Каждый день понемногу двигайтесь к своей цели 6 глава

– Когда взойдет солнце, будет слишком людно. А на это лучше смотреть в одиночку. Или почти в одиночку.

Чава знал многих, кто работал на площадке, так что охранникам велено было встретить нас у входа в здание, которое служило проходом к храмам и руинам. Мы увидели силуэт работника в униформе у входа в музей.

Когда мы подошли, они обменялись с Чавой несколькими фразами на языке майя, и охранник открыл для нас дверь. Затем он указал на вестибюль и сказал что-то еще.

– Я знаю дорогу, – ответил Чава. – Идите за мной.

Десять минут спустя мы стояли перед величественной пирамидой, освещенной тусклым светом. Метров в тридцать высотой и минимум в шестьдесят шириной. В отличие от небольших пирамид, которые я видел вчера, и изображений пирамид майя, у этой было овальное основание.

– Храм Волшебника, – сказал Чава.

Пока мы смотрели на нее, у нас за спиной вставало солнце. Его лучи освещали камни пирамиды, вспыхивавшие золотом, словно внутри нее разгоралось необъятное пламя.

Чава наклонился ко мне и тихо сказал:

– Невероятно, правда? Знать, что люди создали такое чудо. Обычные люди, такие как вы и я, способны на такие совершения, такое великолепие.

Я кивнул, ошарашенный открывшейся передо мной красотой.

Мы любовались пирамидой, пока небо постепенно светлело. Затем Чава пошел вперед. Он направлялся к пирамиде.

– Туристам не разрешается подниматься выше по этим ступенькам, но у нас есть специальное разрешение.

Чава не пошел к ближайшей лестнице, а обошел пирамиду. Мысль о том, что мы сможем забраться наверх, была очень волнующей. Я порадовался, что Чава решил столь серьезно подойти к вопросу моего образования.

– С другой стороны удобнее подниматься, – пояснил он.

Стоя у основания, пока все это каменное строение возвышалось надо мной, я ощутил, насколько оно было ошеломляюще высоким. Это будет непростой подъем. Чава пошел первым, а я последовал за ним. Мы медленно двигались по гладким твердым ступенькам. Они были крутыми и узкими, и я боялся потерять равновесие, двигаясь по огромной открытой лестнице. Чава сказал, что на многих пирамидах были специальные металлические цепочки, за которые можно было держаться при подъеме. И я понимал, зачем они могли понадобиться. Когда мы наконец добрались до вершины, я вспотел так, словно только что пробежал марафон.

– Отсюда открывается лучший вид на Ушмаль, – сказал Чава. – Присядьте, полюбуйтесь, отдохните.

Чава положил рюкзак на землю и присел. Я последовал его примеру.

Ушмаль простирался на сотни акров вокруг. Большая часть древнего города все еще была скрыта зарослями растений. И только плоские участки и квадратные насыпи напоминали о том, что когда-то здесь были дома и дороги. Однако прямо перед нами были развалины нескольких массивных камней.

Чава сказал мне, что, когда в Ушмале еще жили люди, город простирался до самого горизонта. Он указал на пирамиду, наполовину покрытую зарослями, которая называлась Великая пирамида, и рассказал о раскопках подробнее.

– Вы когда-нибудь слышали легенду об этих пирамидах? – спросил Чава после рассказа о городе, лежащим у наших ног.

Я отрицательно покачал головой.

– Существует много разных версий этой истории, – сказал Чава.

Легенда, которую вспомнил Чава, гласила, что много лет назад короля Ушмаля предупредили, что, когда он услышит звук гонга, его империя падет перед человеком, не рожденным женщиной. Однажды по городу и вправду разнесся звук гонга, и король ужаснулся, узнав, что в гонг ударил карлик, вылупившийся из яйца в доме старой бездетной женщины. Король призвал карлика к себе во дворец, собираясь казнить его, но передумал. Он решил дать ему невыполнимое поручение. Если он сможет за одну ночь построить королю великолепный храм, выше всех других зданий в городе, то останется в живых.

Проснувшись следующим утром, король был поражен, увидев перед собой величественную пирамиду. Жизнь карлика была спасена, а пирамиду назвали храмом Волшебника.

– Согласно другим версиям, сам карлик был создан старухой всего за одну ночь. Или ему пришлось пройти много испытаний, включая строительство пирамиды. Но все версии сходятся на том, что эта невероятная конструкция была создана всего за одну ночь.

