Каждый день понемногу двигайтесь к своей цели 4 глава

 

 

Глава V

 

Еще из Парижа я несколько раз пытался дозвониться до Джулиана, но его телефон все время был выключен. Никаких объяснений о том, куда мне предстоит поехать, с кем встретиться или как долго это будет продолжаться. Я стиснул зубы. Вообще-то я имел право знать подробности. Я позвонил ему еще раз, но безуспешно.

Так что следующим утром я чувствовал себя полнейшим идиотом, стоя перед растерянным работником авиакомпании «Air France», который регистрировал меня на рейс. Я не верил своим глазам, а в моем голосе проскакивали визгливые нотки:

– Осака? – воскликнул я. – Япония? Вы, должно быть, шутите!

Я не знал, почему именно этот пункт назначения вызвал у меня такое замешательство. Видимо, идея провести ближайшие двенадцать часов в самолете не очень-то понравилась моему и так уже измученному перелетами телу. Голова начинала болеть от одной мысли о том, что опять придется лететь в неизвестный мне город, в страну, где я никого не знаю и на языке которой совсем ничего не могу сказать.

С трудом пробираясь по проходу самолета, я с ужасом обнаружил, что мне досталось место посередине. С одной стороны расположился огромный мужчина, уже успевший захватить контроль над подлокотниками. С другой – стройная женщина, положившая книгу на откидной столик перед собой, ясно давая понять, что ни с кем не хочет разговаривать. Я не возражал. Я и сам не испытывал желания беседовать.

Наверно, можно было бы почитать или посмотреть фильм, но мысли о том, что произошло со мной за последние несколько дней, не давали покоя. И проблема была не в том, что мой сосед занимал чуть больше места, чем ему было положено, и не в том, что поток холодного воздуха дул мне прямо в правое ухо (спасибо моей соседке с другой стороны, пытавшейся настроить кондиционер). Одежда казалась мне тесной и колючей, в горле пересохло, а ремешок от кожаного мешочка с талисманами снова впивался в шею. С некоторым трудом я вытащил его из-под рубашки и положил в карман брюк, но он продолжал мешать мне, впиваясь в бедро. Ручная кладь была убрана на полку, а в сетку на кресле передо мной я не хотел ее класть. Я был уверен, что могу случайно забыть ее там, выходя из самолета. Я шарил по карманам, вертелся в кресле, и женщина рядом со мной громко вздохнула.

Это было неприятно, но она была права. Я, безусловно, был нарушителем спокойствия. Я повесил мешочек обратно на шею и спрятал его под рубашку.

Через шесть часов полета я начал беспокоиться о том, что ждет меня впереди. Мы прилетаем в Осаку рано утром, а по парижскому времени это поздний вечер. Мне предстоит ночь без сна. Да еще впереди шесть часов полета, шесть часов в этом тесном, замкнутом пространстве. Мне ничего не оставалось, кроме как попытаться вздремнуть, надеясь на то, что несколько часов сна помогут мне скоротать время и дадут возможность продержаться целый день в Японии. Мои соседи, похоже, рассуждали так же: мужчина уже храпел, а женщина, дочитав свою книгу, откинула спинку кресла и закрыла глаза. Все вокруг притихли. Все, кроме двух молодых барышень позади меня.

Они болтали по-английски. В самом начале полета я случайно услышал, как одна из них сказала, что направляется в Осаку преподавать английский. Вторая девушка ответила на английском с французским акцентом, что у нее в Осаке живут родственники. Она собиралась остановиться у них в начале своего трехмесячного путешествия по Азии. Сначала они просто перебрасывались короткими фразами, но в середине полета вышли на новый уровень знакомства. Их разговор, теперь гораздо более громкий, стал энергичней и эмоциональней, что, скорее, было уместней в ночном клубе, чем в самолете. Я пытался не обращать на них внимания, но не мог. Достав наушники, я надел их и стал переключать радиостанции, пытаясь найти какую-нибудь спокойную музыку, но ничто не могло заглушить голоса позади меня. Я не представлял, как моему соседу удалось заснуть в такой обстановке.

Время тянулось бесконечно. Я слушал про вероломных парней и надежных друзей. Про фантастические занятия йогой и классные татуировки. Про наращивание волос и глубокое очищение организма. К тому времени, как они добрались до планов на будущее, я готов был их убить. В конце концов я решил посмотреть комедию, но второсортные шутки не улучшили моего настроения.

