История либерализма в 1762–1855 годах 12 глава

Все значение вопроса о том, что должно произойти по окончании этих 20 лет, было совершенно ясным уже при подготовлении законов об освобождении. Губернские комитеты, как и отдельные их члены и редакционные комиссии, многократно высказывались по этому вопросу. Как и по всем обсуждавшимся тогда и связанным с освобождением вопросам, по этой проблеме высказывались совершенно различные и часто противоречивые мнения. Большинству (по сути дела можно сказать — всем) было ясно, что немыслимо представлять себе положение так, что через 20 лет помещики возьмут обратно эти поля и луга, а крестьяне таким образом превратятся в поденных работников или просто в бродяг: это было бы совершенно противоположно всей направленности самой реформы. Поэтому одни требовали расширения права на выкуп, которое дано было крестьянам в отношении усадьбы, иными словами, они считали, что крестьяне должны иметь то же право по отношению ко всей земле, которая им предоставляется. Другие считали, что пользование этой землей должно носить неограниченный характер и может кончиться только при выкупе ее, то есть только в том случае, когда предоставленные крестьянам участки земли превратятся в их собственность. В общем, надо сказать, что второе мнение представляет собой как бы вариант первого, только без определенного срока выкупа. Наконец, было еще и третье мнение, согласно которому пользование землей должно было превратиться в свободную аренду². Первая из этих трех концепций и легла в основу позднейшего законодательства.

Интересны те доводы, на которые опирались сторонники этого мнения. Звучат они совершенно либерально. Скребицкий рассказывает: «Новороссийский и бессарабский генерал-губернатор граф Строганов постановление екатеринославского комитета о наделении крестьян пахотною, сенокосною и пастбищною землею в пользование только на время находил способным испортить все благое дело улучшения быта крестьян; ибо таким образом крестьянин лишится всякой энергии и заботливости для усиления своего хозяйства и даже для приобретения оседлости, следствием чего будет размножение нищих и бездомных»³. Большинство Тверского комитета также заявило: «... личная свобода никогда не может осуществиться без свободы имущественной. Если признать крестьянина лично свободным с правом вольного перехода, оставив всю землю в неограниченном распоряжении помещика, не значит ли это освободить только помещиков от всех лежавших на них обязанностях в отношении крестьян, подчинив последних еще большему их произволу? Тогда крестьянин будет поставлен в необходимость соглашаться на все условия помещика, а потому все имущество, а следовательно и вся жизнь его будет зависеть от произвола землевладельца. Этого не было даже при крепостном праве, которое поставляло помещикам в непременную обязанность доставлять их крепостным людям средства существования»⁴. Большинство Тверского комитета указывало на то, что предоставленные крестьянам в пользование земли должны превратиться в их постоянную собственность, для того чтобы освобождение от крепостного права означало настоящее дарование свободы. Только что приведенные слова в высшей степени интересны потому, что мы здесь находим непосредственное указание на понимание хотя бы некоторыми представителями дворянства истинного значения реформы 1861 года, а именно осознание того факта, что реформа означала не только освобождение крестьян, а и последний этап начатого уже в XVIII веке процесса освобождения дворянства, о чем мы говорили в предыдущих главах, посвященных эпохе Николая I.