Чава достал из рюкзака две бутылки воды. Одну он передал мне и, сделав большой глоток из другой, вытер рот тыльной стороной ладони.

– Возможно, все дело в моей работе, – продолжал он, – но эта история восхищает меня. В ней говорится о наших мечтах и желаниях. Чего хотел король? Нет, ему совсем не нужен был очередной храм. Он в любой момент мог приказать построить такой. Он хотел, чтобы строение появилось за ночь!

– Кажется, с тех пор ничего не изменилось, – сказал я, смеясь, – все мечтают получить все и сразу!

– Вот именно, – сказал Чава. – Но это просто невозможно, не так ли? В конце концов, то, что карлику удалось выполнить задание, доказывает только, что он был волшебником. Обычному человеку не под силу сотворить что-либо по-настоящему великолепное за один миг. Людям нужно терпение. Люди должны создавать вещи медленно, по кирпичику. Как бы нам ни хотелось быстрее чего-то достичь, мир устроен иначе. Гениальность – это процесс.

Чава положил свой рюкзак на колени и принялся искать что-то внутри. Спустя несколько секунд он вытащил небольшой тряпичный пакетик и протянул его мне.

– Мне лучше открыть это сейчас? – спросил я.

Чава кивнул.

Сверху красный плетеный мешочек был завязан шнурком. Я повозился с узлом, пока наконец не развязал его и не высыпал содержимое мешочка себе на колени. Внутри была записка и крошечная поделка из красной глины. Я поднял ее и присмотрелся. Это оказалась миниатюрная копия пирамиды.

Развернув лист бумаги, я прочитал:

 

Каждый день понемногу двигайтесь к своей цели

То, как мы справляемся с мелкими делами, определяет то, как мы справляемся со всем остальным. Успешно выполняя простые задачи, мы также преуспеем и в грандиозных планах. Тогда мастерство станет нашим образом жизни. Но более того – каждое крошечное усилие строится на следующем, и так, кирпич за кирпичиком, мы можем создать великолепные творения, достичь уверенности и привести к исполнению наши мечты. Мудрец поймет, что даже самые скромные ежедневные изменения приведут к невероятным результатам через какое-то время.

 

Солнце уже успело подняться гораздо выше. Жар окутывал меня. Я поднял край рубашки и вытер вспотевший лоб.

Чава посмотрел на меня и немедленно поднялся.

– Простите, что продержал вас здесь так долго. Я знаю, вы еще не успели привыкнуть к температуре. Давайте возвращаться. По пути обратно я хочу показать вам еще кое-что.

Мы начали спускаться, и это показалось мне еще сложнее, чем наш путь наверх. Шагая вниз по крутым узким ступенькам и глядя на лежащую впереди площадь, я задумался о той высоте, на которую мы забрались, и об отсутствии каких-либо ограждений, которые могли бы спасти меня от падения с этих гладких каменных ступеней. Я вздохнул с облегчением, когда Чава велел не спускаться дальше, а пройти по боковому проходу. Он шел впереди меня, но в конце концов остановился у большого сводчатого проема с одной из сторон пирамиды.

– Здесь, – Чава указал рукой в дверной проем, – скрыта ирония той легенды, насколько я знаю.

– Правда? – воскликнул я.

– Эта пирамида должна была быть построена за одну ночь, но это очень далеко от правды, – сказал Чава. – Вместо этого ее строили несколько сотен лет. И перестраивали снова и снова. Пять раз! Каждый раз возводя новую пирамиду поверх предыдущей. Мои предки полагали, что это наделяет храм накопленным могуществом и величием всех его предшественников. Эта дверь осталась от одной из более ранних пирамид, расположенных здесь. То, что вокруг, было достроено уже позже.

– Ничего себе! – Я во все глаза смотрел на мистические создания или, возможно, богов майя, вырезанных на дверном проеме.

Это была сложная и искусная работа. Было немыслимо сделать такое за несколько месяцев, что уж говорить об одной ночи!

– Вчера я говорил вам, что моя работа, возможно, поможет найти ключ для разгадки тайны падения империи майя, – произнес Чава. – Но на самом деле меня гораздо больше интересуют их истоки – как все это появилось на свет. Вы говорите, что работа археолога очень трудоемка, но подумайте о создании цивилизации, строительстве больших городов, даже этих пирамид – вот что такое медленная, трудоемкая работа.

Я кивнул, и с минуту мы оба молчали.

