Вмещение/изгнание. Событийность акта восприятия.

Границы первых наметок субъективации конституируются в изгнании, в отторжении, вынесении вовне, выплевывании из первоначально неконституированного неопределенного, лишенного границ как некоей самотождественности, тождественности наслаждения и бытия. Раскол бытия/небытия в сумерках хаоса сопряжен с лишением полноты самобытия. Изгнание наружу, отторжение позволяет придать смысл мифическому первоначальному (!) размещению внутри. И тогда внешнее конституируется из уже введенного внутрь; операция изгнания неизбежно обнаруживает постфактум некое первичное расположение внутри субъекта. Это первичный текст в конституировании субъекта – операция/изгнания выброса (Austossung) подразумевает первичное полагание/утверждение (Bejahung), которое необходимо предположить как предшествующее исключению. Линия раздела между внешним/внутренним, между первичным внешним, навсегда утраченной вещью (das Ding) и внутренним, имеющим возможность обрести существование, связана с изначальной операцией конституирования субъекта. Первичное полагание – потенциальная возможность атрибутивного суждения, изначальное и необходимое условие его появления. Упомянутый процесс первичного полагания/изгнания «являет собой не что иное как изначальное условие для того, чтобы нечто реальное могло предстать в откровении бытия, или, говоря словами Хайдеггера, быть отпущено в бытие». Именно к этому дальнему рубежу Фрейд и ведет нас, ибо лишь позже может чтобы то ни было оказаться обретенным там в качестве сущего» (7:412).

В этом смысле, первичная символизация как первый очаг субъективации обязана смерти – нечто оказывается исключенным уже на первом такте символизации. Исключенное делает более невозможным проявление символического порядка, дальнейшее вписывание в символический текст субъекта, дальнейший перевод одного письма в другое, переписывание одного знака в другой. Воспринятое является лишь принятым внутрь, оно оставляет след, знак восприятия (Zeichen Wahrnehmung). Отбрасывание, отторжение поражает на этом уровне – уровне восприятия, делая более невозможным доступ в символические артикуляции, вписывание в символическую сеть знаков. Это исключение из возможной открытости бытию, это то, что навсегда останется невыразимым, непроизносимым, невписанным. Символически упраздненное, изгнанное за пределы закона отныне несет печать исключенности из истории субъекта – как невыразимое, лишенное различий, непроявленное, неподдающееся прочтению. Следы исключенного – следы непроницаемых глубин беспамятства отныне не имеют потенциальной возможности быть вплетенными в символический текст, в систему различий. Но воспринятое может стать представленным с перезаписями в разнородной ткани психической деятельности, в сообщении между следом и запозданием, в различных способах вписывания в память, в символическую артикуляцию. Путь от восприятия к словесному представлению, путь балансирующий на грани жизни и смерти, и заключающийся в стирании отпечатка следа и перевода его в новую систему записи, может быть прерван.

В изгнании во-вне, в конституировании исключенного, речь идет о событии первовытеснения, событии, которое может дать о себе знать впоследействии. Первовытесненное или ядро вытеснения существует так, как если бы не существовало вовсе, как некая химерическая сущность. Будущее присваивает событийный статус происшедшему акту восприятия, «первоначало» обнаруживается будущим. След исключенного, не вписанного в символическое субъекта может дать о себе знать исходя из травматических последствий в настоящем субъекта. Игра символов, знаков задействует след, оттиск задним числом. «Письмо восполняет восприятие еще прежде, чем то само себя обнаружит. Память или письмо – открытие этого обнаружения. «Воспринятое» поддается прочтению только в прошлом под восприятием и после него» (19:285). Событийный статус случившемуся, имевшему место восприятию присваиваивается будущим. Оно проявляет первовытесненное, обнаруживая дыру в символическом, открывает наличествование следа бывшего восприятия. Будущее меняет конфигурацию взаимодополнительности событий, делая возможным или невозможным вписывание событий в память. Бадью говорит о пополнении ситуации как предъявленной множественности неким чистым событием, «особым именованием, запуском сверх того еще одного означающего… Ибо изначально в ситуации, если ее не дополняет какое-либо событие, нет никакой истины» (13:17). Это не что иное как избыточная случайность события. Лиотар говорит о чистой «тавтологии события: оно случается. Однако потом, постфактум, мы скажем, что оно случается лишь постольку, поскольку случай встречается с потенциальным полем, которое он актуализирует… Событие лишь случается, но то, что случается, определяется полем возбудимости. Следовательно, случай, он тоже не какой угодно. У него есть своя предпосылка… постфактум обнаруживающая предрасположенность» (24). Оживление следа восприятия может действовать как свежее событие, как некий удар аналогичный воспоминанию. Вытеснение всегда происходит впоследействии, возвращение вытесненного возможно из будущего: «то, что мы видим в качестве возврата вытесненного, является стертым сигналом чего-то, что получит свое значение лишь в будущем посредством его символической реализации, его вписывания в историю субъекта. Буквально говоря, это всегда будет чем-то, что в конкретный момент исполнения станет бывшим» (7:211). Лакан это называет взломом в воображаемом: Pragung – слово это созвучно удару, оттиску, тиснению монеты, «Pragung травматического события, дающего начало отсчета, который относится сначала к невытесненному бессознательному, к тому, что не было интегрировано в вербализованную систему субъекта. Оттиск оказывается задействован задним числом в игре символов, он приобретает характер травмы. «В такой момент нечто отделяется от субъекта в том самом символическом мире в процессе интеграции которого субъект и находится» (7:231). Здесь и кроется эффект происшедшего в прошлом, проявляющийся в символическом как аффект (!)

Заключение или аффект