Развитие логических норм научного мышления в средневековых университетах.

Понять характер средневековой науки можно, лишь раскрывая систему средневекового теологического миросозерцания, конституирующими элементами которого выступали универсализм, символизм, иерархизм, телеологизм.
Универсализм. Специфической чертой средневекового мышления было некое тяготение к всеобъемлющему познанию, стремление «охватить мир в целом, понять его как некоторое законченное всеединство». Фактическим обоснованием этой модели мышления выступало представление о единстве космоса и человека, заключавшееся в их генетической (креационистской) общности, из чего вытекало: знать способен только тот, кто проник в суть божественного творения, - поскольку же оно универсально, всякий, знавший его, знал все; соответственно не знавший его, вообще не мог ничего знать. Естественно, в такой парадигме не находилось места частичному, относительному, незавершенному или неисчерпывающему знанию; знание могло быть либо универсальным, либо никаким.
Символизм. Корни «гносеологического символизма» средневековья уходят в новозаветное: «Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Слово здесь - орудие творения. Но не только. Переданное человеку, оно выступало и универсальным орудием постижения творения. В соответствии с этим процесс познания вещи заключался в обращении к исследованию понятия, ее выражающего, что определяло сугубо книжный, текстовой характер познавательной деятельности. Поскольку же наиболее представительными текстами, к тому же освященными непогрешимым божественным авторитетом, выступали святые тексты, идеалом, инструментом познания представлялась экзегетика - искусство истолкования святых писаний, этих предельных резервуаров возможных знаний.
Иерархизм. «Все «вещи видимые» обладают свойством воспроизводить «вещи невидимые», быть их символами. Но не все в одинаковой мере. Каждая вещь - зеркало, но есть зеркала более, есть менее гладкие. Уже одно это заставляет мыслить мир как иерархию символов».22 Символы подразделялись на «высшие» и «низшие», принадлежность к которым определялась приближенностью или удаленностью от бога на основе оппозиции небесного (непреходящего, возвышенного) - мирского (бренного, тленного, тварного). Так, вода «благороднее» земли, воздух «благороднее» воды и т.п.
Телеологизм. Атрибутом средневекового миросозерцания был телеологизм, заключающийся в истолковании явлений действительности как существующих по «промыслу божию» для и во имя исполнения каких-то заранее предуготовленных ролей. Так, вода и земля служат растениям, которые в силу этого более благородны, занимают в иерархии ценностей более высокие места. Растения в свою очередь служат скоту.
Логическим финалом, естественным завершением телеологизма был антропоцентризм. Ибо, как в свое время подметил А.Шопенгауэр, формула «ничто не существует напрасно» подразумевает формулу «существует то, что полезно человеку».
На основе антропоцентризма складывался геоцентризм. Человек в средневековье представлялся существом сугубо амбивалентным: с одной стороны, он - венец творения, воплощение божеского, созданный по образу и подобию верховного творца, с другой стороны, он - плод искушений дьявола, греховная тварь. Человек постоянно выступал объектом борьбы, средоточием противоборства высших альтернативных сил мира - бога и дьявола. В связи с этим вопрос реальной судьбы человека был вопросом вопросов. Последнее, конечно, укрепляло телеологизм. Если учесть, что «ради разрешения этого вопроса бог... снизошел на Землю, чтобы в образе человека претерпеть за род человеческий проклятие греха - смерть и этой жертвой преодолеть грех и ад», то следовательно, «мир без человека немыслим, так как без него он был бы бесцелен».
Однако не менее принципиально, что местом действия всемирной драмы избиралось место жительства человека - Земля. Не что-нибудь, а именно она «представляла собой сцену, на которой происходило взаимодействие бога, дьявола и человека»; именно «на ее поверхности сходились столь резко разделенные до тех пор стороны» и разыгрывали здесь великую «божественную комедию» искупления».
Оценка перечисленных опорных элементов средневекового миросозерцания позволяет сделать некоторые выводы применительно к вопросам научного познания.
Во-первых, деятельность человека в эпоху средневековья предпринималась в русле религиозных представлений - вне церкви ничто не имело прав на гражданство. Противоречащее религии запрещалось специальными декретами. Так, Реймский собор 1131 г. наложил запрет на изучение юридической и медицинской литературы. Обобщенную доктрину познания средневековья разработал Фома Аквинский, который, приводя к единому знаменателю многочисленные частные теологические предписания к познанию, в качестве центральной максимы выдвигал: «... созерцание творения должно иметь целью не удовлетворение суетной и преходящей жажды знания, но приближение к бессмертному и вечному».
Подобные установки, усиливая элемент созерцательности, настраивали познание на откровенно мистический теологический лад, что не только препятствовало его поступательному развитию, но и определяло регресс или, во всяком случае, стагнацию. Так, средневековье отказалось от прогрессивной теории возникновения природы античных атомистов только потому, что процесс этого возникновения рассматривается как случайный, а не фатальный, соответствующий божественному промыслу. Другим рельефным тому примером служил опыт медицины, где за бортом реальной практики оказались ранее накопленные знания и где в качестве общепринятых использовались не собственно медицинские (то же анатомирование, без которого невозможна хирургия, как величайший грех предано анафеме), а мистические средства - чудотворство, молитва, мощи и т.п.
Во-вторых, в средневековой картине мира не могло быть концепции объективных законов, без которой не могло оформиться естествознание.
Причина взаимосвязанности, целостности элементов мира усматривалась средневековым умом в боге. Мир целостен постольку, поскольку есть бог, его сотворивший. Сам по себе мир бессвязен: устрани бога - он развалится. Ибо всякий объект утратит естественное место, отведенное ему богом в иерархии вещей. Так как объект определялся в отношении к богу, а не в отношении к другим естественным объектам, не находилось места идее вещности, объективной общемировой связности, целостности, без чего не могло возникнуть ни понятие закона, ни, если брать шире, - естествознание.
В-третьих, в силу теологически-текстового характера познавательной деятельности усилия интеллекта сосредоточивались не на анализе вещей (они были вытеснены из контекста рассмотрения), а на анализе понятий. Универсальным методом служила дедукция, осуществлявшая субординацию понятий, которой соответствовал определенный иерархический ряд действительных вещей. Поскольку манипулирование понятиями замещало манипулирование объектами действительности, не было необходимости контакта с последними. Отсюда принципиально априорный, внеопытный стиль умозрительной схоластической науки, обреченной на бесплодное теоретизирование.

Однако взгляд на средневековье как на интеллектуальное кладбище человечества был бы поверхностным. Хотя культура средневековья не знала науки в современном понимании, в ее недрах успешно развивались такие специфические области знания, которые подготовили возможность образования науки в более поздний период. Имеется в виду астрология, алхимия, натуральная магия. Примечательно, что, представляя собой противоречивый сплав априоризма, умозрительности и грубого наивного эмпиризма, опытом своего функционирования эти области знания исподволь разрушали идеологию созерцательности, осуществляя переход к опытной науке. Опыт функционирования этих дисциплин справедливо расцениваемый как промежуточное звено между техническим ремеслом и натурфилософией, уже заключал в себе зародыш будущей экспериментальной науки.
Как мы уже отмечали, предпосылкой науки является выделение объективных закономерных ситуаций, получающее опытную апробацию. В античности этому препятствовала созерцательность, чем объясняется невозможность оформления там эмпирически обоснованной науки. В средневековье препятствием этому служила та же созерцательность, имеющая, правда, в отличие от античности сугубо религиозную, теологическую подоплеку. В связи с этим интересно, что опыт натуральной магии противоречил или, по крайней мере, не состыковывался с религиозно-мистической созерцательностью как некоей идеологической доминантой. В самом деле: религия в общем смысле представляет попытку культовым способом воздействовать на свободную волю бога с целью достичь каких-то результатов. Уповая на бога и основываясь на вере, религия, естественно, не поставляет гарантий эффективности этих воздействий.
Подобно религии, натуральная магия также представляет попытку воздействовать на бога с целью получить заранее запланированные результаты, однако уповает при этом не на его свободную волю, а на некоторую эмпирическую методику. Поэтому, если религия далека от того, чтобы предполагать ориентацию деятельности на выявление эмпирически обоснованных законов, натуральная магия уже не может не предполагать подобную ориентацию, она отличается от религии эффективным характером, который обеспечивается лишь опытной апробацией абстрактно-мыслительного содержания. Последнее сближает магию с наукой, одновременно разобщая ее с религией. Конечно, момент этот не следует преувеличивать.
Проделанный анализ позволяет прийти к заключению. В истории европейской культуры, в истории мировой мысли средневековая культура выступает феноменом совершенно специфическим. С одной стороны, средневековье продолжает традиции античности, свидетельством чему являются такие мыслительные комплексы, как созерцательность, интенция на постижение общего безотносительно к единичному, склонность к абстрактно-умозрительному теоретизированию, принципиальный отказ от опытного познания, признание примата универсального над уникальным, стабильного над становящимся, надличностного над личностным и т.п.
С другой стороны, средневековье порывает с традициями античной культуры, «подготавливая» переход к совершенно иной культуре Возрождения. Подтверждением выступает значительный прогресс алхимии, астрологии, натуральной магии, имеющих «экспериментальный» статус. Будучи интегрированы воедино, эти моменты и обусловливали противоречивость средневековой культуры, которая для судеб науки имела едва ли не решающее значение. Дело в том, что именно в этот период исследующее мышление направляет свою работу «в русло достижения практических эффектов». А это составляло решающее условие возможности оформления научного естествознания. Подчеркиваем, именно условие, ибо самому научному естествознанию было не суждено оформиться в эпоху средневековья. Препятствием тому служил ряд причин.
1. Средневековая культура не знала идеи самодостаточности природы, управляемой естественными объективными законами: поскольку природа есть нечто сотворенное, она управляется волей творца. Для изменения этой парадигмы требовались существенные идейные сдвиги во всей системе мировидения, которые произошли много позже в связи с утверждением разрушающих монополию теологического миросозерцания деизма (Ньютон, Вольтер) и пантеизма (Спиноза).
2. Созерцательный, теологически-текстовой характер познавательной деятельности, который был настолько самодовлеющим, прочно укорененным в культуре, что даже во времена Галилея выступал мощным мировоззренческим фактором, сдерживающим прогресс опытной науки. Чтобы убедиться в серьезности, действенности этого обстоятельства, достаточно вспомнить заявление священника, который на приглашение Галилея посмотреть в телескоп и воочию убедиться в наличии пятен на Солнце отвечал: «Напрасно, сын мой. Я дважды прочел Аристотеля и ничего не нашел у него о пятнах на Солнце. Пятен нет. Они происходят либо от несовершенства твоих стекол, либо от недостатка твоих глаз».
3. Полумистический, со значительным удельным весом вербального элемента характер «опытной» деятельности в науке. Так, поборники натуральной магии верили в таинственную силу словесных заклинаний. Конкретные методики натуральных магов не представляли еще эксперимента в общепринятом смысле слова, - это были скорее чудодействия, нацеленные
на вызывание духов, потусторонних сил, сверхприродных могуществ.
Говоря строго, средневековый ученый оперировал не с вещами, а с силами, за ними скрытыми, - с их «идеальными» формами. Акты опытного познания развертывались как ритуальные действа, направленные на контакт с потусторонним миром: в силу вездесущего символизма мир средневекового человека был двухмерен, а ученый функционировал как двухмерный субъект.
4. Качественный характер знания. Средневековая наука не подвластна понятию количества, и в этом именно заключается ее коренное отличие от современной науки. Основу картины мира средневековья составляла качественная онтология - теория неоднородного пространства Аристотеля. Не менее качественными были и гносеологические установки - я имею в виду традиционную для средневековья доктрину наивного реализма, некритически отождествлявшего субъективное с объективным и в конечном счете препятствовавшего адекватному познанию. Качественный характер науки, разделение сущности и существования, вещественное моделирование обусловливали невозможность образования понятия закона. Ввиду этого с

редневековая наука лишь ступень к подлинной науке.

Неправы те, кто, помещает точку отсчета науки (имеется в виду эмпирически обоснованная наука) в эпоху средневековья, превознося деятельность натуральных магов. Хотя в отдельных эмпирических результатах представители этих школ и предвосхитили некоторые из последующих достижений классической науки, они не могут квалифицироваться как основоположники ее творческого метода. Подлинная экспериментальная наука возникла в период Нового времени, а исходным пунктом и точкой отсчета ее является Галилей.