полки (пластунские) и 51-й Литовский. Этот восточный участок был главным, а потому было решено уничтожить его до основания.
Четвертый Крымский корпус занимал южную оконечность нашего фронта и имел перед собой накануне прибывшие из Одессы и Херсона белогвардейские части, состоявшие преимущественно из гимназистов и реалистов. 3-й корпус охранял наш тыл (западную сторону), а все конные части были в резерве (северный участок) против города Умань, накануне занятом белой конницей генералов: Попова, Назарова и кавбригадой шкуровского корпуса под командованием Амбуладзе.
Таким образом, перед нами стояли белогвардейские части общей численностью свыше 20 000 штыков, 10 000 сабель, при достаточном количестве орудий и пулеметов. Вот эту силу и надо было разгромить до основания.
Наша армия была наэлектризована и дышала отвагой, уверенностью в победе.
В 2 часа ночи 27-го сентября 1919 г. против села Перегоновка мы взорвали свыше 2 000 морских мин, желая облегчить свой обоз. Взрыв был сигналом к наступлению по всему фронту. Завязался жаркий бой, в результате которого наша конница ворвалась в г. Умань, преследуя остатки белых кавалеристов, изрубила до 100 человек «Сичевых стрелков», вчера перешедших на сторону белых и выступивших против нас.
Таким образом, противник потерял свыше 6 000 человек на северном участке, а остальные 4 000 разбежались по лесам и стали жертвой крестьян.
На южном участке 4-й корпус также разбил белых, захватив около 3 000
Но, восточный участок белых особенно жестоко дрался, и наши первые два корпуса не могли его разбить. Они переходили в штыки, обхватывали фланги, но противник, засевший в окопах, огнем отражал удары...
Я хорошо помню такой эпизод. Получив с северного и южного участков сведения о разгроме противника, я выехал на восточный участок. Израсходовав патроны, наши два корпуса отступали на правый берег реки Ятрань. Положение создавалось неважное, и мы было решили приостановить штурм до подхода конных частей, но Махно настаивал развивать атаку. Он явился на передовую линию со своей сотней и бросился на село Перегоновку: за ним поднялись цепи и перешли реку. Противник маневрировал. Он отступил на восточную окраину села, предоставив нашим западную и центр, а затем налег со всей силой. Наши побежали.
Вдруг показалась наша кавалерия, шедшая с громадными трофеями с северного участка. Она рысью приближалась к наблюдательному пункту, где был со штармом и я. Многие кавалеристы в бинтах, лошади уставшие: но в разгар боя, приводить себя в порядок было некогда.
С передовой прискакал к наблюдательному пункту Уралов (командир маневренного отряда) и с криком: «Скорее спасайте пехоту», тут же врезался в колонну кавалерии, вскочив на тачанку потрясая в воздухе записной книжкой, закричал: «Товарищи повстанцы! Братишки! Знаете ли вы, как белые расправляются с трудовым народом?»
Кавалеристы спешивались, образуя вокруг него громадное кольцо, командиры в это время получали от меня оперативное распоряжение.
— Вот эти желтые, истрепанные листки, — потрясал рукой Уралов, — это дневник, это исповедь[699], крик сердца, это кусочек офицерского «Я», свидетель его дум и дел. Безмолвные странички молчали, молчали до тех пор, пока не ускользнули из его рук. Вот они у меня и как они говорят, говорят правду, ужасную правду без лжи и прикрас.
В моих руках дневник офицера деникинской армии. Я читал эти страницы и чувствовал, как у меня волосы становятся дыбом, а спазмы душат, сжимают горло. Ряд картин: рабочий Донбасса — его бьют, — волновался Уралов, раскрывая дневник. — Били, били черт знает, как...
«Наконец, устали. Что с ним делать?.. Ясно в расход. Но как?
Расстрелять — обыкновенно, повесить — не стоит труда. Решили взорвать. Привязали его к дереву, между ног повесили ручную гранату... дернули шнур и... вдребезги!
Добивать пленных красноармейцев мало удовольствия, мы же здесь жаждем чего-то острого...
