 |
Ты видишь ее, когда засыпаешь, 2 глава
|
|
|
|
- София, - спросила я, - ты боишься?
- Нет. Я пойду и раздобуду помощь. В один из дней я вернусь и спасу вас всех.
- Анастасия не вернулась.
- Но я вернусь. Найду способ сделать это.
- Я буду скучать по тебе.
- Когда завтра у вас будет пиршество, я хочу, чтобы ты ела. Я хочу, чтобы ты много съела. За меня, хорошо? Потому что я уйду только на время. Я обязательно вернусь.
- Я должна сказать Николаю, чтобы он тоже много ел?
- Да, скажи ему, чтобы съел очень много.
- Я люблю тебя, - прошептала я и почувствовала тяжесть на сердце.
- Я тоже люблю тебя, - сказала она и взяла меня за руку. Ее безудержно трясло, но она сумела слабо меня обнять.
*****
Но София не вернулась. Ее стул присоединился к стулу Анастасии. Затем к ним присоединился стул Иванны. Далее последовали стулья Александры и Даниилы. Мне было одиннадцать лет, когда две мои сестры, Николай и я сидели на маминой кровати, пока она умирала. Ее спальня была пропитана приторным запахом старения. Тогда я впервые услышала, как мой отец спросил маму, нужно ли ему вызвать врача, но она спокойно покачала головой и отвернулась от него. Она хотела уйти. Она хотела оставить его. И покинуть страшный мир, в котором она была как в ловушке. Он ушел, я же, выйдя в гостиную, наблюдала за ним, просто стояла там неподвижно, ошеломленная. Он стрелял в оленей.
Ее смерть была быстрой.
Кто знает, какая болезнь погубила ее и как долго она находилась в ней? Это выглядело так, будто она была высосана изнутри. Ей было только сорок, но все ее внутренние органы отключились по очереди, ее печень, почки, легкие, сердце. Ее дыхание замедлилось, пока каждый вздох не превратился в удушливый хрип, который мучительно вырывался из ее рта. Когда я держала ее покрасневшую с узловатыми пальцами руку, она была еще теплой, но мама уже ушла. Я держала ее руку - кожа так и не восстановилась от того давнего ожога - и крутила дешевое кольцо на ее пальце, пока она не стала холодной.
|
|
|
Отец напился. Он вышел в морозную ночь и, упав на колени, молился небу. Я стояла у окна и видела белые стволы берёз, слабо светящиеся в темноте. Я вышла на улицу с одеялом. Воздух, был настолько холодным, что врезался в легкие, будто зазубренный кусок льда. Он посмотрел на меня. Последний раз я так смотрела в глубину его глаз на пиршестве после ухода Анастасии.
Из болезненных впадин на лице на меня смотрели его глаза. Оказывается, он был не полностью мертв внутри. Странно, но возможно, он любил ее. В своем сердце я не находила к нему ни любви, ни жалости. Ни одной крошечной частички. Мое сердце было холодно, как лед. Накрыв его плечи одеялом, я ушла. Я сделала это для мамы. Она бы сделала то же самое. В то время, как она лежала в своей спальне и ее душа, возможно, еще не ушла, я не хотела огорчать ее. Но это было последним, что я сделала для него.
Мы похоронили тело моей несчастной мамы в могиле, которую брат и отец выкопали на склоне у дома. Никто не плакал. Мы все сдерживали себя. С горем и страхом. Я поняла, что с отцом, без мамы, ее дети были в большей опасности, чем раньше.
Глава 4
Через два дня после ее похорон отец забрал моего брата, чтобы он спал в его комнате. Той ночью я проснулась от крика. Я снова прислушалась, и мне показалось, что я слышу, как плачет мой брат. Я вскочила с постели. Моя сестра поворчала и, повернувшись, снова уснула. Подбежав к двери комнаты отца, я постучала в нее.
- Иди спать, Лена, - закричал отец.