– Важно помнить, – почти прошептал Чава, – что каждая большая мечта начинается с малого.

 

На следующий день Чава довез меня до аэропорта Мерида. Ехать пришлось часа два, но, поговорив около получаса, мы замолчали. Я достал телефон, но связи все еще не было. Я решил пролистать фотографии и задержался на снимке Адама в футбольной форме, неуверенно опиравшегося ногой на мяч.

Чава обернулся ко мне:

– Вы, наверное, соскучились по дому?

– Ага, – ответил я.

– Вы на пути домой, Джонатан, – ответил он немного погодя. – На пути домой.

Мы проехали мимо небольшого городка под названием Тикуль, мимо заброшенных ферм и каменистых пастбищ. Мы сидели молча еще какое-то время, прежде чем я достал из рюкзака блокнот и развернул самую последнюю записку. В блокнот я записывал свои впечатления о поездке, о талисманах и о текстах, которые к ним прилагались, как меня и просил Джулиан. Но я еще не разобрался со своими мыслями о последнем талисмане.

Чава посмотрел на блокнот у меня на коленях и сказал:

– Джонатан, Сикина рассказывала вам о нашем сыне, Авали?

– Только то, что он живет в Мехико и что она скучает по нему, – отозвался я.

Чава расхохотался. Я вопросительно посмотрел на него.

– Извините, – сказал он. – Не поверю, что она на этом остановилась. Авали работает врачом, и Сикина очень им гордится. Обычно это первое, о чем она рассказывает людям при встрече.

– Я понимаю, – сказал я, – ей есть чем гордиться.

Помолчав немного, Чава продолжил:

– Когда Авали было лет восемь, он подошел ко мне и сказал: «Папа, я хочу стать доктором и помогать больным людям. Как мне это сделать?» Что я мог ему ответить на это? Ни Сикина, ни я никогда не учились в университетах. Большая часть моей семьи не закончила и младшей школы. Никто из нас не выезжал с Юкатана. Я понятия не имел, как стать врачом. Но малыш Авали, полный своих детских надежд, хотел получить ответ, и я понял, что кое-что знаю. Я усадил его себе на колени и сказал: «Сынок, я знаю, с чего тебе следует начать. Завтра ты пойдешь в школу и будешь слушать все, что скажет учитель. Ты будешь трудиться усерднее, чем обычно. А потом ты придешь домой и расскажешь мне, чему ты научился».

Чава мечтательно улыбнулся, словно вновь видел своего маленького сына перед собой, качнул головой и продолжил:

– Так он и начинал. Про каждый тест, каждое задание я говорил ему: «Сделай как следует, и ты продвинешься еще немного к своей цели стать врачом». Никто из нас не знал всего пути до цели, так что мы сосредотачивались на каждом шаге, который делали. Когда он стал старше, мы советовались со всеми, кого знали, – археологами и научными работниками на площадке, с которыми я работал, с медсестрами и докторами в больницах, даже с туристами, которых встречали около руин или в городе. Медленно, но верно Авали, Сикина и я определяли наши следующие шаги. И прежде, чем я успел опомниться, Авали уже окончил университет в Мехико.

– Маленькие ежедневные шаги могут привести нас к большим свершениям, правда? – спросил я.

– Даже небольшие действия всегда лучше самых смелых намерений, – ответил Чава. – И результаты подтверждают это лучше любых слов.

Как и другие хранители, Чава действительно олицетворял мудрость своего талисмана и воплощал ее в жизнь. Он видел ее в своей работе, в достижениях своего сына.

Но что я мог бы вынести из этого для себя? Я не был уверен, что у меня есть какие-то важные устремления. Раньше я мечтал стать генеральным директором, жить в огромном доме, о «феррари», как у Джулиана.

Но теперь я сомневался. Только у самого аэропорта я смог наконец написать что-то в блокноте. «Отжимания», – написал я. Завтра утром я сделаю двадцать отжиманий. Начну с этого.

 

Мне было довольно грустно прощаться с Чавой. Он и Сикина очень напоминали мне родителей. И я подумал, что с радостью провел бы больше времени с его семьей. Возможно, добравшись домой, я уже забуду об этом.

Но сейчас я снова отправлялся в неизвестность – на этот раз в Барселону. В аэропорту наконец появилась связь. Я позвонил Аннише, но наткнулся на автоответчик. Я решил написать ей и Адаму еще одно сообщение о моей остановке в Мексике, но, открыв папку входящих, я заметил письмо от Тессы.