Когда я наконец вышел из самолета, проведя последние двенадцать часов в духоте и с затекшими ногами, я был измучен до предела. Не зная, куда идти, я решил следовать за толпой, пока не доберусь до места выдачи багажа.

Было понятно, что рано еще толкаться около ленты конвейера. Иногда багаж доставляют так медленно, словно он прибывает отдельно, на лайнер «Куин Мэри», а не вместе с вами на том же самолете. Прислонившись к стене, я сполз по ней и присел на корточки.

Стоило мне включить телефон, как пришло сообщение от Джулиана:

 

Дорогой Джонатан!

Извини, что мой телефон был отключен, когда ты звонил, и что я не предоставил тебе больше информации. Я оставлял сообщение о следующем хранителе талисмана и инструкции в отеле на твое имя, но, видимо, в их системе что-то сбилось и ты его не получил. Как бы там ни было, ты остановишься в Киото у прекрасной женщины по имени Сато Аямэ (Сато – это фамилия), в гостинице, принадлежащей ее семье. Она встретит тебя в аэропорту. Наслаждайся Японией.

Удачи, Джулиан

 

Я отправил Аннише и Адаму сообщение, что приземлился в Осаке, и положил телефон обратно в карман. И тут вдруг я услышал знакомый голос:

– Мне было так приятно познакомиться!

Голос принадлежал одной из девушек, стоящих плечом к плечу у ленты выдачи багажа. Мои соседки продолжали трещать без умолку. Голова заболела еще сильнее. Багажа все не было, так что я встал и скрылся в туалете. К тому времени как я вернулся, чемоданы уже катались на ленте конвейера. Темноволосая девушка наклонилась взять розовую клетчатую сумку. Я подошел поближе. Когда конвейер сделал полный поворот, я понял, что моего чемодана еще нет, и стал смотреть туда, откуда он мог появиться. Но и двадцать минут спустя я все еще надеялся увидеть свой багаж. Однако, похоже, ждать было нечего. Я обернулся на те несколько чемоданов, что все еще болтались на конвейере. Но как бы мне этого ни хотелось, моего среди них не было.

В ручной клади у меня лежала зубная щетка и пара чистого белья, но все мои туалетные принадлежности и бо́льшая часть моих вещей оставались в потерянном багаже. Я чувствовал, как головная боль сдавливает мне виски. В голове стучало, в груди ныло. «Ну почему это произошло именно со мной? В тысячах километров от дома, и без вещей. Все не так!»

Почти все мои попутчики уже разошлись. Я осмотрелся. Аэропорт «Кансай» был новым, ярким и блестящим. Как и большинство крупных просторных аэропортов, он казался переполненным и одновременно пугающе пустым. Все указатели были на японском и на английском, но вторых было явно меньше. Я уже почти отчаялся разобраться, куда мне следует обратиться и что сделать. И мне еще предстояло пройти таможню и границу, прежде чем я мог бы выйти и встретиться с Аямэ.

Долгий перелет, надоедливые попутчики, моя усталость, а багаж и вовсе стал последней каплей. Я был уже не просто расстроен, я был в ярости. Мое сердце ухало в груди, а поджилки тряслись, как будто по венам пустили ток. Я заметил мужчину в форме, стоящего неподалеку, и подумал, что он сможет помочь решить мою проблему. Я ринулся к нему.

Позже я понял, как мне невероятно повезло. В наше время не очень разумно терять самообладание в аэропорту. Чудо, что меня не отправили в какую-нибудь закрытую комнату для допроса, или, хуже того, не арестовали. Но каким-то образом меня провели через таможню и паспортный контроль, представили сотруднику авиакомпании, который пообещал найти мой багаж, и вежливо выпроводили в зону прибытия, уставшего и потрепанного. Однако перед этим я успел высказать все, что я думаю, чередуя английский и французский, всем, кто меня слушал. Наверное, благодаря языковому барьеру, часть того, что я говорил, так и осталась загадкой для людей, пытавшихся помочь мне. Сложно представить, что только доброта и вежливость могли удержать их от того, чтобы сказать мне, куда я могу отправляться вместе с моим потерянным багажом.