В тот момент я была удивлена, что отец знал, кто это был, но теперь понимаю: ведь только я смела ослушаться. И никто другой не постучал бы в его дверь среди ночи.
- С Николаем все в порядке? – спросила я.
|
|
|
На несколько секунд растянулась зловещая тишина.
- Я в порядке, Лена. Иди спать, – выкрикнул Николай, но его голос дрожал от напряжения.
- Ты уверен? – настаивала я.
- Да. Уходи, – он крикнул громче и тверже.
Я стояла еще в течение нескольких минут за дверью, борясь с сильным и необоснованным стремлением повернуть ручку и войти в спальню отца. Я даже положила на нее руку. Но тишина в комнате напугала меня. Я знала, что не должна входить. Я думала о маме, бегущей обнаженной по снегу. Каким-то образом я чувствовала: происходит что-то подобное. Неохотно я вернулась в постель и лежала без сна в течение долгих часов, прислушиваясь, но больше не было никаких звуков.
Следующим утром я отправилась в туалет и нашла волосы Николая в ведре. Я выбежала и стала звать его. Он был на кухне. Я прикоснулась к его волосам. Они были выстрижены так грубо, что в некоторых местах виднелся его череп. Он оттолкнул мои пальцы. Я посмотрела ему в глаза и увидела, что Николай изменился. Он был чужим. Он не смог посмотреть мне в глаза.
- В чем дело? – умоляла я.
- Ни в чем, - коротко ответил он.
- Что произошло прошлой ночью?
- Ничего не произошло, - сказал он резко и отошел от меня.
Я стояла и смотрела ему вслед. Я не могла его понять. Николай был не таким человеком. По большей части нам даже не приходилось говорить. Мы знали, о чем думает каждый из нас. Всегда. Как-то мама сказала, что она никогда не слышала, чтобы кто-то играл в дуэте с таким совершенством, как играли мы. Это было похоже на одного человека с четырьмя руками.
Когда отец вернулся домой, он пришел в абсолютную ярость из-за того, что мой брат сделал со своими волосами. Он дал брату пакет и сказал, чтобы тот носил его на голове. Но тот ответил, что не станет этого делать.
- Хочешь, Лена будет его носить? – спросил отец, в его тоне таилось что-то зловещее.
Брат побледнел. Он вернулся в спальню и вышел оттуда с покрытой головой! Мои сестры и я, оцепеневшие от ужаса, потеряли дар речи и смотрели на брата.
*****
- Давай сбежим вместе, – прошептала я ему.
- Куда? Куда мы пойдем, Лена? – спросил он в негодовании.
- В большой дом, где Анастасии преподавали математику?
Я была шокирована тем, как он изменился. Это было похоже на то, будто я разговариваю с мамой. Любая надежда исчезла. Осталась только ожесточенная оболочка.
|
|
|
- Что с тобой не так?
Он с грустью посмотрел на меня:
- Всё.
*****
Прошла зима, и еще один стул пустовал у стены. Николаю и мне исполнилось по шестнадцать лет. Все мысли о побеге давно угасли. В нем не было никакой необходимости. Теперь я видела гораздо яснее – мы будем проданы, и это станет нашим спасением. Все, что осталось от нашей семьи, это Николай, две младшие сестры и я.
Следующей на очереди была я. Но когда время настало, мой отец пропустил меня и продал Зину, которая была младше на год. Я не смогла понять этого. Мне было семнадцать, когда черная “Волга” приехала за второй младшей сестрой.
Остались только я и Николай.
Николай стал мужчиной, а я женщиной. Он был почти таким же высоким, как отец, но ни один из нас не мог встать против отца. Это был эффект погонщика слонов. Когда слон еще маленький, погонщик привязывает его к железному столбу. Малыш будет пытаться и пытаться, но в конце концов поймет, что не существует способа освободиться. Когда слон вырастет, погонщик может привязать его к хрупкой палке, и слон не будет пытаться освободиться, потому что он привык думать, что не сможет победить никакую палку. Мой брат и я были приучены повиноваться.
