 |
Глава девятая февраль – сентябрь 1920 8 глава
|
|
|
|
1-й Донской полк (кавалерийский) бежал от своей пехоты, оставив человек 20 убитыми. Взято 10 пулеметов и много патронов.
16/9-1920. Стоим спокойно в селе и районе Большинское.
17/9-1920. Утром выехали из села Большинское в село Маньковку. Дорога была спокойная. Прибыли на место благополучно.
18/9-1920. Выехали из Маньковки в село Селивановку.
19/9-1920. Выехали из села Селивановки в станицу Чернышевскую. Дорога была спокойная.
20/9-1920. Стоим спокойно в станице Чернышевской.
21/9-1920. Выехали из станицы Чернышевской в станицу Боковскую, дорога была спокойная. 1-й кавалерийский полк занимал станицу Котковскую, имел бой с милицией и караульной ротой продотряда, где было взято в плен 200 красногвардейцев и 2 пулемета. В станице Боковской взято много продовольствия Райукропродкома. Вечером в 10 часов была обнаружена неизвестная воинская часть, которая подъехала с северной стороны станицы Боковской и остановилась в 100 саженях от станицы Боковской. Нами были приняты меры к самосохранению. Ночь прошла в поисках разведчиков и в редкой их перестрелке.
Рано утром наша цепь пехоты одного полка повела наступление, кавалерийский полк пошел в наступление, пулеметный полк стал им во фланг. Сообща наши повели наступление на эту часть, которая окопавшись отстреливалась и переходила в контрнаступление. Бой длился с переменным успехом 3–4 часа, но, благодаря нашей батарее, противник сдался. У противника было до 100 человек убито в окопах и обозе.
Наши потери: до 15 человек убито и до 30 человек ранено и убито до 30 лошадей.
Взят в плен 4-й Донской полк — 200 штыков, весь полковой обоз, 5 пулеметов, 25 000 патронов.
В бою за свое упорное сопротивление с нами красные потеряли всего убитыми нашей кавалерией и пехотой 718 человек, в том числе командира полка — адьютанта 2-ой Донской бригады. Остальные взяты в плен, и из них поступило к нам 70 человек донских казаков добровольно, остальные распущены по домам.
|
|
|
В этом бою был тяжело ранен командир 1-го кавалерийского полка тов. Гаркуша.
22/9-1920. На рассвете красные части: 5 пехотный, 8 пехотный, 9 пехотный и 1-й образцовый полки при орудиях, 23 пулеметах внезапно повели на нас наступление на станицу Краснокутскую, на участке 3-го пехотного полка тов. Живодерова.
Наш полк под командой тов. Живодерова вступил в бой, но, не выдержав натиска красных, отступил из станицы Краснокутская, оставив один батальон до 150 человек в плену.
Подошедшие наши части остановили наступление красных и заставили его выступать из станицы Краснокутская и занять западный горнизон. Самый упорный бой длился с переменным успехом часов 7–8. 2-й кавалерийский полк пошел в тыл красным и захватил весь обоз 1-го образцового полка — до 300 подвод, взято до 300 человек в плен, до 250 штук снарядов, до 40 000 патронов, взята вся одежда полка: сумки, шинели, ботинки и много другого военного добра.
Вечером 21 сентября выехали из станицы Боковской на станицу Псковскую, куда спокойно прибыли в 2 часа утра 22 сентября.
23/9-1920. Утром хоронили тов. Гаркушу, а потом выехали из станицы Лоховище в село Поповку. В селе Поповка без боя взяли в плен 2 батальона 4-го Донского полка и 2 пулемета. В селе Макеевке захватили до 20 человек продотряда...»[927].
Где-то в это время и произошел, весьма знаменательный случай, иначе не видать бы нам «Тихого Дона».
В бою пленили бойцов продотряда, оказавших сопротивление и прославившихся в округе своей жестокостью. Комиссия антимахновской деятельности приговорила их к расстрелу. И вот, когда выводили их за село, встретили Махно. Его внимание привлек подросток с довольно жалким видом. Махно поинтересовался, кто такие, куда ведут. Он подозвал пленника, который назвался Шолоховым, и после короткого разговора заявил: «Отпустим его, пусть подрастет и осознает, что делает. А нет, в другой раз повесим. И только».
|
|
|
Очевидно это и послужило поводом М. Шолохову написать рассказ о махновцах «Путь дороженька».
Итак, вместо восстания казаков и встречи с десантом Врангеля (генерала Назарова), растаявшим в бою под станицей Константиновской, армия махновцев встретила группировки красных войск, преследовавших остатки белых.
