Глава 39. Приходи меня ловить.

Мы вернулись к нормальной жизни, концентрируясь на скучных мирских делах, …делах, которые в большинстве семей считаются само собой разумеющимися. Воскресные ужины с Беном и Анджелой, помощь им в кафе-мороженое, …субботние свидания за ужином в ресторанчике Джимми Чена, …чтобы «помериться хуями» с Маркусом… и получить очередное «несчастливое печенье» с таким приятным посланием от богов. Чтение вслух Питеру, пытаясь сдержать тошноту во время чтения с подробностями того, что сэр Кевин сделал с моим телом и с моей головой, …попытки терпеть Джоша и его постоянное присутствие в нашей жизни, …он даже ХОДИЛ С НИКОЛЬ ПО МАГАЗИНАМ, если вы можете в это поверить! Может быть, он гей? Я ничего не имею против геев, но… уверен, что с радостью воспринял бы эту новость. Возможно, тогда он смог бы мне понравиться и я бы расслабился. Но сейчас, когда я смотрю на него и на его идеальное лицо и небрежные длинные волосы… блин,… нет, он никогда мне не понравится.
И, конечно же, иметь дочь – это также работа на полный рабочий день. Кэти прекрасно училась: у нее было четыре «пятерки» и одна «четверка» - по физкультуре, и я считал, что это прекрасно. Я сам всегда ненавидел физкультуру. По-видимому, она получила «четверку», потому что не смогла перебросить волейбольный мяч за сетку. Великое дело. Она маленькая. Ебаные учителя физкультуры.
Николь с Кэти продолжали сближаться благодаря книгам, …и являли собой милейшую картину, когда сидели на диване, обняв друг друга ногами, лицом друг к другу, и читали «Гарри Поттера» - каждая свой экземпляр. Я уже читал эти книги, а Николь – еще нет. Она втянулась, прочитав первую и мне было очень весело слушать ее охи и ахи по поводу происходящих в книге событий. Затем она рассказывала нам о прочитанном, и мы ей говорили: «О, я знаю! Драко Малфой - настоящий маленький засранец!» Ну, последние слова говорил я, а не Кэти.
Также мы с Кэти побывали на конюшне у Дэнсер, …и я учил ее ездить верхом. Она ехала на Йо-Йо, единственной лошади, которой я доверил свою дочь, а сам ехал верхом рядом с ней, инструктируя ее по ходу, наслаждаясь прогулкой вокруг конюшни. На улице было очень красиво и время перед закатом – сумерки – напоминало волшебное.
Мы прекрасно поговорили о многом, …немного о Наташе, …у нее было много вопросов о своей маме, и я отвечал ей доброжелательно и честно. Затем она спросила меня о моих отношениях с Наташей, …и о том, почему мы все время ругались.
Это был более трудный вопрос, но, думаю, я хорошо справился с ответом на него. Я не лгал ей, я попытался быть честным, не упоминая о вещах между мной и Наташей, которые были предназначены лишь для взрослых ушей.
Но больше всего я упирал на то, что Наташа всегда любила ее, как и я, …и что это была не ее вина, ни в коем случае. Я сказал ей, что она была солнцем в нашей жизни, …и что бы мы ни делали, мы в первую очередь думали о Кэти. Кажется, эти слова сделали Кэти счастливой и принесли ей кое-какое облегчение.
Я тоже задал ей много вопросов. О том, что она думала, когда я уехал, что причиняло ей боль, пока она все эти годы жила без меня. Я даже вынудил ее признаться, что она злилась на меня, за то, что меня не было с ней тогда, когда она больше всего нуждалась во мне,… и мы с ней поговорили в духе бесед с доктором Николь.
Единственный вопрос, на который я не смог ей ответить в тот день, звучал так: «Кстати, а где ты был все это время? Поп-Поп сказал, что ты работал, а когда ты вернулся, ты сказал что-то о плохих людях, у которых ты был. Что случилось?».
Я подавился словами, …и слезы потекли из глаз, когда я ответил ей.
- Я обещаю, что расскажу тебе это… однажды, - поклялся я, глядя на ее волосы, которые оранжевый закат окрасил в сверкающие отблески пламени, - Я хочу, чтобы ты знала. И в то же время, я боюсь, что ты возненавидишь меня, когда узнаешь. Это неприятная история. Это мой самый большой страх – что ты возненавидишь меня, когда узнаешь о моем прошлом. Я клянусь тебе в одном – я делал все это ради тебя. Чтобы ты могла жить хорошей жизнью, …и чтобы у тебя было все, чего ты заслуживаешь. Я бы отдал душу, чтобы убедиться в этом.
Может быть, и отдал.
- Пап, - она взглянула на меня так, словно я был слабоумным, - Я никогда не возненавижу тебя. Прекрати беспокоиться об этом. Ты мой папа. Я люблю тебя. Это такая «бородатая» фраза…
Я секунду хихикал и согласился с ней, даже, несмотря на то, было весьма волнительно слышать от нее такие слова.
- Хорошо, но будь хорошей девочкой и говори только такие слова, какие сказал бы Гарри Поттер, - я немного сослался на ее героя, ухмыляясь в ответ на взгляд, который она бросила мне.
- Прости, - я поднял руки вверх, - Я люблю Гарри.
Иногда Кэти ходила к Тао, в квартирку над рестораном Джимми Чена, а порой Тао торчал у нас дома. В любом случае, вряд ли был хоть один день, когда они не виделись друг с другом.
По прошествии еще пары месяцев все мои студенты, изучающие японский, начали очень хорошо общаться с Тао, …а он начал разговаривать с нами по-английски. Было еще очень долго до того момента, когда мы смогли бы сесть и свободно поболтать друг с другом, но более-менее языковой барьер был пройден.
Большой проблемой для меня на наших уроках было сохранять строгое выражение лица, когда на занятия приходили Маркус и Дональд Дак. Я думал, что Маркус ненавидит МЕНЯ, …но Дональда он ненавидел гораздо БОЛЬШЕ. Я думаю, Маркус просто завидовал Дональду, потому что у того с языком все получалось гораздо лучше, тогда как самому ему приходилось трудиться немного усерднее. И Маркус НЕНАВИДЕЛ ошибаться, он ОЧЕНЬ злился! Однажды вечером у меня даже возникло желание поставить его в угол – так отвратительно он вел себя на уроке.
Маленьким преимуществом в работе учителя для меня было то, что Николь возбуждалась, пока я вел занятие. Я замечал это несколько раз и, в конце концов, не выдержал. Я оставил ее после занятий, чтобы обсудить ее… успеваемость.
Кэти в тот вечер ушла вместе с Маркусом и Тао, поэтому весь класс был в нашем распоряжении.
Боже, это была прекрасная ночь!
И Николь с мистером Трентоном договорились, что если она продолжает фокусироваться на изучаемом материале, а не на мне во время урока, я уделяю ей дополнительное, особое внимание после урока, …ну, знаете, личные занятия с репетитором. Боже, я хотел быть настоящим учителем! Однажды Николь даже принесла мне яблоко, и я нашел ему прекрасное применение, заставив ее держать его в зубах, когда наклонил ее над столом, спустил ее трусики к лодыжкам и познакомил со своей любимой линейкой. Я восторгался звуками, которые она издавала, держа яблоко в зубах, пока шлепал ее маленькую розовую задницу, совсем слегка, само собой. Это были негромкие сексуальные похрюкивания и хныканье… ЧЕРТ! И даже, несмотря на то, что линейка не била ее слишком больно, звуки шлепков были очень громкими, когда линейка прикасалась к ее плоти! Я отвердел за две секунды, и Франкенчлен, облачившись в свою маленькую шапочку выпускника, был готов к игре.
Позднее, я вытащил яблоко и откусил от него большой кусок. Ее руки находились у нее за спиной – она сложила их там для меня, пока я проверял, как она выучила некоторые японские глаголы и фразы, и пока лизал и сосал ее киску, стоя сзади.
Она была такой хорошей девочкой, что я трахал ее и позволил говорить со мной в процессе, но только на японском. И я отвечал ей тем же. Было очень забавно то, что мы делали это почти каждый раз, когда наступала очередь Тао забирать Кэти к себе домой с ночевкой.
В последнее время я начал замечать, что я не так уж против подобных игр. Я не находил их грязными или унизительными, как привык считать, пока это было моей работой. Мне очень нравилось, как сильно Николь наслаждается этими играми и в ее глазах я читал совершенно новый восторг, которого никогда не было там раньше. Я не считал, что чтение вслух этой херни с доктором Питером оказывает хоть какую-то пользу, но, возможно, мне это помогало. Было странно осознавать, что постепенно я выздоравливаю, но, кажется, чтение делало свое дело. И затем, внезапно, я осмотрелся по сторонам и понял, что мне лучше, и я уже не тот, что раньше, …это было клево.
Мне больше не снились кошмары про сэра Кевина, … и мысли о Алекс мелькали у меня в голове лишь время от времени, …а не каждый день, как это было раньше. У меня из головы совсем не выходили мысли о суде и судебных исполнителях, …но когда их не было поблизости, я ухитрялся затолкать мысли о них в самый угол сознания, где они и находились, чтобы я просто не забывал об их существовании. От тревожных мыслей о тюрьме, суде, Логане и обвинениях против него, избавиться было невозможно, и они просто омрачили бы мою радость от каждой минуты, что мы проводили вместе, прежде чем обо всем этом дерьме станет известно всем, …а я не позволил бы этому случиться. Если бы меня посадили в тюрьму на год или два, так тому и быть. Но прежде, чем они уволокут меня в камеру, у нас троих останутся кое-какие охуенные воспоминания, и даже если мы прожили вместе как семья всего лишь год, это будет лучший год в нашей жизни, а у некоторых людей и этого нет. И теперь, когда я поклялся Николь избавить ее от желания сдаться, я мог снова дышать и забыть о своих снах, в которых на ней была оранжевая тюремная роба, и ее перевозили в женскую тюрьму, а я кричал ее имя, удерживаемый толпой копов.
Светлым пятном в нашей жизни был тот факт, что у Кэти в школе появилось несколько новых друзей помимо тех маленьких сучек, и я знал, что так и будет. Она в точности выполняла все, что советовала ей Керри в письмах, чтобы не общаться с теми жестокими детьми. Мы с Керри поддерживали постоянную переписку. Она рассказала нам о том, как вернулась в старшую школу и как тяжело ей это давалось. Ей было очень страшно, но все ее старые друзья приняли ее с распростертыми объятьями. Все они знали лишь то, что она больше года пропадала, а теперь вернулась. Керри решила быть разборчивой относительно того, кого посвятить в эту историю, …решив довериться лишь родителям и паре самых близких друзей. Мне было грустно узнать, что ее бойфренд, Джулиан, услышав ее историю, взбесился и обиделся на нее. Я написал ей в ответ, что, возможно, ему просто нужно время, и он вернется. А если нет – значит, он был для нее недостаточно хорош. Я сказал ей, что мужчина, с которым она, в конце концов, останется, будет не просто любить ее со всеми ее изъянами и ошибками, а будет любить ее за всю силу, благодаря которой она выжила в такой непростой ситуации. Я напомнил ей о том, как Николь приняла и любила меня, зная все о моем прошлом. Я сказал ей, что где-то есть человек, достаточно сильный, чтобы любить ее так, как она того заслуживает, …и в один прекрасный день она его встретит. Но, что более важно, сказал я ей – к черту поиски мужчины! Сначала полюби себя, сказал я ей, прости себя и выстрой свою жизнь заново, прежде чем волноваться о том, что какой-то мальчик о тебе подумает.
Тогда я остановился на середине предложения, не выпуская ручку из рук, …и осознал, что мне следует воспользоваться собственным советом и сделать то же самое. Я провел слишком много лет, ненавидя себя и думая, что я недостаточно хорош для любой приличной женщины, …я напрасно тратил драгоценное время, хныча о том, что я всего лишь шлюха и игрушка, когда мне следовало смеяться и наслаждаться жизнью с Николь и своей дочерью, без стыда и чувства вины. Черт, я такой дурак!
И эти письма Керри помогали и мне тоже. И мне было приятно, что есть кто-то, кто спрашивает у меня совета, интересуясь, как бы я поступил в той или иной ситуации. Мне нравилось помогать ей. Я чувствовал себя своей собственной версией доктора Николь и затем спрашивал у Николь, согласна ли она с тем, что я сказал Керри. Я очень боялся, что дам ей неправильный совет и все только испорчу. Я не смог бы жить в согласии с самим собой, если бы сказал или сделал что-либо, после чего она вернулась бы к той жизни, от которой сбежала. Правда состоит в том, что многие проститутки, привыкают к деньгам и некоторые из них подсаживаются на наркотики. Очень тяжело бросить это и зажить нормальной жизнью. Я знаю, как это тяжело – жить нормальной жизнью. И многие проститутки возвращаются к этой жизни, будучи отвергнутыми семьей или друзьями, или чувствуя себя неспособными жить в реальном мире. Я бы не хотел, чтобы Керри стала одной из них.
Полагаю, что Керри тоже нравилось помогать другим, потому что она делала это в каждом письме, которое написала Кэти. Кэти уважала ее, и у Керри всегда была какая-нибудь классная мысль, которой она делилась с Кэти. Она рассказывала ей о «сучках», которые водились в каждой школе. Она говорила ей не пытаться подружиться с этими девочками. Будь самодостаточной личностью, говорила она, будь самой собой. Найди настоящих друзей, и не суди о них по тому, как они одеваются или по тому, какими клевыми считают их другие дети. Если тебе нравится кто-то, и ты нравишься ему, тогда знакомься с ним ближе. Выбирай друзей осторожно, говорила ей Керри.
Питер часто бывал у нас, и я думаю, что Кэти по-прежнему была влюблена в него, …но это проявлялось все меньше и меньше с каждым разом, что он приходил к нам. Питер продолжал приносить ей книги и рассказывал ей о том, какие они классные. По большей части это были пьесы, …и они ей очень нравились теперь, когда она хотела быть актрисой. Кажется, с тех пор, как Питер стал советовать ей книги, нос Кэти постоянно находился в книге, а приставка «wii» теперь использовалась лишь иногда, чему мы с Николь были рады.
Работа была по-прежнему трудной, как всегда, и Боб оставался для меня лучшим наставником и учителем, какого только можно было пожелать в деле, касающемся лошадей. Однажды он сказал кое-что, что удивило меня. Он сказал:
- Ты и правда очень сильно изменился с тех пор, как пришел сюда впервые.
- Что? – спросил я, смутившись от его слов.
- Ты был тощим и бледным с ярко-рыжими волосами…, - усмехнулся Боб, вспоминая, - Ты казался мне почти вампиром. Но посмотри на себя сейчас – теперь у тебя есть руки и кое-какие мускулы, …твоя кожа загорела и выглядит здоровой, …твои волосы по-прежнему рыжие, но теперь у них более теплый оттенок, …полагаю, ты немного поджарился на солнце… и… кое-что еще – твоя улыбка теперь гораздо шире, чем прежде. Теперь ты похож на ковбоя, Муравей.
Я поразмыслил над его словами и решил, что он прав.
- Я И ЕСТЬ ковбой, Боб, - признал я, гордо ухмыльнувшись, - И мне это очень нравится.
Я не отблагодарил Боба как следует за то, что он каждый день давал мне пинка под зад при работе с лошадьми. Он заставил меня остаться и выстоять, …он научил меня тому, как быть ковбоем. И я никогда не думал, что мне это понравится, но я должен был признать, что это выбило из меня все ДЕРЬМО шлюхи из большого города. Однажды, погожим весенним днем, я посмотрел на свое отражение в глади озера, где мы с Бобом в свое время разделили наш первый ланч, …и увидел, что он прав. Я выглядел лучше… сильнее, …счастливее. Я выглядел как мужчина, …а не как тень.
Когда это произошло?
Дэнсер шла на поправку, и операции, которые она перенесла, оказались успешными, хотя и сопровождались болью. Пока никто не мог ездить на ней верхом – я лишь однажды сделал попытку к этому, но она очень осторожно отошла в сторону и позволила мне упасть с ее спины, а затем развернулась и ткнулась в меня своим носом.
- Все нормально, я все равно тебя люблю, - заверил я ее, - И не жду, когда ты будешь готова.
Она негромко заржала в ответ, словно говоря мне «спасибо».
Через несколько дней я увидел, как она бежит рысью вокруг большого открытого загона, и удивленно застыл на месте.
- Она бегает… немного, - сказал я вслух Бобу, который наблюдал за этим, стоя рядом со мной.
- Да, …и ей это очень нравится, - он улыбнулся, довольный увидеть, что малышка развивает небольшую скорость и для разнообразия наслаждается пребыванием под лучами теплого майского солнца.
- И она направляется… прямиком … - сказал Боб, в то время я как увидел это и взбесился, а он закончил предложение, выкПитернув:
- К ПСИХУ!
Я побежал туда, в то время как Боб истерически смеялся, сочиняя целую веселую сагу о Дэнсер и Психе. Мне было не до смеха.
- УБИРАЙСЯ ОТ НЕЕ, КОЗЕЛ! – крикнул я, набрасывая поводья Дэнсер на шею и осторожно отводя ее от этого отвратительного зверя, который хмуро смотрел на меня.
- Малышка, пожалуйста, я же говорил тебе, …он ПЛОХОЙ! – ворковал я с Дэнсер, пока тянул ее на другую сторону загона, - Он недостаточно хорош для тебя, девочка, …поверь мне! Здесь так много других хороших лошадей, …играй с НИМИ.
И Дэнсер негромко захныкала, чем почти разбила мне сердце.

***
Сегодня вечером, пока Николь сидела за ужином в ресторане Джимми Чена, Маркус отозвал меня в сторону и проворчал:
- Пошли, поговорим на кухне. Сейчас.
- Ладно, - я последовал за ним, и Николь слегка кивнула мне, продолжая ужасаться содержимому меню на столе.
- Что случилось, Гречка? – спросил я, когда Маркус принялся, нервничая, крошить морковь, не встречаясь со мной взглядом.
- Пошел на хуй, - пробормотал он, - Бери морковку и начинай ее крошить. Я хочу кое-что сказать и не хочу, чтобы ты смотрел на меня, пока я говорю.
- Ладно, - медленно сказал я, взяв морковку из кучи, лежащей перед нами, и затем взял чистый нож из поставки, стоящей рядом со мной, осторожно нарезая морковь маленькими кусочками размером с десятицентовик.
- Я попросил Дженну выйти за меня, - поведал Маркус, как только мои глаза опустились к моркови.
Я охнул и собрался посмотреть на него, когда он застыл и предупредил меня:
- НЕ СМОТРИ на меня!
Я опустил глаза на морковь и принялся подшучивать над ним как над сумасшедшим.
- Здорово! – сказал я, глядя на морковку, - Ее стошнило?
Я заржал, а Маркус проскрежетал мне:
- Нет, ее не стошнило. Она ответила «да».
- Вау, - выразил я свой восторг овощу, который крошил, - Я думал, что у нее хорошее зрение – она же наездница, в конце концов. Полагаю, что нет. Ну, это же здорово, чувак. Если она не может видеть, насколько ты уродлив, она выйдет за тебя!
- Можешь прекратить нести эту хуйню, чтобы я мог сказать то, что хочу сказать? – огрызнулся он.
- Валяй, - я глянул на него искоса, задаваясь вопросом - что с ним такое.
- Я знаю, что ты считаешь, что я фанатик и думаешь, что я ненавижу белых… - начал он.
- С чего ты это взял? – слегка подразнил я его, пряча усмешку.
- Ни с чего, - отрезал Маркус, игнорируя мою шутку, - Я имею в виду,… я знаю, что говорю много ебанутых вещей, …я зову тебя белым парнем…
- Это одно из самых МИЛЫХ слов, какими ты меня называешь, - заметил я.
Маркус прекратил крошить морковь и свирепо взглянул на меня.
- Пожалуйста, можно я договорю? – спросил он.
- Давай, - я немного нахмурился, возвращаясь к своей морковке.
- Давным-давно я был копом, - поделился он, - В Нью-Йорке. Я не люблю говорить об этом. Я видел много плохих вещей. Я работал в плохом районе и, полагаю, просто решил, что у белых людей есть все, в то время как у детей с моей улицы ничего не было, и они ложились спать голодными. Я знаю, что это не так. Но мне до сих пор немного трудно, когда я имею дело с белыми людьми.
- Я голодал, - тихо сказал я, не отводя взгляда от того, чем я занимался, - Я ел из мусорных баков. Это никак не зависит от цвета кожи – быть бедным… быть бездомным. Это может случиться с каждым.
- Я знаю, - сказал он, и его голос звучал немного мягче теперь, когда я поделился с ним рассказом о своем бездомном прошлом.
- Я рассказывал тебе о своей матери, …китаянке, которая взяла меня, - Маркус продолжил, когда я кивнул. – Ну, короче говоря, …она заболела, …но не рассказала мне об этом. Она ненавидела больницы. Она немного боялась белых людей, но ни к кому не испытывала ненависти. Однажды я пришел к ней на квартиру, чтобы перекусить, …и увидел, что ее больше нет. Она умерла в одиночестве, с фотоальбомом, лежащим рядом с ней, полным наших с ней фотографий, сделанных, когда я был ребенком, …полный фотографий с окончания мной полицейской академии. На обложке альбома была надпись на китайском: «Мой сын – моя самая большая гордость».
Ей было всего 59 лет. Я узнал, что если бы она обратилась в больницу, с ней все было бы в порядке.
Я пытался вернуться к работе копа, но я был слишком зол. Я ненавидел все. Вскоре дела мои стали плохи. Я орал людям в лицо за превышение скорости и делал всякое такое дурацкое дерьмо. Никто не хотел быть моим напарником, они думали, что в своем теперешнем состоянии я могу убить их.
Однажды ночью я поймал одного белого малолетнего хулигана с рыжими волосами, очень похожего на тебя. Он торговал наркотиками и ругался на меня, прямо как ты, …и я бил его, бил, …даже после того, как он лишился глаза, …до тех пор, пока другие копы не оттащили меня от его окровавленного тела, …он впал в кому.
Я подал в отставку наутро, после того, как увидел в больнице, что я сделал с ним. Я просто понимал, что у меня не все в порядке с головой, чтобы выполнять эту работу. Я просто сидел дома, много смотрел телевизор и что-нибудь готовил по лучшим маминым рецептам. Готовка – единственная вещь, которая успокаивала меня, напоминала мне о ней и обо всем, чему она научила меня.
Я пытался найти что-нибудь еще, чем я мог заняться в жизни, и что бы сделало ее счастливой. Я, блять, понятия не имел, что я делаю. И затем, несколько недель спустя, пришли все эти бумаги, в которых говорилось, что я унаследовал какой-то ресторан, который принадлежал моей матери. Он был недействующим, но она владела им - он перешел к ней от ее отца. Полагаю, что она никогда и не думала сюда переезжать, …я был копом и тогда был счастлив в Нью-Йорке, …а она хотела быть ближе ко мне. До того момента я никогда не слышал о Каспере, …но это было все, чем я владел. Мне показалась неплохой идея бросить все это дерьмо в Нью-Йорке и отправиться жить туда, где тихо и где никто меня не знает.
Так что я упаковал все свои вещи и переехал сюда. Я радовался малолюдности и тишине. Я держался ото всех подальше и даже когда люди пытались поздороваться со мной и войти в ресторан, я выгонял их вон. Я не хотел их видеть. И тогда появился ТЫ.
Я улыбнулся ему во все тридцать два зуба, словно он рассказал мне историю нашей любви. И он снова нахмурился, …а я вернулся к нарезке моркови.
- Сначала я подумал, что ты тот ребенок, которого я избил. Но ты гораздо старше…
- ЭЙ! – воскликнул я – мне не понравилось его заявление, – Мне еще нет ТРИДЦАТИ, Шака Зулу! (намек на короля зулусов – прим.пер.)
- И намного выше…, - громко продолжил он, затыкая меня, - И у тебя другие глаза. Хотя я все еще, блять, ненавижу тебя.
- Правда что ли? – недоуменно спросил я, - Я и понятия не имел!
- Противный большеротый красавчик… - Маркус снова припомнил свои первые впечатления обо мне.
- Эй! – я снова повысил голос, - Если это твой способ поблагодарить меня за то, что познакомил тебя с Дженной, то это полный отстой, Джим!
Маркус усмехнулся и швырнул свой нож вниз, и я отпрыгнул до того, как смог себя остановить.
- Видишь? – спросил он, - Ты проделываешь это дерьмо и я не в состоянии ненавидеть твою белоснежную задницу!
- Моя задница НЕ белоснежная… - поправил я, - Сейчас она больше похожа на загорелый персик. Хочешь посмотреть?
- Можешь, блять, заткнуться на минуту? – спросил он, - Я вообще-то говорю!
Так что я закрыл свой рот на замок и выбросил ключ, зная, что от этого он впадет даже в большее раздражение. Он закатил глаза и продолжил.
- Настолько, насколько я терпеть не могу говорить это…, - он сделал паузу, покосившись на меня, пока я крошил морковь, - Ты… МОЙ ДРУГ. Ебать меня током, …я ненавижу эти слова. Ты помог мне с Тао, ты помог мне с рестораном, ты возился тут с моим дерьмом. Черт побери, ты даже порой заставляешь меня смеяться. А такого со мной не случалось долгие годы. Я бы хотел, чтобы ты был моим шафером на свадьбе. Блять! У меня во рту привкус дерьма от этих слов!
- Ну, как после ЭТОГО я могу сказать тебе «нет»? – подразнил я его.
- Блять! – Маркус снова принялся шинковать морковь, - Будешь или нет? Не заставляй меня блевать и спрашивать у тебя снова!
Я ухмыльнулся и ответил:
- Встань на одно колено, и я соглашусь.
Маркус нахмурился сильнее, почти прожигая меня своим взглядом, в то время как его ноздри задрожали, и его рычание стало отчетливо слышно. Он был в полушаге от того, чтобы убить МЕНЯ и порубить на мелкие кусочки.
- Я шучу! БЛИН! – я улыбнулся, - Конечно, я буду! Никто другой в этом городе не согласится на это, так что, считаю, что я ОБЯЗАН им быть. Кроме того, стоя рядом с ТОБОЙ, я выгляжу еще КРАСИВЕЕ!
- Пошел на хуй, - бросил Маркус в ответ.
- Сам иди на хуй, - тут же ответил я.
Мы продолжали шинковать морковь, даже не обнявшись по-мужски. Я очень боялся сделать попытку к этому.
- Мне не придется одеваться в пурпурный костюм или что-нибудь в этом роде? – спросил я, доставая еще одну морковку, - Или в какой-нибудь …кислотно-желтый?
- Мне следовало бы просто схватить тебя за задницу и вышвырнуть на улицу…, - пробормотал Маркус себе под нос.
- А мы будем петь негритянские спиричуэлсы на церемонии? – я продолжал дразнить его и наслаждался этим, - Потому что я готов разучить их…
- Заткнись, мудак, - предупредил Маркус.
- Легка на ход… колесница света… (название и первая строка припева этого спиричуэлса, который в свое время исполняли все, кому не лень – от Би-Би Кинга до Бейонсе дНиколь здесь в переводе Владимира Нежинского – прим.пер.), - я начал петь очень глубоким голосом, продолжая резать морковь.
Я не мог дразнить его дольше. Вскоре он начал бегать за мной по ресторану со своим ножом «Гинзу». Но я был счастлив за Маркуса и Дженну, …и я был польщен тем, что Маркус поделился со мной своей историей и попросил меня быть его шафером, …и тем, что он признался, что я его друг. Мне хотелось записать эти слова на пленку. Но это не имело значения. Я слышал их. И я был очень счастлив.
Я не мог дождаться, когда побегу обратно за столик и расскажу Николь, что Маркус сказал, что я его друг.
- НЕТ! – крикнул он мне с кухни.
- Я собираюсь надеть золотые зубы, когда Дженна будет идти по проходу, - пошутил я, обращаясь к Николь, - И улыбнусь, когда она почти дойдет до алтаря.
- Ты такой дурак, - Николь хихикнула, - Тебе так много нужно сделать…
- Будь нежна со мной, сестричка, - я подмигнул ей, хватая немного хрустящей лапши со стола.

****************************************************************************

Однажды утром в воскресенье, пока я спал в постели, зазвонил телефон, чего обычно никогда не случалось. Николь вскочила, выглядя озабоченно, и схватила трубку.
- Алло? – произнесла она натянутым голосом, а затем расслабилась и сказала:
- О, привет, Боб.
- Правда? – спросила Николь, - О, черт. Ладно, я скажу ему. Он придет. Пока, Боб.
Я уставился в потолок и выпятил челюсть, услышав о том, что в это теплое солнечное воскресное утро мне куда-то нужно идти. Я был зол.
- Малыш, ты нужен Бобу на конюшне, - Николь села в постели, надевая длинную красную футболку и маленькие хлопковые шортики. Ням-ням, они выглядели аппетитно.
- Зачем? – спросил я, - С Дэнсер все хорошо?
- Да, папуля, твоя малышка в порядке, - она ухмыльнулась, - Но он сказал, что многие другие лошади чем-то заболели, …он думает, что это какой-то вирус. Он там совсем один.
- РРРРРР, - прорычал я, теперь понимая, что я ДОЛЖЕН идти. Возможно, мне повезет и Псих издохнет.
- Сегодня воскресенье, - проскулил я затем.
- Энтони Мейсен… - Николь прижала свой нос к кончику моего носа и подарила мне сладкий маленький поцелуй, - Иди, помоги Бобу, …заклинатель лошадей (намек на фильм 1988 года с Робертом Редфордом в главной роли, в котором главный герой понимал язык лошадей и лечил их магическим способом – прим.пер.). Будь хорошим мальчиком.
Николь охнула и, простонав, приложила руку ко рту.
- Прости, я не это имела в виду… я хотела сказать… не это. (дело в том, что словосочеНаташие “horse whisperer” – буквально – «шепчущий лошадям» имеет несколько значений – от буквального, как в нашем случае, до сленгового, которое означает человека, имеющего сексуальную связь с лошадью и скрывающего это – прим.пер.)
Я лишь улыбнулся ей, совершенно не огорчившись, как обычно бывало.
- Все нормально, Николь, - я поиграл с длинной прядью ее волос, - Меня не беспокоит, когда ты говоришь подобное. Я имею в виду, что больше не беспокоит.
- Правда? – она покосилась на меня, интересуясь - почему.
- Я знаю, - согласился я, - Полагаю, мне стало немного легче, да?
Я думал, что она пошутит в ответ, но вместо этого ее глаза наполнились слезами, а рот растянулся в улыбке.
- Да, - пропищала она и крепко обняла меня, а я рассмеялся и погладил ее по волосам.
- Я люблю тебя, Дастин, - прошептала она.
- Я тоже тебя люблю, прекрати плакать, - сказал я, щекоча ее ребра, и она закричала и начала вырываться, …а я вскочил, не выпуская ее, схватил за голую ногу, и снова уложил ее на спину.
- Николь Салливан, теперь ты в большой беде! – я играл, щекоча ей ступню, а она визжала и корчилась, будучи не в состоянии вырваться из моего захвата. Блин, меня это заводит!
- Кто самый классный? – спросил я, щекоча ее сильнее, пока она смеялась и кричала, - Кто самый лучший и самый горячий парень из тех, кого ты знаешь? Скажи это! Скажи, что Джош – отстой!
- ДЖОШ – ОТСТОЙ! – выкрикнула она, брыкаясь ногами, но все еще оставаясь в плену у меня, - Ты самый горячий! ДАСТИН, Я СЕЙЧАС ОПИСАЮСЬ!
Я быстро выпустил ее, улыбаясь, и сказал:
- У меня нет на это времени. Я должен спасать больных лошадей.
- АГХ! Ты ДУРЕНЬ! – завопила она, пригвоздив меня к месту, когда я уже почти встал. И мы устроили небольшой матч по рестлингу в постели.
- Это так охуенно горячо, - прошептал я, держа ее за запястья, пока она дергала ими, пытаясь одолеть меня.
Я с легкостью перевернул нас, теперь лежа сверху на ее дергающемся теле и она рычала, притворяясь взбешенной, …и пока я держал ее руки над головой, я целовал ложбинку между ее грудями, там, где вырез футболки почти открывал ее обнаженные груди.
- Дастин! – она продолжала попытки лягнуть меня, и это также пробуждало Франкенчлена. – Что ты делаешь?
- Завтракаю, - я пошевелил бровями и прикусил воротник ее футболки, оттягивая его вниз на дюйм, …это было все, что мне было нужно - теперь у меня был сосок.
- АХХХХХХХХ…, - Николь тут же обмякла, когда я лизнул и влажно пососал милый розовый бугорок.
- Ммммм… - я низко стонал, пока пробовал ее на вкус, покусывая сосок, и ее спина немного выгибалась. Я выпустил ее руки, …но она оставила их лежать на месте, …и я двинул свои пальцы под ее футболку, …проводя ими вверх-вниз по ее белой фарфоровой коже груди.
Николь снова негромко охнула, когда я снял с нее маленькие хлопковые шортики, не обнаружив под ними трусиков, …а лишь еще больше ее нежной, ароматной плоти.
- Ммм, да, …время завтракать… - прорычал я, смыкая губы и хорошенько вылизывая языком ее одинокий маленький клитор, ждущий между ног.
Я любил слушать крики Николь и то, как она дышала, пока я поедал ее идеальную маленькую киску. Она была такой теплой и вкусной, что я сходил с ума от желания съесть ее. Я не мог дождаться, когда ее ноги дернутся и широко раздвинутся, пока я заставляю ее кончать снова и снова. Воскресенья – это, блять, идеальные дни! За исключением тех случаев, когда нужно идти на работу! Я ведь мог бы провести с ней вот так весь день, но нет! Я должен идти убирать навоз ебаных больных лошадей!
Не секрет, что я без особого вдохновения шел сегодня на работу. И Николь чуть не рассмеялась над моим выражением лица, когда я вышел из ванной, полностью вымытый и готовый к выходу.
- Посмотрите на эту недовольную гримасу! – она усмехнулась, пытаясь не рассмеяться, когда я прошел к кухонному столу и стащил ломтик тоста.
- Я не гримасничаю, - ровным тоном сказал я.
- Ну, не грусти так, - она обняла меня сзади, целуя в лопатку, - Держу пари, что сегодняшний день окажется не таким уж плохим, как ты думаешь.
- Я принимаю пари, - с горечью сказал я.
- Оууу, …ты слишком милый, чтобы так грустить, …давай, …подари мне свою милую маленькую улыбку… - Николь ворковала со мной как с двухлетним ребенком, сжимая мои щеки и сводя их вместе.
Она была такой забавной, что я невольно улыбнулся ей, … и она рассмеялась, целуя мой улыбающийся рот.
- Я люблю тебя, женщина, - я усмехнулся, снова целуя ее.
- Я люблю тебя, мужчина, - ответила она.
Я отправился на работу, негодуя из-за того, что вынужден покинуть свой идеальный маленький мир по имени Николь и из-за того, что не увижу Кэти до ужина. Я добрался туда и прошел на конюшню, надвигая свою черную шляпу на лоб, чтобы отгородиться от солнца.
- Боб? – позвал я, подходя к Йо-Йо и осматривая его первым.
- Ты в порядке, большой парень? – я посмотрел ему в глаза и затем проверил его зубы. Ни слизи, ни воды в глазах и в носу… хороший признак.
- Эй, Боб! – крикнул я снова через плечо, …и услышал, как кто-то выдохнул и сказал: «Шшш!».
Я застыл, и холодок от плохого предчувствия пополз вверх по моей спине, когда я услышал чьи-то твердые и медленные шаги и очень слабый звук… шепот?
Я двинулся вдоль линии стойл, где стояли все лошади, постоянно оглядываясь за спину, словно там мог кто-то прятаться. Все лошади выглядели хорошо. Они не были больны.
Я тихо снял вилы с крюка на стене и выставил их перед собой как оружие, готовый ударить, размышляя, кто прячется здесь, поджидая меня. Я представил себе Логана, …я представил Рейвен, …затем сэра Кевина, …и, Господи помоги, я даже представил себе поджидающую меня Алекс, …прячущуюся здесь, …и умирающую от желания увидеть мое лицо, когда она набросится на меня.
Я приблизился к двери за лошадиными стойлами, где хранилось сено и зерно, и прислушался, прислонившись к ней, не двигаясь ни на дюйм и даже не дыша.
Я услышал неразборчивый шепот, но не смог разобрать слов. Теперь я был уверен - там кто-то есть. Я приготовил вилы и медленно схватился за ручку двери, резко открыл ее и закричал, выставив вилы перед собой, готовый встать лицом к лицу с врагом, поджидающим меня внутри.
- РРРРРРР! – прорычал я и услышал:
- СЮРПРИЗ!
Я опустил вилы, сфокусировал зрение, …и увидел Боба, стоящего передо мной. Он совершенно без проблем выхватил у меня из рук вилы и воткнул их в землю рядом со своими ногами.
Николь бросилась мне на руки и расцеловала меня, смеясь, а Кэти бегала вокруг меня, дуя в бумажный рожок, и бумага в нем раскручивалась и скручивалась в такт с ее дыханием.
Я увидел Питера, на голове у которого была очень высокая шляпа с бирюзовыми полями в форме праздничного торта со слоями белого и розового цвета, который венчали зеленые, синие и красные свечи и войлочное пламя на верхушке каждой из них, желто-оранжевое. Буквы в «горошек» на вершине торта гласили: «С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!». Он улыбнулся мне и отошел, позволяя мне обнять своих девочек, и мне показалось, что я вижу в его глазах крошечные проблески грусти, словно он хотел бы оказаться на моем месте или, возможно, просто завидовал тому, что у меня есть мои девочки, а у него таких нет. Но помимо всего прочего, он улыбался мне. И это - одна из вещей, за что я люблю Питера. Он убирает свою собственную боль в сторону и разделяет с тобой радость. Давным-давно я поклялся, что сделаю то же самое для него.
- С днем рождения, малыш! – счастливо прощебетала Николь, снова целуя меня в губы. - Я не могу поверить, что ты совершенно забыл про свой собственный день рождения! Я чуть не проболталась сегодня утром, но мне не хотелось портить сюрприз!
- Ты чуть не устроила сюрприз, - я немного подразнил ее в ответ, - Я чуть не проткнул Боба вилами.
Я увидел Маркуса, стоящего рядом с Дженной, и она хлопала в ладоши, а Тао усмехался, глядя на меня, уже поедая шоколадный батончик, кажется «Милки вей».
Среди остальных я увидел Шэрон, Бена с Анджелой, стоящих сзади, а также других парней, которые работали здесь, и разнообразных знакомых, с которыми мы подружились в кафе-мороженом, во время домашних консультаций Николь и в ресторане Джимми Чена. Мне действительно показалось, что здесь собрался, черт возьми, весь город!
- Куда вы убрали все зерно? – спросил я, когда все подошли пожелать мне всего наилучшего. Питер напялил мне на голову свою шляпу, а сам забрал мою, …и через несколько минут меня вывели на улицу за конюшню, где на открытой площадке ждало всевозможное праздничное угощение. Здесь были воздушные шары всевозможных цветов, аппарат для приготовления свежей сахарной ваты, автомат для приготовления «Слэрпи», возле которого в тот момент возился Питер (наверное, это был аппарат из его дома). За конюшней, на прекрасном июньском солнце, стояли, накрытые белыми скатертями, длинные столы, за которыми сидели люди и ели блюда из ресторана