Нами был взят в плен крестьянин-махновец. Списать в расход, — но как?
Решили поджарить. Принесли сковороду — лист железа, развели огонь. Ах! Как он извивался... восторг! Отрезали нос... язык... поджарили спинку, а затем животик.
Надоело... Поручик Ника разрывной снес ему голову, мы хохотали!..
Мне прапорщик 2-го офицерского полка, с сияющим видом, похвалялся о расстреле 32-х жизней.
Официальным приказом деревня была оцеплена, все, что нашли нужным, обратили в имущество полка. Остальное разграбили. Хаты сожгли до тла».
— Черная свора офицерских банд грабит, жгет и любуется мучениями своих жертв, — волновался Уралов.
— Товарищи! Братишки! Шестой год льется кровь, шестой год засеваем мы поля могилами, а тысячи тунеядцев ликуют, наслаждаясь нашими страданиями.
Повстанцы! Вы же великие — так расправьте собственную силу и стряхните с плеч всех палачей, панов да властителей!
Вперед на тирана!
Загремело могучее «Ура». Канонада усилилась, а пулеметы, точно мириады полевых кузнечиков, разливали смертельную трель.
— По коням! — последовала команда инспектора кавалерии Дорожа.
Повстанцы вскочили на коней. «Бригада, за мной, рысью марш!» — отозвалось дальше.
И бригада за бригадой, сотенными колоннами, вперемешку с пулеметными тачанками, колышась, точно громадная змея, летела через реку Ятрань. Вот она врезалась в цепи противника, сверкнула клинками, загремело «Ура», стрельба утихла и белые побежали в Перегоновку и в Краснополье.
Кавалерия разделилась на две равные части: одна скользнула по реке вправо на Краснополье, другая — влево на Перегоновку. В селе Краснополье Лабинские полки, воткнув штыки в землю, подняли руки, а литовцы дрались до последнего, пока не были изрублены.
В Перегоновке рукопашная схватка разгоралась. Офицерские полки — 1-й Симферопольский, 2-й Феодосийский и Керчь-Еникальский, построив каре, отходили в лесок. Но конница опередила их и, заняв опушку, ударила в клинки: офицеры побежали на восток. На протяжении 25-ти верст, от реки Ятрань до Синюхи, поле покрывалось изуродованными трупами офицеров. Незначительный их остаток, спасая жизнь, преследовался неумолимыми повстанцами на лошадях. Вот на пути река Синюха — смерть офицеров. Кавалерия успела занять левый берег, установив пулеметы, а маневровые отряды преследовали деникинцев, загоняя в реку.
Еще одна атака и... офицеров не стало. Одни превратились в кровавое месиво, а другие, бросаясь в реку, тонули под градом пуль.
Итак, группа деникинских войск повстанцами-махновцами была навсегда выведена из строя. Офицерские полки: 1-й Симферопольский, 2-й Феодосийский, Керчь-Еникальский и 51-й Литовский (до 12 000 человек) были изрублены и потоплены в реке Синюхе, а конница генералов: Попова, Назарова и Амбуладзе, потеряв до 6 000 убитыми, с четырьмя тысячами бежали в леса. Около 5 000 захваченных в плен были разоружены и отпущены по домам.
Кроме успеха и богатых трофеев, мы заслужили большую благодарность крестьян, которые получили от нас брички, лошадей и т. д. Если раньше в этих селениях, захваченных боем, были безлошадные крестьяне, то теперь их уже не было.
К ночи армия сосредоточилась на реке Синюхе, Приводила себя в порядок, отдыхала.
28-го сентября заседал Реввоенсовет, штарм и командиры. Обсуждался вопрос относительно выбора места в тылу Деникина.
«Екатеринославщину считать базой Повстанческой Армии, которая может обрасти новыми тысячами бойцов, что даст возможность развить третью анархическую Революцию на всю Украину. Поручить культ-просветительному отделу Совета составить “Декларацию Революционных Повстанцев Украины (махновцев)”и, при удобном случае, вынести на утверждение общего собрания комсостава и повстанцев...», — примерно так гласило постановление.