Мой гнев и все последующие события отняли у меня последние силы. Все, чего я хотел, – это плюхнуться в машину и подождать, пока меня довезут до удобной кровати. Я без особой надежды оглядел зал прибытия. Неподалеку я заметил женщину лет тридцати, которая стояла возле телефонов. У нее были блестящие волосы до плеч, одета она была в зеленую рубашку и выцветшие джинсы. Такой таблички, как у Ахмета, у нее не было, но она определенно кого-то высматривала. Увидев меня, она кивнула и поспешила навстречу. Подойдя ближе, она улыбнулась:

– Hajime-mashite Джонатан Лондри-san? – спросила она.

Я кивнул, а она поклонилась.

Я вспомнил, что, когда перешел в отдел продаж, компания отправляла меня на семинар по этикету других стран. Я забыл почти все, чему меня там научили, но сейчас осознал, что за час пребывания в аэропорту «Кансай» я, вероятно, нарушил практически каждое из правил поведения, принятых в Японии. Это действительно было чудом, что ко мне отнеслись с таким терпением. В ответ я постарался поклониться чуть ниже, чем Аямэ.

– Добро пожаловать в Японию, – сказала она. – Мне очень приятно встретиться с вами.

– Ох, слава Богу! Вы говорите по-английски, – невольно вырвалось у меня.

Аямэ снова поклонилась и улыбнулась.

– Да, – сказала она. – Я преподаю английскую литературу в университете Киото, так что иначе и быть не могло.

Я постарался исправить впечатление, извинившись за мое замечание по поводу ее английского и объяснив мое облегчение.

– Просто дело в том, что мой багаж оказался потерян, – сказал я. – Так что мне нужно вернуться к стойке авиакомпании и дать им адрес, куда они могли бы отправить его, когда найдут.

Аямэ пошла вместе со мной. Она попросила разрешения вести разговор вместо меня, на что я с радостью согласился. Мои нервы все еще были на пределе. Я боялся, что снова могу не сдержаться.

Аямэ поговорила с сотрудником авиакомпании на японском. Обернувшись ко мне, она сказала, что мой багаж нашли, и он уже летит в Осаку поздним рейсом. Его отправят курьером в мою гостиницу в Киото, как только он прибудет в аэропорт. Потом она пошла по длинному коридору со стеклянными стенами. Я думал, что мы идем на парковку, но Аямэ сказала, что мы поедем в Киото на поезде, а там уже возьмем такси до рёкана ее родителей на востоке города.

– Рёканом называют традиционную японскую гостиницу, – пояснила она. – Надеюсь, вам она понравится. Многим путешественникам приходится по душе такая альтернатива отелям в западном стиле.

 

Народу в поезде было довольно много, но мы с Аямэ нашли два места по соседству. Она сказала, что поездка займет около полутора часов. Я не смог сдержать вздоха. Аямэ удивленно посмотрела на меня.

– Извините, я не пытаюсь намеренно казаться грубым. Просто я так устал от всего этого путешествия. Я даже не представляю, сколько сейчас времени и какой день недели! И все это до сих пор кажется мне нелепым. Я не понимаю, почему все «хранители», или как бы Джулиан вас ни называл, просто не могли отправить свои талисманы почтой.

– Я думаю, что, должно быть, у Джулиана есть довольно веские причины организовывать все именно таким образом, – ответила Аямэ. – Возможно, вам стоит просто попробовать более философски относиться к вашему приключению. В конце концов, – добавила она, – вся наша жизнь – это путешествие…

– Да, да, – не сдержался я, – но это не похоже на путешествие. Это больше похоже на бессмысленный аттракцион. За последние пару дней я успел побывать в разных концах света… Буэнос-Айрес, Стамбул, Париж… И Бог знает где я окажусь завтра или на следующей неделе.

– Хм, да уж. Это, должно быть, очень тяжело, – мягко посочувствовала Аямэ. – Но знаете, как говорят? Не важно, куда ты направляешься, важно, кем ты станешь.

Я был не в настроении выслушивать проповеди.

– Что с вами со всеми? – выпалил я. – Вы все твердите одно и то же. Прямо как Джулиан.

Аямэ выглядела скорее удивленной, чем обиженной:

– Что тут странного? Мы все добрые друзья Джулиана и многому у него научились. Благодаря ему мы все изменили свою жизнь.

– Ну что ж, – я все еще был раздражен: – Моя жизнь тоже меняется, но я не уверен, что в лучшую сторону. На работе все катится к черту. И моя жена…

Тут я замолчал. Я не хотел об этом говорить. Я не хотел думать о том, что я потерял в жизни. Мою жену. Сына. Багаж.

Помолчав немного, Аямэ заговорила снова.

– Должно быть, вы тоже волнуетесь за Джулиана? – спросила она.

– Что? – удивился я.

– Раз он попросил вас собрать все эти талисманы, они, наверное, очень нужны ему. Вас не беспокоит мысль о том, зачем они ему понадобились? Мысль о человеке, который нуждается в помощи?

Последнее время я совсем об этом не думал. Что, если Джулиан не сказал мне всей правды про маму? Что, если она больна? Мама из таких людей, которые, как кажется, живут беззаботно. Я только лет в двенадцать понял, что она тоже может заболеть, как и все остальные.

Но, даже если дело не в маме, это может быть моя сестра, Кира. И хотя она на два года младше, я всегда думал, что она более ответственная. Именно она помогала маме, когда умер отец, она напоминала мне о мамином дне рождения или говорила, чтобы я ей позвонил или приехал. Она поддерживала со мной связь, она разбиралась со всеми проблемами в нашей семье. Сказала бы она мне, что больна или что ей нужна помощь? А кроме нее были еще мои тети, дяди и кузены.

И, даже если человек, которому потребовалась помощь Джулиана, не был членом нашей семьи, значит ли это, что я не должен относиться к заданию с той же ответственностью? В последние дни я был полностью поглощен только своими переживаниями.

– Да, – сказал я, хоть и без должной степени откровенности, – я, конечно, тоже беспокоюсь.

Прошло несколько минут, прежде чем Аямэ заговорила снова.

– Уже почти восемь утра, – сказала она. – Возможно, вы бы хотели немного отдохнуть.

Поезд по сравнению с самолетом был очень тихим. Только приглушенный гул голосов доносился откуда-то издалека. Я закрыл глаза, расслабился и не заметил, как заснул.

Я ни разу не обернулся на Аямэ, пока мы ехали в такси по улицам Киото. Уже на железнодорожной станции мы попали в современный город – я ожидал, что таким мог быть только Токио. Высокие потолки, просторные арки из стекла и металла, все блестящее и чистое, яркое и просторное. И городской пейзаж в Киото выглядел привычно – стеклянные небоскребы на фоне холмов на горизонте, вперемежку с неприметными зданиями и башнями разной высоты. Одна из башен даже напоминала Спэйс-Нидл в Сиэтле, она тоже оканчивалась небольшой площадкой в форме диска. Но теперь, пока мы петляли по улицам, все выглядело совсем по-другому. Маленькие деревянные домики, зажатые между современными кирпичными зданиями, некоторые с загнутыми черепичными крышами, другие с деревянными башнями или витиеватой отделкой. Перед многими были посажены вьющиеся растения и бонсай. Я заметил нескольких женщин, одетых в кимоно.

– В Киото много истории, можно увидеть много интересного, – рассказывала Аямэ. – Когда-то тут была столица Японии. Городу удалось избежать бомбардировок и разрушения по время Второй мировой войны. И здесь очень много храмов.

– Неужели? – спросил я, глядя в окно.

– Может быть, завтра, я смогу показать вам один из них.

– Да, это было бы замечательно, если у вас найдется время.

– А сегодня вечером, – сказала Аямэ, – мои родители хотели бы присоединиться к нам за ужином. Традиционная трапеза кайсэки.

Я замялся, прежде чем ответить.

– С удовольствием, – сказал я, – но должен вас предупредить. Я знаю, что здесь совсем другие порядки, нежели там, откуда я родом, и правила этикета довольно сложные, – мне было непросто выразить то, что я имел в виду, вспоминая сцену в аэропорту. – Я боюсь, что могу нечаянно обидеть кого-нибудь.

– Пожалуйста, не беспокойтесь, – ответила Аямэ. – Я и мои родители прекрасно это понимаем. Я вам все подскажу, если захотите.

Я кивнул, и в этот момент такси остановилось у края дороги.

– Нам придется выйти здесь, – сказала Аямэ. – Гостиница расположена чуть дальше по улице. – Она указала вперед на небольшую аллею. – Это очень старая улица, она слишком узкая для машин.

Мы вышли из такси и повернули на небольшую аллею. Камни мостовой были немного влажными, а воздух казался теплым и сырым, словно после дождя. С обеих сторон сплошной линией теснились скромные магазинчики и крошечные дверки. Пройдя совсем немного, мы достигли небольшого деревянного домика, зажатого между двумя другими зданиями. Его загнутая крыша была покрыта темно-коричневой закругленной черепицей, а окна закрыты темными деревянными ставнями. Низкие каменные стены, увитые плющом, поднимались с обеих сторон резной двери.

