 |
Глава 14. Любовь во времена палеолита
|
|
|
|
Половое поведение и эволюция человека
Изучение полового поведения приматов представляет интерес в аспектах
эволюции человека. Некоторые авторы исходили из неверных представлений о
подавляющей роли секса и неупорядоченных половых отношениях у обезьян и
переносили эти черты на ранние этапы эволюции человека. Именно половое
поведение якобы лежало в основе объединения обезьян в сообщества, причем
сообщества эти мыслились по гаремному типу.
Эта концепция критиковалась рядом приматологов и антропологов (Л. В.
Алексеевой, Н. А. Тих и др.). Очевидно, что у обезьян половые отношения в
значительной мере остаются связанными с периодами рецептивности, а половое
поведение служит репродуктивным целям. Однако в половом поведении обезьян
можно выделить и проследить некоторые предпосылки к такому феномену
полового поведения человека, как секс: выбор партнера, наличие оргазма у
самцов и самок, опосредование полового поведения социальными факторами,
социо-сексуальное обучение, а также некоторые формы патологий и нарушений
половой активности. Именно поэтому обезьяны являются вполне адекватной
моделью для изучения некоторых факторов и характеристик полового поведения
человека в норме и патологии, а также для выявления филогенетических
тенденций в его формировании как специфически человеческой формы поведения.
Разнообразие моделей спаривания, отмеченное у обезьян, явилось важным
эволюционным изменением ароморфного типа, которое повлекло за собой целый
ряд других преобразований. Независимость спаривания от половых циклов
самок привела к частичному отходу полового поведения от строгой
|
|
|
приуроченности его к репродуктивной функции. Важный результат этого
процесса — развитие сексуальности в филогенезе приматов. Вторым аспектом
изменений оказалась редукция процесса спаривания. Незавершенное
спаривание, например садка с тазовыми толчками без эякуляции или
покрывание без тазовых толчков стало выполнять функцию социальной
регуляции отношений особей в группе (известные позы подставления и
покрывания, касания рукой половых органов, а также ягодиц и внутренней
стороны бедра).
Развитие сексуальности сыграло большую роль при совершенствовании
взаимоотношений между полами, способствовало закреплению устойчивых парных
связей и формированию семьи у гоминин.
Важно, что для обезьян характерно существенное разнообразие типов
социальных систем и связей самец-самка. У одного и того же вида зачастую
могут встречаться моногамные, полигинные и промискуитетные отношения.
Какие сексуальные отношения практикуются в данной популяции — зависит от
экологических условий. Например, павианы анубисы в сезоны с изобилием
кормовой базы держатся многосамцовыми многосамковыми группами и практикуют
промискуитетные спаривания. А в сухой сезон, когда пищи недостаточно —
разбиваются на гаремные единицы.
У современного человека можно наблюдать практически все модели сексуальных
отношений, описанные в отряде приматов. В последнее время в
постиндустриальном обществе определенное распространение получает даже
условно одиночный образ жизни, при котором часть женщин предпочитает вовсе
не вступать в брак. Они экономически и психологически самодостаточны,
сознательно выбирают роль матери-одиночки, успешно воспитывают ребенка
(самостоятельно или опираясь на помощь близких родственников). Аналогичным
образом, некоторые мужчины предпочитают индивидуальную свободу и не
связывают себя семейными узами. Сексуальные контакты у этой категории
|
|
|
личностей не способствуют формированию личностных привязанностей с лицами
противоположного пола и не вызывают потребности в совместном проживании.
Половой диморфизм и ведущий тип сексуальных связей: современные приматы и
ископаемые гоминины
Все же определенные связи между типом сексуальных отношений у обезьян и
рядом морфофизиологических параметров мужских и женских особей существуют.
В частности, прослеживается связь между размерами семенников и ведущим
типом сексуальных взаимоотношений у конкретного вида (Рис. 14.1). Более
крупные размеры семенников указывают на тенденцию к промискуитетным связям
у данного вида (макаки, шимпанзе). Половой диморфизм по размерам тела и
клыков в этих случаях не слишком выражен (рис. 14.2). Семенники средних
размеров преимущественно встречаются у видов, практикующих моногамию
(гиббоны). У моногамных видов половой диморфизм по размерам тела
минимален, и то же можно сказать о размерах клыков.
Для видов, практикующих преимущественно полигинные отношения и формирующих
постоянные гаремные единицы, типичны небольшие по размеру семенники и
значительный половой диморфизм по размерам тела и клыков (павианы
гамадрилы, гориллы, орангутаны) (рис. 14.1; 14.2).
Половой диморфизм ранних гоминин — одна из самых интригующих загадок
современной антропологии. Данные палеоантропологии указывают, что ранние
гоминины характеризовались значительно более выраженным половым
диморфизмом, чем современный человек. Диморфизм, например, у одного из
ранних представителей австралопитековых — A.afarensis столь велик, что
некоторые антропологи предположили, что в этом случае мы имеем дело с
разными видами. Если все же предположить, что особи большого и малого
размера — суть представители одного вида, то получается, что самки
примерно в два раза уступали по весу самцам. Такой диморфизм сопоставим по
своим масштабам с диморфизмом, наблюдаемым у горилл, и существенно
превосходит степень диморфизма у обыкновенного шимпанзе и бонобо.
У современных приматов большие размеры тела самцов, как правило,
связываются исследователями с половым отбором и половой избирательностью.
|
|
|
Наибольший диморфизм отмечается у видов с полигонными системами социальной
организации, в рамках которых конкуренция самцов за доступ к самкам принимает особо
выраженные формы. Однако замечено, что конкуренция между самцами сопряжена
не только с увеличением общих размеров тела, но и однозначно ведет к
увеличению размеров клыков. С учетом этих данных, половой диморфизм
австралопитековых представляет собой нечто из ряда вон выходящее в отряде
приматов. Хотя у ранних австралопитековых клыки были крупнее, чем у более
поздних гоминид, и несколько отличались по размерам у самцов и самок,
совершенно очевидно, что размеры клыков у самцов были много меньше, чем
следовало бы ожидать, исходя из данных о различии размеров тела самцов и самок.
Даже если социальная организация ранних автсралопитековых и строилась на
принципах выраженной конкуренции между самцами, должны были существовать
мощные факторы, действующие в направлении уменьшения размеров клыков у
самцов и самок. Эти факторы перевешивали преимущества, которые могли
извлекать самцы от больших клыков. Некоторые авторы выдвигали
предположение, что возможная причина такого несоответствия состоит в
переходе к использованию камней и палок для охоты, защиты от хищников и
внутривидовой агрессии.
Впрочем, австралопитековые могли использовать орудия для защиты от
хищников и вести себя вполне кооперативно и миролюбиво по отношению к
сородичам мужского пола. Так что более крупные размеры самцов у них вовсе
не однозначно указывают на практику выраженной полигинии. Гориллы и
орангутаны — виды с выраженными полигамными отношениями и жесткой
конкуренцией между самцами обитают в лесу и имеют большие размеры тела,
позволяющие не бояться хищников.
Иное дело австралопитековые. По данным палеоантропологов — эти существа
существенно уступали гориллам в размерах, проводили много времени на земле
и активно осваивали открытые пространства. Для такого рискованного шага
они должны были обладать адекватной социальной организацией,
|
|
|
позволяющей успешно противодействовать прессу хищников, изобилующих в
саванной местности. Следовательно, социальные образования по типу
односамцовых групп, аналогичных горилльим, были практически исключены.
Итак, группы, осваивающие саванну, должны были включать, как минимум,
нескольких взрослых активных самцов. В таком случае потенциальная угроза
для «собственности» на самку непременно существовала. Чтобы контролировать
верность своих самок, самец должен был постоянно держать их в поле зрения,
охранять. Однако это было бы возможным только при условии, что самцы
постоянно перемещались со своими самками в течение суток. Но ведь мы
знаем, что самки с новорожденными детенышами становились менее мобильными,
и вряд ли могли принимать активное участие в охоте или сборе падали (в
этом случае от туш животных нужно было отгонять гиен, шакалов, грифов, да
и самих леопардов или гепардов). Скорее всего, часть времени самки
проводили на специальных стоянках (базах). Часть молодых или более старших
могли оставаться на базах для охраны.
В этих условиях контроль половой свободы самок был весьма проблематичен.
Либо следует допустить, что несколько самок, по каким-либо причинам,
добровольно хранили верность конкретному самцу, отвергая ухаживания других
партнеров. Но в этой ситуации конкуренция за самок приобретает пассивные
формы: самки выбирают себе самца (как лучшего защитника, добытчика или
заботливого отца для детенышей), а не самцы завоевывают самок в
конкурентной борьбе с сородичами и сторожат свои гаремы, как это можно
наблюдать у горилл.
Итак, предположение о том, что в эволюции человека был период, когда
практиковалась выраженная полигиния (об этом писали С. Хрди, ван Хоф и
др.) не следует абсолютизировать.
Тело современного человека служит своеобразной картой, правильное
прочтение которой (с учетом карт, построенных по данным об останках
гоминин на разных этапах эволюции) позволяет если не однозначно разгадать
загадку эволюции человеческой сексуальности, то хотя бы приблизиться к ее
решению.
Спермовые войны: приматы и человек
Выше мы уже говорили о том, что конкуренция между особями мужского пола
может проходить не только путем турниров, защиты территории или увода
самок у более слабого (или старого) противника. Конкуренция может
принимать скрытые от глаз формы: в этом плане существенный интерес
представляет феномен конкуренции спермы у видов, спаривающихся по
промискуитетному типу. Спермовые войны имеют место не только у
|
|
|
беспозвоночных. Это явление широко распространено и у позвоночных
животных, в частности, млекопитающих. Уже сравнительно давно приматологами
было замечено, что у обезьян прослеживается отчетливая связь между
степенью выраженности полигинии, размером семенников у самцов и объемом
выделяемого эякулята. Р. Бейкер и М. Беллис описали феномен спермовых войн
у приматов и человека в средине 90-х годов XX века. Когда исследователи
впервые выступили со своей теорией, то многие коллеги встретили их
сообщение с усмешкой. Между тем, со временем эта теория подтвердилась
работами многих специалистов и может в наши дни считаться доказанной.
Суть открытия Бейкера и Бейлиса состоит в том, что человеческие
сперматозоиды, аналогично сперматозоидам шимпанзе, неоднородны по своему
строению и функциям. Лишь около одного процента сперматозоидов способны к
оплодотворению, остальные же 99% составляют сперматозоиды-блокировщики и
сперматозоиды-камикадзе. Функция первых состоит в том, чтобы блокировать
женские половые пути и препятствовать сперматозоидам других особей
мужского пола добраться до яйцеклетки избранной партнерши. Среди
сперматозоидов-камикадзе выделаются два типа: сперматозоиды типа А,
атакующие чужие сперматозоиды, попавшие в половые пути после них (если
таковые появятся), и сперматозоиды типа Б, поражающие чужие сперматозоиды,
которые уже находились в половых путях до них (если таковые там имеются).
Конкуренция спермы выражена сильнее у видов, для которых монополизация
самок конкретными самцами ограничена (например, у шимпанзе и бонобо) и,
что важно, у самцов этих видов размеры семенников максимальны. Там, где в
силу особенностей социального устройства групп, наблюдается полная
монополизация самок конкретным самцом, размеры семенников у лиц мужского
пола существенно меньшие. У человека размеры семенников превосходят
таковые у горилл и уступают размерам семенников у шимпанзе. Из этого
следует тот факт, что, по всей видимости, сексуальные отношения предков
современного человека были менее промискуитетны, чем у шимпанзе, но и
выраженная полигиния даже на ранних этапах эволюции была маловероятной.