Поднятый мной (В. Белаш) вопрос относительно выделения из армии маневровых отрядов со специальным заданием тревожить противника в разных губерниях Украины, организовывать восстания и прочее заседанием был отклонен. Отказались рассматривать вопрос по существу, мотивируя, что его разрешение зависит только от штарма и не входит в компетенцию собрания.
В 12 часов 28-го сентября 1919 г., когда Деникин занял г. Глухов и ст. Касторную, а поляки Липель, наша армия оставила реку Синюху и вышла в поход на Екатеринославщину. Она двигалась по намеченному маршруту тремя колоннами, которые по мере удаления проселочных дорог от центральной, расходились на 30–50 верст в сторону. В состав главной (центральной) колонны входил 3-й и 4-й армейские корпуса, пулеметный полк и вся конница, шедшая в авангарде. Колонна правая (боковая) состояла из пехотных полков 2-го Азовского корпуса, левая (боковая) из пехотных полков 1-го корпуса. По приказу, центральная колонна должна двигаться по маршруту: Добровеличковка, Ново-Украинка, Вишняковка, Верблюжка, Петрово, Софиевка, Чумаки, Хортица, Александровск, — расстояние 350 верст. Левая через: Ново-Архангельское, Большую Виску, г. Елисаветград, Аджамку, Новую Прагу, Ново-Стародуб, Зеленое, ст. Каменку, г. Екатеринослав — 320 верст. Правая через: Песчаный Брод, Ровное, Софиевку, Бобринец, ст. Долинскую, Кривой Рог, Апостолово, Никополь — 315 верст.
Таким образом, армия перебрасывалась на гг. Екатеринослав, Александровск и Никополь, откуда должна развить наступательное движение на Таврию, Полтавщину и Донщину, удерживая за собой Криворожский район. Но теория не всегда соответствует практике. Есть моменты, не поддающиеся учету во время проработки плана. Они всплывают лишь по ходу претворения в жизнь. Так было и с нашим планом.
Ночью 28-го сентября главная колонна, во главе со штармом, с боем заняла станцию Ново-Украинку, а 29-го вышла на Верблюжку. Махно задержался у своей тещи в селе Песчаный Брод, оставив себе кавбригаду 2-го корпуса. В Верблюжке пришлось ожидать его двое суток, что значительно нарушило план движения. К тому же, благодаря своеволию комкора 1-го Калашникова, поставленная перед ним задача полностью не была выполнена. У города Елисаветграда он был встречен двумя бронепоездами и пехотой. Произошел бой, в результате которого противник отступил за город. Но, пользуясь беспечностью Калашникова, противник снова перешел в наступление и отогнал его на Аджамовку. Не связавшись со штабом, он продвинулся на село Петрово и, перерезав армии дорогу, 1-го октября занял Кривой Рог, что не входило в его задачу. Таким образом, он стал на дороге 2-го корпуса, не выполнив приказа — занять Екатеринослав.
Из села Верблюжки пришлось выделить две группы для розыска Калашникова и Махно. Одна из них, так называемая «Херсонская группа», общей численностью до 1 000 штыков, 100 сабель, одного орудия и 10-ти пулеметов, под командованием Ващенко и его помощников Клименко и Ф. Иванова, выделенная из 4-го Крымского корпуса и состоявшая из Казанского отряда и батальона 12-го полка, должна была обогнать Калашникова и завернуть его на Екатеринослав. Кроме того, находясь в подчинении 4-го корпуса, группа должна развернуться в «Херсонский корпус».
Оперативный базис ей был указан: город Николаев, Херсон, Новый Буг, Кривой Рог, Вознесенск, Ровное, Бобринец, то есть Херсонщина, где она пополняется и агрессивными действиями с запада прикрывает главные силы Повстанческой Армии на Екатеринославщине.