Весной нам исполнилось восемнадцать. Лето пришло и ушло. Настала осень, тогда Николай с облегчением улыбнулся, сжимая мою руку:
- Не волнуйся. Я думаю, что он не собирается продавать ни одного из нас.
*****
- Завтра твоя очередь. Будь готова уйти, – сказал отец меньше, чем через неделю. Его голос был очень холодным и недоброжелательным.
Мой брат смотрел на него в шоке. В тот вечер я схватила брата за руку и отвела на могилу к матери. Я развернула его к себе лицом:
- Николай, я вернусь за тобой. Меня не волнует, как я это сделаю. Я вернусь. Будешь ли ты меня ждать?
- Нет, ты не вернешься, – сказал он, печально покачав головой. Его глаза были потускневшими и уставшими. – Я не буду ждать тебя.
- Пожалуйста, – умоляла я.
Он рассматривал мое лицо с любопытством. В тот момент он напоминал мне зверя. Молчаливое глупое животное, которое пытается вычислить, что ты собираешься делать. Я возненавидела отца с удвоенной силой.
|
|
|
- Ни у кого другого не было возможности. Никто не вернулся, - сказал он обреченно, что меня ужаснуло.
- Но я вернусь. Я обещаю это на могиле мамы. Пообещаешь мне на могиле матери, что будешь ждать?
- Я хочу, чтобы он вместо этого продал меня, – пробормотал он.
- Я бы не хотела этого. Если он продаст тебя, я не буду знать, где тебя найти. В любом случае, он никогда тебя не продаст.
Адское положение поразило нас обоих. Мы никогда не говорили об этом. Я опустила глаза, потому что не хотела видеть его стыд.
- Да, ты права. Он никогда не продаст меня, – у его голоса была странная интонация.
Я посмотрела на него.
- Пожалуйста. Ты должен поверить мне, что я вернусь за тобой.
Он потер мочки ушей и кивнул, но не посмотрел мне в глаза.
Я схватила его за руку.
- Посмотри на меня и пообещай, Николай, – яростно потребовала я.
- Я обещаю, – сказал он. – Я обещаю на могиле матери, что буду ждать твоего возвращения.
Я улыбнулась. Я сдержу свое слово. В ответ он тоже улыбнулся. Я прикоснулась к его щеке.
- О, Николай. Я не знаю, как смогу без тебя.
Его кадык подрагивал.
- Ты будешь в порядке, Лена.
Слезы текли по нашим лицам.
Когда на следующий день приехали мужчины, мы стояли лицом друг к другу.
- Будь осторожна, моя прекрасная сестра.
- До встречи, мой дорогой, – сказала я, целуя его в жесткие губы. На улице с тихо работающим двигателем стояла “Волга”.
- Помни обещание, – повторила я ему, мои пальцы ухватились за его. От работы они были грубыми. Он попытался вытащить свою руку, но я не отпустила. Посмотрела ему в глаза.
Он сдержанно кивнул.
- Ты должен меня ждать.
- Я буду.
- Ни пуха, ни пера, – сказал он. Его голос был безразличным.
- К черту, – ответила я тихо.
И вышла в холодное утро к черной “Волге”. Она никогда не менялась. Мужчины были разными… но похожими.
Они передали отцу толстый конверт. Он не открыл его. Просто окликнул меня по имени.
- Лена.
- Да, отец?
- Пришло время. Слушайся этих людей, как слушалась меня.
Я не взглянула на него и не ответила.
Глава 5
Мужчины не смотрели на меня и не разговаривали со мной с тех пор, как я села в машину и мы отъехали от дома. Я сильно обхватила себя руками и молчала. Спустя минут десять человек с пассажирского сидения повернулся, чтобы рассмотреть меня. У него были слегка раскосые азиатские глаза и оливковая кожа. Его глаза были такими черными и холодными, что заставили меня покрыться мурашками.