В процессе эволюции человека, скорее всего, происходила адаптация мужской
физиологии к конкуренции на спермовом уровне. Как показано на
схематическом рисунке (рис. 14.1), человек отличается от современных
человекообразных обезьян не только размерами семенников относительно
размеров тела, но и размерами пениса. У мужчин он длиннее и толще, чем у
человекообразных обезьян. Дж. Даймонд приводит следующие сравнительные
данные по мужской анатомии: средняя длина пениса в состоянии эрекции у
горилл и орангутанов примерно 3-4 см, у шимпанзе — 7 см, а у человека —
12. Доказано в результате исследований, что более длинный пенис позволяет
доставить сперму ближе к шейке матки, что обеспечивает сперматозоидам
данного мужчины преимущества в оплодотворении по сравнению со спермой
конкурента, обладающего более коротким пенисом.
Впрочем, резкое снижение полового диморфизма в процессе эволюции человека
однозначно свидетельствует в пользу перехода к практике моногамии.
Удлинение сроков младенчества и детства резко ограничили свободу
передвижения женщин и их возможности по самостоятельной добыче пищи. В
этих обстоятельствах постоянная помощь мужчины была просто необходимым
условием для выживания вида. Резкое ухудшение климатических условий в
верхнем палеолите лишь способствовало закреплению подобной практики
сексуальных отношений и, наряду с этим, еще большему разделению труда по
половому признаку. Если женщины могли участвовать в охоте на дичь мелкого
и среднего размера или ловить рыбу и заниматься сбором беспозвоночных, то
охота на крупного зверя была исключительно мужским делом. Причем, скорее
всего, делом совместным, кооперативным. Участники охоты, добытчики пищи
имели все основания претендовать и на обладание женщиной. В этих условиях
конкуренция за женщин и их монополизация несколькими мужчинами группы была
бы просто немыслимой, так как несла в себе потенциальную угрозу для
стабильности социальной системы.
Итак, строение тела современных мужчин и их физиология указывают, что на
определенном этапе эволюции человек перешел к практике достаточно
продолжительных моногамных связей между мужчиной и женщиной (какова была
возможная средняя продолжительность такого рода связей, мы поговорим чуть
позднее). Вместе с тем, опасность измены существовала и в палеолите.
Мужская физиология представляет собой оптимальную систему защиты
собственной приспособленности (повышающую надежность передачи своих генов
последующим поколениям) в условиях частых и длительных отлучек мужчин из
дому на охоту. В экспериментах Бейкер и Бейлис установили, что если
мужчина длительное время находился вдали от жены, то объем его спермы при
занятии сексом с женой превышал обычный примерно в три раза. Если тот же
мужчина воздерживался от секса с женой в течение сходного срока, но при
этом все время находился поблизости с женою, то объем его эякулята не
отличался от обычного.
Выше мы говорили о мужской физиологии и особенностях строения мужского
тела. Следует сказать, что женское тело так же уникально (рис. 14.3).
Уникальность женского тела связана с развитием молочных желез (ничего
подобного не наблюдается ни у самок шимпанзе, ни у горилл или
орангутанов). Помимо всего прочего, у женщин совершенно отсутствуют
внешние признаки рецептивности, связанные с овуляторной фазой месячного
цикла. Такая морфология и физиология далеко не случайна и, по всей
видимости, также является адаптацией к моногамным отношениям. Чтобы быть
уверенным в отцовстве, мужчина должен поддерживать постоянные сексуальные
контакты с женщиной и постоянно опасаться, что она изменит ему с другим.
Одной из мужских адаптации против женского адюльтера является эволюция на
симметричность лица и тела — женщины не просто предпочитают вступать в
сексуальные отношения с более симметричными мужчинами, но и испытывают при
этом больше удовлетворения.
Таким образом, победа в спермовых войнах не только следствие конкуренции
между мужчинами, но и, отчасти, результат избирательной физиологической
реакции женщин на сексуальные сношения. Установлено, что если женщина в
течение непродолжительного времени имеет сексуальные контакты с
несколькими мужчинами, то в выигрыше оказывается сперма, поступление
которой сопровождалось женским оргазмом (в этом случае вероятность
оплодотворения яйцеклетки выше). Исследования антропологов Р. Торнхилла и
С. Гандестада (к работам этих ученых мы уже неоднократно обращались выше)
дают дополнительные свидетельства в пользу наличия спермовых войн у
человека. Во-первых, они показали, что женщинам в период овуляции больше
нравится запах симметричных мужчин, а во-вторых — что при сексе с
симметричными мужчинами женщины испытывают больше оргазмов.
Любовь как универсальная человеческая эмоция
Вряд ли в человеческом репертуаре найдется другая эмоция, овеянная таким
ореолом романтики и возвышенности, как любовь. Поэтому многим людям может
показаться отталкивающей любая попытка подведения научного базиса под это
чувство. Тем не менее, этологи и эволюционные психологи уверены, что
любовь — в высшей мере адаптивная эмоция, она играет существенную роль в
выживании и репродукции человека. Такое понимание эволюционной природы
любви отнюдь не умаляет ее значимость и громадную роль в человеческой
жизни. В этом разделе мы рассмотрим вкратце возможные биосоциальные основы
любви: генетические и поведенческие (репродуктивные и социальные).
Генетические основы имеются у материнской любви. Биосоциальные основы
любви к лицам противоположного пола базируются на феномене
привлекательности, способности к выявлению репродуктивного потенциала у
половых партнеров и на развитии долговременных, часто реципрокных,
отношений между членами группы (не всегда принадлежащих к противоположному
полу).
Материнская любовь у современного человека является результатом отбора в
гомининной линии. Привязанность матери к детенышу типична для всех без
исключения млекопитающих, но у человека материнская любовь формировалась
параллельно с удлинением сроков младенчества и детства в онтогенезе (рис.
14.4). Ребенок человека рождается недоразвитым по сравнению с
новорожденными детенышами других приматов. Новорожденный ребенок
совершенно беспомощен: он не может самостоятельно держаться за тело
матери, не может поддерживать температуру собственного тела без контакта с
материнским телом, наконец, его сенсорные способности развиты несравненно
хуже, чем у новорожденных гориллят, шимпанзят или бонобо. Чтобы появляться
на свет столь зрелым, как детеныши человекообразных обезьян, человеческий
плод должен был бы находиться в утробе матери около 20 месяцев. В
сущности, новорожденный должен был бы достигать размеров годовалого
ребенка. Даже непосвященному очевидно, что ни одна женщина не в состоянии
родить ребенка такого размера.
Двуногость и потребность в крупном головном мозге представляют собой
эволюционный парадокс, из которого гоминины нашли блестящий выход, но
заплатили за него высокую цену: человеческие роды стали болезненным и
опасным предприятием. Новорожденный ребенок стал появляться на свет
абсолютно беспомощным, а родители должны проявлять неустанную многолетнюю
заботу о нем. Важным компонентом, обеспечивающим надежность такой заботы,
явилось развитие биологически обусловленного механизма формирования
устойчивой эмоциональной привязанности матери к ребенку.
Основы материнской привязанности закладываются вскоре после появления
младенца на свет и имеют под собой отчетливые нейрофизиологические
механизмы: вскоре после родов происходит мощный выброс эндорфинов в кровь
матери. Сосание груди младенцем стимулирует высвобождение окситоцина,
способствующего сокращению матки, отторжению плаценты и останавливающего
послеродовое кровотечение. Но на этих физиологических аспектах функции
окситоцина не заканчиваются. Окситоцин ответственен за развитие тесной
эмоциональной привязанности матери к ребенку, и некоторые исследователи
даже окрестили его химическим проводником любви.
В свою очередь, привязанность младенцев к матери формируется также в
считанные часы после появления на свет и носит избирательный характер.
Высокая скорость развития привязанности объясняется контактами матери и
плода, когда тот находится еще в утробе. Неродившийся ребенок слышит голос
матери и ощущает ее эмоциональное состояние. Поэтому новорожденный
способен узнавать голос матери и отдавать ему предпочтение перед другими
женскими голосами уже через несколько часов после появления на свет.
Буквально через считанные часы после рождения новорожденные могут также
узнавать лицо матери и предпочитают его другим лицам. А через несколько
недель младенец уже четко различает материнский запах. В короткие сроки
происходит синхронизация циклов сна матери и младенца в условиях кормления
по первому требованию. Ребенок может сосать материнскую грудь, даже когда
мать не пробуждается полностью ото сна.
Разумеется, механизм связи между матерью и ребенком не является сугубо
человеческим феноменом. Он присутствует у многих млекопитающих, прежде
всего у приматов и связан с врожденным страхом детеныша перед утратой
физического контакта с матерью. Однако в силу рассмотренных выше причин и
потребности в более интенсивной и постоянной заботе, в процессе эволюции
гоминин происходит развитие более эмоционально насыщенной и окрашенной
теплотой связи мать — младенец. Любовь между матерью и ребенком имеет
выраженный адаптивный смысл: природа нашла надежный способ гарантии заботы
о медленно развивающемся беспомощном ребенке. Тысячами лет происходил
отбор на матерей, обладающих более выраженными нейрофизиологическими
механизмами формирования эмоциональных связей мать — ребенок. Отбирались
гены, ответственные за материнское поведение. Чем лучше были развиты эти
механизмы, тем больше шансов на выживание получали дети. Матери, любящие
свои детей, поддерживались отбором.
Несмотря на популярные среди феминисток взгляды на отсутствие каких-либо
принципиальных врожденных различий между полами, нужно заметить, что
природа отцовской любви существенно отличается от материнской. Разумеется,
отцы также любят своих детей, но в основе этого не лежат врожденные
нейрофизиологические механизмы, аналогичные материнской любви. Мужчины не
вынашивают ребенка в течение девяти месяцев, не рожают его и не кормят
детей грудью. Матери физиологически и психологически находятся в тесной
связи с еще не родившимся ребенком и с первых месяцев его жизни оказывают
на него ощутимое воздействие (явление, известное под названием
«материнский эффект») (рис. 14.5). Формирование привязанности к ребенку у
мужчин более длительный и противоречивый процесс.
Уникальность женской любви к ребенку состоит в том, что она частично
определяется секрецией гормона прогестерона. Прогестерон даже назвали
гормоном родительского инстинкта. Доказано, что прогестерон секретируется
в организме женщины при одном взгляде на ребенка. Младенческая схема,
запускающая женское родительское поведение, таким образом, имеет
гормональную базу. Пухлое тельце, коротенькие ножки и ручки, большая
голова и большие глаза — стимулирует мощный выброс прогестерона у женщины.
Ничего подобного при контакте с младенцами у мужчин не происходит.
Предрасположенность к гормональному ответу на младенческую схему у женщин
столь сильна, что механизм этот запускается даже тогда, когда женщина
видит котенка, щенка или просто игрушечного плюшевого мишку (рис. 14.6).
Именно особенностями женского восприятия, связанными с врожденными
материнскими инстинктами объясняется тот факт, что многие девушки и
молодые женщины приходят в восторг от мягких плюшевых игрушек с
пропорциями младенческого тела, тогда как длинные и тощие игрушки не
вызывают у них никакой положительной реакции. У мужчин не вырабатывается
прогестерон и им просто непонятны взрывы умиления, которые их избранница,
взрослая женщина, исторгает при виде маленькой плюшевой зверушки.
Эволюция отцовской любви у человека входит в некоторое противоречие с
эволюцией мужских репродуктивных стратегий и отчасти противоречит
генетической предрасположенности к большему вкладу в поиск новых партнерш.
Эта любовь сопряжена с развитием устойчивых связей между мужчинами и
женщинами в процессе человеческой эволюции. Возможно, любить детей мужчины
научились, наблюдая за взаимодействиями мать — ребенок. Такая стратегия
должна была закрепляться отбором, поскольку рождение беспомощного ребенка
и удлинение периодов младенчества и детства вынуждало женщин выбирать
партнеров с учетом их отцовских качеств. Избирательность женщин
способствовала нарастанию в популяции генов «заботливого отца». Усиление
отцовской любви в современном обществе может быть частично связано с
некоторой эстрогенизацией мужского населения постиндустриальных стран.
Возникает вопрос, откуда взялись гены заботливого отца у мужчин? По одной
версии любовь и забота о жене и детях является производной привязанности к
братьям, которую можно наблюдать у шимпанзе, и которая была типичной для
сообществ австралопитековых. Вместе с тем, любовь к детям у мужчин могла
быть производной репродуктивных стратегий: забота о детенышах и подростках
у многих видов приматов (павианы анубисы, макаки маготы, бурые и тибетские
макаки, шимпанзе и др.) обеспечивает самцу большую вероятность сексуальных
контактов с их матерью. Такая стратегия могла оказаться выигрышной в
эволюции гоминин и по мере того, как значимость заботы со стороны мужчины
по отношению к женщине и ребенку возрастала, постепенно формировались и
генетические основы отцовской любви.
Важной составляющей жизни человека является также романтическая любовь.
Любовь, как форма проявления полового влечения по-разному проявляется в
различные периоды онтогенеза человека. В возрасте примерно трех лет
ребенок проявляет отчетливые признаки любви по отношению к конкретному
представителю противоположного пола, смущаясь в его присутствии, краснея и
отводя глаза. Но сам ребенок, разумеется, не осознает своего поведения. В
7-8 лет чувство любви продолжает оставаться мало осознанным. Любовь в этот
период проявляется в желании детей проводить время вместе, заботиться друг
о друге, дарить подарки. На этом этапе ребенок не просто любуется объектом
любви, как это было в 3 года, а воздействует на него непосредственно. На
третьем этапе, в возрасте 12-13 лет, любовь часто бывает сопряжена с
элементами фетишизма. Влюбленный подросток заостряет внимание на отдельных
элементах внешности (длинные волосы, стройные ноги, большие глаза).
Половое влечение принимает форму осознанного стремления к контакту с
конкретным представителем противоположного пола. Подростки образуют
смешанные компании, стараются играть вместе, помогать друг другу. Девочкам
нравится поддаваться и проигрывать определенному мальчику, а мальчикам —
выигрывать у определенной девочки. В этом периоде появляется чувство
ревности. Четвертый период начинается в возрасте 15-17 лет и характеризует
юношескую любовь. Для него характерно желание к взаимному уединению,
совместным прогулками и разговорам. На этом этапе главную роль играет
познание объекта любви как личности. Половое влечение юношей и взрослых
выражается в романтической влюбленности, переходящей в любовь.
Социологи и психологи часто старались доказать, что это явление характерно
лишь для современности и отсутствовало в традиционных обществах прошлого.
Более того, в некоторых трудах утверждается, что в обществах Франции,
Англии и Германии, еще в XVIII веке романтическая любовь была
исключительно уделом аристократии.
Но данные этологии последнего времени наряду с анализом антропологических
фактов свидетельствуют, что этот феномен является уникальной человеческой
универсалией. Хотелось бы здесь обратить внимание на эмоциональную сторону
влюбленности. Влюбленность сопровождается появлением специфического
чувства эйфории, связанной с секрецией в мозгу у человека
фенилэтиленамина, вещества, близкого по своей структуре к амфетамину.
Любопытный факт — определенное количество этого вещества содержится в
шоколаде. Случайно ли огорченные женщины ощущают потребность в этом
продукте?
Кроме того, в этом состоянии происходит повышение содержания норадреналина
и дофамина в определенных отделах головного мозга. Особая острота чувства
связана с увеличением содержания в мозгу серотонина. Успешный половой акт
приводит к выработке в мозгу эндорфинов, эндогенных опиатов, обладающих
наркотическим действием и дающих человеку ощущение радости, эйфории,
удовлетворенности. Эндор-фины оказывают активизирующее влияние на иммунную
систему человека и делают его более устойчивым к простудным и инфекционным
заболеваниям. Влюбленные люди выглядят и чувствуют себя моложе, они
оказываются более здоровыми по сравнению с невлюбленными сверстниками. В
этом свете фраза «Любовь во времена чумы» приобретает несколько
непривычный, но возможно более объективный оттенок: влюбленные имели
больше шансов выжить там, где черная смерть косила целые города и страны.
|
|
|