Другая, так называемая «Киевская группа», в составе одного батальона (бывшие григорьевцы), 5-го Гуляйпольского полка (3-го корпуса), численностью 500 штыков, 20 сабель, 4 пулемета, под командованием Рябонова и его помощника Калюжного возвращается обратно в село Песчаный Брод. Группа разыскивает Махно, передает ему распоряжение штаба и Реввоенсовета. Дальше она остается в районе Умани, Таращи, Корсуня, Звенигородки на формирование «Киевского Повстанческого Корпуса», который агрессирует в этом районе и подбирает больных махновцев и повстанцев вообще, оставшихся в Уманском районе.
1-го октября не успели обе группы выйти из села Верблюжки в указанные районы, как в штаб явились левые эсеры во главе с Миргородским, Степовым (он же Блакитный и Пеструшка) и анархистом Мирским[700]помощником Шубы. Они говорили, что в районе Кременчуга имеется много повстанцев, сидящих в лесу без оружия, и что их надо вооружить. Вскоре было заседание штарма, на котором Мирский докладывал о состоянии отряда Шубы.
Как упоминалось ранее, отряд Шубы я встретил в Жеребце, когда бежал от ареста из г. Александровска. Он оставил фронт и, перейдя р. Днепр, устремился на родину в район Бахмача. Но у г. Кременчуга на него напала бригада 14-й армии и частично обезоружила. С остатком в 200 человек он бежал в «Черный лес», где партизанит до сих пор и где встретился с эсерами-активистами: Блакитным, Калибердой и петлюровцем Скирдой. Услышав о нашем прорыве, они решили нас перехватить. Когда они явились к нам, их отряд (500 штыков) уже подходил к Новой Праге.
Получив заверение эсеровской фракции нашего Реввоенсовета о том, что эти отряды не имеют никакой связи с петлюровщиной и что они всецело будут подчиняться штарму, я отпустил Блакитному 1 000 винтовок и передал один батальон (1 000 штыков) 5-го Гуляйпольского полка под командованием Кацюры. Таким образом, выросла «Среднеднепровская группа»под командованием Блакитного в составе отряда Кацюры (1 000 штыков, 10 пулеметов), отряда Калиберды (1 000 штыков, 5 пулеметов) и отряда Скирды (500 штыков, 2 пулемета).
Отряд Шубы был пополнен бывшими красноармейцами-северянами, изъявившими согласие идти на Черниговщину, и насчитывал 500 штыков, 70 сабель и 5 пулеметов. По мере увеличения числа бойцов он разворачивается в «Черниговский корпус».
Кроме этих отрядов и групп, организовалась «Полтавская группа»(1 500 штыков, 100 сабель, 10 пулеметов, 1 орудие) под командованием Христового[701]и политическим руководством Бутовецкого[702]— секретаря Миргородского «Набата». С увеличением численности группа переименовывается в «Полтавский корпус».
Все три группы, по оперативному заданию, вместе вышли в северном направлении и должны были занять г. Черкассы. В нем остается группа Блокитного, имея оперативный район: Черкассы, Бобринская, Чигирин, Кременчуг и Ново-Георгиевская, здесь она пополняется и следует далее на Знаменку, Александрию и Белую Церковь. Две остальные группы: Христового и Шубы из Черкасс проходят на север, и первая остается в районах: Ромны, Гадяча, Зинькова, Лохвицы, Миргорода, Хороля, Золотоноши, Пирятина и Прилух; вторая проходит в Черниговскую губернию и занимает район Бахмача, Конотопа, Батурина, Путивля, Коренево, нанося удар белогвардейскому фронту.
Итак, ночью 1-го октября они ушли. Какое-то внутреннее чувство мне подсказывало, что эти маленькие группы принесут деникинскому тылу во много раз больше вреда, чем Повстанческая Армия в целом. Они расползутся по Херсонщине, южной Киевщине, Черниговщине и Полтавщине и будут бить во многих местах противника, одновременно принуждая его, как бешеную собаку, бросаться во все стороны, тогда как армия будет отсиживаться на Екатеринославщине и в Таврии.
В 12 часов ночи, наконец, приехал Махно, с которым я поделился своими планами о разрушении деникинского тыла. Он возмущался и выражал негодование, упрекая в распылении армии на отряды. Но меня поддержали Волин, Чубенко и другие.
«Чего ты кричишь, Нестор? Пойми же, эти группы станут набатом, будирующим фактором третьей анархической Революции на Украине», — говорил Волин. И Махно притих. Он угостил нас чистым спиртом, после которого в штабе запели песни. Уже светало, когда части выезжали на сборные пункты, а командиры заходили в штаб выпить по рюмке. Использовав момент, я поставил вопрос о привлечении к ответственности Калашникова за неисполнение приказа штарма. Была выделена комиссия из состава штарма и Реввоенсовета, для расследования причин неисполнения приказа и достойного наказания Калашникова. Но так как 2-й и 13-й полки с кавбригад его корпуса вернулись в село Петрово, то пребывание в Кривом Роге комкора с 1-м и 3-м полками не имело для армии большого значения. Поэтому я распустил комиссию и ограничился записью в приказе строгого выговора Калашникову и Буданову.
Второго октября мы вышли из с. Верблюжки и, пройдя 100 верст, заночевали в с. Софиевке, а третьего достигли с. Чумаки и Томаковки.
Александровский и Никопольский белые гарнизоны (формирующийся полк) вышли по железной дороге на Томаковку с заданием удержать «разбитую махновскую банду», как генералы писали в приказе. Но тут же они капитулировали и добровольно вступили в нашу армию. Это были крестьяне окрестных сел и, естественно, не доверять им было бы не разумно.
Командование над ними принял Матяж[703], выдававший себя за активного сторонника анархического движения, а командирами батальонов были назначены: Гладченко[704], Милашко[705], Кондратенко, ротными: Дьякивский, Черноус, Березняк, Петренко, Федорченко, Тишанин и другие. Эта единица была назвала «Повстанческая группа Матяжа»и насчитывала в своих рядах свыше 1 500 штыков. Она должна была формироваться в Софиевеком районе и с запада прикрывать Екатеринослав, Никополь и Александровск.
Одновременно с этим, комкор 4-го Крымского Павловский с 10-м и 12-м пехотными и 9-м Кавалерийским Лепетихским полками получил задание: закрепляя г. Никополь, спуститься по течению Днепра на Перекоп, разворачивая полки в бригады лишь на Таврии. Его помощник — Володин[706]с 11-м Мелитопольским пехотным и 10-м кавалерийским полками следует на Александровск. 13-й полк из с. Софиевки выступает на Екатеринослав, который должен занять и укрепиться. Второй пехотный и 1-я кавбригада Щуся (часть 1-го корпуса) следуют на г. Александровск.
Так на Александровск следовали в полном составе 2-й и 3-й армейские корпуса, 1-я кавбригада, 2-й пехотный полк 1-го корпуса, 11-й пехотный и 10-й кавалерийский полки 4-го корпуса. Город тогда охранялся батальоном белой пехоты, а Хортица — эскадроном кавалерии. На Кичкасском мосту была рота с пулеметами, которая охраняла его с обеих сторон.
В оперативной сводке армии от 3-го октября мы сообщали:
«...Стратеги-генералы и офицеры, сняв с себя обмундирование, бегут в леса. Поле усеяно трупами и погонами от Умани до Кривого Рога. Кривой Рог и Долинская оставлены противником без боя.
За последние дни взято нами 20 орудий, более 100 пулеметов, 120 офицеров и 500 солдат, причем последние изъявили желание сражаться в наших частях против золотопогонного офицерства. Разведка наша, посланная по направлению Александровска, Пятихаток и Екатеринослава, до сего времени противника не обнаружила»[707].
В три часа ночи 5-го октября, когда Деникин 3-го, заняв Дмитриевск и Ливны[708], продвигался к Орлу, наши кавбригады во главе с Махно налетели на Хортицу и изрубили эскадрон белых. В четыре часа они заняла Кичкасский мост и потопили в Днепре охрану, а в 5 часов ворвались в Александровск, защитники которого поездом драпанули на ст. Синельниково.
|
|
|