– Это один из старейших рёканов в городе, – сказала Аямэ. – Много поколений моей семьи управляли им. Но он очень маленький. В нем всего одиннадцать комнат и комната моих родителей.

Она открыта одну из дверей и пригласила меня войти.

Мы вошли в скромную прихожую. Несколько пар обуви выстроилось вдоль стены. Небольшая лесенка вела в холл. Тапочки кремового цвета стояли ровными рядами с одной стороны от ступенек.

– Пожалуйста, – сказала Аямэ, – поставьте вашу обувь здесь и выберите себе тапочки нужного размера.

Мы оба сняли обувь, надели тапочки и прошли в холл. Тут же появились мужчина и женщина.

– Мои родители, – представила их Аямэ.

Было множество поклонов и улыбок, Аямэ переводила наши попытки сказать друг другу «Здравствуйте». В конце концов, отец Аямэ повернулся к ней и сказал что-то очень серьезным тоном.

– Ах, да, – сказала она. – Отец напомнил мне, что у вас было очень долгое путешествие и тяжелое утро и что вам, наверное, хотелось бы отдохнуть. Я провожу вас в вашу комнату.

Растянувшись на футоне, я не мог поверить, насколько лучше я себя чувствовал, чем всего лишь час назад. Аямэ показала мне мою комнату и затем отвела в мужскую офуро, или ванную, внизу в холле.

– Внутри вы найдете халат, полотенца и туалетные принадлежности на небольшой полке рядом с дверью, – сказала она. – Сначала примите душ, а потом погрейтесь в ванне. Вы можете не спешить, я повешу табличку на дверь, чтобы вас никто не беспокоил.

Помещение, в которое я вошел, оказалось совсем небольшим – пол, покрытый мелкой белой плиткой, деревянные стены с тремя ручными стойками для душа. Перед каждым душем стояла небольшая деревянная табуретка и ведро. В дальнем от входа углу стояла квадратная деревянная ванна, наполненная горячей водой. Ее стенки поднимались примерно на фут над полом, но было ясно, что дно уходит гораздо ниже уровня пола. В комнате было тепло и влажно и приятно пахло чем-то отдаленно напоминавшим запах лимона, позже я узнал, что это был хиноки, японский кипарис. Говорят, масло этого дерева очень полезно.

Несколько минут спустя я погрузился в ванну. Вода доходила мне практически до подбородка. Я прислонился к деревянной стенке и глубоко вздохнул. Ароматный пар поднимался от горячей воды. Жар немного пощипывал кожу, но я чувствовал, как он расправляет мои сведенные плечи и спину.

Без сомнения, это было странное путешествие. Оно было путаным и изматывающим, зато многое я стал понимать. Например, заметки, которые были приложены к талисманам: я знал, что их писали вовсе не для меня и что Джулиан сделал их для своих собственных целей, но он предложил мне прочитать их и дал блокнот, чтобы я записывал туда свои мысли. Должно быть, он предполагал, что они могут повлиять на меня.

Тот первый талисман: подлинность. Честность по отношению к самому себе. Эта мысль действительно запала мне в душу, и я начинал понимать, почему. Было что-то не совсем правильное в моей жизни. Это заключалось не только в том, что я разочаровал Аннишу и Адама. Ведь, чтобы исправить ситуацию, недостаточно было просто извиниться перед Аннишей: нужно было чаще бывать дома и время от времени ходить вместе с Адамом на футбол. Я начинал понимать, что мои проблемы как отца и мужа возникали из-за глубоко скрытого ощущения несчастья. Но не Анниша или Адам тому виной. Это было несчастье моего образа жизни. Словно я тратил все свои силы на гонку, в которой мне было безразлично даже, выиграю я или нет. Я двигался вперед, но не туда, куда хотел двигаться. Мне нравилось работать инженером. Я любил электронные схемы и математические задачи. Я любил технические проекты. И я хорошо в этом разбирался. В лаборатории я чувствовал, что у меня есть цель и моя жизнь имеет смысл. В отделе продаж все шло гладко, но, работая там, я просто не испытывал такой страсти.

Теперь, лежа в тихой комнате рёкана, я знал, что подбираюсь ближе к пониманию того, какой же должна быть моя подлинная жизнь. Нужно что-то основательно поменять. Это была пугающая мысль, но я относился к ней на удивление спокойно. Как будто все это предстояло мне в далеком будущем.

Аямэ оставила для меня одежду на краю футона, пока я принимал ванну. Рядом была записка: «Я одолжила это у друга. Надеюсь, вам подойдет».

Я поднялся с постели и снял халат. Надел мягкую футболку и свободные хакама. В пакете еще оставалась пара белых спортивных носков. Их я тоже надел, перед тем как сунуть ноги в тапочки. Достав блокнот и ручку из тумбочки, я прошел в дальний конец комнаты.

Мой номер был небольшим, но свободным. Полы покрыты татами. Белые стены поддерживал каркас из темного дерева, из-за которого они напоминали бумажные шторы в холле. Рядом с постелью стоял небольшой низкий столик, окруженный стульями без ножек – сиденье и спинка, – расположенными прямо на полу. За ними – сводчатые окна от пола до потолка, с раздвижной дверью, ведущей в садик. Я открыл дверь и вышел на небольшую деревянную веранду. Хоть я и видел часть сада из окна, пока лежал на футоне, он оказался совсем не таким, как я ожидал.

Веранда с трех сторон обрамляла пышный сад. Похоже, в сад выходили все комнаты в гостинице. В центре сада красовалась высокая каменная пагода. Повсюду были скульптуры – несколько журавлей, Будда, сердитая жаба. В дальнем конце сада я заметил крошечный водопад, ниспадающий с каменного выступа. Звук воды наводил на мысль, что внизу есть пруд, но его не было видно за листьями и ветками. На самом деле они практически полностью скрывали от меня землю. Каждое из деревьев у корней было окружено ярко-зеленым папоротником; закругленные ветки с крошечными цветками украшали аккуратно подстриженные кусты.

Рядом со мной стоял плетеный деревянный стул. Я удобно устроился и, положив блокнот на колени, задумался, всматриваясь в зелень, а минуты все шли и шли.

Жаба, казалось, зловеще улыбалась, напоминая мне улыбку того крошечного черепа, что я получил от Антуана. «Прими свои страхи», – говорилось в записке. Ну что ж, я уже сделал многое из того, чего боялся, – даже оставил свою семью и работу ради этой охоты. Я бросился в омут с головой. Но все время продолжал ныть и жаловаться на происходящее. Думаю, что, говоря «прими свои страхи», Джулиан имел в виду, что человек должен быть позитивно настроен, покидая привычную гавань; что его должно бодрить ощущение неизведанного, а не приводить в истерическое состояние. Не так давно я проехал на лифте в первый раз за последние двадцать лет. Но что мне еще следует сделать?

Так, самые большие мои страхи – потерять Аннишу или Адама, – их я точно не хотел принимать. И не думаю, что именно о них Джулиан говорил в своей записке. Но я не мог не заметить иронии. То, чего я больше всего боялся, уже произошло в моей жизни, несмотря на все мои предосторожности. И виной тому мое бездействие. Может быть, если бы я согласился что-то изменить, как предлагала Анниша, отклонить повышение, поменять должность на работе или хоть иногда говорить «нет», хотя мне всегда было страшновато сделать это, – сейчас я не столкнулся бы с этим кризисом. А что, если копнуть еще глубже? Что я действительно хотел сделать, но не смог из-за страха? Я начинал понимать, что, если делать то, что боишься, будущее не так пугает.

Едва закончив записывать свои размышления в блокнот, я услышал тихий стук в дверь моей комнаты. Это была Аямэ, она пришла сказать, что получила мой багаж.

– Кстати, – добавила она, – вы включали телефон? Только что Джулиан прислал мне копию письма, которое он отправил вам, с вашим планом на следующие несколько дней. Определенно вас ждет очень необычное путешествие. Вам очень повезло.

 

Ужин оказался долгим и сложным мероприятием. Меня проводили в отдельную приемную четы Сато, где нас ждали родители Аямэ. Рассыпавшись в приветствиях с поклонами и улыбками, они жестом пригласили меня к столу. Стол был низким, как и тот, что в моей комнате, и с каждой из четырех его сторон расположились белые подушки. В конце комнаты я заметил небольшую нишу, в которой висел красивый свиток с изображением журавлей и тростника. Перед ним расположились небольшие статуэтки и простой букет цветов. Я направился к подушке напротив ниши, решив что с этой стороны нишу будет отлично видно, но Аямэ слегка покачала головой и провела меня к подушке сбоку от стола, так что мне пришлось смотреть в другую сторону.

– Считается невежливым сажать гостей напротив токонома. Это все равно, что хвастаться: «Смотрите, какие красивые вещи у нас есть».

– Понимаю, – пробормотал я.

Должно быть, мой голос прозвучал разочарованно, поскольку Аямэ поспешила добавить:

– Я бы предложила вам сесть тут, но это заставит моих родителей чувствовать себя очень неудобно. Я надеюсь на ваше понимание.

После того как мы все расселись, молодая девушка принесла поднос горячих влажных полотенец.

– Осибори, – сказала Аямэ, – чтобы вытереть руки. Но не используйте их как салфетки. Не следует вытирать ими рот или лицо.

Когда принесли первые блюда, Аямэ и ее родители сказали в унисон: «Итадакимас».

– Это означает «Я смиренно принимаю», – сказал Аямэ. – Мы повторяем это перед едой. А в конце говорим: Г «отисосама дэсита», что означает «Спасибо за угощение».

Ужин длился до позднего вечера. Меня угощали супом, суши и сашими; темпурой и вареной рыбой; жареной говядиной и маринованными овощами. Последним блюдом был легкий прозрачный суп.

На протяжении ужина Аямэ продолжала учить меня правилам японского этикета. Она показала, как держать палочки, и объяснила, что их нельзя воткнуть в рис, чтобы не было похоже на то, как благовония ставятся в песок во время похорон. Она также рассказала, почему передавать еду палочками другому человеку считается очень дурным тоном: таким образом кости умерших перекладывают после кремации. И кроме того, нельзя никогда ничего брать толстым концом палочек или класть их таким образом, чтобы они указывали на кого-то, и, наконец, никогда не стоит протыкать палочками еду. Последнее из правил очень меня разочаровало. Это был единственный надежный способ донести еду до рта.

Я также выяснил, что моя привычка макать кусочки суши стороной риса в чашечку с соевым соусом считается дурным тоном. Аямэ пояснила, что так рис впитает слишком много соуса – это будет восприниматься как признак жадности, а также может привести к тому, что рисинки попадут в емкость с соусом.

Но, пожалуй, больше всего мне запомнилось правило, как следует наливать друг другу напитки. Когда нам принесли бутылочку саке, Аямэ налила немного мне и потом родителям. Свой бокал она оставила пустым, так что я подумал, что она не собирается пить. Но затем ее отец взял маленькую бутылочку и, налив немного сакэ в небольшую керамическую чашку, передал ее дочери. Чуть позже мать Аямэ долила саке всем, кроме себя. И на этот раз Аямэ взяла бутылочку и налила немного саке маме. Когда в третий раз стали разливать напиток, я вопросительно взглянул на Аямэ.

– Ах, вы заметили, – сказала она. – Японцы считают очень важным следить за тем, чтобы бокал гостя не пустел, но было бы невежливо наполнять свой собственный. Вместо этого следует дождаться, пока другие заметят, что твой бокал пуст, и наполнят его для тебя.

Я подумал про Аннишу и Адама и про наши совместные обеды. Анниша бы умерла от жажды, если бы ей пришлось ждать, пока я замечу, что ее бокал пуст.

После ужина Аямэ предложила мне прогуляться по окрестностям. На улице было сухо, воздух казался знойным и душным.

– Спасибо, что рассказали мне про правила поведения за столом, – сказал я, пока мы шли по мощеной улочке. – Будь у меня больше времени, думаю, в конце концов я бы приноровился.

Согласно плану Джулиана, послезавтра я должен был улетать в Мексику. Сначала я подумал поискать билет на более ранний самолет, но после такого радушного приема Аямэ это могло показаться довольно грубым.

– Мне было приятно помочь вам. На самом деле, я в восторге от всех этих правил поведения. Как вам, возможно, говорил Джулиан, я довольно много путешествовала и, где бы ни оказывалась, всегда обращала внимание на негласные привычки, общее понимание того, как следует и не следует поступать.

– Вы, без сомнения, более наблюдательны, чем я. Единственное, что я заметил в Стамбуле, это то, что Ахмед никогда ничего не касался левой рукой.

– Во многих странах люди используют одну руку для грязной работы. Так что они не касаются пищи или других людей этой рукой.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: