 |
как «подлинное прикосновение Реального».
|
|
|
|
«…аффект
представляет собой
нестроение»
«…l `affect est discord…».
Ж.Лакан «Телевидение»
Итак, аффект предстает как эффект восприятия, обнаруживающийся со значительной отсрочкой, задержкой во времени «как если бы удар был нанесен не ударом, а воспоминанием об ударе» (24). Аффект связан с самим средоточием субъективации, с ее сердцевиной, с первичной операцией конституирования субъекта. Следы восприятия постфактум обнаруживают свою неизгладимость, - в бессознательном «ничто не кончается, ничто не проходит, ничто не забывается». Любое восприятие находится в каком-то отношении к воспринятому ранее. И тогда оно постфактум может явиться спусковым крючком, обнажающим не/возможность перевода из одной системы записи в другую, из одной сексуальной эпохи в другую. И дело отнюдь не в переживании заново в аффективном плане, в катарсическом отреагировании аффекта, не в задаче вспомнить, пережить, а в историзации собственного прошлого. Историзации в переписывании, переводе знаков из одной системы в другую. Знака, который существует так, как «если бы его никогда не было», как если бы он «никогда не воспринимался, чей смысл никогда не переживался в настоящем, то есть в сознании» (19:272). Перезапись в символическом приводит к уничтожению следа. В этом смысле, всякая «удавшаяся символическая интеграция привносит своего рода нормальное забвение» (7:254). Если субъекту удается забвение целого мира теней, собственных останков субъективации и «и полностью им принимается, оно не влачит за собой никакого груза» (7:262). Но вписанное вне доступных глубин памяти, то, до чего нельзя добраться воспоминаниями, может настойчиво возвращаться, обнажая и демонстрируя след неназванного. В этом смысле аффект и предстает грузом. Грузом, свидетельствующем о невозможности забвения. Следы в основаниях субъективации обнаруживаются ретроактивно и проявляются как полнота присутствия, как аффект. Аффект предстает как знак предела, границы в не/возможности вписывания в символическое [38]. Аффект проявляется как эффект перезаписи, как обнаруживаемая ее не/возможность…
|
|
|
Итак, аффект предстает как эффект возвращения преданного забвению, того, что пребывало сокрытым, сокровенным, того, что обнаруживается у оснований символического построения. Это возвращение спровоцированно будущим в бесконечно плетущемся полотне судьбы желания из различимых знаков. Это - универсальный механизм, сопутствующий проявлению любого аффекта(!). Механизм – в повторении (!). Именно на этом регистре настаивает Фрейд при разработке теории аффекта. Все метапсихологические построения Фрейда говорят о радикальном разведении регистров повторения и воспоминания! Между тем именно в смешении этих двух регистров перестает усматриваться разница собственно психоаналитической теории аффекта и, например, теории аффекта в рамках катарсического метода. Это смешение недопустимо, именно регистр повторения являет собой подлинно психоаналитическое пространство мысли[39]. Так все же, в чем отличие этих двух регистров – регистра воспоминания и регистра повторения? Как это не парадоксально, разница – в новизне! В вечном повторении – условие новизны, новизны, которой лишен регистр воспоминания. Новизна – в вечном переписывании, в вечном воспроизведении, в обнаружении новых смыслов впоследействии (nachtraglich), задним числом, восполнительно. Введение нового означающего способно произвести поворот (хочется сказать переворот!) в развитии цепочки означающих, связанных с судьбой желания субъекта, переструктурирует прошлое. Будущее выбирает прошлое, инициирует повторение, вечную перезапись.
