 |
Зачем он цедит этот бессмысленный вздор?
|
|
|
|
Дело в том, что его контакт с Аполлоном закончился. Результатом стал сонет, написанный ночью с огнем без помарок за дальним столом.
А затем его святая лира замолчала.
К тому же после контакта с небом Шекспир безмерно устал (ведь Бог требует поэта к священной жертве).
И Шекспиру захотелось расслабиться в кругу бродяг.
И здесь наш гений смалодушничал, он не просто подошел к бродягам, но ему вдруг почему-то понадобилось оказаться в центре их внимания.
Ведь лира его молчала, и он почувствовал себя в состоянии хладного сна, то есть таком же состоянии, в котором часто пребывают лондонские бродяги.
Им плевать на проблемы мироздания, и они этим счастливы.
Им бы выпить, погоготать, выспаться всласть, а затем вдоволь похмелиться.
И Шекспир словно стал одним из них. Постороннему могло бы даже показаться, что меж детей ничтожных мира он, может быть, ничтожней всех.
И вдруг в разгар гогота чуткий слух Шекспира уловил звук, который исходил из угла со стороны дальнего стола, где он в стороне от всех, всего несколько часов тому назад создавал свой сонет.
Тогда он не слышал ни гогота, ни грязных ругательств, но, лишь коснувшийся его слуха божественный глагол.
И вот этот звук Шекспир слышит вновь!
Поэт затосковал в забавах – ему стало не по себе.
И у Шекспира тут же пропала охота острить.
В следующее мгновение он бросился к дальнему столу.
И остолбенел!
Сонет говорит ему!!! Это Вы написали меня ночью, с огнем,
без помарок, но, Гений и мастер!
Почему Вы здесь?
Что Вы здесь делаете?
Что мне в вашем круге?
...Шекспир словно проснулся ото сна.
Что делает он, Поэт, здесь
и этот ли бродяга на краю бочонка, с намыленной мордой, его друг?
|
|
|
Как может он, Шекспир, общаться с теми, кому он не осмелится прочитать своего сонета?
Как могут его уста извергать слова, которые столь же грязны и вонючи, как этот прокисший ранет в обнимку с клешней недоеденного омара.
Да вдобавок ко всему еще и – вонючий кнастер (этот мерзкий дешевый табак!)
Но у сонета есть необычное и весьма странное предложение. Может быть, Шекспиру стоит попробовать рискнуть пойти вместе с этим, который с намыленной мордой, в бильярдную и попробовать прочитать ему сонет?
Может быть, этот поймет небесность происхождения поэзии? (сонет ведь весь в молнию, то есть выше по касте, чем люди)
– Ему?
Безумие!!!
Чистейшее безумие!!!
Шекспир вдруг мгновенно почувствовал, как тоскует он в забавах мира, как ему чужда эта примитивная молва. Он лихорадочно считает, сколько он должен заплатить, и, как безумец, выскакивает в дверь.
Бежит он, дикий и суровый,
И звуков, и смятенья полн.
Ибо божественный глагол коснулся чуткого слуха.
И по пути запустил прилипшую к рукам салфетку в какое-то пьяное привидение –
последнее препятствие в виде одного из ничтожных детей этого ничтожного мира, стоявшее на его пути к берегам пустынных волн, в широкошумные дубровы...
Вот, такой странный эксперимент.
Но настало время для третьего стихотворения.
Оно здорово усложнит нам нашу уже кажется достаточно ясную картину. Хотя оно на ту же тему, что и два предыдущих.
Это стихотворение Александра Блока, как и Пастернаковский «Шекспир», тоже выросло из пушкинского «Пока не требует поэта».
Причем из нескольких его строчек.
Но именно оно написанное за одиннадцать лет до пастернаковского стиха, в свою очередь, повлияло на него.
Нам предстоит понять, что стих Пастернака – реминисценция как пушкинского, так и блоковского стихов, что все три стиха кровно связаны друг с другом.
Итак, стихотворение Блока
|
|
|
Поэты
За городом вырос пустынный квартал
На почве болотной и зыбкой.
Там жили поэты, – и каждый встречал
Другого надменной улыбкой.
Напрасно и день светозарный вставал
Над этим печальным болотом:
Его обитатель свой день посвящал
Вину и усердным работам.
Когда напивались, то в дружбе клялись,
Болтали цинично и пряно.
Под утро их рвало. Потом, заперлись,
Работали тупо и рьяно.
Потом вылезали из будок, как псы,
Смотрели, как море горело,
И золотом каждой прохожей косы
Пленялись со знанием дела.
Разнежась, мечтали о веке златом,
Ругали издателей дружно,
И плакали горько над малым цветком,
Над маленькой тучкой жемчужной...
Так жили поэты. Читатель и друг!
Ты думаешь, может быть, – хуже
Твоих ежедневных бессильных потуг,
Твоей обывательской лужи?
Нет, милый читатель, мой критик слепой!
По крайности есть у поэта
И косы, и тучки, и век золотой,
Тебе ж недоступно все это!..
Ты будешь доволен собой и женой,
Своей конституцией куцей,
А вот у поэта – всемирный запой,
И мало ему конституций!
Пускай я умру под забором, как пес,
Пусть жизнь меня в землю втоптала, –
Я верю: то бог меня снегом занес,
То вьюга меня целовала!
А. Блок (1908)
Прочтя этот стих, можно сделать вывод о том, что его автор, поэт Александр Блок (или его лирический герой), бездомный пьяница, считающий к тому же, что настоящая
жизнь не у того, кто «доволен собой и женой», а у человека
свободного ото всех условностей мира и поэтому одинокого.
Что он живет в будке, как пес.
Что он клянется в дружбе, лишь, когда напивается.
Вместо еды – вино.
Утром вместо того, чтобы радостно идти на работу,
как на подвиг, он запирается в своей будке!
По утрам его рвет!
Великолепная жизнь!
А переспектива в ее окончании – «умереть под забором, как пес».
Разве не ужасное стихотворение? И этого пьяницу, человеконенавистника, лицемера читают как великого державного поэта? Прекрасный образец для подражания и воспитания.
А знатоки и любители поэзии Блока с полным к тому основанием, рассердятся на меня: ведь я мог выбрать из сотен его стихов совершенно иные мотивы. Одно только хрестоматийное «Девушка пела в церковном хоре» чего стоит.
Или
«О, я хочу безумно жить».
|
|
|
Или вспомнить, что умирая, Блок полз не к забору, как пес, а отправился прощаться к Пушкинскому дому:
«Вот зачем, в часы заката,
Уходя в ночную тьму,
С белой площади Сената...
Тихо кланяюсь ему».
Я же выбрал весьма специальный и совсем не характерный для Блока стих. Да еще предлагаю всем читателям этой книги обратить на него особое внимание.
Стоит ли он такого внимания?
Так вот, во-первых, вы не могли не заметить, что тема стихотворения Блока перекликается с пушкинским стихом и, безусловно, оказало влияние на стих Пастернака. И здесь, в этом стихе, принципы того, что Мандельштам называет орудийностью, доведены до совершенства.
До такого совершенства, что стих скрывает в себе прямо
противоположный смысл.
Уже первая его строчка ведет непосредственно к Пушкину.
«За городом вырос пустынный квартал».
Что же здесь пушкинское?
Все! Но только не впрямую.
Например, слово «пустынный» – очень часто встречающееся у Пушкина слово. И означает оно «одинокий».
Помните это – «свободы сеятель пустынный»?
Или «пустынная звезда»?
Или «на берегу пустынных волн|?
После Пушкина никто не употреблял в поэзии этого слова. И вдруг это делает Блок, да еще через сто лет после Пушкина.
Зачем?
Да ведь ясно зачем!
Это ни что иное, как тайное посвящение Пушкину, намек на преемственность не только в поэзии вообще, но и в конкретном стихотворении.
Ведь пишет же Блок в своем предсмертном обращении к Пушкину:
«Пушкин, тайную свободу
Пели мы вослед тебе!
Дай нам руку в непогоду,
Помоги внемой борьбе!»
Вот почему посвящение Пушкину в стихотворении «Поэты» скрыто в одном слове! Ибо речь идет о «тайной свободе», а борьба «немая».
Но почему квартал в стихотворении у Блока одинокий, и к тому же «вырос за городом»? Ведь поэты жили не за городом, а в городе. К тому же из второй строчки становится ясно, о каком городе идет речь.
«Квартал вырос
На почве болотной и зыбкой».
Ясно, что речь идет о Петербурге. И здесь снова – тайная связь с Пушкиным, а конкретно, – с его поэмой
|
|
|
(или, как Пушкин сам ее называет, «Петербургская повесть») «Медный всадник».
И первая строчка этой повести звучит, как известно, так:
«На берегу пустынных (!!!) волн...» (и далее мысль Петра о создании города).
А через несколько строк:
«По мшистым, топким берегам» (то, что видел Петр на месте, где будет построен Петербург)
Темнели избы здесь и там...
Дальше у Пушкина появляется и «болото»:
«Прошло сто лет, и юный град, (Петербург построен)
Полнощных стран краса и диво
Из тьмы лесов, из топи блат
Вознесся пышно, горделиво...»
Итак:
у Блока – «почва, болотная и зыбкая,
у Пушкина – «мшистые, топкие берега» и «топь блат».
У Пушкина – «пустынные волны»,
а у Блока – «пустынный квартал».
Но опять тот же вопрос: почему квартал вырос «за городом»?
И здесь опять – метафора,
|
|
|