Кубанский десант Врангеля также потерпел фиаско и далее ст. Тимошевской не пошел: остатки его 5 сентября на пароходах бежали в Крым.
Игра в победу нас тяготила: мы боялись собственных сил. Бросай на нас красное командование новые дивизии, они были бы в наших рядах добровольно. Мы сознавали, что наша победа — есть победа и Врангеля и Польши, что мы, преследуя цель строительства свободного от насилия общества, лозунга социальной революции, признания правового гражданства, самоуправления, полной ликвидации бюрократизма и т. д., сами того не замечая, творим дело генерала, играем в дудку деревенского кулака и собственника помельче. Нашими действиями, пропагандой и агитацией наносился большой урон властнической системе, мы вынуждали считаться с собой, но наши оппоненты не желали делиться монополией на выбор пути строительства по настоящему свободного коммунизма.
В это время В. Г. Короленко, уже в который раз, писал Наркому просвещения Луначарскому:
«...Когда-то признавалось, что Россией самодержавно правит воля царя. Но едва где-нибудь проявлялась воля этого бедняги самодержца, не вполне согласная с намерением правящей бюрократии, у последней были тысячи способов привести самодержца к повиновению. Не то же ли с таким же беднягой нынешним “диктатором”? Как вы узнаете и как вы выражаете его волю? Свободной печати у нас нет, свободы голосования — также. Свободная печать, по-вашему, только буржуазный предрассудок. Между тем, отсутствие свободной печати делает вас глухими и слепыми на явления жизни. В ваших официозах царствует внутреннее благополучие в то время, когда люди слепо “бредут врозь”(старое русское выражение) от голоду. Провозглашаются победы коммунизма в украинской деревне в то время, когда сельская Украина кипит ненавистью и гневом, и чрезвычайки уже подумывают о расстреле деревенских заложников. В городах начался голод, идет грозная зима, а вы заботитесь только о фальсификации мнения пролетариата. Чуть где-нибудь начинает проявляться самостоятельная мысль в среде рабочих, не вполне согласованная с направлением вашей политики, коммунисты тотчас же принимают свои меры. Данное правление профессионального союза получает наименование белого или желтого, члены его арестуются, само правление распускается, а затем является торжествующая статья в вашем официозе: “Дорогу красному печатнику”или иной красной группе рабочих, которые до тех пор были в меньшинстве. Из суммы таких явлений и слагается то, что вы зовете “диктатурой пролетариата”. Теперь и в Полтаве мы видим то же: Чрезвычайная комиссия, на этот раз в полном согласии с другими учреждениями, производит сплошные аресты меньшевиков. Все более или менее выдающееся из “неблагонадежной”социалистической оппозиции сидит в тюрьме, для чего многих пришлось оторвать от необходимой текущей работы (без помощи “неблагонадежных”меньшевиков вы все-таки с ней справиться не можете). И, таким образом, является новое “торжество коммунизма”.
|
|
|
Торжество ли это! Когда-то, еще при самодержавии, в один из периодов попеременного усиления то цензуры, то освобождавшейся своими усилиями печати в одном юмористическом органе был изображен самодержец, сидящий на штыках. Подпись: “Неудобное положение” — или что-то в этом роде. В таком же неудобном положении находится теперь ваша Коммунистическая правящая партия. Положение ее в деревне прямо трагическое. То и дело оттуда приносят коммунистов и комиссаров, изувеченных и убитых. Официозы пишут пышные некрологи, и ваша партия утешает себя тем, что это только куркули [деревенские богачи], что не мешает вам выжигать целые деревни сплошь — богачей и бедных одинаково. Но и в городах вы держитесь только военной силой, иначе ваше представительство быстро изменилось бы...»[928].
|
|
|
В другом письме Луначарскому Короленко писал:
«...Политических революций было много, социальной не было еще ни одной. Вы являете первый опыт введения социализма посредством подавления свободы.
Что из этого может выйти? Не желал бы быть пророком, но сердце у меня сжимается предчувствием, что мы только еще у порога таких бедствий, перед которыми померкнет все то, что мы испытываем теперь. Россия представляет собою колосс, который постепенно слабеет от долгой внутренней лихорадки, от голода и лишений. Антанте не придется пожалуй долго воевать с нами, чтобы нас усмирить. Это сделает за нее наша внутренняя разруха. Настанет время, когда изнуренный колосс будет просить помочь ему, не спрашивая об условиях...»[929].
К этому времени на Польском фронте Красная Армия неизменно отступала и к 23-му сентября оставила Ковель, Ровно. На врангелевском фронте дела были еще хуже. Противник занял линию вверх по Днепру от Черного моря до Екатеринослава (15 верст юго-восточней от него), Синельникове, Ново-Николаевку, Гуляйполе, Цареконстантиновку, Белоцерковку, Андреевку и Новоспасовку. Врангель, расширив свой плацдарм, разбивая красные дивизии по частям, веером продвигался на Екатеринославщину и Донщину.
К 23-му сентября наша армия насчитывала до 35 тысяч штыков и сабель. Из них 15 000 было в разных группах и отрядах на Екатеринославщине, Полтавщине, Черниговщине и Донщине. 20 000 было в одном армейском кулаке, на стоянках занимая по несколько населенных пунктов.
Состав армии был, примерно, следующим: 25 процентов кадровых, старых повстанцев, 25% примкнувших городских люмпен-пролетариев, середняков и кулаков, освобожденных в разное время и в разных местах из тюрем, 45% пленных красноармейцев, пожелавших добровольно остаться у нас и 5 процентов казаков, в том числе из разбитого десанта Назарова. Офицеры, как и раньше, подвергались расстрелу по комисси антимахновских дел, отчего они отсутствовали в армейских рядах.
Армии становилось не под силу передвигаться с места на место, и я категорически заявил в Совете о необходимости выйти на врангелевский фронт. Кроме того, для меня становилось очевидным, что наши анархические идеи и лозунги масса воспринимает с сомнением и во имя сохранения частной собственности, уравнительного пользования землей, нас поддерживает, но нуждается в большой разъяснительной и идеологической работе. Я чувствовал и видел, как озлоблялся кулак, а торговец обогащался за счет кризиса фабриканта.
Наше ядро (5 000 старых повстанцев, объединившихся вокруг наших анархических групп с 1918 года) за 1920 год обрастало всевозможными антибольшевистскими элементами, поддерживаемое кулаками, середняками (города и деревни) и даже пролетариями. Армия выросла и стали ей тесны проселочные дороги. Она стремится занять район и укрепить его для формирования Советского Свободного безнасильственного строя. И, если бы она это сделала, можно было быть уверенному, что красноармейцы дезертировали бы с фронта, и большевистская власть вынуждена была бы вновь оставить Украину. Однако армия двигалась обратно на Старобельск, почти нигде не встречая сопротивления.
|
|
|
Тем временем, красные начальники прибегали на Украине к строжайшим мерам для искоренения махновщины. Карательные отряды усердствовали в жестокостях, сжигая дома, обстреливая из орудий села, забирая заложников. В тюрмах не хватало мест. Их рассаживали по лавкам и гостиницам. Но, репрессии уже не могли смирить ожесточившихся: они уходили в леса и защищались, или обманывали Соввласть и шли на мобилизацию, а потом усиливали ряды повстанчества.
Проходя между Миллерово и Чертково желдорогу, в одном поезде нам попалась газета «Коммунист»№ 208 от 17 сентября 1920 г. В ней была помещена статья Раковского — Предсовнаркома Украины. Он писал:
«1. Все главари банд и все, участвующие в бандах, объявляются вне закона. Каждый захваченный бандит будет расстреливаться на месте как враг рабоче-крестьянской власти.
2. Близкие родственники бандитов берутся заложниками и отправляются в концентрационный лагерь, имущество бандитов и их близких родственников конфисковать в пользу местной деревенской бедноты.
3. Деревни, оказывающие содействие бандитам и дающие им продовольствие, лошадей, подводы или пополнение, подвергаются военной блокаде.
Карами являются: контрибуция продуктами продовольствия, денежная контрибуция, конфискация имущества кулаков, обстрел селений и их полное уничтожение.
Примечание: 1-е. Центр тяжести всех кар переносится на кулацкие слои деревни.
Примечание: 2-е. Ссылка на то, что деревни силой вынуждаются давать бандитам пополнение или снабжение, приниматься не будет».
Эта статья — повторение знакомых нам приказов. Но беда Раковского в том, что красноармейцы теперь отказывались обстреливать села из орудий. ВОХРа чувствовала себя в полном бессилии, и повстанческие отряды увеличивались с каждым днем, основательно угрожая большевикам на Украине: статья Раковского только усиливала сопротивление и показывала, кто есть кто, а губначтыла на заседании Николаевского губисполкома 25 сентября докладывал:
«Наиболее бандитские уезды Елисаветградский и Херсонский (район Долинская – Знаменка). Гнезда бандитизма: Гурьевка, Братолюбовка, Петрово и район Кривого Рога. Банды перебрасываются из Александрийского уезда. Знаменка была занята бандами и крестьянами, причем крестьяне были вооружены палками и вилами.