|
|
|
В этом смысле становятся понятны слова Фрейда, произнесенные в 1926 году, то есть далеко не в рамках экономического подхода к аффекту, - механизм аффектации один [40]. Это касается любого аффекта! Даже аффекта удивления… На семинаре 13 ноября 1957 года Лакан обмолвился: «удивиться способны мы на самом деле только тому, о чем хоть какое-то представление начали получать – в противном случае, ничего не увидев, мы проходим мимо» (9:41). Но, при всем этом все же остается очень сложный вопрос: как объяснить разницу в качестве аффекта, если механизм аффектации один? Выскажу предположение, к которому ведет вся нить выше представленных рассуждений: качество аффекта связано с тем, дает ли знать о себе знак восприятия в символическом тексте в регистре припоминания, или проявляется на палимпсесте воображаемого, либо вторжение знака восприятия лишено любого опосредования. Вспомним еще раз 52 письмо Флиссу, которое, по словам Деррида, являет собой великую фигуру фрейдовской метапсихологии. Перезапись знака предстает долгим путем от первой регистрации связанной со знаками восприятия, ко второй осуществляемой в бессознательном, и далее к третьей перезаписи осуществляемой в предсознательном и связанном со словесными представлениями. Более того, Фрейд подчеркивает «я не могу сказать, сколько всего этих записей. По крайней мере, три, скорей всего больше». Каждая последующая запись включает в себя предшествующую запись. Но путь может быть прерван, он может явить невозможность перерегистрации на границах сексуальных эпох!!! В этом смысле аффективное и предстает как то, что в результате «изначальной символизации сохраняет ее последствия вплоть до включения их в структурную организацию дискурса». И в этом смысле аффект не существует, - не существует вне символического [41]! Аффект предстает как эффект прошлого обнаруживаемый в символическом. Сама символизация, историзация прошлого, как возможность перезаписи - это способ справиться с аффектом[42]. «Кричащие страх, неприятие, отвращение успокаиваются, сцепленные в историю» (12:180). В сцеплении бессвязности прошлого выкрикиваемая боль, становится переносимой, обретая новые модуляции в связности нарратива.
|
|
|
Аффект престает как подлинное прикосновение Реального…
Он проявляется в различных стилях реализации бытия, различных способах предстояния перед бытием. На границе символического и воображаемого регистров Лакан помещает любовь, на границе воображаемого и реального регистров – ненависть, на границе символического и реального – неведение. Неведение по отношению к собственному субъективному измерению, к собственному бытию, вмещает целый спектр возможных переживаний. Все это различные грани страстей, обнаруживаемые в точках стыков, в разрывах «между различными областями, где простираются межчеловеческие отношения» (7:359), грани, связанные с отношением судьбы человеческого субъекта к знаку своего бытия.
Позиция неведающего, позиция субъекта, укорененного в собственном я неизбежно обнаруживает свою недостаточность, неустойчивость, иллюзорность. И тогда нечто берет верх… «Это меня накрыло», - именно так можно сказать о многих переживаемых состояниях. Накрывает, приводит к цепенению субъекта, - в моменты мучительной причастности к меланхолической боли, в минуты цепенящего страха, невыносимого, выворачивающего отвращения, очарованности и опьяненности другим, максимального отчуждения от другого в ненависти и даже в моменты смертельной скуки. Все это различные обертоны, различные стили отчуждения, различные способы проявления Реального, обнажения основного измерения человеческого желания… Современный человек с ампутированной субъективностью, жизнь которого разворачивается в пресыщенности пассивного восприятия визуальных рядов, время от времени обнаруживает метафизическое беспокойство как парализующую пустоту, ввергающую в страх небытия [43]. И тогда на помощь приходит недавно обретенная иллюзия нейрохимического воздействия на проявления Реального: страхи, безумства, психотические срывы, депрессии, бессоница, любое переживание и проживание аффекта - все оказывается доступно психофармакологии. Вера во власть психофармакологии - еще один способ укоренения в своей позиции неведающего… И тогда остается «страдать без страдания, желать без желания, думать, не имея мыслей»…
|
|
|
Пожалуй, классический психоанализ предстает единственной областью знания, причастной в своих концептуализациях к первоосновам человеческого бытия, к тому, что лежит в сердцевине становления субъекта. Психоанализ вскрывает важнейшее измерение возможной встречи, - встречи с глубочайшим пространством истины субъекта, истины, улавливаемой в хитросплетениях структур фантазмов, в повторяющихся сетях означающих, на деле очерчивающих контуры Реального…
Литература
1.Фрейд З. Отрицание // Психоанализ и культура. Леонардо до Винчи. СПб.: Алетейя, 1997.