- Мы не хотим причинить тебе вред. Если ты будешь вести себя хорошо, то не будет никакой необходимости причинять тебе боль. Ты будешь вести себя хорошо?
|
|
|
Я кивнула. Конечно, я собиралась так себя вести. Что еще я могу сделать? Я находилась в черной “Волге” с двумя самыми опасными мужчинами, которых я когда-либо видела, несущейся Бог знает куда.
Водитель посмотрел на меня в зеркало заднего вида. У него были темные волосы и жестокие голубые глаза. Было что-то низменное и подлое, смущающее в нем.
Они привезли меня в отель, где было электричество, проточная вода, туалет со сливом и лежал ворох российских газет. Я спала на удобной кровати и проснулась к завтраку, который состоял из французского хлеба и клубничного джема. Они не представлялись, но я узнала из разговоров, что мужчин звали Тимур и Борька. Тимур явно был лидером, а Борька был посредственным идиотом за рулем автомобиля.
Это случилось после того, как мы остановились, чтобы отдохнуть и принять ванную - я поняла, что они забыли заблокировать дверь. Я ничего не делала. Просто спокойно сидела на заднем сидении. Выжидая. В середине деревни, недалеко от переполненного кабака, где похоже что-то праздновали и было много людей, я открыла дверь и прямо на ходу выскочила из машины.
Резкая боль при столкновении с асфальтом была невероятной. Машина неслась дальше, в то время как я лежала на дороге, еле переводя дух. Но недолго. Она с визгом затормозила на расстоянии нескольких метров от меня. Я хотела бежать, но не могла двинуться. Машина начала сдавать назад так быстро, что это было похоже на расплывающееся пятно в моих глазах.
Благодаря всплеску энергии и ужасной скручивающей боли, которая заставила меня закричать, я напрягла свои руки и ноги и, поднявшись, побежала. Я побежала так быстро, насколько мое израненное тело позволяло. Я бежала в сторону праздника. Мужчины были везде. Их было много, а моих похитителей только двое. Они бы могли помочь мне, они, конечно же, помогут. Я крикнула им, и их лица повернулись в мою сторону, они смотрели на меня - бегущую, подпрыгивающую, хромающую. Беззащитную.
Затем хладнокровно, все как один, они отвернулись от неприятного зрелища: женщины, за которой гонится черная “Волга”, - и опустили взгляд в свои напитки. Они не хотели вмешиваться. Это было не их дело.
Сила Борьки, налетевшего на меня, сбила меня с ног, и мы рухнули на траву у обочины дороги. На некоторое время я лишилась воздуха, чтобы говорить. Затем он грубо потянул меня за волосы и так сильно ударил по щеке, что моя голова откинулась назад.
Со стороны дороги Тимур закричал:
- Не оставляй шрамов на ней, ты, чертово животное.
Я почувствовала вкус крови из разбитой губы, но посмотрела на Борьку с вызовом.
Что-то вспыхнуло в его глазах. Неистовая похоть. Я никогда не видела, чтобы кто-то прежде так смотрел, и это привело меня в состояние шока. Желание сменилась опасным гневом.
- Тупая, гребаная сука, - закричал он и потащил меня к машине.
Другой мужчина всмотрелся в мое лицо и гневно обернулся к Борьке.
- Ты - идиот! – закричал он. – Ты рассек ей губу.
Борька немедленно принял оборону:
- Ничего. Заживет.
- Если ты еще раз прикоснешься к ней, я переломаю твои долбаные ноги. И убери этот гребаный взгляд, засунь его в свою сраную задницу. Никто не будет плевать в мою миску.
- Я ничего такого не делал.
Борька сердито скривил губы.
- Черт возьми. И не сделаешь.
- В любом случае, что в этом такого? Я только собирался трахнуть ее в рот или задницу. Кто узнает?
