Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Терапевтические принципы психоанализа 7 глава




583 А когда я понял, что в спутанном клубке сбивающих и обманчивых невротических фантазий кроется моральный конфликт, то я окончательно бросил метод внушения, до некоторой степени успешный, основанный на столь же успешной, но неверной теории. Тогда для меня началась новая эра понимания. Исследования и терапия соединились в поисках причин и рационального разрешения конфликтов. В этом для меня заключалось значение психоанализа. В это время Фрейд построил свою сексуальную теорию неврозов, вызвав тем самым бездну вопросов, достойных, как мне казалось, глубокого рассмотрения. На мою долю выпало счастье долгое время работать, идя по стопам Фрейда и следя таким образом за проблемой сексуальности в неврозе. Вы знаете, вероятно, по некоторым из моих прежних трудов, что значение сексуальности вызывало во мне всегда некоторые сомнения: в этом вопросе мы с Фрейдом некоторым образом разошлись.

584 Я ответил на Ваши вопросы несколько свободно. Остальное сейчас наверстаю. Легкий гипноз и полный гипноз — лишь разные степени интенсивности бессознательной готовности больного подчиниться гипнотизеру. Тут трудно провести резкую грань. Критический ум не постигает, как при катартическом методе можно избежать внушаемости и внушения. И то, и другое существует везде,


дшже у Дюбуа* и у психоаналитиков, желающих действовать рационально. Ни техника, ни самообман тут не помогут: главным образом действует личность врача, то есть огаять-таки действует внушение. При катартическом методе частые свидания с врачом, доверие и вера в него и в епо метод для пациента гораздо важнее, чем вызывание старых фантазий. Вера, самоуверенность, быть может, и самопожертвование врача, передающиеся пациенту невидимыми путями, для него гораздо существеннее повторения старых травм**.

5 В истории медицины следовало бы, наконец, поучиться всему, что когда-либо кому-нибудь помогало; тогда мы, мюжет быть, дошли бы до действительно нужной терапии, до психотерапии. Ведь и старая аптечная стряпня имела блестящий успех, исчезнувший лишь вместе с верой в нее.

6 Зная, что несмотря на все рациональные щиты, паци-ешт старается постигнуть личность врача, я потребовал бы, чтгобы психотерапевт, как и хирург, отвечал за чистоту сво-иж рук. И я считаю необходимым и первым условием, чтобы психоаналитик сам сначала подвергся анализу, так как его личность — один из главных факторов исцеления.

7 Пациенты как бы интуитивно читают характер аналитика и должны понимать, что аналитик — человек, и человек несовершенный, но старающийся во всех отношениях исполнить свой человеческий долг в самом полном смысле этгого слова. Я думаю, что это первый фактор исцеления. Чгасто мне приходилось видеть, что аналитик достигал в лечении лишь того, до чего сам дошел в своем моральном развитии. Думаю, что этот ответ удовлетворит Вас.

2 февраля 1913 г. (Лой)

18 На часть моих вопросов Вы отвечаете в положительном смысле. Вы признаете, что при излечении катарти-ческим методом главную роль играет доверие к врачу и

* (См. выше, пар. 527.

** Так пациентка, лечившаяся без конечного результата у молото кюллеги, сказала мне: «Я действительно очень успешно лечись у него и чувствую себя гораздо лучше, чем раньше. Он пытался [ализшровать мои сны. Он никогда не понимал их, но он так стался. Право же он хороший врач!».

Э


его методу, а не «абреагирование» настоящих или мнимых травм. Я с Вами согласен; согласен и в том, что значение аптечной стряпни, чудес Лурда, успехов целителей душевных болезней, христианских ученых (Christian Scientists) и врачей, действующих путем убеждения, может быть приписано не методу, а вере в чародеев.