Таким образом, можно понять, что и с точки зрения права собственности хозяина желательно было определить какой-то законный срок для права пользования крестьянами хозяйской землей. На это указывал как раз тот представитель дворянства, которого меньше всего можно упрекнуть в сословном эгоизме⁵ — Кошелев. У Скребицкого мы читаем: «Кошелев не соглашался с редакционными комиссиями в том, что они в предположениях своих руководствуются менее справедливостью, чем желанием улучшить во что бы то ни стало быт крестьян, и для того дозволяют себе нарушение прав и законов без необходимости, которая одна может оправдывать сверхзаконные действия. Крестьянство должно быть освобождено с землей; пусть отчуждение оной про- изведется на основании законов, и это тем удобнее, что свод представляет нужное средство: выкуп. Вместо того, в Юридическом и Хозяйственном отделах устанавливается небывалый вид неполной помещичьей собственности, в силу которого недвижимое имущество одного сословия отдается в полное распоряжение лиц другого, и притом на бессрочное время и за неизменные повинности»⁶. Шидловский также указывает на то, что новосоздание института неполной собственности является произвольным нарушением или искажением 432-й статьи 10 тома Свода, то есть российского гражданского права⁷. Эти высказывания Кошелева и Шидловского доказывают, в какой мере постановления 10 тома стали живым элементом в правовом сознании российского дворянства. Отчуждение, согласно предписаниям гражданского права, рассматривалось дворянством как нечто законное. Напротив, ограничение права собственника распоряжаться собственностью, иными словами, ограничения, которые с исторической точки зрения связаны с правовой традицией крепостного права, рассматривались дворянством как нарушение закона и — что особенно достойно внимания — воспринимались как нечто никогда еще не имевшее места и невиданное, хотя как раз с исторической точки зрения это неверно.

Что это не было мнением лишь отдельных представителей дворянства — ясно уже из того, что заявление в этом смысле представлено было совместно 34 членами Комитета так называемого Второго Приглашения. Здесь мы читаем: «Редакционные комиссии, не отвергая законного права собственности помещика на землю, вместе с тем считают более справедливым или более нужным признать право крестьян на ту же землю. Несовместимость двух прав на одно и то же имущество не останавливает их. Им казалось очень просто: помещику оставить это право на словах, а крестьянам передать его на самом деле. «Коммунистические начала» очень искусно проведены во всех главах Хозяйственного Отдела; но несмотря на то, нельзя не заметить, что в основании системы их лежит отрицание прав собственности, то есть разложение и распадение общества, которого цель и существование определяются охранением всех личных и имущественных прав...»⁸

Антилиберальная тенденция внутри редакционных комиссий (как впрочем и внутри губернских комитетов) проявляется не только в отклонении от принципов и постановлений российского гражданского права, то есть постановлений 10 тома Свода, при рассмотрении вопроса прав собственности помещика, но еще в большей мере в предложениях, сделанных по поводу юридического статуса крестьян после освобождения. В общем, это те же самые тенденции, которые так ярко проявлялись в 80-е и 90-е годы, то есть в эпоху реакции, и нашли себе выражение в ряде законов. Если учесть, насколько сильны были эти антилиберальные тенденции и в 60-е годы и среди тех, кто непосредственно участвовал в подготовлении законов об освобождении, поворот 80-х и 90-х годов не представляется исследователю чем-то неожиданным. Эта тенденция ведь отчасти сумела проявиться уже в 1861 году и оказала влияние на текст законов об освобождении крестьян.

 

Совершенно так же, как Манифестом 1861 года хозяин или помещик обязывался предоставлять крестьянам свое недвижимое имущество, свою землю, так и крестьяне обязывались брать предназначенные им участки земли, а вследствие этого и принимать те обязанности по отношению к хозяину, которые на них накладывались как плата за предоставленное право пользования землей. Лишь после выкупа усадьбы крестьянин мог отказаться от предназначенного ему участка⁹. Но это означает, что его свобода до этого времени признается лишь в теории и что до окончания выкупа усадьбы он остается прикрепленным к земле, то есть, по сути дела, остается крепостным. Некоторые комитеты настаивали на том, чтобы крестьяне и после выкупа усадьбы не приобретали права отказываться от надела. В первую очередь, помещики указывали на то, что они не могут ни обрабатывать, ни сдать в аренду эти участки (особенно в северных малонаселенных губерниях) и что таким образом, если крестьяне откажутся от них, земля эта останется необработанной¹⁰. Во-вторых, говорили, что это право открывает для крестьян пагубный путь к пролетаризации, тем более, что крестьяне неохотно занимаются сельскохозяйственными работами¹¹, и поэтому во всех тех областях, где развита промышленность, они и так «все средства к жизни и все доходы получают не из земли, а от промыслов»¹².