Взгляд Тимура, направленный на Борьку, был яростным.
- Если ты хочешь трахаться, то сними грязную шлюху завтра вечером.
Борька сжал челюсти в молчаливом гневе.
Тимур повернулся ко мне. И я испугалась его. У него были глаза человека, которому не известны никакие границы. Они угрожающе блестели, словно острие ножа.
- Забирайся в машину. Сейчас же, - прорычал он.
Я немедленно подчинилась. Когда мы оказались внутри и двери заблокировали, Тимур повернулся ко мне лицом.
- Я даю тебе свободу, и что ты делаешь?
- Мне очень жаль.
- Ты хочешь ехать связанной и с кляпом во рту?
Я медленно покачала головой.
- Еще один такой трюк, и тебя свяжут, заткнут рот кляпом и засунут в багажник. Мы поняли друг друга?
Я кивнула.
Он достал платок из кармана и протянул его мне.
- Вытри рот.
Я взяла платок и вытерлась. Он сразу схватил меня за подбородок пальцами. Его кожа была необычайно мягкой. Он поворачивал мое лицо в стороны, оценивая ущерб. Без всякого выражения он выпустил мой подбородок. Борька наблюдал за мной в зеркало заднего вида.
- Покажи мне свои руки, - скомандовал он.
Я протянула руки. Они были исцарапаны и кровоточили. Он вывернул мои запястья и увидел, что все в царапинах вплоть до локтей.
Выругавшись, он наклонился и задрал мою юбку прямо до трусов. Никогда еще мне не было так стыдно – столько, сколько я себя помню, никто не видел мои бедра, и я хотела прикрыться руками, но не сделала этого. Я знала, что он будет в ярости. Одно колено кровоточило, а на голенях были царапины и порезы. Тимур снова выругался и отвернулся. Я натянула платье обратно на колени.
Больше ничего не было сказано. Борька ехал молча, пока мы не добрались до деревенского дома в абсолютной глуши. На расстоянии в несколько ярдов со стороны дома стояли сараи и курятник.
- Выходи, – рявкнул Тимур.
Я вышла из машины и пошла с ним к дому. Воздух был холодным, и у меня было болезненное, отвратительное чувство в животе.
Дверь нам открыла женщина. На ней был платок и грязный фартук. Она выглядела как крестьянка. Ей, должно быть, было лет сорок. У нее были большие, сильные руки с грязью под ногтями. Лицо широкое, с румянцем на щеках и глаза цвета грязных помоев. В течение секунды они выражали удивление и что-то еще, с чем я сталкивалась исключительно в глазах мужчин. Затем она это скрыла и сосредоточилась на моей губе.
- Что, черт возьми, случилось? – ее речь была хриплой и грубой.
- Спроси у Борьки, - отрезал Тимур бесцеремонно, и, задев ее, прошел в темноту дома.
Она не посмотрела на Борьку, который стоял позади меня. Вместо этого повернула свое румяное лицо ко мне и улыбнулась. Улыбка была не из приятных.
- Ни одна твоя сестра не создавала столько неприятностей.
- Мои сестры? – ахнула я. Сердце подпрыгнуло в груди от возможности увидеть потерянную семью. Надежда заставила меня почувствовать головокружение.
Она сузила глаза и скрестила толстые мужественные руки на животе.
- Да, все твои сестры проходили через это место.
- Где они сейчас?
В течение нескольких секунд она не отвечала, просто задумчиво смотрела на меня. Наконец отошла в сторону и сказала:
- Заходи. Мы поговорим внутри.
Я тут же вошла в ее дом. Внутри было мрачно и воняло жиром и готовкой с дурманящим ароматом трав. Когда глаза привыкли к темноте, я увидела, что находилась в простом сельском доме, таком, где жизнь вращалась вокруг печки. Когда я обвела глазами скудную мебель, мой взгляд упал на большую металлическую клетку с соломой на дне.
