 |
Ибо «за городом» – не географическое местоположение где жили поэты, а духовное.
|
|
|
|
Поэты жили не там, где все, не в городе, а в своем мире, «за городом».
Далее:
«Там жили поэты, – и каждый встречал
Другого надменной улыбкой».
Это уж совсем непонятно: почему поэты, собратья по духу, так странно относятся друг к другу?
В строчке о «надменной улыбке» Блок зашифровал одно из самых интересных явлений искусства: поэт, художник, композитор, писатель создает свой, настолько глубокий мир, что часто не способен воспринимать иные миры, другие возможные формы гениальности.
Так, Чайковский не любил музыки Брамса, Мусоргский смеялся над Дебюсси, а музыку Чайковского называл «квашней», «сахарином», «патокой». Лев Толстой считал, что Шекспир – ничтожество.
В свою очередь, величайший профессор скрипки и один из крупнейших скрипачей мира Леопольд Ауэр не понял посвященного ему скрипичного концерта Чайковского и никогда не играл его. (В это трудно поверить, ибо уже через короткое время и поныне этот концерт самый исполняемый из всех скрипичных концертов.)
Два крупнейших поэта России Блок и Белый ненавидели друг друга, и дело чуть не дошло до дуэли.
Когда состоялась премьера оперы Жоржа Бизе «Кармен», которая оказалась страшнейшим в истории музыки провалом, сведшим в могилу ее создателя (Бизе умер через три месяца после фиаско) и газеты набросились на ее автора, то ни Камилл Сен-Санс, ни Шарль Гуно не вступились за своего коллегу, не написали ни одного слова в газеты, чтобы поддержать своего друга.
Во всех этих (и многих других) случаях то, что Блок называет «надменной улыбкой» – это поведение не результат зависти или недоброжелательства одного творца к другому. Здесь, скорее, просто-напросто – элементарная невозможность одного выйти за пределы той невиданной глубины, которая создана им, и осознать столь же великую глубину другого.
|
|
|
Такое поведение я склонен называть ЗАЩИТНЫМ ПОЛЕМ ГЕНИЯ.
Ведь важнейшее условие существования гения – это прежде всего его глубокая вера в свою правоту.
А дальше в стихотворении – потрясающая провокация: описание жизни поэта с точки зрения обывателя – невероятный поэтический прием, цель которого – подать слухи как истину, шокировать мещанина, противопоставить ему творца. Но есть здесь и еще одно измерение, которое можно сформулировать так:
ДОПУСТИМ, ЧТО ВСЕ ЭТО ПРАВДА: и пьянство, и бродяжничество, и нелепость быта поэтов, НО ДАЖЕ И В ЭТОМ СЛУЧАЕ ПОЭТ ПРАВ,
ИБО ЕГО ЦЕЛЬ – СПАСТИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО ОТ КОНСТИТУЦИИ ЛЖИ, ФАЛЬШИ, ПРИТВОРСТВА, ОТ МЕЩАНСКОГО ДОВОЛЬСТВА, ОТ САМОДОВОЛЬСТВА.
Потому что взамен устроенности и бытовых удобств у поэта есть «и косы, и тучки, и век золотой», у поэта – контакт со всемирностью («всемирный запой»),
с Богом,
с тучами,
снегами,
цветами.
Кстати, знаете что такое ВСЕМИРНЫЙ ЗАПОЙ? Я думаю, что буду первым, кто откроет эту блоковскую тайну.
Фраза «всемирный запой» имеет два смысла.
Первый – это то, что вычитывается на бытовом уровне мещанина: алкоголик всемирного масштаба.
А вот второй (а на самом деле главный) – происходит от словосочетания поэт-певец.
Поэт поет на весь мир. И в этом случае ЗАПОЙ – феноменальное порождение блоковской поэзии. (Так же как гениальное блоковское – «озеру – красавице», где озеро вдруг теряет свой средний род, которым это слово обозначено в русском языке, и становится женщиной).
А если вернуться к первому смыслу стиха не с точки зрения обывателя, то в стихе очень четко можно проследить обращение к еще одному поэту.
Великому персу Хафизу, в поэзии которого прославляется любовь и вино. Вот откуда в небольшом стихотворении дважды разговор идет о косе.
|
|
|
«И золотом каждой прохожей косы
Пленялись со знанием дела»)
Или:
«По крайности есть у поэта
И косы, и тучки, и век золотой».
Но что это за тучки? Помните у Лермонтова?
«Тучки небесные – вечные странники
Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники».
Или:
«Ночевала тучка золотая
На груди утеса-великана».
Смотрите, что получается: |
стихотворение Блока – не об абстрактных поэтах только,
но о весьма конкретных, в числе которых Лермонтов, Хафиз, Пушкин.
Это Лермонтов, плачущий над тучкой.
Это Хафиз, воспевающий и распивающий вино.
Это Пушкин, «пленяющийся со знанием дела» «золотом каждой прохожей косы».
Ну и наконец,
Весь стих Блока – перифраз на первые восемь строк из пушкинского стихотворения.
Поэт отличается от всего остального мира «лишь» одним.
У него – контакт с Богом.
Глава 5
Там, где кончаются слова
Когда я прихожу с первой беседой о музыке к малышам пяти-семи лет, то всегда начинаю с вопроса: «Как вы думаете, когда вы были совсем маленькими, вот такими (показываю величину пятимесячного ребенка), то что вы начали понимать раньше – музыку или слова?» И здесь большинство детей абсолютно убеждены в том, что, конечно же, слова. А вот и нет!
Подходит мама к колыбельке вот такой (опять показываю) детоньки и говорит:
«Ма-а-а-ленький, люби-и-имый, улыбни-и-и-сь!» Что делает эта крохотная детонька?
Улыбается!
Но почему улыбается? Потому что мама просит? А если мама попросит так
(произношу резко и отрывисто те же слова). Что сделает детонька? Правильно, заплачет!
Но почему в первом случае – улыбнется, а во втором – заплачет? Ведь мама говорит те же слова? Все дело в том, что маленькая детонька слов еще не понимает. Но уже чувствует музыку. Первая мамина мелодия детоньке понравилась, а вторая – нет.
То главное, что мы начинаем чувствовать, придя в этот мир, это – музыка, интонация.
Музыкальной интонацией мы пользуемся намного чаще, чем нам кажется.
Вы хотите немедленно съесть мороженое, а вам его не покупают.
Что делает пятилетний ребенок, когда ему просто очень хочется мороженого?
«Ха-а-ачу-у-у ма-а-а-аро-о-ожена-а-ава-а-а-а-а-а-а...» Мама говорит: «Ну во-от, заны-ы-ыл». А вы вовсе не заныли, вы запе-е-ели. Просто человек очень-очень давно понял, что, если чего-то о-о-очень хо-о-очется, то говорить уже не подходит – нужно петь.
|
|
|
Музыка всегда рождается когда что-то о-о-очень. (Теперь обращаюсь уже к читателям книги.) Из всех видов искусства музыка обладает наибольшим количеством тайных знаков.
Этот вид искусства всегда был основным предметом зависти художников, писателей, архитекторов, скульпторов. Все виды искусства сравнивались с музыкой, как с высшим способом мышления.
Все виды искусства пытались достичь такого уровня, чтобы быть как музыка.
«Хорошая живопись – это музыка, это мелодия», – говорил великий Микеланджело.
«Из наслаждений жизни одной любви музыка уступает, но и любовь – мелодия», – это уже Пушкин.
«Архитектура – это застывшая музыка». Как вам нравится?
То, чему прежде всего учат начинающих архитекторов.
«Музыка – скрытое арифметическое упражнение души, которая вычисляет, сама того не зная», – а это Лейбниц – великий философ и математик, книга которого была найдена в личной библиотеке И. С. Баха.
Я бы очень хотел привести бесчисленное множество подобных примеров-высказываний о музыке, но тогда я заполнил бы ими все оставшиеся страницы этой книги. Нам интересно знать, почему? Чем заслужила музыка такое отношение к себе творцов?
Для меня, у которого музыка началась с самого раннего детства, величие музыки как самого значительного вида искусства на Земле само собой разумеется. Могу сказать, что мне очень повезло с родителями, которые водили меня на симфонические концерты в столь раннем возрасте, что, услыхав Пятую симфонию Бетховена, я очень разволновался. Никогда не забуду, как во время кульминации первой части закричал на весь зал: «Фашисты идут!» Помню, мама начала меня успокаивать, а в зале некоторые даже рассмеялись. Но никто, к счастью, не рассердился, ибо все очень уважительно смотрели на моих родителей, поскольку считали, что это совершенно правильно: с самых ранних лет приучать ребенка к подлинной музыке.
|
|
|
Но как быть с тем, к сожалению, абсолютным большинством родителей, которые не считают воспитание классической музыкой с самого раннего детства важным делом?
Ведь в силу сложившихся обстоятельств им самим это не было дано.
Совсем нетрудно объяснить, почему количество людей, понимающих, чувствующих классическую музыку (да и вообще подлинное искусство), столь невелико. Исторически сложилось так, что подобная музыка в течение столетий принадлежала власть имущим. Более того, посещение концертов, где звучала музыка Гайдна, Моцарта, Брамса и других композиторов, было не только привилегией высших классов, но и признаком принадлежности к ним.
Не случайно все старые оперные театры мировых столиц относятся к самым роскошным зданиям этих городов. Посмотрите на фотографии Гранд Опера в Париже, Национальной оперы в Праге, здания Большого театра в Москве, Мариинского в Петербурге, Королевской оперы в Стокгольме и т. д.
Если у вас появится возможность побывать в этих городах, зайдите внутрь этих зданий, полюбуйтесь невероятной роскошью интерьеров, лепкой, скульптурой, полами и потолками.
И вы увидите, что сама идея архитектуры, интерьера, обивки кресел предполагает соответствующих посетителей, которые, приехав в оперу из роскошных домов, должны испытать чувство, что здание оперы еще прекраснее, чем их изысканные квартиры, дома и дворцы. Попробуйте представить себе мопассановских крестьян или чеховских мужиков, переступающих порог подобного здания!
Даже в сегодняшнем Стокгольме, где правящие много лет социал-демократы пытаются уравнять всех и вся, билет на оперу Р. Вагнера «Парсифаль» стоил (говорю, исходя из опыта собственного кошелька) восемьсот шведских крон.
(Для сравнения: месяц питания стокгольмской семьи из четырех человек стоит столько же, сколько четыре билета на оперный спектакль).
Справедливости ради, хочу сказать, что цены на билеты в Королевскую оперу Стокгольма – еще в числе самых низких среди стран Западной Европы. Итак, в течение столетий слушание классической музыки было своего рода привилегией.
Среди жанров и форм классической музыки есть даже такое понятие, как «камерная музыка» (по итальянски camera – комната), что изначально предполагает наличие небольшого количества не только исполнителей, но также и слушателей.
Камерная музыка даже среди всех остальных видов классики требует еще более утонченную способность к восприятию и еще более изысканную публику.
Поэтому, скажем, симфонии Бетховена, рассчитанные на сравнительно большие залы, более демократичны для восприятия, чем его же квартеты, написанные для самых, как сейчас принято говорить, эксклюзивных (исключительных) слушателей.
|
|
|
В нашей стране проблема с восприятием и отношением к классической музыке намного серьезнее, чем на Западе. И я назову две причины, раскрывающие почему так случилось.
Причина первая
Русская Православная церковь имеет строго определенные музыкальные творения, которые могут звучать в ее пределах. Это только смешанный хор, поющий без сопровождения, и только мелодии, предписанные каноном. И это в корне отличает ее от протестанской церкви, где музыка великих композиторов звучит практически
ежедневно.
Следовательно, средний шведский или французский ребенок, вместе с родителями посещающий протестантскую церковь с пятилетнего возраста, хотя бы десять-двадцать раз в год, слушает десять-двадцать концертов из музыки Баха, Генделя, Вивальди, Моцарта и других гениальных композиторов.
Никогда не забуду одно из моих первых посещений группы шведских гимназистов, где я рассказывал шестнадцатилетним подросткам о том, что музыка И. С. Баха созвучна теории относительности Альберта Эйнштейна, и что в баховской музыке можно услышать многослойность Пространства.
И как пример, начал играть одну из баховских прелюдий на протестантский хорал.
Гениальный композитор построил свою прелюдию так, что в начале звучит им самим сочиненная музыка, а затем когда мы уже привыкли к прекрасной многоголосной музыке, появляется еще один голос.
Это мелодия, которую сочинил не Бах, а кто-то из монахов времен Мартина Лютера (а, может быть, и сам Мартин Лютер – главная фигура эпохи Реформации, вдохновитель протестантизма).
После окончания слушания баховской прелюдии на тему лютеранского хорала я захотел показать моим слушателям, сколь многомерен Бах в своем буквально эйнштейновском мышлении, и сыграть гимназистам отдельно мелодии, сочиненные Бахом, а затем отдельно – мелодию хорала, включенную Бахом в свою многоголосную музыку как один из голосов.
Я хотел этим удивить шведских школьников так же, как я когда-то удивлял моих русских слушателей. Но удивиться пришлось не им, а мне, ибо все мои слушатели неожиданно стали петь эту хоральную мелодию вместе со мной (!).
Как же я не подумал, не сообразил, что для них эта мелодия то же, что для нас «Во поле береза стояла»! Ведь она, как и многие лютеранские хоралы, у них на слуху с детства! С детства они знают мелодии, слагающие интонационную основу баховской музыки.
Таким образом, обыкновенный западный ребенок имеет выход к основам классического мышления и интонациям классической музыки с детских лет! А теперь представьте себе, что десятки тысяч шведских церквей – это десятки тысяч концертных залов с прекрасной акустикой, органами, роялями, музыкантами.
Однажды я посчитал, что только в одном Стокгольме в один вечер в восьми церквях исполняли «Реквием» Моцарта. А если считать по всей стране («Реквием» исполняется не меньше, чем раз в год, в определенные дни), то речь может идти о трех- или даже четырехзначной (!) цифре.
Но существует еще одна причина, порождающая резкий контраст в восприятии великой музыки в России и в других странах Европы.
Причина вторая
Поскольку во всех странах протестантизма и католицизма величайшие композиторы писали и церковную музыку, то музыка Баха, Генделя, Гайдна, Моцарта, Бетховена, Брамса «на слуху» у многих поколений европейцев. В России же, в отличие от Западной Европы, эта музыка никогда не существовала вне пространства концертного зала, то есть эксклюзивного слушателя. Поэтому в России знание и любовь к классической музыке всегда была признаком не только и даже не столько власть имущих или дворянства,
но и признаком людей с высоким образовательным цензом, уровнем духовности, способностью к глубокому мышлению, и в первую очередь одним из важных признаков представителей русской интеллигенции. Но история человечества никогда не знала столь тотального нападения на все ценности дворянства, интеллигенции, элиты, как это было в течение многих лет правления большевиков.
Основная тайная идея большевизма, по сути, заключалась в том, чтобы вызвать ненависть между общественными классами. И прежде всего, поскольку большевики объявили себя партией рабочего класса и крестьянства, их главной задачей стало – низвести интеллектуальную часть общества в ранг «обслуживающей прослойки». Вместе с ненавистью «простых людей» (или, как их еще называли, людей труда) к интеллигенции проявилась ненависть и к той культуре, которую культивировала интеллигенция. «Культивирование культуры» – здесь не оговорка и не тавтология, а сознательное напоминание того факта, что слово «культура» обозначает «возделывание». Отсюда и понятие сельскохозяйственная культура.
А иногда и просто становятся объектом осмеяния и воспринимаются как бессмысленность, синоним скуки, чего-то абсолютно непонятного и ненужного. Обязательно ли ученому слушать музыку Баха или играть музыку Моцарта? Учитывая исторические особенности культурного развития России, мы должны приложить невероятные усилия для того, чтобы ликвидировать эту вопиющую диспропорцию, существующую в пределах одной и той же европейской культурной территории.
Важно понять, что в случае с великой музыкой речь идет не о вопросах индивидуального вкуса, а о самом сильном виде искусства.
Об интеллектуальном питании мозга, источником которого является классическая музыка. Упуская эту сферу, мы упускаем одну из величайших возможностей повышения интеллектуального коэффициента целых поколений.
Особенно сегодня, когда все источники информации заполоняют эфир музыкальным рэкетом. Под рэкетом я имею в виду музыку, которая, как наркотик, вызывает потребность слушать только себя, платить за употребление любые деньги. Эта музыка обогащает группу дельцов, использующих гигантское воздействие подобной музыки на биологическом уровне. Для тех, кто «с молоком матери» впитал в себя основы музыки классической, никакие другие виды музыки, в том числе самой низкопробной, биологически примитивной, не страшны. Ибо есть противоядие.
Страшна всегда только безальтернативность, то есть отсутствие основ.
И если этих классических основ не будет, то падет прежде всего уровень интеллигентности, коэффициент научного мышления.
Доказательством того, что восприятие классической музыки напрямую связано с уровнем научного мышления, являются лауреаты Нобелевской премии в области науки.
Подавляющее большинство в своих интервью, отвечая на вопрос о том, чем они занимаются в свободное от напряженной научной работы время, говорят:
«Слушаю классическую музыку».
(Заметьте, не поп, не рок, чтобы расслабиться и снять напряжение, а классику, чтобы получить новый импульс.) Больше половины из них – сами музыканты, играют на рояле, скрипке, виолончели или органе.
И еще один несколько щекотливый момент, но справедливости ради я должен отметить и его: среди только что объявленных лауреатов Нобелевской премии 2004 года в области науки шесть из восьми человек – представители еврейской национальности.
И это при том, что доля евреев в населении Планеты составляет всего 0,2 процента (!). Причина подобного, явно непропорционального, вклада этой крохотнейшей национальной группы в науку Планеты – не в «особом уме» еврейского народа, а в традиционном для еврейских семей внимании, которое в воспитании детей уделяется классической музыке. Именно этим объясняется столь же непропорциональный вклад евреев в область музыкального исполнительства, когда подавляющее большинство великих скрипачей и треть великих пианистов XX века – представители еврейской национальности.
Альберт Эйнштейн, играющий на скрипке, – для меня это, пожалуй, главный символ человека будущего. К тому же этот величайший ученый всех времен очень много писал и говорил о месте, роли музыки и искусства в своей жизни.
Осмелюсь даже высказать мысль, что без высокого уровня исполнительского мастерства,
без того знания и любви поэзии, литературы, философии Эйнштейн вряд ли добился бы таких дерзких открытий, добрался бы до таких глубин в своей научной деятельности, опередив мышление человечества на много лет (если не столетий!).
«Достоевский дал мне больше, чем Гаусс», –
эта мысль Эйнштейна звучит сегодня, как предупреждение мыслящему человечеству о приоритетах в развитии человеческого интеллекта.
Ведь это не просто красивая и оригинальная фраза, а важнейшее открытие оптимальных путей развития человека. Подумать только – великий писатель дал ученому больше, чем великий математик, на математических принципах которого строится теория относительности!
Библия о музыке
И вновь мы возращаемся к музыке, вновь пытаемся ответить на очень важный вопрос: «Почему музыка – высшее из всех видов искусств?» Попробуем – через Библию.
В Библии написано:
«В начале было Слово».
И сразу же возникает очень естественный вопрос:
На каком языке?
Ну да ладно! Допустим, до Вавилона был один язык – праязык.
Но тогда немедленно возникает новый вопрос: «Слово, которое было в начале, и, которое было у Бога, оно – о чем?»
Что это за первое слово, которое было в начале?
В Библии есть ответ и на этот вопрос: «И слово было Бог».
В результате все библейское логическое построение выглядит так:
«В начале было Слово». И Слово было у Бога.
И Слово было Бог.
Вот здесь-то мы запутаемся вконец.
Ведь получается, что Слово, которое было в начале, – не что иное как высказанное самим Богом слово «Бог»? Мы действительно запутаемся, если не вернемся к греческому варианту. В отличие от Ветхого Завета, который написан по-древнееврейски, Новый Завет, или Евангелие, написан по-арамейски. А ведь по-гречески в Новом Завете сказано:
«В начале был Логос».
А вот Логос – это не только Слово. Значение Логоса куда шире.
Так что же было в начале? То, что противостоит хаосу.
Хаос – это бессмыслица. Бессмыслице противостоит
Смысл, Мысль.
Хаос – это разрушение. Разрушению противостоит
Построение.
Хаос – это дисгармония. Дисгармонии противостоит Гармония, осознанный Аккорд или группа аккордов, опирающаяся на систему обертонов, существующих во Вселенной объективно, то есть в независимости от нашего знания.
Хаос – это безлогичное, бесструктурное нагромождение.
Ему противостоит Логическая Структура.
Итак, Логос – это Структура, Построение,
|
|
|