В районе Миргорода банда в 2 000, Петрово — 3 000. В Елисаветградском уезде имеется банда в 100 человек и (в) Новомиргородской и Новокочубеевской[930]волостях. В Херсонском уезде — имеются переходящие банды во Владимирской волости. Было восстание в Верблюжке.
Из бандитов известен Скирда из Кременчугской губернии. Было восстание 16 волостей вокруг Станислава (Белозерка, Копани, Александровка, Богоявленск и т. д.)...»[931].
Из дневниковых записей:
«25/9-1920. Выехали из села Дегтевка в село и район Новоселовку, в район Донской области Верхнедонского округа. Дорога была спокойной. По прибытию в село Новоселовку был выслан 2-й пехотный полк на линию жел. дороги к станции Шептуховка – разъезд Маньково, где хорошо разрушили железную дорогу, и на станции Шептуховка взят эшелон красных, не вооруженных, числом до 1 000 человек, из которых до 400 человек казаков пошли в нашу армию, а остальные пожелали идти домой.
26/9-1920. В 2 часа утра выехали из района Новоселовки Донской области Верхнедонского округа в село Стрельцовку в район Харьковской губернии Старобельского уезда. Переезд через линию жел. дороги (Северо-Донецкой) передние части благополучно перешли, а задние были подвергнуты обстрелу из бронепоезда, который подошел к станции Шептуховке со стороны станции Миллерово. Потерь у нас нет никаких. Бронепоезда противника выпустили до 200 снарядов»[932].
21-го сентября, подъезжая к пос. Беловодску, я имел беседу со многими старыми командирами, принадлежавшими к нашему союзу анархистов. Они изьявляли свое согласие осесть на одном месте, чтобы заняться анархо-коммунистическими экспериментами. Но я знал, что село еще не созрело для анархии, что оно не способно к поголовному восстанию против власти и государства, и что оно не восставало даже тогда, когда подвергалось жестокостям. Оно примыкало к повстанцам и охотно помогало им во всем, но самостоятельно не восставало. Надеяться на него, как на анархическую созидательную силу, было сомнительно. Занять Старобельшину — еще худшая сторона, ибо тогда бы Врангель, имея впереди новый участок фронта, легко мог бы расширить плацдарм в Донскую область. Я уговаривал своих «союзников»выйти на Врангеля и, после колебаний, они сдались.
27-го сентября по телеграфу я вызвал Харьков и говорил с уполномоченным правительства Манцевым о перемирии. Мое предложение было принято, и перемирие было заключено.
На этом наш 3-й рейд закончился. Военные действия были приостановлены.
Идея нашего союза с Соввластью заключалась в том, что мы стремились получить автономию в Гуляйпольском районе. Кроме того, устраняли бесконечную борьбу, плодами которой, в конце концов, пользовались и Врангель и шляхетская Польша. Мы получали свободную советскую трибуну для проповеди своих анархических идей и вырывали из советских тюрем анархистов и махновцев. Это была основная причина, толкнувшая Совет, штарм и «союзную организацию»к миру с большевиками.
Утверждения исследователей движения, что махновщина оторвалась от деревни, батрак и даже середняк начал от нее отходить на сторону компартии, махновские низы (пролетарский элемент) продиктовали командирам свою волю, командиры спасали личное положение, махновцы раскаялись, признали большевиков и решили искупить свою вину в боях с белыми — надуманные теории. И это подтвердят последующие действия после объявления махновцев в очередной раз вне закона. 26-го ноября 1920 г., когда эта же армия окажет отчаянное сопротивление обману и насилию союзных большевиков.
Фактически общее положение было чрезвычайно серьезное. Успехи Врангеля, занявшего 28 сентября Волноваху и Мариуполь, неудачи под Варшавой и отступление с большими потерями в северной части и центре Польского фронта, где 12-я и 14-я армии, уступая полякам в силе, с боями вынуждены были отступать, боярская Румыния под влиянием Антанты провела общую мобилизацию, увеличивая количество своих войск на границе и провела ряд враждебных советской стороне актов.
Активность и военная помощь Антанты, массовые восстания на Украине, дезертирство заставляло красное командование искать выход.
В своей речи на съезде рабочих и служащих кожевенного производства 2-го октября 1920 г. В. И. Ленин говорил:
«...Вы все, конечно, знаете, как тяжело сложилось военное положение для нас сейчас... Когда мы подошли к Варшаве, наши войска оказались настолько измученными, что у них не хватило сил одерживать победу дальше, а польские войска, поддержанные патриотическим подьемом в Варшаве, чувствуя себя в своей стране, нашли поддержку, нашли новую возможность идти вперед. Оказалось, что война дала возможность дойти почти до полного разгрома Польши, но в решительный момент у нас не хватило сил...
Теперь мы откатились на востоке очень и очень далеко. На севере мы потеряли даже город Лиду, на юге мы почти на той линии у которой стояли в апреле 1919 г., — у линии Пилсудского, на севере мы откатываемся назад чрезвычайно сильно, а Врангель делает в это время новые и новые попытки наступать. Врангель угрожал недавно Екатеринославу, подходил к Синельниково, и оно было у него в руках. Теперь он взял Славгород. На востоке он взял Мариуполь, подходит к Таганрогу, угрожает Донецкому бассейну. Перед нами трудное положение, и снова еще раз попытка международных империалистов задушить Советскую республику двумя руками: польским наступлением и наступлением Врангеля...
И в войне против Антанты, в силу того поражения, которое было нанесено нам под Варшавой, в силу того наступления, которое продолжается на западном и на врангелевском фронтах, наше положение оказалось опять чрезвычайно плохим, и я должен поэтому закончить свой краткий доклад обращением к товарищам кожевникам с указанием на то, что теперь нужно опять напрячь все силы...»[933].
15 октября 1920 г. в заключительном слове на совещании председателей уездных, волостных и сельских исполнительных комитетов Московской губернии В. И. Ленин говорил:
«Положение Советской республики чрезвычайно тяжелое...
На Украине хлеба не меньше, а, может быть, больше, чем на Кубани, но с Украины до сих пор почти ничего не удалось взять из разверстки, которая составлена на 600 миллионов пудов и которая могла бы обеспечить и восстановить всю промышленность. Украина, по нашим расчетам, вычеркивается: ни одного пуда с Украины, потому что там бандиты и потому что война с Врангелем заставляет говорить: мы не ручаемся, что получим хоть один пуд с Украины...»[934].
Кроме того, многолетняя бойня довела страну до разрухи.
Так промышленная продукция сократилась в 1920 г. по сравнению с довоенным 1913 г. почти в семь раз. Продукции металлообрабатывающей промышленности приходилось по 100 граммов на крестьянское хозяйство. Поизводство тканей составляло меньше одного метра на человека. Общая продукция сельского хозяйства упала до половины довоенного уровня.[935]
Продразверстка и другие меры «военного коммунизма», засуха, захватившая 7 областей, и другие трудности всем диктовали условия окончания борьбы и перехода к мирному созидательному труду.
И красное командование вынуждено было искать себе союзников. Создалась ситуация, когда большевики должны были считаться с махновщиной и заключить с ней союз.
Кроме того, Советскому правительству это соглашение было выгодно еще и тем, что во время успешного наступления поляков и Врангеля не только освобождались красные войска с внутреннего фронта, которые в большом количестве постоянно отвлекались на борьбу с махновщиной, но, наоборот, приобретались дополнительные силы закаленной боями и вооруженной Повстанческой Армии.
Так думали мы. Но крестьянские группы, частично исключая батраков и бедняков, продолжали не верить большевикам, которые разрушали частную собственность. Это неверие сказывалось в непостоянстве состава комбедов, большей частью переходивших на нашу сторону. Кроме того, середняцкая группа, выросшая вокруг нашего Совета и штарма, будучи не раз обманутой надеждою поправить свое материальное положение через комбеды, потеряла веру к административным советским лицам, которые только карали, запрещали и приказывали.
Правда, на Украине были крестьянские районы, прилегающие к промышленным узлам, городам и большим станциям, где индустриальный пролетариат был организован и не только посылал от своих организаций продотряды, но и проводил пропагандистскую работу, разъясняя сущность классовой борьбы и диктатуры пролетариата. В таких селениях начали функционировать организации КНС, видевшие в конфискациях материальную выгоду, а в политработе и классовой диктатуре — социалистические элементы. Они становились опорой Советской власти в деревне. Но, ведь их было так немного! И крестьяне надеялись устроить свои хозяйства так, чтобы быть собственниками, автономистами. И если они этого достигали, а по закону классовой пролетарской диктатуры такой комнезаможник переходил в разряд кулаков, и нес бремя продналогов, то, естественно, он разочаровывался. Поэтому местами комбедчики того времени превращались в середняков-собственников, а не сторонников обобществленного крупного землепользования. И, естественно, комбеды не могли быть силою, способствующей разгрому кулака и изоляции его от середняка: они помогали нам. В сентябре они были в стадии своего формирования и не играли доминирующей роли на селе, в котором только теперь основательно гремели раскаты Октября.
|
|
|