2.Фрейд З. Случай Человека-Волка (Из истории одного детского невроза) // Человек-Волк и Зигмунд-Фрейд. Киев: Port-Royal, 1996.
3.Фрейд З. Введение в психоанализ. Лекции 16-35. СПб.: Алетейя, 1999.
4.Фрейд З. Торможение, симптом, страх. Сборник. Минск: Попурри, 1999.
5.Фрейд З. Леонардо да Винчи. Воспоминание детства // Психоанализ и культура. Леонардо да Винчи. СПб.: Алетейя, 1997.
6.Фрейд З. Анализ фобии пятилетнего мальчика // Психоанализ и детские неврозы. СПб.: Алетейя, 1999.
7.Лакан Ж. Работы Фрейда по технике психоанализа. М.: Гнозис,
1998.
8.Лакан Ж. «Я» в теории Фрейда и в технике психоанализа
(1954/55). М.: Гнозис, 1999.
9.Лакан Ж. Образования бессознательного (1957/1958). М.:
Гнозис-Логос, 2002.
10. Мазин В. Стадия зеркала Жака Лакана. СПб.: Алетейя, 2005.
11. Фрейд З. Бессознательное // Основные психологические теории в психоанализе. СПб.: Алетейя, 1998.
12. Кристева Ю.Силы ужаса. Эссе об отвращении. СПб.: Алетейя, 2003.
13. Бадью А. Манифест философии. СПб.: Machina, 2003.
14. Фрейд З. Скорбь и меланхолия//Вестник психоанализа. 2002, №1.
15. Барт Р. Ролан Барт о Ролане Барте. Москва: AD MARGINEM/Сталкер, 2002.
16. Барт Р.Фрагменты речи влюбленного. Москва: AD MARGINEM, 1999.
17.Фред З. Набросок одной психологии // (неопубл.)
18. Бланшо М. Мишель Фуко, каким я его себе представляю. СПб.: Machina, 2002.
19. Деррида Ж. Фрейд и сцена письма // Письмо и различие. СПб.: Академический проект, 2000.
20. Фрейд З. Воспоминание, повторение, проработка// Методика и техника психоанализа. СПб.: Алетейя, 1998.
21. Фрейд З. Я и оно // По ту сторону принципа удовольствия. СПб.: Алетейя, 1998.
22. Лакан Ж. Четыре основных понятия психоанализа. (1964). М.: Гнозис-Логос, 2004.
23.Фрейд З.Психоаналитические заметки об автобиографическом описании случас паранойи (Dementia Paranoids) // Психоанализ, Киев, 2003,№2.
24. Лиотар Ж.-Ф. Эмма// Логос, 1999, №5.
25. Савченкова Н.Обладание лишенностью // Вестник психоанализа. 2002, №1.
[1] Айтен Юран – философ, психоаналитик, преподаватель Восточно-Европейского Института Психоанализа, участница «Лакановских семинаров» при Музее Сновидений Фрейда.
|
|
|
[2] Понятие «обнищание влечения» (Triebverarmung) используется Фрейдом в рукописи «Меланхолия», отправленной Флиссу 17 декабря 1894г.
[3] Именно говоря об этой части фрейдовского учения Лакан часто говорил о метафизическом ядре творчества Фрейда. Конечно же, все построения Лакана свидетельствуют о невозможности прочтения фрейдовских текстов в поле метафизики присутствия. Речь идет о неклассической метафизике, - метафизике отсутствия.
[4] Ж. Ипполит, философ, участник семинаров Лакана, переводчик Гегеля на французский язык.
[5] Об этом говорит сам Фрейд, упоминая известную на тот момент в психологии теорию Джеймса-Ланге: «эта теория психологическая для нас психоаналитиков непонятна и не обсуждается». Фрейд также открещивается от медицинского подхода: «Там, кажется, интересуются прежде всего тем, какими анатомическими путями осуществляется состояние страха. Это значит, что раздражается продолговатый мозг. Да - очень красивый объект… но должен вам сказать, что не знаю ничего, что было бы дальше от психологического понимания страха, чем знание нервных путей по которому идут его импульсы» (3).
[6] «Система Vbw образуется благодаря тому, что активность этих предметных представлений возрастает вследствие связи с соответствующими словесными представлениями. Такие именно усиления активной силы, создают более высокую психическую организацию» (22:191).
[7] По мысли Фрейда «судьба эта может быть троякого рода: или аффект сохраняется полностью или частично, как таковой или испытывает превращение в другой по своему качеству аффект, скорее всего в страх или он подавляется, т.е. его развитие вообще задерживается бессознательным» (22:164).
[8] Хотелось бы подчеркнуть, что речь идет именно об описательном характере разделения представления и аффекта. Мыслительные же «процессы сами по себе бессознательны и получают способность становиться сознательными только благодаря связи с остатаками словесных представлений» (22:192).
[9] «Чего-то такого, что хотя и выражено, как закону и полагается, членораздельно, но обусловлено при этом исключительно тем субъектом, который является его носителем, то есть благосклонностью матери – матери, которая может оказаться как хорошей, так и дурной» (9:207).
[10] Фрейд обращается к проблеме страха начиная с 1895 года. В литературе часто можно встретить ссылки на первую и вторую теории страха. На мой взгляд, такое разделение не совсем корректно. В действительности Фрейд разрабатывает одну метапсихологическую теорию страха, и то, что именуют первой теорией – представляет собой разработку экономической точки зрения на страх. Дальнейшая тонкая разработка механизма вытеснения, его трех тактов (23), взамоотношения бессознательного и вытесненного, а также концептуализация первовытесненного позволила Фрейду предпринять попытку построения метапсихологической теории страха в работе «Торможение, симптом, страх» (1926). Однако наивно полагать, что с 1926 в проблеме страха появилась полная ясность и определенность. Сам Фрейд сетовал в этой работе: «чувство страха не дается нашему пониманию» или «необходимо отказаться от надежды на скорый синтез» (4). Действительно, осмысление проблемы страха требует задействования очень серьезных метапсихологических понятий, касающихся клиники неврозов и психозов, выводящих психоанализ к сложнейшей проблеме конституирования субъекта. Фрейд считал проблему страха – узловым пунктом, в котором «сходятся самые различные и самые важные вопросы, тайна, решение которой должна пролить ясный свет на всю нашу душевную жизнь» (3:184). Интересно, что в 1915 году в ряду семи так и ненаписанных или, быть может, уничтоженных очерков по метапсихологии Джонс называет «Страх». Для нас не так важно, был ли очерк о страхе написан и уничтожен, или так и остался замыслом Фрейда на тот момент, важно, что этот очерк так и не был представлен Фрейдом читатателю. Почему? Один из возможных ответов кроится в улавливаемой Фрейдом чрезвычайной сложности этой темы, выводящей за пределы первой теории влечений и принципа удовольствия в сопоставлении только с принципом реальности. Думается, что наряду с меланхолией и нарциссизмом, именно проблема страха, подвигла Фрейда к деконструкции метапсихологической системы и появлению второй теории влечений. Следы так и не представленной читателю работы можно обнаружить в других эссе 1915 года. Так, например, в работе 1915 года «Бессознательное» Фрейд предпринимает попытку (называя ее «робкой попыткой») дать метапсихологическое описание механизма фобии.
[11] В работе «Бессознательное» Фрейд отмечает несколько тактов в развитии этого механизма. На первом такте «возникает страх, хотя и непонятно по какой причине». На втором такте с описательной (!) точки зрения речь идет о формировании замещающего представления, ассоциативно связанного с вытесненным представлением. Третий такт повторяет работу предыдущего.
[12] Понятие «субъект подданый» используется Лаканом в 5 семинаре.
[13] Драма Ганса в том, что отец Ганса в плане запретов полностью отсутствует.
[14] Сновидение на 7-8 году жизни, связанное с приходом нового учителя латыни, перед которым Человек-Волк испытывал чувство парализующего страха, и которого звали Wolf.
[15] Подобно спасительной связке Ганса – «из-за», переключающую фобию с просто лошади на «лошадь с повозкой».
[16] Во избежание недоразумений напомню, что «пробуждение первичной сцены, ее реанимирование отнюдь не ее воспоминание, … «она результат конструкции», ее приходится «конструировать из целого ряда намеков». В то же время Фрейд отмечает: «я не придерживаюсь мнения, будто эти сцены должны быть обязательно фантазиями, потому что они не возникают вновь в виде воспоминаний. Мне кажется, что они вполне равноценны воспоминанию, если они - как в нашем случае – заменены сновидениями (2:187, 188).
[17] Espe – инициалы сновидца.
[18] Такой перевод фрейдовского das Unheimlich встречается во французских текстах: inquiétant étrangeté.
[19] Один из возможных переводов немецкого das Unheimlich - не/родной.
[20] Видимо, поэтому мне очень сложно удержаться от того, чтобы не привести, пусть в сносках, цитаты из одной из любимых своих книг о любви Р.Барта.
[21] Лакан разводит любовь и влюбленность: «Нужно отличать …любовь как воображаемую страсть от активного дара, конституируемого ею в плоскости символического… По ту сторону воображаемого пленения путь любви предстает как один из возможных путей реализации бытия, как активный дар, направленный на бытие другого, на его отличие, а не на логику подобия и тождественности как в нарциссической любви… Любить – значит любить существо помимо всего того, чем оно является в его видимом (!) существовании (7:361), (выделено мной, А.Ю.).
[22] Итак, вспомним Барта: «во мне запечатлевается (как на светочувствительной бумаге) не сумма деталей, а тот или иной изгиб. В другом меня внезапно трогает (восхищает) голос, покатость плеч, хрупкость силуэта, мягкость руки, манера улыбаться… Нашлось что-то точно совпадающее с моим желанием, о котором я в полном неведении… В жизни я встречаю миллионы тел; из этих миллионов могу желать сотни, но и из этих сотен люблю я только одно. Другой, в которого я влюблен, обозначает для меня специфичность моего желания. Понадобилось немало случайностей, немало удивительных совпадений, чтобы я обнаружил образ, который, один на тысячу, соответствует моему желанию»(16:111,117).
[23] На влечении к смотрению (Schautrieb).
[24] Взглядом старшей сестры, которая отмечала красивое тело кузины.
[25] Фрейд установил связь этого странного сочетания с тем, что у пациента в детстве была няня англичанка. В силу сексуального любопытства он пытался «to glanse» взглянуть на нее, но она предупредила его, что его нос понесет некое наказание, если он будет подглядывать за ней («совать свой нос, куда не следует»). Таким образом «Glanz» и «glance» оказались связаны с носом.
[26] Это не значит, что в любви отсутствует завороженность образом, однако это далеко не единственная точка опоры желания. Вспоминаются слова Барта: «Я стараюсь оторваться от любовного Воображаемого – но Воображаемое жжется из-под земли, словно плохо загашенный торф; оно вновь вспыхивает; отвергнутое является вновь» (16:167).
[27] В то время как в любви речь идет именно об активном даре: «Нужно чтобы желание-владеть прекратилось, - но нужно также, чтобы не-желание-владеть не было видно: никаких жертв. Я не хочу подменять жаркие порывы страсти оскудневшей жизнью, желанием смерти, безмерным утомлением. Не-желание-владеть – не сродни доброте, не-желание-владеть резко, жестко: с одной стороны, я позволяю желанию переливаться во мне; с другой стороны я подпираю его «моей истиной», а моя истина – любить абсолютно…». «Пусть же не-желание-владеть по-прежнему орошено желанием благодаря такому рискованному ходу: слова я люблю тебя остаются у меня в голове, но я заточил их позади губ. Я не изрекаю их. Я молча говорю тому, кто уже или еще не другой: я сдерживаюсь вас любить» (16:150,153).
[28] В «Скорби и меланхолии» Фрейд писал: «В двух противоположных ситуациях – исключительной влюбленности и самоубийства – объект берет верх над я, пусть даже и совершенно различными путями» (14:24).
[29] Утрата носит бессознательный характер это утрата недоступная сознанию или утрата в ложном именовании, когда больной «знает, кого он потерял, но не знает, что он при этом утратил» (14:17).
[30] Это удачное сочетание, очень точно характеризующее происходящее при меланхолии, можно встретить у Савченковой Н. (25:9).
[31] Речь идет о функции испытания реальности при меланхолии, когда «происходит отрыв от реальности и сохранение объекта с помощью галлюцинаторного психоза желания» (14:16).
[32] Опубликована в 1917 году.
[33] Речь идет о процессе, когда в я снова восстанавливается утраченный объект или загрузка объкта сменяется идентификацией.
[34] Объект психической реальности конституируется на пути повторения, «предметный мир любого рода всегда складывается из усилия заново открыть объект» (8:147). Объект встречается и выстраивается на пути повторения, а не припоминания. Мысль Фрейда/Лакана лежит по ту сторону простого припоминания, именно повторение предстает как путь укоренения субъекта в символическом. Вспомним работу «Отрицание»: говоря о суждениях существования, Фрейд отмечает, что задача заключается «не в том, чтобы найти в реальном восприятии соответствующий представлению объект, а в том, чтобы вновь найти его»(1:283). По мысли Лакана, войти вновь в заранее проложенную колею естественных отношений с внешним миром субъект не может.
[35] «В силу самой нехватки существо оказывается существующим. Именно в погоне за тем потусторонним, которое есть ничто, снова и снова возвращается оно к переживанию себя как существа сознающего» (7:366).
[36] Лакан разводит сверх-я и идеал я, отмечая, что «принадлежат они к разным образованиям и истоки происхождения у них тоже разные» (9:386).
[37] «Всякая личность представляет собой подвижную мозаику, каледойскоп идентификаций. Чтобы субъект смог в таких условиях вновь обрести себя как нечто единое, необходимо включение третьего измерения» (9:387). Завершающий такт Эдипова комплекса связан с вытеснением, результатом которого и становятся символические идентификации, отличные от воображаемой идентификации. На выходе из эдипова комплекса – желание оказывается запретным, текст означающих детской сексуальности вытесненным, субъект «выходит из этого испытания обновленный и снабженный идеалом собственного я» (9:331).
[38] Выяснение механизма проявления аффекта тесно связано с системой памяти, разрабатываемой Фрейдом с 1895 по 1925 год. Однако хочется предостеречь от неверного понимания. Об этом говорит Деррида: метафора перевода плоха тем, что она подразумевает «текст уже в наличии, неподвижным, как незыблемое присутствие изваяния, каменнойстелы или архива, означаемое содержание которого может безо всякого ущерба быть перенесено в стихию другого языка – предсознательного или сознания. …Чтобы сохранить верность Фрейду одних разговоров о письме явно недостаточно: так можно предать его больше, чем когда-либо» (19:269).
[39] И дело не только в работе «По ту сторону принципа удовольствия» (1920), которая действительно первой приходит на ум. И даже не в работе «Воспоминание, повторение проработка» (1914), где разведение этих двух регистров очевидно в самом названии. Отсчет можно вести с 1987 года, с отказа Фрейда от теории травм.
[40] В рамках экономической точки зрения это кажется само собой разумеющимся.
[41] Именно поэтому Лакан отмечал всю двусмысленность оппозиции интеллектуальное/аффективное, «как если бы аффективное было своего рода окраской, невыразимым качеством, которое следует искать в нем самом и совершенно независимо от опустошенной оболочки чисто интеллектуальной реализации отношения субъекта. Такая концепция, толкающая анализ на своеобразный путь, по крайней мере, наивна. Малейшее необычное, даже странное чувство, вызываемое субъектом в тексте сеанса, воспринимается как потрясающий успех. Вот что вытекает из такого основополагающего непонимания. Аффективное не является как бы особой плотностью, которой не хватает интеллектуальной разработке. Оно не размещается в мифической области по ту сторону продуцирования символа – якобы предшествующей формулировке дискурса»(7:78).
[42] Важно отметить, что Фрейд и Брейер приписывали катарсическое значение именно языковому выражению, что зачастую упускается из виду.
[43] Лакан говорит о «чувстве метафизического головокружения -головокружения, которое человек изредка испытывает, задумываясь о понятии бытия самого по себе, бытия, лежащего в основе всего, что есть» (9:447).
|
|
|