Кроме того, сделано было множество предложений, которые были направлены на ограничение права собственности крестьян на уже выкупленные ими усадьбы. Большинство этих предложений касалось права продажи. Согласно одному из них, крестьяне имеют право продавать свои усадьбы только своим бывшим хозяевам, общинам или, наконец, отдельным членам этих общин. Только если никто из них не захочет купить усадьбу, крестьянин может продать ее чужому — то есть покупатель может снести и увезти постройки, находящиеся на участке, в то время как сама земля усадьбы переходит в собственность общины¹³. Многие комитеты предлагали запретить крестьянам делить усадьбу среди наследников¹⁴, иные еще говорили, что усадьбы не могут продаваться с целью оплаты долгов. Очень характерно мнение киевского генерал-губернатора князя Васильчикова, который высказывался за ограничение права крестьян устраивать на своих усадьбах промыслы, «так как усадьбы предоставляются крестьянам в собственность в видах исключительно земледельческих»¹⁵.

Интересно, что эти ограничения права распоряжаться землей и особенно права продажи представлялись настолько естественными, что тогдашний псковский губернатор Муравьев даже утверждал: «Указанное правительством условие продажи или передачи оных не иначе как членам сельского общества или помещику не относится к такого рода ограничениям права собственности, при которых это последнее называется неполным»¹⁶.

В конечном итоге при подготовке законов об освобождении либералы или, во всяком случае, либеральные тенденции восторжествовали. Статус крестьян после переходного периода должен быть статусом свободных деревенских жителей. Иными словами, крестьянину должна быть предоставлена та же гражданская свобода и те же гражданские права, как деревенским жителям других сословий. Таково было желание Александра II. На полях заключения Главного комитета он собственноручно пометил: «Дай Бог!»¹⁷

Таков бесспорно и смысл и дух законов об освобождении от 1861 года. Статья 22 так называемого Общего Положения, то есть главного закона об освобождении, постановляет, что обязанности крестьян и ими заключенные договоры должны быть основаны на правовых положениях всеобщего российского гражданского права. Очень важна статья 33 и далее Общего Положения, а также статьи 159 и 165 Положения о выкупе. Все они указывают на то, что законодатель имел в виду подчинить условия собственности для крестьян всеобщему российскому гражданскому праву, если не непосредственно после окончания переходного периода, о котором шла речь, то во всяком случае, по окончании выкупа. Прежде всего, нужно обратить внимание на то, что земля помещиков, которая в связи с освобождением предоставлялась обществам прежних крепостных, на самом деле могла быть предоставлена как отдельным дворам, так и обществам. Кроме того, как двор, так и община могли приобрести землю путем покупки.

 

Теперь мы переходим к постановлениям законов об освобождении, которые касаются имущественно-правового статуса крестьян. Статья 33 гласит: «Каждый крестьянин может приобретать в собственность недвижимые и движимые имущества, а также отчуждать оные, отдавать их в залог и вообще распоряжаться ими, с соблюдением общих узаконений, установленных на сей предмет для свободных сельских обывателей». Согласно статье 34, сельское общество также имеет право приобретать в собственность недвижимое имущество и распоряжаться им. Помимо всего прочего, общество имеет право распределять приобретенное имущество между своими членами и таким образом это имущество становится частной собственностью членов общества. Статья 36 идет еще дальше. Она гласит: «Каждый член сельского общества может требовать, чтобы из состава земли, приобретенной в общественную собственность, был ему выделен, в частную собственность, участок, соразмерный с долею его участия в приобретении сей земли. Если такой выдел окажется неудобным или невозможным, то обществу предоставляется удовлетворить крестьянина, желающего выделиться, деньгами, по взаимному соглашению, или по оценке». Таким образом, значит, общество может на известных условиях вместо земли выплатить крестьянину соответствующую сумму денег. Статья 37 говорит не о земле, приобретенной крестьянами, а об участках, которые были предоставлены им в связи с освобождением, иными словами, о наделах. О наделах постановляется, что в течение первых девяти лет с того момента, когда Общее Положение вступает в силу, эта земля не может быть крестьянином продана или заложена лицам, не являющимся членами того же самого общества. И обществам не разрешается в течение этих девяти лет продавать свои наделы — см. Положение о выкупе. В остальном использование наделов и право распоряжаться этими наделами основаны также на вышеприведенных постановлениях статьи 33 и дальнейших статей.

Большое значение имеет статья 159 Положения о выкупе, 2-я часть которой гласит: «По уплате сей ссуды (т.е. той ссуды, которую крестьяне получают от государства для выплаты помещикам выкупа) распространяются на выкупленные земли правила, установленные в Общем Положении о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости в отношении земель, приобретенных сими крестьянами в собственность». Смысл статьи 159 ясен: по окончании выкупа надельные земли тоже должны рассматриваться как частная собственность крестьянина. Право собственности крестьянина, таким образом, после выкупа ничем не должно отличаться от права собственности других свободных сельских обывателей и должно быть полностью основано на нормах общего российского гражданского права, иными словами, должно определяться положениями 10 тома Свода Законов.

 

Кроме того, общество не должно иметь никаких преимуществ по отношению к отдельным крестьянам. Законодатель не хочет насильственно ликвидировать общину, но он никоим образом не берет ее под свое покровительство. Статья 165 того же самого положения, касающегося выкупа, гласит: «До уплаты выкупной ссуды, выдел участков отдельным домохозяевам, из земли, приобретенной обществом, допускается не иначе, как с согласия общества. Но если домохозяин, желающий выделиться, внесет в уездное казначейство всю причитающуюся на его участок выкупную ссуду, то общество обязывается выделить крестьянину, сделавшему такой взнос, соответственный оному участок, по возможности к одному месту по усмотрению самого общества...» Намерение законодателя, выраженное во всех постановлениях закона об освобождении, совершенно ясно: с момента окончания выкупа должна существовать возможность для крестьянина стать частным собственником земли.

До тех пор, пока выкуп не закончен, право крестьянина распоряжаться наделом подвергается различным ограничениям. Статья 169 Положения о выкупе разрешает крестьянам продавать предоставленные им участки земли в течение первых девяти лет с момента вступления в силу самого Положения исключительно членам той же самой общины. (Тем не менее, покупатель может в связи с покупкой вступить в общину и стать ее членом). Покупатель должен взять на себя все обязанности, которые связаны с дальнейшей выплатой ссуды. По окончании упомянутых девяти лет домохозяин может также продать предоставленную двору землю и лицу, которое не является членом общины, но это лицо должно при покупке выплатить остаток ссуды на выкуп. Согласно статье 180, надел, предоставленный общинам или отдельным дворам, не может быть заложен до того, как будет окончательно выплачена ссуда. Согласно статье 167, участки земли, предоставленные не общинам, а отдельным дворам, не могут быть разделены. Деление воспрещается также и в случае покупки.

* * *

Все эти ограничения права крестьян распоряжаться предоставленной им землей должны были служить тому, чтобы обеспечить возврат ссуды, данной на предмет выкупа. Эти ограничения, таким образом, должны были иметь временный характер и отпасть с того момента, как выкупная ссуда полностью выплачена. Но эта первоначальная причина всех ограничений скоро была забыта и отошла на второй план по сравнению с другими соображениями. Распространилось мнение, что собственность на землю крестьян принципиально отличается от собственности на землю других сословий, что эта собственность на самом деле не есть частная, как это понимается в 420-й статье 10 тома Свода Законов, а представляет собой некий совершенно особый род недвижимого имущества. Логическое заключение из такого представления — упомянутые ограничения как бы присущи самому принципу крестьянской собственности на землю и следовательно должны продолжать оставаться в силе.

Согласно такому пониманию, земля, предоставленная крестьянам, является имуществом, которое дается крестьянам для того, чтобы обеспечить их существование, и даже надо уточнить: чтобы обеспечить их существование как крестьян. Такое обеспечение рассматривается как государственный интерес, как государственная задача. Поэтому предоставляемая крестьянам земля — это имущество, которое служит для защиты государственных интересов и делает возможным решение этой государственной задачи. Значит, земля, предоставляемая крестьянам, является своего рода имуществом с определенной и ограниченной целью. Если это имущество существует для того лишь, чтобы обеспечить некие государственные интересы, то они и должны быть под защитой особых юридических постановлений. В них естественно входит запрет любого действия, которое могло бы как-либо уменьшить само имущество. Следовательно, вполне логично запретить продажу такой земли лицам, не принадлежащим к крестьянскому сословию, а также деление участков и крестьянских дворов или закладные операции с землей. И уж во всяком случае этому следует максимально препятствовать. Если участок земли слишком мал, крестьянин и его семья не могут им прокормиться, а следовательно, он уже не соответствует цели — обеспечению существования крестьянской семьи.

Как только мы становимся на такую точку зрения — земля, предоставляемая крестьянам, является имуществом для обеспечения их существования в интересах государства — мы сразу получаем основу для любого юридического режима, которому может быть подчинена не только крестьянская собственность на землю, но и вообще все аспекты правовых и юридических отношений людей, принадлежащих к крестьянскому сословию. Мысль о том, что различные сословия одного и того же государства могут существовать на различных юридических или правовых уровнях, что их правовые отношения могут быть основаны на разных правовых системах, — продолжает существовать и после освобождения крестьян, а тем самым создаются предпосылки для дальнейшего расширения пропасти между правосознанием крестьян и других сословий российского государства.

Здесь мы собираемся рассматривать лишь те юридические постановления, которые касаются крестьянской собственности на землю. На основании этих постановлений можно яснее представить себе основные черты правового режима, существовавшего для крестьянского сословия. Как уже было упомянуто, этот особый режим касается не только имущественно-правовых отношений крестьян, но и устройства всех остальных юридических отношений людей, принадлежащих к этому сословию. Правовые отношения всегда чрезвычайно тесно переплетаются друг с другом. Далеко не всегда возможно регулировать часть их постановлениями, которые построены на принципах одного режима, а другую часть — нормами, основанными на иной правовой системе. К тому же в то время налицо было сознательное стремление трактовать крестьянское право как отдельную правовую систему, иную чем право всех других сословий, и в этом направлении его развивать.

Это стремление практически выразилось в многочисленных решениях Сената и в ряде законов, изданных при Александре II. Интересно, что Сенат таким образом выражал тенденцию, присущую очень многим кругам и которую вообще можно было бы назвать преобладающей. На это указывал Зайцев:

«С удивлением приходится убедиться в том, что, за исключением отдельных голосов, не имевших непосредственного решающего значения, политики самых различных взглядов, от крайних реакционеров до самых ярых революционеров, как ученые и писатели разных направлений и руководимые разными, а часто прямо противоположными соображениями, все восторженно относились к идее какого-то особого русского национального крестьянского права. Так называемое народничество нельзя представлять, как узкую партийную революционную догму; это было весьма широкое и могучее духовное течение, которое только у экстремистов приобретало революционную заостренность. Обычно считают, и вполне обоснованно, что одна из причин революции — это разрыв между правительством, интеллигенцией и народом. Но нельзя забывать, что аграрная идеология российской интеллигенции, известная как народничество в широком смысле этого слова, на самом деле была просто несколько отполированным вариантом крестьянского правового мировоззрения, в какой-то мере связанного с правительственными мероприятиями и основанного на тексте закона. Таким образом, как раз по тому вопросу, неудачное решение которого свалило и разрушило Россию, правительство, общество и народ были вполне едины»¹⁸.

 

ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ 2

¹ Усадьба употребляется здесь в смысле крестьянского двора.

² Скребицкий. Крестьянское Дело в царствование императора Александра II. Том II/I. Бонн, 1863, стр. 451.

³ Скребицкий, ук. соч., том II/I, стр. 453 прим. II.

⁴ Там же, стр. 452 прим. 6.

⁵ Там же, том IV, стр. 795.

⁶ Там же, том IV, стр. 795.

⁷ Там же, том IV, стр. 798. См. также том IV, стр. 259.

⁸ Там же, том IV, стр. 846.

⁹ Там же, том II/I, стр. 986.

¹⁰ Олонецкий и Смоленский комитеты, там же, том П/I, стр. 985 прим.17.

¹¹ Московский комитет, там же.

¹² Смоленский комитет, там же, стр. 986. Интересно, что собственники фабрик в Перми требовали, чтобы крестьянам давались усадьбы лишь с условием, что они будут продолжать работать на фабриках. Скребицкий, там же, том II/I, стр. 986.

¹³ Скребицкий, ук. соч., том II/I, стр. 988.

¹⁴ Таврический комитет, там же, стр. 987 прим. 24.

¹⁵ Там же, том II/I, стр. 991.

¹⁶ Там же, том II/I, стр. 986 прим. 22.

¹⁷ Приводится у Витте, «Записка по крестьянскому делу», Петербург, 1904. (В дальнейшем «Записка»).

¹⁸ Зайцев К. Идеология права крестьянства и русская аграрная революция. В Архиве Философии Права и Экономики. Берлин, 1925, том 19, стр. 58.

 

 

Глава 3

КРЕСТЬЯНСКОЕ ПРАВО

Крестьянский двор. — Другие важные моменты крестьянского права.

 

При освобождении крестьян земля дана была в распоряжение не отдельным крестьянам, а общинам. Это казалось предпочтительным просто технически, ибо сильно упрощало сам процесс передачи участков. Земля, таким образом предоставленная общинам, могла или раз навсегда быть разделена между отдельными дворами, входящими в состав общины, или определенные участки предоставлялись определенным дворам на ограниченное время. По прошествии этого времени земля должна была наново распределяться между дворами, причем тут должны были приниматься во внимание изменения, имевшие место в промежутке в составе отдельных дворов. Таким образом, мы имеем две формы крестьянской собственности на землю: земля может принадлежать всей общине (которая может быть целой деревней или частью деревни, или, наоборот, состоять из нескольких маленьких деревень) — в таком случае это называлось общинным владением; или же она может быть собственностью отдельного двора, что называется подворным владением. Однако последняя форма собственности представляет собой лишь некое извращение первой. Бумаги на собственность, дававшиеся крестьянам при предоставлении им земли, выписывались сначала не дворам, а общинам. В них указывалось только, сколько земли получает данный двор, но никак не определялось местонахождение этой земли или ее границы. Иногда тут даже бывало ясно сказано, что община имеет право заменить один участок другим. В этом собственно и есть вся разница между владением общинным и подворным¹. Общинам давалось право переходить на систему подворного владения, если сельское собрание выскажется за это большинством голосов в две трети. В принципе не исключался и переход от владения подворного к общинному.

Ни общинное, ни подворное владение тем не менее не являлись частной собственностью. Вся надельная земля была как бы неким фондом, который должен был служить материальной основой для решения государственной задачи, т.е. для обеспечения существования крестьянства. Не было вообще никого, кто имел бы субъективные права, право собственности на этот фонд или на отдельные его части. Отдельные части фонда предоставлялись общинам или дворам. Каждый крестьянин должен был быть членом общины или двора, а это означало, что как таковой он получит свой надел земли. Однако право на получение надела никоим образом не представляло собой субъективного права в гражданско-юридическом смысле. Это было право общественно-правового характера, вроде права на продовольственные карточки, на определенное количество угля или право бездомного получить какое-то пристанище. Если рассмотреть отдельные отличительные черты этого права, станет совершенно очевидной глубокая принципиальная разница между ним и любым субъективным правом.

Право это существовало только в той мере, в какой крестьянин оставался членом двора. Если разрывалась окончательно связь с двором, право это погасало автоматически и без всякой компенсации. Это было вполне логическим последствием того, что неизвестно было и невозможно было определить, какая, собственно, часть всего имущества принадлежит каждому отдельному члену данного двора². У отдельных членов не было своей определенной доли, какой-то выделимой части всего имущества. Например, если из двора хотел выйти член семьи, состоявшей из пятнадцати человек, он не мог предъявить требование на пятнадцатую часть всего имущества. С другой стороны, принадлежащий ко двору крестьянин не терял своего «права на землю», даже если он покидал на долгое время свой двор и начинал зарабатывать себе на жизнь в городе — на фабрике или занимаясь каким- либо ремеслом, не прерывая при этом, однако, окончательно своей связи со двором. В таком случае он числился в отлучке и право его за ним оставалось. Возвратившись, он мог вновь предъявить требование на свою часть земли, иными словами, двор обязан был принять его обратно, и он после этого жил и работал совместно с другими его членами, разделяя общую их участь. Нельзя было отказаться от этого «права на землю»: отказаться можно было только от практического им пользования. Если бы крестьянин, ушедший в город и зарабатывающий на жизнь ремеслом, заявил, что он навсегда отказывается от своего «права на землю», такое его заявление никем бы не было принято к сведению и не имело бы никаких юридических последствий. Этот человек вполне бы мог потом вернуться в семью и снова предъявить требование на землю, как будто он никогда ничего и не заявлял. Это — особенно четкое доказательство, что речь тут идет не о субъективном праве в том смысле, в каком понимает его частное право, а о требовании общественно-правового характера, от которого никто не может добровольно отказаться. Как известно, самая важная отличительная черта субъективного права в том, что обладающий им человек может от него отказаться, не нуждаясь для этого ни в каких полномочиях от кого бы то ни было и не будучи обязанным в этом перед кем-либо отчитываться³.

Поэтому, говоря о подворном имуществе, нельзя говорить и о праве на наследство. Если вымирала семья — т.е. двор — то все хозяйство и земля отходили обратно к сельской общине. До тех пор, пока семья существовала, члены ее совместно обрабатывали данную всему двору сообща в пользование землю. Некому было завещать, некому было и наследовать: ведь домохозяин не был хозяином двора и его имущества. Он был главой семьи, а тем самым руководителем того сельскохозяйственного предприятия, которое представлял собой двор. Сенат многократно это подчеркивал, а особенно ясно это было выражено в высочайше утвержденном мнении Государственного Совета от 4 января 1888 года, где указывалось, что «полевые и усадебные участки надельной земли считаются собственностью не одного того лица, за которым они записаны по выкупным документам, а всех членов его семьи. Если же в некоторых статьях крестьянских положений употребляются выражения приобретение земли в личную собственность домохозяина или участки, приобретенные домохозяевами, составляют отдельную собственность каждого (ст. 116 и 120 Положения о выкупе, изд. 1902), то сии положения означают не приобретение земли в личную собственность крестьянами в качестве физического лица, а приобретение именно в качестве домохозяина, т.е. представителя двора, в собственность этого двора»⁴. Сенат особенно отвергал возможность завещательного распоряжения имуществом, принадлежащим двору. В решениях Первого, Второго и Кассационного Отделов за №29 от 3 ноября 1897 года установлено, что надельные земли, а также движимое имущество, необходимое для ведения хозяйства на надельных землях, не подлежат завещательным распоряжениям. В этой связи Сенат указывал, что сельская община и крестьянский двор признаются юридическими лицами в качестве собственников надела, заключая из этого, что раз надельные земли находятся во владении юридических лиц, то уже по природе таких лиц земли эти не могут подлежать завещанию⁵.

⇐ Предыдущая891011121314151617Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: