 |
Глава 20. Приятного аппетита
|
|
|
|
– В от тебе и Шутландия! Говорил, что тут чудес полно, а мы ходим-ходим и до сих пор не можем ничего найти для мамы, – сказал Митя.
– Я же не виноват, что кругом никто ничего не знает, – сказал Авося.
– А если мы вообще чудо не найдем, что же, мне так и возвращаться с пустыми руками? – спросил Митя.
– Ничего не получится.
– Чего не получится?
– Поскольку ты сюда прибыл за чудом для мамы, то без чуда тебе отсюда не выбраться. Четыре копейки без чуда тебя назад не перенесут, – объяснил Авося.
Вот это была новость!
«Странно, как это человек устроен наоборот, – подумал Митя, – когда знаешь, что надо возвращаться домой, то возвращаться не хочется, а когда не можешь вернуться, то очень хочется домой».
Мите стало грустно: а вдруг он уже никогда-никогда, может быть, даже целую неделю не увидит маму? И он понял, как соскучился по ней. А когда Митя вспомнил, что сегодня мама печет его любимые пирожки с яблоками, то соскучился еще больше.
Между тем то, что Митя не может вернуться, Авосю, как видно, совсем не огорчало. А так как Авося совершенно справедливо считал, что сидеть без дела две минуты – это в два раза скучнее, чем сидеть без дела одну минуту, то нетерпеливо спросил:
– Ну, чем бы теперь заняться?
– Вот в чем вопрос, – рассудительно сказал Мефодий.
– Какой вопрос? – спросил Авося.
– Чем бы теперь заняться, – ответил Мефодий.
– Это я первый спросил, – возразил Авося, готовый вступить в спор.
– А мама сегодня пирожки печет, – сказал вдруг Митя.
– Подумаешь, пирожки, – презрительно фыркнул Мефодий. Как и всякий настоящий плюшевый львенок, Мефодий никогда в жизни не ел пирожков, а если быть откровенным до конца, то он вообще ничего не ел и есть ему совсем не хотелось.
|
|
|
– Тебе хорошо говорить «подумаешь», а у меня от голода даже в животе урчит, – сказал Митя.
– Это же замечательно! – воскликнул Авося.
– Ничего себе замечательно. Я, может быть, вообще могу с голоду умереть. Вам-то, наверное, совсем есть не хочется, – обиделся Митя.
И тут Мефодий вспомнил, что он настоящий, а у всякого настоящего льва должен быть настоящий зверский аппетит. Мефодий смущенно кашлянул и сказал:
– Я говорю: «Как подумаешь: пирожки – так сразу аппетит просыпается».
– А у меня он уже давно проснулся, – сказал Митя.
– Вот это-то и замечательно, потому что теперь я точно знаю, чем мы сейчас займемся. Я вам чего-нибудь приготовлю, – предложил Авося.
– А ты умеешь? – с сомнением спросил Митя.
– Это я-то? Да я просто ужас как люблю готовить! Я вам такого наготовлю – пальчики оближете!
– А я тоже умею готовить, – сказал Митя небрежно, будто для него уметь готовить было самым обычным делом. – Я даже яйца могу сварить в мешочке.
Митя не стал говорить, что это единственное, что он может приготовить. К чему такие подробности?
Авося недоверчиво покачал головой.
– Ну ты и врешь! – сказал он.
– Ничего не вру. Только газ мама зажигает, – сознался Митя.
Но Авосю не так-то легко было сбить с толку.
– А как же ты мешочек на огонь ставишь? – спросил он с видом человека, который знает, как варить яйца.
– Я мешочек на огонь и не ставлю. Варится-то в кастрюльке.
– А говорил в мешочке, – язвительно сказал Авося.
– Яйцо в мешочке – это вовсе не значит, что его варят в мешочке. Это значит, что яйцо всмятку, – объяснил Митя.
– Соображать надо. Варят в смятке, а потом перекладывают в мешочек, – со знанием дела пояснил Мефодий.
– Значит, на огонь ставят смятку? – с интересом спросил Авося.
– Да нет же. Варят в мешочке, а потом кастрюльку кладут в смятку. То есть нет. Варят всмятку, а потом в мешочек кладут кастрюльку. Фу ты, совсем запутался, – махнул рукой Митя.
|
|
|
– Я всегда говорил, что ты большой путаник. Без меня ты бы пропал, – сказал Авося.
– А ты что умеешь готовить? – с вызовом спросил Митя.
– Все что угодно! – ответил Авося.
«Все что угодно» таило в себе заманчивые перспективы, и Митя осторожно спросил:
– А если мне угодно пирожное?
– Проще простого!
– А мороженое?
– Запросто!
– Эскимо?
– Хоть сто порций!
Митя так ясно представил себе сто порций замечательного, восхитительного, покрытого шоколадной корочкой эскимо, что у него во рту пробежал сладкий холодок. Но тут, совсем некстати, он представил маму, которая говорит, что воспитанный человек должен есть в меру и не набрасываться на еду, будто он ест первый и последний раз в жизни. И Митя повел себя как настоящий воспитанный человек. Жаль, что мама не видела его!
– Сто порций – это слишком много, – сказал Митя. И при этих словах он снова представил себе сто порций мороженого, которые таяли одна за другой. И пока они все не исчезли из его воображения, Митя поспешно добавил:
– Давай девяносто девять!
– И еще что-нибудь подобающее, – неопределенно повертел лапой Мефодий, который так недолго был настоящим, что толком не знал, чего бы ему попросить.
– А оно соленое или сладкое? – спросил Авося.
– Что?
– Ну это, подобающее.
– Как бы тебе сказать, – уклончиво сказал Мефодий. – Если ты говоришь об очень соленом, тогда оно, может быть, и сладкое, но оно, конечно, не такое сладкое, чтобы быть несоленым, понятно?
– Нет, – честно признался Авося.
– Неужели ты не знаешь, что подобает есть настоящему льву? – удивленно сказал Мефодий. – Митя, объясни ему, пожалуйста.
– Мясо, – сказал Митя просто.
– Жареное или вареное? – спросил Авося.
– Неужели ты сам не знаешь какое? Митя, объясни ему, – сказал Мефодий.
– Сырое, – сказал Митя.
– Вот именно, сырое, – поддакнул Мефодий.
– Ладно, будет тебе мясо. А что еще? – спросил Авося.
Митя немножко подумал и сказал:
– Бутерброд с икрой.
– Какой?
– С черной и с красной.
– С изумрудной и бирюзовой, – добавил Мефодий. Он не совсем точно знал, что это за цвета, но названия ему нравились.
– А разве такая икра бывает? – спросил Митя.
– В Шутландии бывает все! – заверил его Авося.
|
|
|
– А эта изумрудно-бирюзовая икра вкусная? – спросил Митя.
– Зато она очень красивая, – сказал Авося.
– Ладно, тогда еще изумрудную и бирюзовую, – согласился Митя. В конце концов он ничего не теряет, если ее попробует.
Митя размечтался так сильно, что у него даже слюнки потекли:
– А еще клубнику со взбитыми сливками.
– Свинину с чесночной подливкой, – добавил Мефодий.
– Шоколад и мармелад, – продолжал Митя.
– Ветчину и сервелат, – вторил Мефодий.
– Мефодий, у нас получаются настоящие стихи! – воскликнул Митя.
– Это от голода, – сказал Мефодий. – Настоящие стихи всегда получаются на голодный желудок.
– Почему?
– Потому что на сытый они не получаются, – ответил Мефодий.
Митя не успел спросить «почему», потому что в это время на траве появился поднос, на котором возвышалось какое-то невероятное сооружение. Внизу оно ощетинилось палочками девяносто девяти порций эскимо. Прямо на эскимо уродливо лежали куски сырого мяса, залитые шоколадной глазурью. Над ними было жаркое, украшенное розочками из сливочного крема, потом мармеладки под чесночной подливкой, а посередине красовалась пирамидка из взбитых сливок с клубникой, щедро намазанная икрой всех цветов радуги.
Митя уставился на приготовленное блюдо.
– Нравится? – спросил Авося.
– Что ты сделал? – вместо ответа воскликнул Митя.
– То, что вы просили. Разве я что-нибудь забыл? – невинно спросил Авося.
– Нет, но ведь это же нельзя есть.
– Почему нельзя? Можно. Я разрешаю, – великодушно разрешил Авося.
– Как же это есть, если тут все перемешано: и сладкое, и соленое?
– Ну и что? В животе все равно все перемешается. Значит, нет никакой разницы, есть сладкое и соленое вместе или отдельно.
«Может быть, Авося прав», – подумал Митя. Он с тоской посмотрел на мороженое, лежащее под кусками сырого мяса, и решил попробовать что-нибудь не такое перемешанное. Митя надкусил мармеладку под чесночной подливкой и сразу понял, что не зря сладкое едят отдельно от соленого.
– Фу, какая противная, – выплюнул он мармеладку.
|
|
|
– Просто ты не развил у себя вкуса к мармеладу с чесноком, – спокойно сказал Авося.
– А зачем мне его развивать?
– Мало ли что в жизни может пригодиться, – сказал Авося.
– Да, с таким поваром не только пальчики оближешь, а лапу сосать начнешь, – проворчал Мефодий, который в глубине души был доволен, что ему не надо все это есть.
– На вас не угодишь, – обиделся Авося. – Тогда готовьте сами.
Кажется, никогда еще в животе у Мити не было так пусто и уныло, как сейчас, и он примирительно сказал:
– Не сердись. А ты можешь приготовить что-нибудь попроще?
– Что, например?
– Ну, например, пирожки. Я бы сейчас с удовольствием съел пирожок, – сказал Митя.
– Да, – подтвердил Мефодий.
– Пожалуйста, если хотите, – пожал плечами Авося. – Просто пирожки?
– С лимонадом, – добавил Митя.
– Что-то я не пойму, с чем вы хотите есть пирожки: с удовольствием или с лимонадом? – спросил Авося.
– С лимонадом, – повторил Митя.
– Понятно, – сказал Авося, и поднос с морожено-торто-мясо-бродом исчез, а вместо него появилась тарелка с замечательными, румяными пирожками.
– Ура! Пирожки! – крикнул Митя и схватил один пирожок.
Но не тут-то было! Корочка хрустнула, и у Мити на ладошке осталось только жидкое, липкое тесто. Митя взял другой пирожок и третий, но все они вели себя точно так же.
– Они ведь не пропеченные, – Митя вопросительно посмотрел на Авосю.
– Конечно, – невозмутимо ответил тот. – Если их пропекать, то лимонад вскипит и вытечет наружу.
– Кто же начиняет пирожки лимонадом. Их невозможно есть!
– Почему невозможно? Очень даже возможно – только безо всякого удовольствия, как вы и хотели.
– Вот и ешь их безо всякого удовольствия, – сказал Митя.
– Ну и пожалуйста. Для них же стараюсь и никакой благодарности, – обиделся Авося.
Некоторое время они сидели молча, надувшись друг на друга. Наконец Митя сказал:
– У нормальных чароделов хоть скатерть-самобранка есть. Вот уж кто умеет готовить все что угодно.
– Кто?! Скатерть-самобранка?! Ну насмешил. Как бы не так. Ничего она не умеет! – сказал Авося.
– Это ты нарочно так говоришь, потому что сам ничего не умеешь, – сказал Митя.
– А спорим, что я готовлю гораздо лучше? – сказал Авося.
– Спорим! – сказал Митя.
– Ну что ж, ты сам этого хотел, – загадочно сказал Авося.
|
|
|