Это было странно. На работе у нас не было общих проектов.

 

Привет, Джонатан!

Сегодня я заходила к Наванг, узнать, когда ты возвращаешься. Она сказала, что не знает. Она думает, что ты вообще можешь не вернуться. Трудно передать, как сильно это меня расстроило. И заставило призадуматься. Не знаю, с чего лучше начать, так что скажу прямо. По офису ходят слухи, что ты собираешься развестись. Возможно, я тороплю события, но мне всегда казалось, что между нами что-то есть. Если ты не собираешься возвращаться к этой работе, я не хочу мучиться сожалением, что мы упустили шанс узнать друг друга поближе. Мне кажется, это пошло бы на пользу нам обоим. Как бы то ни было, я просто хочу, чтобы ты знал, что я думаю о тебе.

Тесса

 

 

Глава VII

 

Когда мне было пять лет, отец взял меня с собой на баскетбольный матч. Хоть это и не был матч НБА, но игра была самой захватывающей из всех, которые я когда-либо видел.

Полуфинал в начальной школе Парквью, где мой отец преподавал в шестом классе. Предыдущим летом я уже бывал там, помогая папе украшать класс к первому учебному дню. Мы с сестрой раскрашивали бумагу, пока отец вешал плакаты с животными и странного вида людьми. На всех плакатах было что-то написано, но я понятия не имел, что именно. Мне ясно было только то, что мой папа, должно быть, настоящий гений, ведь он учит таких взрослых одиннадцатилетних ребят математике, чтению и другим предметам.

Однако во время той баскетбольной игры я впервые заметил, что, помимо преподавательских талантов, он умеет еще многое другое и за многое отвечает. Я сидел на краю длинной деревянной скамейки в огромном спортивном зале. Мальчишки, которые в моих глазах казались большими и взрослыми, – сидели на скамейке. Отец говорил с ними, давая указания. И все они смотрели ему в рот, жадно ловя каждое сказанное им слово, будто он делился с ними тайнами мироздания.

О самой игре я ничего не помню. Единственное, что запало мне в душу, это то, как я гордо выпячивал грудь каждый раз, когда отец говорил со своей командой, и каждый раз, когда он оборачивался ко мне и улыбался.

Однако к четвертому классу, когда игра уже оставалась в далеком прошлом, моя гордость сменилась беспокойством. В тот год моим учителем была миссис Хиггинботтом – дама, которая иногда приходила на работу, забыв снять бигуди на затылке. Она носила столь нелепые наряды, что даже девятилетние мальчишки обращали на это внимание. Мисcиc Хиггинботтом удавалось усмирить класс только с помощью миссис Дорман, которая прибегала на помощь из соседнего кабинета, и частых визитов директора. Но даже постоянная угроза наказаний и дополнительных домашних заданий не мешала нам собираться во дворе на переменах, чтобы придумать ей очередное обидное прозвище. На примере миссис Хиггинботтом мне стало ясно, что учителей совсем не все уважают и что учителя запросто могут стать предметом насмешек.

Я был абсолютно уверен, что мой отец был совершенно не похож на миссис Хиггинботтом, – дети не начинали списывать задания друг у друга, стоило только ему повернуться спиной, и не пытались запудрить ему мозги, уверяя, что он потерял контрольные работы, которые никто даже не думал сдавать. Но я не мог не задаваться вопросом: если такие люди, как миссис Хиггинботтом, могут работать учителями, то что я должен думать о моем отце?

К седьмому классу мои детсадовские представления об отце испарились. Теперь я думал, что он предпочел потратить свою жизнь на возню с малолетками. Отцы моих друзей были докторами и юристами, операторами подъемных кранов и бизнесменами. В конце дня они ехали домой с дорогими портфелями, набитыми файлами, или с белыми касками на задних сиденьях автомобилей. Мой же отец приходил домой со стопкой убогих сочинений о Древнем Египте и ворохом контрольных по дробным числам и десятичным дробям.

В старшей школе я уже был уверен: причина, по которой отец работает преподавателем в начальных классах и так цепляется за свою работу, в том, что у него просто напрочь отсутствуют амбиции, – ведь он даже не понимал или не признавал всю нелепость своей карьеры. Я узнал, что ему много раз предлагали стать завучем или даже директором, но он все время отказывался. Он объяснял это тем, что любил работать в классе, – и даже если не преподавать, то все равно хотел бы работать именно с детьми. Но я уже знал правду: отец был просто ленивым глупцом.

К тому времени, как я сам устроился на постоянную работу, я понял, что отец, ясное дело, был совсем не таким, как миссис Хиггинботтом. Он действительно любил свою работу и отлично с ней справлялся. Но я продолжал сомневаться насчет его амбиций и стремлений.

Именно об этом я размышлял, когда Луис Коста поведал мне свою историю.

 

Луис встретил меня в аэропорту Барселоны. Как и Ахмед, он держал в руках небольшую табличку с моим именем. Ему, наверное, было немного за тридцать, но выглядел он очень молодо, с неровными коротко подстриженными кудрявыми волосами. Он был одет в синий блейзер и темно-серые брюки. Его ярко-красный галстук выделялся на фоне белой рубашки.

– Hola, hola! Добро пожаловать, Джонатан, – сказал он. – Луис Коста к вашим услугам. Мне очень приятно познакомиться с членом семьи Джулиана.

До того как я успел опомниться, Луис положил руки мне на плечи и, наклонившись, расцеловал в обе щеки.

– А теперь давай познакомимся поближе за обедом с бутылкой отличного вина.

Фамильярность Луиса заставила меня почувствовать себя неловко. Мне было приятно проводить время с Ахмедом, Аямэ, Чавой и Сикиной, но я приехал не для того, чтобы обзавестись новыми друзьями. Мне просто нужно было собрать талисманы и вернуться домой.

Луис повел меня на выход из терминала к стоянке такси. Вместо того чтобы сесть в первую же машину, он поспешил к самой последней. Открыв заднюю дверь, он замысловато махнул в сторону пустого сиденья, словно говоря «После вас». Однако я не двинулся с места. Понятно было, что в такси никого нет. Совсем никого.

– Луис, – сказал я, – тут ведь нет водителя. Водителя такси нет в машине.

– Конечно его нет, – подтвердил Луис. – Он ведь встретил тебя в аэропорту. Я – водитель. Это мое такси.

Мне показалось странным садиться на заднее сиденье, тогда как мой попутчик, пусть даже он водитель такси, сидит впереди, но Луис усадил меня именно так. После того как я сел, он открыл багажник и положил туда мой чемодан. Я видел, как, обходя машину, он махнул и что-то крикнул другим водителям. Луис так и светился радостью, что большая редкость среди водителей такси, по крайней мере, среди водителей такси моего родного города. Сев за руль, он повернулся ко мне:

– Итак, Джонатан, ты уже бывал когда-нибудь в Барселоне?

Я покачал головой, и Луис кивнул:

– Тогда ты просто счастливчик. Тебе достался именно тот водитель, который сможет показать тебе город. Но сейчас ты наверняка устал. Я забронировал номер в отличном отеле в районе Эшампле. Я отвезу тебя туда, чтобы ты мог освежиться и отдохнуть. А потом заберу около девяти вечера, так что мы сможем поужинать на набережной. Годится такой план?

Должен признать, Луис был отличным водителем. Казалось, он легко лавирует в потоке машин. В такси было прохладно, но совсем не холодно. Играла спокойная классическая музыка. На задней стороне водительского сиденья я заметил небольшой карман, в нем была упаковка носовых платочков, бутылочка антибактериального средства для рук, небольшая упаковка влажных салфеток. В подвесном кармашке на спинке пассажирского сиденья лежали две стопки цветных флаеров. Я взял по одному из каждой – туристическая карта Барселоны и путеводитель по музеям. Интересно, все такси в Барселоне так же продуманно оборудованы?

Когда мы добрались до центра, машина начала петлять по узким улочкам.

– Возможно, это и не самый близкий путь, но зато самый красивый. Я подумал, что тебе, возможно, захочется взглянуть на архитектуру девятнадцатого века в этой части города. Она великолепна.

Луис был прав. Многие здания напоминали мне строения в стиле «арт нуво» в Париже и Нью-Йорке, с их украшенными каменными фасадами, чугунными балконными решетками и высокими сводчатыми окнами.

– Ничего себе! – воскликнул я, когда мы проезжали мимо церкви, витиевато украшенной шпилями и остроконечными башенками.

– О, да! Это творение Антонио Гауди – храм Святого Семейства. Самое знаменитое здание в Барселоне. Завтра, если захочешь, мы сможем вернуться сюда. Никто не должен уезжать из Барселоны не познакомившись с работами Гауди.