589 Но тут возникает щекотливый вопрос: авгур может оставаться авгуром, пока он верит, что воля богов открывается во внутренностях приносимых в жертву животных. Если же вера его угаснет, то может возникнуть вопрос: продолжать ли на благо государства пользоваться авгур-ским авторитетом или же следовать своим новым приобретенным и, надо надеяться, лучшим убеждениям? Оба пути открыты. Первый называется практической целесообразностью; второй — стремлением к истине и научной честности. Первый путь приведет врача, может быть, к почестям и терапевтическим успехам, второй же — к упрекам, к утверждению, что «к такому-то» нельзя относиться серьезно. У Фрейда и его последователей я ценю более всего именно это стремление к истине. Но вот как об этом судят с другой стороны: занятой врач-практик не в состоянии следовать за развитием этого исследователя и его школы. (Франк, «Affektstorangen», Предисловие, стр. 2.)

590 На эти слова можно было бы и не обращать внимания; но к самокритике следует отнестись более серьезно. Ведь может возникнуть вопрос: имею ли я право, ввиду того, что наука беспрерывно идет вперед, принципиально закрывать глаза на метод или сочетание методов, которыми заведомо могу достигнуть терапевтических успехов?

591 Вдумываясь в причину Вашего отвращения к гипнозу (или полугипнозу, степень ведь безразлична), которым неизбежно пользуются все врачи и при всех методах, как бы они ни назывались, я пришел к следующему заключению: Вас в конце концов отвратило от гипноза не что иное, как так называемый «перенос» на врача, которого, однако, не избежать ни при аналитическом, ни при каком-либо ином терапевтическом приеме, так как «перенос» и составляет главный фактор терапевтического успеха. Вы требуете от психоаналитика ответственности за чистоту своих рук. Я безусловно согласен с Вами и в том, что это требование тес-


но связано с вопросом о «переносе». Но разве психотера-;; / певт, прибегающий к гипнозу, больше заслуживает название «авгура», нежели тот, который пользуется в терапевтических целях неизбежным «переносом на аналитика»? Так или иначе, но мы всегда рассчитываем на веру как на целительный фактор. Разве на дне чувства пациента или пациентки к аналитику не может быть ничего, кроме сознательного или бессознательного полового влечения? Во многих случаях Вы, конечно, правы; и я встречал таких откровенных женщин, которые мне чистосердечно признавались, что приемы при гипнозе вызывали у них чувство сладострастия. Но, наверное, это не всегда так. Иначе как же назвать ощущение, например, птицы, находящейся под гипнотическим влиянием змеи? Это чувство можно было бы, конечно, назвать страхом, то есть оборотной стороной либидо, тогда как в гипнотическом состоянии, охватывающем самку в момент обладания ею самцом это чистое сексуальное либидо, может быть, еще с примесью страха.

592 Как бы то ни было, из Ваших трех примеров я не могу вывести нравственного различия между «бессознательной готовностью подчиняться гипнотизеру» и «переносом на врача», и не видя этого различия, я в некоторых случаях не могу осудить сочетание психоанализа с гипнозом как вспомогательным средством. Вы спросите, вероятно, почему я так крепко держусь за гипноз или скорее за гипнотическое состояние? Потому что я думаю, что в известных случаях таким способом можно гораздо быстрее достигнуть цели, чем исключительно психоаналитическим методом. Я, например, за 5—6 сеансов вполне излечил 15-летнюю девочку, страдавшую с детства энурезом и испробовавшую без малейшего успеха все способы лечения; помимо этого невроза девочка была вполне здорова и притом — способная в учебе, первая ученица в классе.

593 Психоаналитически я стал бы быть может искать связи между энурезом и психосексуальными наклонностями, стал бы просвещать девочку и т. д.; я этого не мог сделать, так как девочка располагала только короткими пасхальными каникулами, и я просто подверг ее гипнозу, после чего неприятное явление исчезло. Исцеление было прочным.


Во время психоанализа я пользуюсь гипнозом, чтобы помочь пациенту преодолеть «сопротивление».

Кроме того, наряду с психоанализом, я прибегаю к полугипнозу, чтобы ускорить «реконструктивную» стадию.

Как пример приведу пациентку, страдавшую манией умывания, присланную мне д-ром X. после целого года психокатартического лечения. Сначала ей объяснили символизм ее церемониала омовений; во время «абреак-ции» мнимых детских травм она все более и более волновалась, появился целый ряд самовнушений (например, что она слишком стара для выздоровления, что она не видит «образов» и т. д.). Я применил гипноз, чтобы помочь ей уменьшить число умываний, внушая ей, что «страха при этом не будет», и путем тренировки дал ей возможность поднимать брошенные на пол предметы, не умывая после этого рук.

После всего вышеизложенного я был бы Вам благодарен, если бы Вы глубже вникли в этот вопрос и дали мне более убедительные доводы для осуждения гипнотического метода или указали мне, как без него обойтись и чем бы его заменить в приведенных мной случаях. Коль скоро Вы убедите меня, я брошу гипноз, как бросили Вы; но Si duo faciunt idem, non est idem (то, что убедило вас, еще не убеждает меня).

Перейду к следующему затронутому вами важному вопросу, но пока только попутно и в форме опять-таки вопроса. Что за невротическими фантазиями почти всегда (или всегда) кроется нравственный конфликт, относящийся к настоящему времени, — это мне ясно. Исследование и лечение совпадают, задача их — отыскать причины и рациональное решение конфликта.

Прекрасно. Но всегда ли можно найти рациональное решение? В зависимости от материала (если, например, пациенты — дети, молодые девушки, или женщины из «благочестивых» [или лицемерных] католических или протестантских семейств) на пути могут встать «оппортунистические соображения». Опять проклятая практическая целесообразность! Один из моих коллег сексуально просветил молодого француза, вовлеченного в мастурбацию — он был вполне прав. Но тут как бесноватая


налетела святоша-бабушка, и произошла неприятная история. Что делать в подобных случаях? Что делать в случае нравственного конфликта между любовью и долгом (конфликты в брачной жизни) или между половым влечением и нравственным долгом вообще? Что делать, когда перед Вами девушки с симптомами истерии или невротических страхов, жаждущие любви и не имеющие случая выйти замуж или не находящие подходящего мужа, девушки из «хорошей семьи», желающие остаться целомудренными? Влиять ли просто внушением на симптомы? Но это неверно, коль скоро мы знаем, в чем дело.

600 Как помирить две совести, живущие в нас? Совесть человека, который хочет мыслить правдиво не только внутри себя, и совесть врача, который должен лечить или, если он не имеет права лечить согласно со своими убеждениями, должен, по крайней мере, по оппортунистическим причинам облегчать страдания? Мы живем в настоящем, а наши идеи и идеалы принадлежат далекому будущему. Это наш конфликт. Как его разрешить?

Февраля 1923 г. (Юнг)

601...Ваши вопросы во вчерашнем письме меня немного смутили. Вы совершенно точно определили дух моего послания и я рад этому обстоятельству. Немногие могут похвастаться подобным либерализмом. Я бы обманывал себя, если бы полагал, что я практикующий врач. Я прежде всего исследователь и поэтому мое отношение ко многим проблемам особенное. В моем последнем письме я пока совсем не касался практических потребностей врача, главным образом потому, что хотел показать Вам причины, по которым можно отказаться от лечения гипнозом. Отвечу заранее на возможное возражение. Я не потому отказался от гипноза, что не хотел иметь дела с основными силами человеческой психики, а потому, что хотел бороться с ними непосредственно и открыто. Зная, какие силы действуют во время гипноза, я отказался от него, чтобы прямо, открыто и непосредственно использовать эти силы. Мы, психоаналитики, — да и наши пациенты — ежедневно с болью убеждаемся в том, что ра-


ботаем мы не с «переносом на аналитика»*, а вопреки ему и несмотря на него. Поэтому можно сказать, что мы рассчитываем не на веру, а на критику больного. Ограничусь пока этим кратким замечанием по затронутому Вами щекотливому вопросу. 602 Из Вашего письма я вижу, что мы с Вами сходимся в теоретических вопросах суггестивного лечения. Поэтому можно перейти к вопросам практики. Ваши замечания о дилемме — чародей или образованный врач — приводит нас к центральной проблеме наших бесед. Я стараюсь не быть фанатиком, хотя многие и упрекают меня в фанатизме. Я борюсь лишь за признание методов исследования и за признание результатов, а не за применение психоаналитического метода всегда и любой ценой. Я достаточно долго был практикующим врачом, чтобы понять, насколько практика должна следовать (и следует) иным законам, нежели искание правды. Можно сказать, что на практику прежде всего распространяется закон целесообразности. И со стороны исследователя было бы большой несправедливостью упрекать врача-практика за то, что тот не следует «единственно верному» научному методу. Ведь я говорил Вам в последнем письме: «Истина остается истиной, когда она срабатывает». Но, с другой стороны, пусть и практик не упрекает исследователя, если он, в поисках истины и новых, быть может лучших, методов, следует новым приемам и производит необычные опыты. Ведь расплачиваться приходится не практику, а исследователю, да разве еще его пациенту. Прямая обязанность практика применять методы наиболее приемлемые и дающие сравнительно лучшие результаты. Как видите, я настолько либерален, что признаю даже христианскую науку (Christian Science). Но я считаю весьма неуместным — как это делает практикующий доктор Франк — позорить исследование, которому он не может следовать, научное направление, благодаря которому он создал свой метод.

* Во фрейдовском смысле перенос на аналитика инфантильных и сексуальных фантазий. В дальнейшем развитии взгляд на перенос изменился: перенос есть важный процесс «эмпатии», пользующийся вначале инфантильными и сексуальными аналогиями.


Порра бы, кажется, перестать ругать всякую новую мысль. Ведць никто не требует от Франка и его единомышленни-ковв, чтобы они стали психоаналитиками. Мы оставляем за I ними право на существование, почему же они всегда стрремятся ограничить наше право?

Как видите по моим собственным случаям «исцеле-нияя», я не сомневаюсь в действенной силе внушения. Но я шадеялся найти и нечто лучшее. Ведь мы имеем право на 1 такую надежду. Не всегда же мы должны, «добравшись до хорошего в этом мире, говорить себе, что лучшее — лияшь обман и мечта» («Wenn wir zum Guten dieser Welt geldangen, dann heisst das bess're Trug und Wahn»)*.

Откровенно говоря, на вашем месте и я часто был бы в ззатруднении, имейся у меня в распоряжении один только i психоанализ. Общую медицинскую практику, особенно > в санатории, я почти не могу представить себе с од-ниям только психоанализом без каких-либо вспомогатель-нылх средств. Санаторий Бирхере в Цюрихе реализовал прнинцип психоанализа, правда, с несколькими ассистентами; но и там на пациента действует еще целый ряд дру-гихх важных воспитательных факторов, без которых, веро-ятшо, было бы очень трудно обойтись. В моей исключи-телльно психологической практике я часто жалею о том, чтоо не располагаю, как санаторий, другими воспитатель-ньыми средствами; при этом я, правда, имею в виду лишь отддельные случаи, особенно необузданных, то есть непод-готтовленных пациентов. Кто из нас дерзнет утверждать, чтоо открыл панацею? В некоторых случаях психоанализ действует хуже всякого другого метода. Но ведь никто и не: говорит, что психоанализ следует применять всюду и веззде. Это мог бы сказать только фанатик. Для психоана-лизза пациентов следует выбирать. Случаи, кажущиеся мне негподходящими, я без стеснения отправляю к другим вра-чалм. Правда, это случается редко, так как пациенты под-бирраются сами. Приходя к психоаналитику, они почти всеегда знают, почему они идут именно к нему, а не к дру-го\му. Кроме того, для психоанализа безусловно подходит огрромное число невротиков. Не должно быть схемы, и не

* Гесте. «Фауст». Часть 1. Сцена ночи.


надо пробивать стену головой. В зависимости от условий врач сам решает, можно ли прибегать к простому гипнозу, к катартическому методу или к психоанализу. Каждый врач достигает лучших успехов тем инструментом, которым он лучше владеет.

605 Я же лично могу Вас уверить, что не только мне, но — за некоторыми исключениями — и моим пациентам психоанализ помогает лучше других методов. По многочисленным опытам я знаю, что психоанализ может помочь во многих случаях, не поддававшихся иным методам лечения. Знаю, что и другие врачи, занимавшиеся исключительно практикой, пришли к такому же выводу. К тому же маловероятно, чтобы бесполезный метод встретил столько сочувствия.

606 Начав в подходящем случае психоанализ, нужно найти и рациональное разрешение конфликта — это должно быть императивом для аналитика. Хочу заранее предупредить возражение, будто многие конфликты совсем не поддаются решению. Так думают порой, имея в виду лишь внешнее решение, которое, в сущности, и решением-то назвать нельзя. Если, например, муж не ладит с женой, то он, конечно, думает, что конфликт разрешится, как только он женится на другой. Надо видеть такие браки, чтобы знать, что это не разрешение. Старый грешник испортит второй брак точно так же, как он испортил первый. Только внутреннее разрешение конфликта, иное отношение пациента к вещам, может решить проблему.

607 В первом случае психоанализ не нужен; во втором же перед нами встает настоящая задача психоанализа. Конфликт между «любовью и долгом» следует разрешать в характерологической плоскости, где «любовь и долг» не являются противоречием. Точно так же должен быть разрешен пресловутый конфликт между «половым влечением и общепринятой моралью», его следует разрешать, отдавая должное обоим факторам, а это так же возможно лишь при условии изменения характера. Этого-то и достигает психоанализ. В таких случаях внешнее разрешение хуже неразрешенности. Каким путем следует идти врачу и в чем его долг, разрешает, конечно, практическая целесообразность. Я считаю, что вопрос совести: следует ли врачу дер-


жаться своих научных убеждений — неизмеримо менее важен, чем вопрос о том, как наилучшим образом помочь пациенту. При случае врач должен быть способен сыграть роль авгура. Мир хочет быть обманутым (Mundus vult decipi) — но терапевтический успех не заблуждение. Конечно, существует конфликт между идеальным убеждением и конкретной возможностью. Но мы плохо подготовили бы почву для будущих посевов, если бы забывали о настоящем и только взращивали бы идеалы. Это были бы / лишь мечты. Не забывайте, что Кеплер за деньги составлял гороскопы и что многие художники обречены на поденную работу.

9 февраля 1913 г. (Лой)

608 Мы оба жаждем и ищем истины в чистой науке, а во врачебноТгпрактике — исцеления наших пациентов. При этом мы хотим как для кабинетного ученого, так и для врача полной свободы во всех направлениях, полной свободы в выборе и применении методов, обещающих в каждом данном случае достижения их целей. В последнем вопросе мы с Вами согласны, но дело в постулате, который мы должны обосновать перед другими, коль скоро мы ищем признания наших взглядов.

609 Один вопрос требует особенно настоятельно своего разрешения, старый вопрос, поставленный еще в Евангелии: что есть истина? Думаю, что ясное определение основных понятий всегда необходимо. Как определить понятие истины в практическом смысле? Может быть, пример наведет нас на верный путь.

610 Представим себе, что перед солнцем стоит огромная призма, разлагающая солнечные лучи; но люди об этом не знают. Я не буду касаться химических, невидимых, ультрафиолетовых лучей. Люди, живущие в области, освещенной голубым цветом, скажут, что солнце излучает только голубой свет. Они правы и одновременно не правы. Со своей точки зрения они способны познать только частичную истину. То же самое будет с людьми красных, желтых и других областей. Они будут драться и убивать друг друга, каждый навязывая другому свою частичную истину, пока, наконец, путешествуя и взаимно знакомясь с чужими областями,


они не поумнеют, поймут и согласятся, что солнце излучает разноцветный свет. Но и это только более широкое понимание, а все еще не сама истина. И только тогда, когда огромной линзой будут собраны рассеянные лучи, когда невидимые химические и тепловые лучи проявят свои специфические свойства, — только тогда можно будет приблизиться к пониманию истины; только тогда станет понятно, что солнце излучает белый свет, разлагающийся через призму на различные лучи, обладающие различными свойствами, лучи, которые линзой опять могут быть собраны в пучок белого света.

611 Одного этого примера достаточно для уяснения, что лишь широкие сравнительные методы наблюдения ведут к истине; эти наблюдения следует контролировать произвольно выбранными опытами до тех пор, пока не будут выработаны достаточно обоснованные гипотезы и теории, но и эти гипотезы и теории теряют силу, как только одно новое наблюдение, один новый опыт их опровергнет.

612 Путь трудный, и в результате получается всегда лишь относительная истина. Но пока довольно и этой относительной истины, если она даст нам возможность объяснить самые важные и существенные звенья в цепи прошлого, осветить их в настоящем, предвидеть их в будущем и позволит нам с помощью этого знания приспособиться к жизни. Абсолютной истины могло бы добиться только Всезнание, которому доступны все связи и сочетания явлений, но это невозможно, так как число связей и сочетаний бесконечно. Поэтому мы будем обладать всегда лишь относительной истиной. Как только откроются новые связи, построятся новые сочетания, получится совершенно новая картина и полностью изменятся наши возможности и наше знание. Какие перевороты в жизни народов вызывает каждое новое научное открытие: как бесконечно малы были первоначальные сведения об электричестве, как необъятно велики последствия их расширения.

613 Приходится постоянно повторять эти общие места, когда видишь, как отравляют жизнь всем изобретателям во всех областях исследования вообще, а сторонникам психоаналитического метода в частности. Ведь кого ни спро-


сишь, все признают истинность этих общих мест, пока дело ограничивается так называемым «академическим» обсуждением, но как только начинает обсуждаться конкретный случай, тотчас на первый план выступают симпатии и антипатии и ясность суждений затуманивается. Надо, чтобы люди науки, призывая к логике и честности, неустанно боролись за свободу исследований во всех областях, чтобы они не позволяли властным структурам какой бы то ни было политической или религиозной окраски выставлять практические соображения, быть может, и уместные в некоторых случаях, но способные уничтожить эту свободу или нанести ей урон. Надо окончательно покончить со средневековым изречением «Philosophia ancilla Theologiae», а также с университетскими кафедрами, учрежденными в пользу политических и религиозных партий. Фанатизм — враг науки, так как наука, прежде всего должна быть независимой.

Переходя от истины к терапии, мы легко убедимся, что и тут мы с Вами солидарны. Во врачебной практике должна господствовать практическая целесообразность: врач из области желтого цвета годится для больного желтой области, врач из синей — для больного синей области, так как они настроены одинаково. А врач белого солнечного света обязан принимать во внимание происхождение своих больных из областей желтых и синих вследствие своих более обширных знаний. В таких случаях путь к исцелению будет медленным и трудным и легче приведет к заблуждениям (cul-de-sac), чем если бы больные, как и он сам, уже достигли понимания белого солнечного света, иными словами, если бы состав его пациентов «уже подобрался». С таким избранным составом больных психоаналитику достаточно одних психоаналитических средств, и хорошо, что он не должен более играть роль «авгура».

Но каковы же эти средства психоанализа? Если я верно Вас понимаю, то в общих чертах дело заключается в том, чтобы открыто и прямо браться за первичные силы человеческой души: надо открыть духовные очи анализируемому, чтобы он увидел, что в нем происходит, независимо от того, болен он, здоров или полуздоров, так как болезнь и здоровье незаметно переходят друг в друга. Па-


циент должен познать механизмы, враждебные развитию личности и, познав, понемногу освобождаться от них; полезные же механизмы он должен использовать и укреплять. Пусть он превратит свое самосознание в факт и, управляя своим душевным состоянием, сумеет восстановить равновесие между чувством и разумом. Как велика при этом роль внушения со стороны врача? Едва ли можно полностью избежать внушения до тех пор, пока больной не почувствует себя действительно освобожденным. Конечно, к этому освобождению надо стремиться, и оно должно быть активным. Больной, только подчиняющийся внушению, подчиняется лишь до тех пор, пока в нем еще ярок «перенос на врача».

Но для того, чтобы быть в состоянии приспособиться ко всем обстоятельствам жизни, пациент должен окрепнуть внутренне. Он должен уметь обходиться без костылей веры, должен критически подходить ко всем теоретическим и практическим задачам и сам разрешать их. Ведь таково и Ваше мнение? Или я неверно Вас понял?

Я спрашиваю себя, нельзя ли в каждом отдельном случае поступать по-иному — в пределах психоаналитических методов? Ведь каждый случай представляет собой нечто особое и поэтому требует, вероятно, индивидуального лечения?

«Нет болезней, есть больные» (II n'y a pas de maladies, il n'y a que des malades), сказал французский врач, имени которого я не помню. Но как должна образоваться в общих чертах техническая сторона анализа, и какие отклонения будут встречаться чаще всего? Это я хотел бы услышать от Вас. Само собой разумеется, что все «авгурские фокусы», как-то темная комната, маска, хлороформ и т. д. отпадут.

Психоанализ, по возможности свободный от внушения, будет существенным образом отличаться от психотерапии «по Дюбуа», у которого немедленно запрещаются разговоры о прошлом и на первый план выдвигаются «моральные причины для переворота», тогда как психоанализ берет материал для самопознания из прошлого пациента и его настоящего. Другое различие — в понимании нравственности: ведь нравственность, прежде всего, понятие «относительное». Но какие формы следует ей при-


давать, если уж мы должны поучать других («внушать»)? Вы скажете, что этот вопрос решает практическая целесообразность. Пожалуй, это справедливо в отношении стариков и взрослых, живущих в не совсем просвещенной среде. Но разве не священный наш долг просвещать детей, эти грядущие всходы, указывать им на ветхость так называемых моральных понятий, основанных на догматических принципах, воспитывать их для полной свободы, мужественно разоблачая перед ними истину? Этот вопрос относится не столько к врачу или аналитику, сколько к педагогу. Не явится ли учреждение свободных школ (progressive schools) задачей психоаналитика?

// февраля 1923 г. (Юнг)

Всем давно известно, что «истина» есть понятие относительное, и ничему это не мешает, разве вере в догмат и авторитет, но даже и этой веры оно не разрушает.

Вы спрашиваете — или, вернее, разъясняете мне,— что такое психоанализ. Позвольте и мне, не касаясь пока Ваших взглядов, попытаться вначале ограничить область и дать определение психоанализа.

Психоанализ, прежде всего, только метод, и метод, ограниченный строжайшими современными требованиями, связанными с самим понятием «метод». Я полагаю, что психоанализ — не анамнез, как думают люди, которые хотят все знать и уметь, ничему не учившись. Психоанализ, по существу своему, метод для исследования бессознательных ассоциаций, недоступных опросам сознания. Психоанализ — не метод исследования или испытания степени развития интеллекта, хотя в известных кругах и распространено такое ложное мнение. Психоанализ — не метод катарсиса, с помощью которого — под гипнозом или без оного — пациент отреагирует действительные или воображаемые «травмы».

Психоанализ — метод аналитического разложения психического содержания на его простейшие составляющие, метод отыскания линии наименьшего сопротивления на пути к гармоничному развитию личности. У невротика отсутствует единая общая линия жизни, потому что противоречивые тенденции пересекаются и преграждают путь


к психологическому приспособлению. Поэтому, насколько мы можем судить, в настоящее время психоанализ является единственной рациональной терапией неврозов.

624 Для техники психоанализа не существует схемы: существуют только общие принципы, а для индивидуального анализа — и профессиональные правила. (Что касается последнего, см. статью Фрейда в первом выпуске журнала «Internationale Zeitschrift fur arztliche Psychoanalyse»*). У меня только одно профессиональное правило: вести психоанализ как обыкновенную разумную беседу, избегая малейшего намека на медицинские заклинания.

625 Главным принципом психоаналитической техники является анализ психических содержаний, представленных в данный момент. Любое вмешательство со стороны аналитика с целью направить анализ согласно какому-либо систематическому курсу является грубой технической ошибкой. Случайность есть закон и порядок психоанализа.

626 Начинается психоанализ, конечно, анамнезом и диагнозом. Последующий аналитический процесс развивается индивидуально и, в каждом отдельном случае, различно. Почти невозможно установить какие бы то ни было правила. Можно только сказать, что часто с самого начала приходится преодолевать сопротивление со стороны пациента как против психоаналитического метода, так и против личности аналитика. Пациентов, не имеющих понятия о психоанализе, следует вначале немного ознакомить с методом. Пациентам, уже несколько знакомым с этим лечением, часто приходится разъяснять некоторые недоразумения, отвечая на возражения научной критики. В обоих случаях недоразумения основаны на произвольных толкованиях, на поверхностном суждении и грубом, невежественном отношении к фактам.

Поделиться:





©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...