В эту же секунду меня грубо толкнули на землю. Прежде, чем я успела среагировать, меня с силой потянули и затолкали в клетку. Она была всего лишь около метра длиной и полутора метров высотой, так что я не могла ни стоять, ни лежать в ней. Я присела напротив решетки, и она заперла дверцу на висячий замок. Я не плакала и не кричала. Знала, что это бесполезно.
Тимур сидел за кривым деревянным столом, жуя хлеб с сыром. Он ел быстро, удерживая взгляд на женщине.
- Ты должна привести в порядок ее раны, - сказал он ей.
- Не переживай. Они поверхностные. Сами заживут. Я буду держать ее тут, пока она не сломается.
- Ты знаешь правила, - сказал он. В его глазах было предупреждение.
- Да, ей лучше быть совсем как чистый лист, - добавил Борька угрожающе, отрезав кусок сыра и положив его на ломоть хлеба.
Они уехали после того, как поели, а женщина игнорировала мои попытки поговорить с ней или расспросить о сестрах.
С наступлением темноты она зажгла лампы и открыла дверь, должно быть, в кладовую. Холодный едкий воздух с ароматом трав пронесся в дом. Она снова вышла оттуда с несколькими овощами и приготовила тушеное мясо. Запах жареных хрящей заставил мой рот наполниться слюной. Я не ела весь день. Она передала мне через маленькую дверь клетки дымящуюся миску. Я так проголодалась, что съела всё в мгновение ока. Она, наверное, подложила наркотики в мою еду, так как я начала чувствовать сонливость и не могла держать глаза открытыми.
А затем... я больше ничего не помню.
Глава 6
Я проснулась слабая, до сих пор находилась внутри клетки и была голодна. Какое-то дурно пахнущее зеленое лекарство приложили к моим порезам и ранам. Когда я увидела, что она смотрит на меня, то инстинктивно попыталась прикрыть себя руками.
- Как ты думаешь, у тебя есть что-то такое, чего я еще не видела? – съязвила она и засмеялась так, что все ее тело затряслось.
Я знала, что она не сделает мне больно, по крайней мере, физически. Эти люди, казалось, намерены держать меня в хорошем состоянии, на какое только способны. Я стоила для них больших денег. Когда я сказала, что мне нужно в туалет, то она с трудом поднялась из-за стола, за которым резала лук, схватила миску и собиралась просунуть ее в клетку.
- Я не могу ходить в миску, - потрясенно возразила я.
- Тогда тебе придется сходить к себе в штаны, – ее голос был резким. Она протолкнула миску в маленькую дверцу, через которую передавала еду.
И мне пришлось сходить в миску. Это самая унизительная вещь, которая до сих пор происходила со мной. Она стояла надо мной, скрестив руки, и наблюдала, как я села на корточки над миской и тихо пописала, настолько тихо, как только смогла. Было трудно сделать это так, чтобы не намочить себя или солому, на которой мне придется спать. Несколько капель брызнуло мне на ноги.
- Можно ли мне какую-нибудь бумажку, чтобы вытереться, пожалуйста? – попросила я.
- Туалетная бумага только для того, когда посрешь, - грубо сказала она и вынесла миску из дома.
Даже несмотря на то, что работала печка, мне было настолько холодно, что пальцы рук и ног стали ледяными. Я прикрыла себя небольшим количеством соломы и стала ждать, когда она вернется.
Был уже полдень, когда я услышала ее шаги. Она открыла дверь и вошла. Руки у нее были красными. Она поставила ведро с водой на пол. Галоши блестели в тусклом интерьере ее дома. Она зачерпнула из ведра полную кружку воды, набрала ее в рот и выплюнула в помойное ведро. Зачерпнула еще одну кружку и медленно выплеснула ее через верх клетки. Я поймала ее ртом. Как животное.
- Можно мне немного воды, чтобы умыться, пожалуйста?
- Я принесла ее не для того, чтобы тратить впустую на тебя, - усмехнулась она.
Мне не только не разрешали мыться, я была вынуждена испражняться в миску и подтираться небольшим куском газеты, в то время как она стояла и смотрела. Я знала, что она пыталась сделать. Она пыталась унизить меня. Она пыталась заставить меня поверить в то, что я не лучше животного. Она пыталась сломать меня. И, может быть, у нее это получалось.
Когда стало темнеть, она зажгла лампы и начала готовить. Сделала омлет в сковороде с длинной ручкой. Поев, она выложила оставшуюся запеканку в миску и принесла мне.
Я смотрела на это в шоке. Омерзительная женщина. Это была та же миска, в которую я ходила и по-маленькому и по-большому. Я вытолкнула это из клетки, подальше от себя. Я была голодна, но отказалась есть это. Она молча забрала миску и выкинула в помойное ведро, в которое, как я видела вчера, она выбрасывала кожуру от очищенных овощей.
- Следующую пищу, которую ты съешь, тебе придется выпрашивать, – сказала она и подтолкнула клетку ближе к печке, выключила свет и потащилась к себе в спальню. Когда закрылась дверь, жилище оказалось в темноте за исключением красного свечения от нагретой печки. Я дрожала и была напугана – не ею, а будущим. Оно виделось мрачным и страшным. Я закусила кулак и посмотрела на щели в бетонном полу.
Дождавшись ее храпа, я прикрыла рот рукой и дала волю рыданиям, которые находились глубоко во мне. Они вырывались бурным потоком, пока язык не закостенел, а горло заболело, и в глазах появилось жжение. Но появилось чувство облегчения.
Когда рыдания прекратились, я крепко обхватила себя руками и, чтобы успокоиться, представила белокурую голову Николая рядом с моей. Я помню запах его чистых волос, его сладкое дыхание. Знакомое успокаивающее ощущение его кожи на моей. Как же я скучаю по нему. Я задумалась, чем он занят. Он сейчас в кровати. В постели отца.
Моя решимость окрепла, и тогда я поняла, что хочу выжить. Я хочу выжить в этой клетке или в любом другом месте, куда они забросят меня. Я поклялась себе, что сделаю все, что необходимо для того, чтобы вернуться. Чтобы спасти его от когтей моего отца. Я потихоньку успокаивалась.
Я держалась в течение двух дней и отказывалась есть, но голод при виде свиных ушей, кипящих под облаком пара, это мучительно. Я не повернулась, чтобы посмотреть, как она достает свиные ушки шумовкой и выкладывает их на тарелку, но какая-то часть меня представляла это. Я не смотрела в то время, как она села за стол и нарезала их ножом всего лишь в нескольких метрах от меня, но мой рот наполнился слюной. Запах приправленных хреном огурцов и квашеных солений заставил мою грудь подниматься и опускаться от сильного голода. Я слышала, как она шумно глотает свое пиво, и, когда она это делала, я поняла, что не собираюсь выигрывать в этой войне. В ней не стоило выигрывать. Я сдалась.
- Пожалуйста, можно мне немного еды?
Она повернулась ко мне.
- Ты что-то сказала? У меня не очень хороший слух.
- Пожалуйста, можно мне немного еды?
Она кивнула, положила свиное ухо в миску и протолкнула ее через небольшое отверстие в клетку. Без ложки, без ножа. Я с жадностью запихнула в рот свиное ухо своими грязными пальцами. Она смотрела на меня и смеялась. Мне уже все равно. Так она унизила меня до положения беззащитного дикого животного.
А какого черта еще делать? Я должна выжить и найти путь к спасению своего брата.
Прошло два дня, а может быть и три. Она подошла и встала возле клетки.
- Высунь свои соски через прутья клетки, - приказала она.
- Я не хочу, - сказала я. И я имела ввиду именно это. Я ненавидела ее за то, что она сделала со мной. То, кем я стала.
- Тогда ты будешь оставаться в этой клетке, пока не научишься слушаться меня.
Здесь у меня не было никаких шансов. Я должна была выйти из клетки. Я просунула свою грудь через прутья.
- Отлично, - похвалила она и, приложив свой рот к одному из моих сосков, всосала его.
Я была настолько шокирована, что отпрянула от нее. Несколько секунд мы смотрели друг на друга. Затем я медленно положила свою грудь обратно между холодными металлическими прутьями. Я закрыла глаза и терпела, когда она сосала их, пока они не начали болеть.
Она хотела меня унизить, чтобы доказать мне, что все, о чем я думала, отвратительное и низкое, что со мной могут делать что угодно, против моей воли и безнаказанно. И я ни черта не могла сделать, чтобы остановить это. Она тихо рассмеялась и намеренно схватила мою грудь своими грубыми руками, сжав ее до боли.
- Что бы ты сделала, чтобы хорошо вытереться мокрым, горячим полотенцем? – усмехнулась она.
Я не ответила ей, но чувствовала себя такой грязной, что мысль о горячем полотенце была как вспышка чего-то приятного из прошлого.
Той ночью меня накормили должным образом: большим куском жареного мяса оленины. Это правда, я напала на него и съела, как настоящее животное.
- Когда можно будет выйти из клетки? – спросила я.
- Скоро. Покажи мне хорошее поведение.
Я стала забитым покорным существом. Когда она просила, я вытаскивала свою грудь через прутья и терпела ее жесткий рот. На этот раз она дала мне холодец. Я знала, чем она занимается, но что я могла поделать? В клетке, голая, голодная, немытая… без возможности сбежать.
В ту ночь она, должно быть, снова одурманила меня, потому что я провалилась в глубокий сон. А когда проснулась, то была еще голой, но лежала на полу. Железные ножные кандалы были на моей правой ноге. Почти метровая цепь удерживала меня в кандалах у опорной балки дома.
- Ключ спрятан кое-где в безопасности за пределами этого дома. Поэтому, если со мной что-нибудь случится, ты сдохнешь от голода здесь.
- Я буду молиться, чтобы с вами ничего не случилось, - ответила я.
- Держи, – сказала она и протянула мне помидор. Я укусила его. Запах и вкус сока на моем языке были потрясающими.
Она смотрела на меня:
- Я вырастила сама. У меня был хороший урожай в этом году.
Я затолкала в рот последний кусок и вытерла рот тыльной стороной ладони.
- Хочешь еще?
Я кивнула. Уже тогда я знала, что придется заплатить. Но это будет плата не за помидор, это плата, чтобы находиться вне клетки.
Глава 7
Моя боль становилась особо острой и была связана с ней. Она научила меня использовать свои пальцы и рот. Я делала все, что она требовала. Пока я это делала, она нежно гладила меня по волосам и поощряюще мурлыкала. Потом она дергалась в конвульсиях, и, пока кончала, тянула меня за волосы. Звуки, которые вырывались из ее горла, были подобны животным. Она напоминала мне страдающего зверя. Я мрачно смотрела на нее и чувствовала себя мертвой внутри. Мое сознание стало настолько отрешенным, что я не могла связно мыслить. Оттолкнувшись от ее липкой кожи, я повалилась на холодный пол и меня вырвало. Она положила мою голову к себе на колени, я ненавидела запах ее юбки.
- Кружево моей мамы все еще у вас?
Она даже не притворилась, что не поняла. Я угадала. Она украла его у моей сестры.
Она сузила глаза.
- Ты хочешь его? – спросила она.
- Да, это последнее, что у меня осталось от моей мамы.
- Что ты сделаешь за это?
Я почувствовала холод и оцепенение. Мой рот был искривлен в гримасе, и слова просто вырвались наружу.
- Все, что пожелаете.
- Однако же, как ты будешь его хранить? Мужчины заберут его у тебя.
|
|
|