Проехав мимо церкви, мы повернули за угол и остановились на красный. Как только загорелся зеленый, Луис мягко нажал на газ. Мы даже не успели выехать в центр перекрестка, когда рев разгоняющегося двигателя заставил меня резко обернуться. Другое такси мчалось на красный свет по поперечной улице. Казалось, оно не собиралось тормозить, и я был уверен, что оно врежется в дверь прямо рядом с моим сиденьем. Сердце мое ушло в пятки, я отскочил на соседнее сиденье и закрыл голову руками. Затем услышал визг тормозов и тошнотворный лязг металла. Но каким-то чудом наша машина продолжала спокойно ехать вперед, разве что гораздо медленнее.

Я поднял голову и огляделся. Луис аккуратно притормозил у обочины на противоположной стороне перекрестка. Ему удалось проехать в миллиметре от мчавшейся машины и избежать столкновения. После остановки он включил аварийные фары и повернулся ко мне:

– Джонатан, ты в порядке? – спросил он.

Я кивнул. Мы оба посмотрели в зеркало заднего вида. Такси врезалось в решетку машины на противоположной стороне улицы. В центре перекрестка остались полосы от шин, когда машину развернуло и занесло от резкого удара по тормозам.

Я еще не успел опомниться, а Луис уже выскочил из машины и помчался в сторону разбившегося автомобиля. Когда я догнал его, он уже помог женщине и испуганной маленькой девочке выбраться с заднего сиденья. Женщина держалась за голову, а Луис наклонился поговорить с ребенком. Водитель машины, в которую въехало такси, сам смог открыть дверь и теперь неуверенно топтался рядом. Он выглядел испуганным, но невредимым.

Я заглянул в окно разбитой машины. Ее водитель упал вперед, его лицо было на руле. Со лба стекала кровь.

Через пару минут подъехали полиция и «скорая». К тому времени водитель такси уже очнулся и попытался объяснить Луису, что произошло. Он казался очень молодым и очень напуганным. В конце концов подоспели врачи и стали осматривать его травмы. Луис и я направились к полицейской машине, чтобы дать показания. Луис переводил мои слова, а потом мы подождали, пока пассажиры такси расскажут, что видели они. Им предложили вызвать еще одну «скорую», чтобы отвезти женщину на обследование в больницу, но она сказала, что с ней и с ее дочерью все в порядке.

Когда врачи и полицейские уехали, Луис снова подошел к женщине и что-то спокойно ей сказал. В конце концов она кивнула, и Луис обернулся ко мне.

– Мне удалось убедить ее доехать до больницы, чтобы проверить, все ли в порядке. Я надеюсь, ты не будешь возражать против еще одной небольшой заминки? – спросил Луис.

– Разумеется нет! – ответил я.

Усадив женщину и ее дочку в «скорую», Луис вернулся в машину.

– Джонатан, мне очень жаль, что твой визит в Барселону начался таким образом! – сказал он.

– Не беспокойтесь обо мне, – ответил я.

Должен признать, я чувствовал себя совершенно обессиленным после аварии, но, если бы меня вез не Луис, все могло бы обернуться гораздо хуже. Я думал о том, как мне повезло, а не о том, что нас задержали.

Двадцать минут спустя мы остановились около здания из белого камня с арочными окнами и чугунными подставками для растений. Швейцар в ливрее стоял около большой вращающейся двери. Луис поставил машину на специальной стоянке для такси и помахал швейцару, прежде чем выйти из машины. Я увидел, что он спешит открыть мне дверь, но вышел из машины раньше самостоятельно. Луис достал мои вещи из багажника.

Когда мы подошли ко входу, швейцар приветствовал его по имени, и они перебросились парой фраз, пока он открывал нам тяжелую стеклянную дверь сбоку от вращающейся. Оказавшись в вестибюле, Луис подозвал портье и направился прямо к стойке регистрации. Высокий худощавый мужчина стоял за стойкой и читал. Когда он поднял глаза и увидел направлявшегося к нему Луиса, то всплеснул руками:

– Bon dia, Luis! – Он вышел из-за стойки и обнял Луиса, прежде чем повернуться ко мне.

– Это наш почетный гость, о котором я говорил тебе. Джонатан Лондри, родственник Джулиана, – представил меня Луис.

Консьерж воскликнул с энтузиазмом:

– У меня для вас приготовлен замечательный номер. Если вам что-нибудь понадобится, просто дайте мне знать.

Он протянул мне ключ и махнул портье. Попрощавшись с Луисом, я последовал за портье к лифтам. Мой номер находился на восьмом этаже. Я глубоко вздохнул и, как только двери открылись, быстро зашел внутрь, пока не успел передумать.

Когда мы поднялись, портье открыл дверь, поставил мои вещи и откланялся. Номер был первоклассным: большой и просторный, с высокими окнами, выходящими на улицу и парк вдалеке. Около окна красовалась ваза с белыми тюльпанами, а на туалетном столике стояла корзинка с фруктами и шоколадом. Я скинул ботинки, плюхнулся на необъятную кровать и достал телефон.

Когда я получил сообщение от Тессы, я откликнулся немедленно. Но написал я не Тессе, а Наванг. Что она рассказывает всем?

 

Разумеется, я вернусь. У меня не всегда есть связь, но я проверяю входящие так часто, как только могу. Пожалуйста, держите меня в курсе всех проблем и продвижений. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы ответить, как только представится возможность.

 

В самолете из Мексики я часто возвращался к сообщению от Тессы. Оно отвлекало меня от тоски по дому. Сначала я беспокоился о работе. Неужели Наванг может использовать мое отсутствие, чтобы продвинуться по службе? Или же это Дэвид так отыгрывается на мне за причиненные ему неудобства? Сказал ли он моим клиентам, что теперь они работают с Наванг?

Но пока голова моя была забита параноидальными мыслями, казалось, я мог различить слабое эхо слов Джулиана: «Если мы не доверяем другим, мы не доверяем сами себе». Возможно, мне стоит быть начеку, но вот пустое беспокойство ни к чему хорошему точно не приведет. Я не был уверен, что мне оно нравится.

Однако личное сообщение от Тессы доставляло мне еще больше беспокойства, чем мои переживания о работе. Конечно, последние несколько месяцев между нами что-то возникало. Именно это подбадривало меня, когда что-то шло не так. После ссоры с Аннишей или одинокой ночи в пустой квартире я приходил в офис и видел, как Тесса мне улыбается. Но это всегда было чем-то абстрактным. Теперь же, после сообщения Тессы, это стало чем-то реальным и конкретным.

 

Спустившись обратно в вестибюль к девяти вечера, я сразу заметил фигуру опрятно одетого Луиса. Он стоял рядом со входом, сложив руки за спиной и покачиваясь на пятках. Он явно дожидался меня, но мягкая улыбка на его лице как бы говорила, что это его не беспокоит. Его такси было припарковано на улице, рядом со входом в отель. В этот раз он позволил мне сесть рядом с ним на переднее сиденье. Всю дорогу он мило болтал:

– Как жаль, что у тебя так мало времени на этот великолепный город. Здесь столько можно увидеть. Я всегда говорю, что это город великих мастеров.

Мы явно направлялись в гораздо более старую часть города. Улицы становились все у́же и темнее.

– В самом деле? – спросил я.

– Знаю-знаю, говоря о выдающихся художниках, люди думают о Флоренции, Риме, Париже. Они вспоминают галерею Уффици, Сикстинскую капеллу или Лувр. Но Барселона за последние сто лет стала домом стольких великих мастеров. Хуан Миро, Сальвадор Дали, Пабло Пикассо. И, безусловно, потрясающий архитектор Антонио Гауди. Все они были гениями.

Я чувствовал, как Луис вдохновлен. Должно быть, мы как раз оказались в районе Старого города; казалось, прошедшие века наложили свою печать здесь на каждое здание, на каждый камешек мощеной мостовой. Некоторые улочки казались столь узкими, что я не верил, что по ним может проехать машина, но Луис, болтая без умолку и то и дело взмахивая левой рукой, петлял по ним без особого труда. Он уже и думать забыл про то, что мы едва не попали в аварию.

– Да, великолепные творения Пикассо можно увидеть по всему миру. Все-таки их больше пятидесяти тысяч. Но где еще можно посмотреть на те работы, в которых его уникальность лишь начинала проявляться? Наш музей Пикассо хранит самые ранние его работы – наброски и картины, которые он создавал в Испании в годы ранней юности. Можно увидеть зарисовки с натуры, сделанные под руководством отца. Даже тогда уже ясно проявлялся его талант. Это действительно нечто особенное – видеть истоки его будущих шедевров.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: