Смысловое и философское значение категории Dasein

Экзистенциализм Хайдеггера направлен на прояснение сущности человека и ситуации его пребывания в мире в условиях современного социума присущими ему методами и приемами, открывая тем самым в методологии познания доселе неведомые земли, в то же время в новых условиях по-новому проясняя смысл человеческого присутствия как бытия-вот, обозначаемого как Dasein. Это основная категория философской системы Хайдеггера.

Простейшим образом понимается человеческое существование как некое место, в котором осознается, проявляется, «высвечивает» сам мир и бытие. «Dasein» - «бытие-здесь», «здесь-бытие» - это такое бытие в мире, которое, пребывая в бытии, сопряжено с бытием - озабочено им, печется о нем, задается вопросом о нем и вопрошает его». Эта трактовка демонстрирует, что «Dasein» - это не случайное составляющее целого, он приобретает свой смысл в бытии, он неотъемлем от целого, а находится в единстве именно с миром - окружением. Но и бытие обретает в нем цельность и свой смысл.

Так как Dasein определено в каждом случае как мое бытие, то и появление смерти как целостно-объемлющего завершения моей жизни должно появиться внутри моего собственного бытия. Но это требование кажется невыполнимым, так как пока Я представляет вещи исходя из своей собственной точки зрения, Я еще не достигает своей завершенной целостности, а с другой стороны, когда Я ее достигнет, уже не будет существовать мое бытие, которое как раз и позволяет обрести опыт этой целостности. Чтобы ясно выразить такое противоречие, надо отметить, что если моя идентичность состоит в принципе незавершенности, существующем пока Я жив, то Я не могу сказать, что оно будет значить, т. е. Я не может сказать, чем была его жизнь все это время, если только не сконструирует его смерть как событие увиденное, освидетельствованное и рассмотренное другими людьми. Но, поступая так, отказывается от собственного личностного взгляда на свою смерть.

Понимание «Dasein» только как места в мире, которое наделяет любое человеческое существование особостью, не полностью раскрывает понятие «Dasein». Если рассматривать это понятие, взяв за основу «sein» как притяжательное прилагательное «его, свой», мы можем сказать, что этот единый целостный мир подразделяется и на «его, свой» мир. Т.е. мир специфических человеческих интересов, нужд, забот, а также специфических его самоидентифицирований. Таким образом, в этом случае «Dasein» рассматривается и является единством субъекта и объекта. Следует отметить, что Хайдеггер пытается исключить из «Dasein» изолированное от мира сознание. Он избегает отдельной фиксации сознания и мира, но всё же отличает «Dasein» от прочих живых существ. Хайдеггер «все же предполагает особое положение сознательного человеческого существа, ничем, по существу, не доказывая отсутствия «Dasein» у животных и придерживается на этот счет самых традиционных воззрений».

Наиболее удачным смысловым переводом «Dasein» является «вот-бытие». Главным моментом является выделение приставки da, которое измеряет и определяет смысл. Во-первых, приставка da является неотъемлемой частью «Dasein», его смысловой наполненностью, фактичностью. Хайдеггер говорит о заброшенности (Geworfenheit) «Dasein» в свое Da. Во-вторых, da является как бы проводником в окружающий мир: «Где?» -»Вот, здесь». Единство этих двух моментов Хайдеггер называет открытостью (Erschlossenheit). Он усматривает источник открытости существования в его временности, которую он называет «экстатическая временность существования». Эта временность отражается в видо-временных изменениях глагола «sein» и является не последовательностью моментов, а целостностью трех измерений (экстазов) - экзистенциально понятых прошлого, настоящего и будущего. «Онтологическая структура «Dasein» - единство трех «экстазов» времени: бытие-всегда-уже-в-мире (модус прошедшего); бытия-при-внутри-ировом-сущем (модус настоящего) и устремленности вперед, или «проекта» (модус будущего)».

Важно отметить, что, взятая изолированно, лексическая единица «Dasein» характеризуется как «пустое» и обозначает целый комплекс понятий, поскольку она относится к самым различным сферам научных знаний: истории, физиологии, психологии и др.

В философии Хайдеггера понятие «Dasein» приобрело новое значение. Бытие человека, так как оно для нашего сознания является самым доступным и близким, путем герменевтического анализа используется для раскрытия присутствующих в человеческом существовании сущности и смысла бытия. Самобытие, к которому «Dasein» может так или иначе относиться, называется экзистенцией. Поскольку не существует однозначной трактовки «Dasein», она всегда определяется контекстуально. Т.е. лексическое окружение обозначает это понятие, окрашивая его в соответствующие тона. Прослеживая вхождение «Dasein» в различные контексты, можно выявить динамику движения мысли философа от проблемы к проблеме, от одного предмета истолкования к другому. «Через задание нового контекста, контекста бытийных характеристик, экзистенциалов изменяется и смысл самого «Dasein», которое все больше распадается на «da», подчеркивающее его конкретность, посюсторонность, «втравленность» в мир, и «Sein» - бытие во всяком сущем, наполняющее мир «естественной установки» онтологическим весом и значимостью». Эта онтология по своему методу и принципу является герменевтикой и экзистенциалами «Dasein».

Характеризуя и объясняя категорию «Dasein», следует обратить внимание на еще один важный момент. Как было уже сказано выше, Хайдеггер дистацирует «Dasein» от всех живых существ, приписывая этой категории только понятие человеческого бытия. «Dasein» отличается от бытия других сущих тем, что в своем бытии он может сказать о самом этом бытии. О человеке можно судить: «он есть» - и это только по тому, что его человеческая сущность заключается в языке. «Dasein» есть человек, поскольку он отдан в распоряжение языка и используется им (языком) для того, чтобы говорить на нем».

Хайдеггер вплотную подходит к решению вопроса о смысле бытия, которое он определяет через «Dasein», т.е. через то единственное и отличное от других сущее, которое способно само поставить вопрос о бытии. Само бытие, к которому «Dasein» может так или иначе относиться и всегда так или иначе относится, называется, как было сказано уже выше, «экзистенцией». Бытие понимает себя всегда из своей экзистенции, из возможности для себя самого быть или не быть самим собой. Язык как феномен имеет связь с экзистенциональной конституцией выявления «Dasein». Фундаментом языка является речь, которая изначально связана с чувствованием и пониманием, т.е. со смыслом высказывания. Экзистенциональный фундамент имеет и другая разновидность речи - молчание. Тот, кто молчит в обоюдном говорении, может дать понять больше, чем тот, кто беспрерывно говорит. Пространная речь ведет к неясности понятого. Чтобы уметь молчать, «Dasein» должно уметь что-то сказать, т.е. обладать собственной богатой раскрытостью самого себя. «Dasein» имеет язык и проявляет себя как сущее, которое обладает речью. «Dasein» пользуется речью для объяснения сущности вещей, тем самым позволяет увидеть и понять эту сущность путем описания формальных структур существования бытия как потока сознания. «Dasein» через призму внутреннего мира дает картину своего существования.

Одно из центральных хайдеггеровских понятий «Dasein» является многоплановой категорией. Она уподобляется «плавающей метке». Анализируя употребление «Dasein» в различных контекстах, можно на примере философских трудов М. Хайдеггера выявить динамику движения мысли ученого в поисках истины бытия. Этот поиск истины осуществляется через язык, которой проясняет сущность «Dasein», поскольку он имеет корни в его экзистенциональной структуре. По М. Хайдеггеру, «Dasein» постоянно находится на пути к языку, к сущности бытия.

Хайдеггер приписывает смерти властную способность придавать Dasein как целостность, так и уникальность. Смерть объединяет меня, благодаря смерти моя идентичность становится завершенной. Смерть индивидуализирует меня, приобщая к уникальному опыту, который неотделим от меня и только меня. Поэтому «если, однако, целость присутствия конституируется «концом» как умиранием, то бытие его целостно и должно пониматься как экзистенциальный феномен всегда своего присутствия». Но хотя эти две функции смерти - завершение идентичности и формирование моей уникальности - неотделимы друг от друга, их все же необходимо различать. Поскольку каждый может заменить меня в мире, и именно из возможности такой ситуации и создается моя жизнь, то можно прийти к выводу, что личные переживания воплощают уникальность моего Я только потому, что жизнь как целое индивидуализирована независимо от них посредством их окончательной определенности - смерти. О таком положении можно сказать, что «смерть, поскольку она «есть», по существу всегда моя». Поэтому наша личностная встреча с угрозой смерти требует отрицания принципа неразличимых идентичностей: Я есть особенная уникальная личность не вследствие единства определенных характерных признаков, но благодаря неизбежности смерти, которая делает человека незаменимым, позволяя воспринимать мир посредством именно этой неповторимости, а не каких-либо привнесенных свойств.

Хайдеггеровская аналитика смерти уменьшает ощущение, что «основоустройством присутствия оказалась забота». Ибо если смерть постоянна и всеобъемлюща, что предполагается ее функцией по индивидуализации человеческого Я, то и сам статус смерти должен быть определен в границах основоположения Dasein. Это и есть тот путь, по которому решил следовать Хайдеггер. Он уже на ранних этапах своей аналитики человеческой конечности определил заботу как составную часть «экзистенции», «фактичности» и «падения», и он будет стремиться показать, как эти три аспекта заботы обнаруживают постоянство и всеприсутствие открытости смерти для человеческого бытия.

Но сущностная связь между смертью и заботой может быть понята и на более общем уровне. Dasein есть забота, так как Dasein всегда озабочено своим бытием. Моя жизнь в тех или иных ее конкретных проявлениях не является чем-то неразличимым, чем-то безразличным для меня; наоборот, жизнь это как раз и есть то, что максимально задевает меня, имеет для меня наибольшую актуальность. Моя жизнь имеет для меня значение только потому, что Я знаю, что не обладаю ею «раз и навсегда»; потому, что она в любой момент может быть отнята у меня силой смерти. И забота выступает основоположением Dasein именно потому, что Dasein есть смертное существо, и оно себя таким понимает: «Я есмь - это Я в любой момент могу умереть - Я сам есмь эта постоянная, предельная возможность меня самого, а именно - возможность более не быть. В своей самой глубинной внутренней сути забота, которая сущностным образом направлена на бытие вот-бытия (Dasein), представляет собой не что иное, как это прежде-себя-самого-бытие в предельной возможности собственного можествования быть». И наоборот, забота как основоположение Dasein зависит от смысла бытия стороны своей онтологической Dasein, раскрывающегося в смертном способе существования: «Умирание основано со стороны своей онтологигеской возможности в заботе». Другими словами, сама концепция конечного бытия не является логически противоречивой. Если смерть побуждает нас быть озабоченными нашей жизнью, то мы должны рассматривать заботу как подлинное основоположение человеческого бытия, а не некоторый вид всеобщей забывчивости своей собственной конечности. Суммируя все вышеизложенное, можно сказать: если бы мы не были озабочены, смертью, основоположением нашего бытия не являлась бы забота; но и если бы нашим бытийным основоположением не была бы забота, и смерть не воспринималась бы как угроза. Забота и смысл смертности, будучи любимыми понятиями Хайдеггера, являются поэтому равноприоритетными.

Итак, раз забота есть основной фундамент Dasein (т. е. состояние, которое фундирует весь его жизненный опыт) и выявляет собой угрозу смерти, то это выявление должно быть постоянным и всеохватным, как и сама забота. Ведь если предположить, что Я может избежать угрозы смерти на определенном промежутке своей жизни, то это значит, что, по крайней мере, на протяжении этого промежутка Я не будет обеспокоен своей жизнью, будучи оторван от самого себя (можно сказать, что Я будет думать о переправе через мост, только когда дойдет до него - когда будет уставшим, больным, старым и т. д.), и поэтому забота не будет фундировать весь жизненный опыт. Если же забота есть основоположение человеческого бытия, то угроза смерти Dasein должна быть постоянной.

Постоянство угрозы смерти Dasein открывает себя с особенной ясностью в первом и наиболее фундаментальном аспекте заботы - в бытии Dasein как существующем «впереди-себя», в направленности в область своих возможностей. Смерть есть постоянное проявление чистой возможности Dasein, т. е. возможности, свободной от какой-либо причастности актуальности (и необходимости). Обычно, как показывает Хайдеггер, мы испытываем недостаток в понимании такой чистой возможности - включая возможность нашей собственной смерти - в нашем восприятии мира, стремящегося к уменьшению предсказуемых и управляемых событий и процессов. Вследствие этого возможность теряет свой статус возможности как таковой и начинает быть ею только «относительно» определенных обстоятельств и условий. Такая возможность становится зависимой от актуальности тех или иных условий, а подобная связанность с актуальностью несовместима с самой сутью возможности.

Сущее в философии Хайдеггера представляется в основных модификациях как наличное, подручное, и присутствие (Dasein), представленное онтически и онтологически, в степени отношения присутствия и неприсутствие размерного к бытию, и может фундаментально классифицироваться по принципу субстанциальности и экзистенциальности. Хайдеггер при этом очевидно утверждает онтологический приоритет existentia (существования), как бытийного определения присутствия, над essentia (сущностью), поскольку освоение и схватывание сущности вообще возможно из существования и на его основе. Однако приоритет не означает иерархического превосходства: сущность и существование в отношении онтической определенности каждой вещи - равноисходны. Значение своего рода «приоритета» может появляться только в смысле «образцовости» специфического сущего, способного открываться бытию и спрашивать о бытии, что вообще делает возможным продвижение к смыслу бытия. Такой «приоритет» отражается также и в структуре бытийного вопроса, в котором обнаруживается необходимость рассмотрения момента перехода от сущего к бытию, что ориентирует, прежде всего, на момент различения бытия и сущего, с которым связаны, по всей видимости, все сложности дохайдеггеровских постановок вопроса о бытии.

Проблема различения, таким образом, имеет характерное значение внутри проблематики, касающейся собственно сущего: если между сущим и бытием имеется онтологическое различие, то, появляясь на уровне сущего, оно должно приобретать онтический характер.

Хайдеггер указывает на априорное, первоначально, в смысле «того, что было прежде». При этом, он подчеркивает «универсальную значимость априори», в которой его толкование, исходящее из этимологии и показывающее априори как нечто предшествующее, по сути сохраняется, однако априори берется здесь уже не в смысле предшествующего в познании, также как и не в смысле предшествования в порядке бытия, но в смысле изначальности и постоянства основных характеристик сущего, взятого в себе.