Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Второй увидит сокровище свое в руках недруга




Ночь со 2 на 3 декабря 1816

 

Казалось, что судьба, которая всегда угрожала Венеции, настигла ее в одно мгновение, однако город затопила не вода, а деревья. Темные призрачные деревья заполнили улицы, площади и даже каналы. Стены не смогли противостоять их натиску. Ветки пронзали камень и стекло. Корни проникали глубоко под мостовую. Статуи и колонны опутал плющ. Внезапно — во всяком случае, так показалось Стренджу — стало гораздо тише и темнее. Длинные бороды омелы погребли лампы и свечи, а плотное сплетенье веток закрыло луну.

Странное дело: никто из обитателей города словно не видел перемен. Стрендж много читал о том, что люди могут, к счастью для себя, не замечать творимой вокруг них магии, однако сам впервые стал свидетелем такого явления. Подмастерье булочника нес на голове целый поднос горячих хлебов. Стрендж с интересом наблюдал, как парень ловко огибает деревья, даже не подозревая об их присутствии, и всякий раз вовремя уворачивается от веток, которые грозят выколоть ему глаз. Дама и господин, наряженные, словно на бал или в игорный дом, в плащах и масках, шли под руку, перешептываясь, по Салицада Сан-Мойзе. Путь им преграждало огромное дерево. В последний миг они совершенно естественно разошлись, обогнули дерево с разных сторон и снова взяли друг друга под руку.

Стрендж шел туда, куда вела его сияющая линия — по аллее к набережной. Деревья росли даже там, где город уже кончался, и линия тянулась прямо сквозь чащу.

Он не ведал, как шагнет в морскую воду. Венеция не знает пологих пляжей, бережно, дюйм за дюймом, вводящих вас в воду; каменный мир города заканчивается набережной, и Адриатика немедленно вступает в свои права. Стрендж понятия не имел, какая здесь глубина, но не сомневался, что утонуть здесь можно. Оставалось надеяться, что сияющая тропинка, по которой он пробрался через лес, убережет его и в воде.

И в то же время его согревала тщеславная мысль, насколько лучше Норрелла он годится для этого приключения. «Он бы ни за что не шагнул в море. Он даже промокнуть боится. Кто сказал, что волшебник должен обладать хитростью иезуита, смелостью солдата и смекалкой вора? Фраза мыслилась как оскорбление, но в ней, несомненно, присутствовала доля правды».

Он шагнул с набережной.

Море внезапно стало эфемерным, словно сон, алее приобрел прочность и основательность. Скоро море стало лишь слабым серебряным сиянием среди темных деревьев, а соленый бриз смешивался с запахами ночного леса.

Стрендж с гордостью подумал, что он — первый волшебник, входящий в Страну фей за последние триста лет[143]. Мысль чрезвычайно порадовала его, даже захотелось, чтобы кто-нибудь увидел его подвиги оценил по достоинству. Он почувствовал, как устал от книг и научных опытов, как мечтал о том времени, когда работа волшебника превратится в путешествия по неведомым землям. Впервые со времени битвы при Ватерлоо он действительно что-то делал. Тут в голову пришла трезвая мысль: надо не рассуждать и не гордиться собой, а как можно внимательнее смотреть по сторонам в поисках новых знаний. Поэтому он принялся пристально изучать все вокруг.

Лес походил на английский, хоть и не повторял его в точности. Деревья были слишком старые, слишком толстые, очень необычной формы. Складывалось впечатление, что каждое из них имеет собственный характер, свои любовь, ненависть, желания и страсти. Они словно привыкли к вниманию и ждали, что с ними ничего не сделают, не спросив прежде их мнения.

«Этого, — подумал Стрендж, — и следовало ожидать. Что ж, хорошее напоминание, что это мир не похож на мой собственный. Те, кого я встречу, будут задавать вопросы. Захотят меня обмануть». Он начал представлять эти вопросы и придумывать умные ответы. Страха не было, сейчас его не испугал бы и дракон. За два дня он так далеко продвинулся, что, казалось, сможет покорить любое препятствие.

Минут через двадцать сияющая линия привела его к дому. Стрендж сразу узнал его, в Виндзоре он видел этот дом так же ясно. Впрочем, что-то изменилось. В Виндзоре дом выглядел ярко освещенным и приветливым, теперь изумлял бедностью и унынием. Окон было много, но все маленькие, а главное, темные. Дом оказался гораздо больше, чем он ожидал, — в реальном мире таких больших построек не встретишь. «Такой большой дом может быть у русского царя, — подумал он, — да, возможно, у Папы Римского. Точно не знаю. Никогда не был ни в России, ни в Риме».

Дом окружала высокая стена. Сияющая линия упиралась в нее. Входа Стрендж не видел. Он пробормотал заклинание откровения Ормскирка, а сразу вслед за ним охранное заклинание Тай-лемаха для безопасного прохода по заколдованным территориям. Удача улыбнулась: сразу открылась прежде незаметная маленькая калитка. Стрендж вошел и оказался в просторном сером дворе. Повсюду в свете звезд белели кости. Некоторые скелеты были в ржавых доспехах, убившее их оружие застряло между ребер или в глазницах.

Стрендж видел Бадахос и Ватерлоо, потому не смутился при виде нескольких древних скелетов. Было даже интересно — сейчас он действительно ощутил себя в Стране фей.

Несмотря на ветхость и заброшенность, дом определенно выглядел волшебным. Стрендж вновь произнес заклинание откровения Ормскирка. Дом преобразился, и стало понятно, что он лишь частично построен из камня. Вторая же его часть, поначалу казавшаяся стенами, башнями и контрфорсами, теперь выглядела, как большая гора земли — настоящий холм.

— Это БРУГ! — в волнении вскричал Стрендж[144].

Он прошел сквозь низкую дверь и немедленно оказался в просторной зале, заполненной танцующими дамами и кавалерами. Гости были одеты с немыслимой роскошью, само же помещение выглядело исключительно ветхим. В одном углу часть стены обвалилась и лежала грудой камней. Мебели было мало, да и та жалкая, свечи — самые дешевые, играли лишь один скрипач и один флейтист.

Никто не обратил на Стренджа внимания, а потому он спокойно остановился возле стены и начал наблюдать за происходящим. Во многих отношениях веселье было ему ближе и понятнее, чем, например, те conversazione[145], которые приходилось посещать в Венеции. Манеры присутствующих напоминали английские, а сам танец вызывал в памяти контрдансы, которые дамы и господа из Ньюкасла и Пензанса отплясывают раз в неделю.

Стрендж вспомнил, что когда-то обожал танцы, Арабелла тоже их любила. Однако после войны в Испании он уже не танцевал с ней, да, впрочем, и вообще не танцевал. В Лондоне, куда бы он ни приходил — на бал или в правительственное учреждение, — окружающие втягивали его в разговоры о магии. Танцевала ли Арабелла с другими? Стрендж попытался вспомнить, спрашивал ли ее об этом. «Если и спрашивал, — со вздохом подумал он, — то ответов определенно не слушал. Ничего вспомнить не могу».

— Боже милостивый, сэр! Что вы здесь делаете?

Стрендж с удивлением обернулся. К одному он готов не был: что первым, кого он здесь встретит, окажется дворецкий сэра Уолтера Поула. Как его зовут? Сэр Поул сотни раз называл его по имени. Саймон? Самюэль?

Дворецкий крепко схватил Стренджа за руку и затряс изо всех сил. Он казался чрезвычайно возбужденным.

— Ради бога, сэр, что же вас сюда привело? Разве вы не знаете, как он вас ненавидит?

Стрендж открыл было рот, чтобы дать один из умных ответов, однако тут же засомневался. Кто его ненавидит? Норрелл?

Тут дворецкого унес сложный рисунок танца. Вот он мелькнул уже в противоположном конце зала. Взгляд его казался укоризненным, даже сердитым, словно он упрекал Стренджа за то, что тот все еще здесь.

«Странно, — подумал тот. — И, тем не менее, именно так все и должно быть. Должны происходить самые неожиданные события. Вполне возможно, что это вовсе и не дворецкий Поула. Может быть, просто кто-то из эльфов в его обличье. Или магическая иллюзия».

Он принялся оглядывать танцующих, пытаясь разыскать своего эльфа.

 

— Стивен! Стивен!

— Я здесь, сэр! — Стивен обернулся и совсем рядом увидел джентльмена с волосами, как пух.

— Здесь волшебник! Он явился к нам! Что ему нужно?

— Не знаю, сэр.

— Он пришел, чтобы уничтожить меня! Знаю!

Стивен не верил своим ушам. До сих пор он считал джентльмена совершенно неуязвимым. И, тем не менее, вот он, охвачен трепетом.

— Но зачем ему это, сэр? — попытался успокоить Стивен. — Скорее он пришел сюда, чтобы спасти… забрать домой жену. Может быть, нам все-таки следует освободить миссис Стрендж от чар и отпустить ее с мужем? И леди Поул тоже. Пусть миссис Стрендж и леди Поул вернутся в Англию, сэр. Отдайте их волшебнику. Уверен, что это умерит его гнев. И не сомневаюсь, что смогу его убедить.

— Что? О чем ты говоришь? Миссис Стрендж? Нет-нет, Стивен! Ты заблуждаешься! Правда! Он даже не упоминал о нашей дорогой миссис Стрендж. Мы с тобой, Стивен, умеем ценить общество такой женщины. А он — нет. Он уже совсем забыл ее. У него теперь новая любовь — очаровательная молодая дама, чье присутствие, надеюсь, скоро украсит наши балы. В мире нет никого ветренее англичан. Нет, поверь мне! Он явился затем, чтобы меня уничтожить! Как только он потребовал у меня палец леди Поул, я понял, что он куда умнее и хитрее, нежели я предполагал! Дай мне совет, Стивен. Ты же долгие годы живешь среди англичан. Что делать? Как защититься? Как наказать подобное злодейство?

Стивен пытался рассуждать трезво, преодолевая тяжесть и туман чар. Он не сомневался, что настал решающий миг. Еще ни разу джентльмен не просил его помощи так открыто. Наверняка можно как-то повернуть ситуацию в свою пользу. Но как? Кроме того, опыт подсказывал, что настроения джентльмена переменчивы, он — самое непостоянное существо в мире. Одно неудачное слово — и страх превратится в ненависть, гнев и ярость. Если Стивен сейчас совершит ошибку, то не только не освободит себя и других, но и навлечет на них гибель. В поисках вдохновения он внимательно оглядел зал.

— Что же мне делать, Стивен? — стонал тем временем джентльмен. — Что делать?

Взгляд Стивена привлекла знакомая фигура: под черным сводом арки стояла фея в черной вуали до пят. Она никогда не танцевала, а лишь легким шагом проплывала среди танцующих. Стивен ни разу не видел, чтобы дама с кем-нибудь разговаривала, а если вдруг оказывалась поблизости, то всегда ощущал слабый, но совершенно отчетливый запах кладбищ, земли и склепов. Всякий раз его передергивало, однако несла она зло сама, была проклята, или то и другое одновременно, он сказать не мог.

— В мире живут люди, — собравшись наконец с духом, заговорил он, — для которых жизнь — тяжкая обуза. От мира их отделяет густой черный занавес. Они совершенно одиноки. Словно тени в ночи, они оторваны от радости, любви и человеческих привязанностей, не способны принести успокоение друг другу. Дни их исполнены тьмы, горя и одиночества. Вы знаете, кого я имею в виду, сэр… я никого не виню…

Джентльмен смотрел на него в упор, с пристальным, даже яростным вниманием.

— …и я все же не сомневаюсь, что нам удастся отвратить его гнев. Для этого всего лишь требуется освободить…

— О! — воскликнул джентльмен, и глаза его вспыхнули. Он все понял и, подняв руку, знаком приказал Стивену замолчать.

Тот сообразил, что зашел слишком далеко.

— Простите, — прошептал он.

— Простить? — В голосе джентльмена звучало удивление. — За что? Прощать здесь нечего. Уже много веков никто не разговаривал со мной так откровенно, смелость делает тебе честь. Тьма, да! Тьма, горе и одиночество! — Он резко повернулся на каблуках и скрылся среди танцующих.

 

Стрендж прекрасно проводил время. Странная противоречивость бала ничуть его не смущала, ее вполне можно было предугадать. Зал, несмотря на бедное убранство, был отчасти иллюзорен. Глаз волшебника безошибочно определил, что по крайней мере часть помещения находится под землей.

Он поймал на себе взгляд одной из дам. Фея была в платье цвета зимнего заката, а в руке держала маленький сверкающий веер, усеянный чем-то вроде хрустального бисера, больше напоминавшего иней на листьях или хрупкие ледяные иголочки на ветвях.

Как раз составлялись пары для следующего танца. Даму никто не пригласил, повинуясь мгновенному порыву, Стрендж поклонился и с улыбкой произнес:

— Здесь меня никто не знает, и представить нас друг другу некому. Тем не менее, мадам, я буду польщен, если вы позволите пригласить вас на танец.

Дама не ответила и не улыбнулась, однако она взяла предложенную руку и позволила увлечь себя в круг танцующих. Они заняли место среди других пар и с минуту постояли молча.

— Вы ошибаетесь, говоря, будто здесь вас никто не знает, — внезапно произнесла дама. — Я вас знаю, вы — один из двух волшебников, которым предназначено возродить английскую магию. — Она продолжила, словно повторяя пророчество или что-то еще широко известное: — «Имя одному будет Малодушие, имя Другому — Дерзость…» Поскольку вы явно не Малодушие, остается предположить, что вы — Дерзость.

Предположение прозвучало не слишком вежливо.

— Такова моя судьба, — согласился Стрендж. — И она прекрасна!

— Вы так считаете? — Дама искоса взглянула на собеседника.. — Тогда почему до сих пор не сделали, что должны?

Стрендж улыбнулся.

— Почему вы считаете, мадам, будто я ничего не сделал?

— Потому что стоите здесь.

— Не понимаю.

— Разве вы не слышали пророчества, когда его вам изрекали?

— Пророчества, мадам?

— Да. Пророчества… — Здесь она назвала имя, однако произнесла его на своем языке, и Стрендж ничего не понял[146].

— Прошу прощения?

— Пророчество Короля.

Стрендж вспомнил Винкулюса: встав из зимних зарослей, тот старательно отряхивал одежду от земли, листьев, семян. Вспомнил, как, стоя на зимней дороге, тот торжественно что-то декламировал. Однако, что говорил Винкулюс, Стрендж начисто не помнил. Тогда он не собирался становиться волшебником, а потому и не слушал.

— Мне кажется, я вспоминаю о каком-то предсказании, мадам, — ответил он, — но, по правде говоря, я слышал его давно и не помню. Так что же предрекает нам пророчество? Другому волшебнику и мне?

— Поражение.

От неожиданности Стрендж даже заморгал.

— Я… я не думаю… Поражение? Нет, мадам, нет. Уже поздно. Мы и так самые успешные волшебники со времен Мартина Пейла.

Дама промолчала.

Слишком ли поздно для поражения? Стрендж не мог сказать точно. Он подумал о мистере Норрелле в доме на Ганновер-сквер, о мистере Норрелле в Хартфью, о мистере Норрелле, выслушивающем комплименты министров и любезно беседующем с принцем-регентом. Забавно, что он черпал уверенность в успехах мистера Норрелла, однако в тот миг ничто не казалось таким же прочным и непоколебимым. Фея, конечно, ошиблась.

Следующие несколько минут они были заняты танцем. Когда строгий порядок музыки снова свел их вместе, дама заметила:

— Очень смело с вашей стороны было сюда явиться!

— Почему? Чего я должен бояться, мадам?

Она рассмеялась.

— Как, по-вашему, сколько английских волшебников навечно осталось лежать в этом бруге? Под этими звездами?

— Не знаю.

— Сорок семь.

Стрендж невольно поежился.

— Не считая Питера Поркисса. Однако он был не волшебником, а профаном[147].

— Ясно.

— Не притворяйтесь, будто понимаете, о чем я говорю, — резко заявила дама. — Вам не ясно ровным счетом ничего.

Стрендж снова не нашелся, что ответить. Она так быстро раздражалась. С другой стороны, что в этом необычного? И в Бате, и в Лондоне дамы очень часто притворяются, будто бранят тех джентльменов, чьего внимания добиваются. Судя по всему, эта особа принадлежит к тому же разряду. Он решил рассматривать суровую манеру просто как вид кокетства. Может быть, это ее немного успокоит? Непринужденно рассмеявшись, волшебник заметил:

— Кажется, вам известно многое из того, что происходило в этом бруге, мадам.

Он ощутил легкий трепет, произнося столь древнее и романтичное слово.

Дама пожала плечами.

— Я гощу четыре тысячи лет[148].

— Я был бы счастлив побеседовать на эту тему, когда сможете найти время.

— Лучше скажите, когда вы сам сможете еще раз найти время! Я готова ответить на все вопросы.

— Вы очень добры. Благодарю.

— Не за что. Значит, ровно через сто лет?

— Что? Простите, не понял…

Однако, судя по всему, дама решила, что и так сказала слишком много, а потому гость не смог добиться он нее ничего, кроме заурядных замечаний относительно бала и танцующих.

Музыка смолкла, и они расстались. За всю жизнь Стрендж еще ни разу не вел такой странной беседы. С какой стати она не верит, что магия в Англии возродилась? И что за глупости насчет сотни лет? Он утешал себя мыслью, что особа, которая почти не покидает древний особняк в глухом темном лесу, вряд ли ясно представляет события в мире.

Стрендж присоединился к тем, кто наблюдал за танцами, стоя возле стены. Во время следующей фигуры рядом с ним оказалась особенно хорошенькая дама. Однако с красотой ее лица резко контрастировал глубоко несчастный вид. Она положила руку на плечо партнера, и волшебник заметил, что на очаровательной ручке не хватает мизинца.

«Странно! — подумал он, непроизвольно дотронувшись до кармана, в котором лежала коробочка из серебра и фарфора. — Может быть…» Однако в результате какой цепочки событий некий волшебник мог дать эльфу палец кого-то из его, эльфа, домашних? Логика отсутствовала полностью. Может быть, никакой связи и нет.

Однако рука дамы казалась такой маленькой и белой… Сомнений не оставалось — лежащий у него в кармане палец подойдет ей совершенно точно. Стрендж был заинтригован, он решил непременно приблизиться к незнакомке и спросить, как она утратила палец.

Танец закончился. Дама разговаривала с другой особой, стоявшей к нему спиной.

— Прошу меня извинить… — начал Стрендж.

Другая особа обернулась. Перед ним стояла Арабелла.

 

На ней было белое платье с накидкой из голубой сетки, украшенной бриллиантами. Они сияли, словно снег на солнце. Такого наряда, таких украшений у нее никогда раньше не было. Прическа сверкала крошечными, похожими на звезды, цветами, а вокруг шеи вилась черная бархатная лента.

Арабелла смотрела со странным выражением — во взгляде ее смешались удивление, восторг, неверие и даже страх.

— Джонатан! Посмотри, дорогая, это же Джонатан! — воскликнула она, обращаясь к подруге.

— Арабелла, — заговорил Стрендж. Не зная, что сказать, он протянул к ней руки, однако она даже не прикоснулась к ним. — Словно не отдавая себе отчета, Арабелла отступила на шаг и крепко ухватилась за руку незнакомой дамы, как будто та теперь — ее единственная защита.

Незнакомка, подчиняясь призыву Арабеллы, взглянула на пришельца.

— Обычный мужчина, ничего особенного, — холодно заметила она, потом, словно почувствовав, что пора завершать эту встречу, продолжила: — Пойдем, милая, — и потянула Арабеллу прочь.

— Подожди! — мягко возразила Арабелла. — Мне кажется, он пришел нам помочь. Ты не думаешь, что такое возможно?

— Не знаю, — с сомнением произнесла незнакомка и снова взглянула на Стренджа. — Нет, вряд ли. Думаю, причина кроется в чем-то другом.

— Да, ты предостерегала меня от бесплодных надежд, — сказала Арабелла, — и я всегда старалась следовать твоему совету. Однако он здесь! Значит, я не ошиблась, думая, что он не сразу меня забудет.

— Забыть тебя! — воскликнул Стрендж. — Арабелла, я…

— Вы явились для того, чтобы спасти нас? — незнакомка неожиданно обратилась прямо к нему.

— Что? — переспросил Стрендж. — Нет, я… Поймите, до сих пор я понятия не имел…

Незнакомка раздраженно отвернулась, потом, словно взяв себя в руки, снова посмотрела на Стренджа.

— Так все-таки, вы пришли сюда, чтобы помочь нам или нет? Думаю, вопрос поставлен достаточно просто.

— Нет, — честно ответил Стрендж. — Арабелла, умоляю, поговори со мной. Объясни, что…

— Ну вот, видишь? — Незнакомка почти торжествовала. — Давай найдем тихое местечко, где нам никто не будет мешать. Мне кажется, недалеко от входа я видела свободную скамейку.

Однако Арабелла не хотела уходить так скоро. Она продолжала смотреть на Стренджа с таким выражением, будто разглядывает его портрет, а не живого человека. Наконец она заговорила:

— Знаю, ты не очень-то доверяешь мужчинам, однако…

— Я не доверяю им вообще, — прервала незнакомая дама, — потому что прекрасно знаю, каково это — проводить годы в бесплодных надеждах на помощь того или иного мужчины. Лучше не надеяться совсем, чем разочаровываться снова и снова!

Терпение Стренджа лопнуло.

— Простите, что прерываю вас, мадам, — заговорил он, обращаясь к незнакомке, — хотя я и успел заметить, что на протяжении всего разговора вы сами только и делали, что прерывали меня. Боюсь, должен настоять на короткой беседе с собственной женой. Может быть, вы соблаговолите отойти на шаг…

Однако ни Арабелла, ни ее подруга не слушали. Обе смотрели немного правее: за плечом у Стренджа неожиданно появился джентльмен с волосами, как пух на отцветшем чертополохе.

 

Стивен пробирался сквозь толпу танцующих. Разговор с джентльменом очень его расстроил. Тот принял какое-то решение, однако чем больше Стивен думал, тем отчетливее осознавал, что понятия не имеет, в чем оно состоит.

— Еще не поздно, — бормотал Стивен, протискиваясь вперед, — еще не поздно. — Одна часть его души — заколдованная, холодная, безразличная — гадала, что он хотел этим сказать. Не слишком поздно что? Спастись самому? Спасти леди Поул и миссис Стрендж? Спасти волшебника?

Еще никогда ряды танцующих не казались ему такими длинными. В дальнем конце залы вроде бы блеснули волосы, похожие на пух от чертополоха.

— Сэр! — закричал он. — Подождите! Мне очень нужно с вами поговорить!

Освещение внезапно изменилось. Звуки музыки, танцев и разговора смолкли. Стивен оглянулся, ожидая увидеть, что оказался в другом городе или на другом континенте. Однако он по-прежнему стоял посреди зала, только зал этот внезапно опустел: куда-то исчезли и танцующие, и музыканты, — Остались трое: он сам, а в некотором отдалении — волшебник и джентльмен с волосами, как пух.

Волшебник крикнул: «Арабелла!» и ринулся к темной двери, словно собирался обыскать дом.

— Остановись! — закричал джентльмен с волосами, как пух. Волшебник обернулся, и Стивен заметил, что лицо его черно от гнева, а губы движутся так, будто готовы произнести заклинание.

Джентльмен с волосами, как пух, воздел руки.

Просторный зал заполнила стая птиц. Они появились внезапно, в мгновение ока. А потом так же внезапно исчезли.

Птицы били Стивена крыльями так сильно, что едва не лишили его возможности дышать. Придя в себя и подняв голову, он заметил, что джентльмен снова воздел руки.

Просторный зал наполнился летящими, кружащимися листьями. По-зимнему сухие и темные, они носились в порывах неизвестно откуда взявшегося ветра. Они появились внезапно, в мгновение ока. А потом так же внезапно исчезли.

Волшебник растерянно смотрел по сторонам, явно не представляя, как противостоять столь могучей магии.

«Пропал», — невольно подумал Стивен.

Джентльмен с волосами, как пух, воздел руки в третий раз.

Огромный зал наполнился дождем — но этот дождь принес не воду, а кровь. Он появился внезапно, в мгновение ока. А потом так же внезапно исчез.

На этом действие магии закончилось. В следующий миг волшебник куда-то исчез, а джентльмен упал на пол, словно в глубоком обмороке.

— Где волшебник, сэр? — воскликнул Стивен, стремительно подбегая к нему и опускаясь на колени. — Что случилось?

— Я отправил его обратно в морскую колонию Альтинум[149], — хриплым шепотом ответил джентльмен. Он попытался улыбнуться, но улыбка не получилась. — Я сделал это, Стивен! Сделал то, что ты советовал! Мне потребовались все мои силы. Я употребил все старые связи! И все-таки изменил мир! О, я сумел нанести ему такой удар! Тьма, горе и одиночество! Больше он уже нас не потревожит! — Джентльмен попытался торжествующе рассмеяться, но лишь зашелся в надрывном кашле. Придя в себя, он взял Стивена за руку.

— Не волнуйся за меня, Стивен. Я немного устал, вот и все. Ты — человек удивительной проницательности и глубины. Отныне мы с тобой не просто друзья: мы братья! Ты помог мне разгромить врага, а взамен я найду твое имя. Я сделаю тебя королем! — Здесь голос джентльмена с волосами, как пух, совсем ослаб, превратившись в тень шепота.

— Скажите мне, что вы сделали! — взмолился Стивен. Однако джентльмен уже закрыл глаза.

Стивен так и стоял на коленях в бальном зале, крепко держа джентльмена за руку. Дешевые сальные свечи догорели, все вокруг заполнил мрак.

 

Черная Башня

Декабря 1816

 

Доктор Грейстил спал и видел сон. Во сне его звали, от него требовали что-то сделать. Доктор очень хотел выполнить просьбу, а потому метался туда-сюда, пытаясь найти просителей, но никак не мог отыскать, а они все выкрикивали его имя. Наконец доктор открыл глаза.

— Кто там? — спросил он.

— Фрэнк, сэр.

— В чем дело?

— Пришел мистер Стрендж и хочет с вами поговорить.

— Что-то случилось?

— Он не говорит, сэр, но, по-моему, да.

— Где он?

— Отказался войти, сэр. Мне не удалось его убедить. Он остался на улице, сэр.

Доктор Грейстил спустил ноги с кровати и резко вздохнул.

— Холодно, Фрэнк.

— Да, сэр. — Фрэнк помог хозяину надеть халат и шлепанцы. Ступая по темному мрамору полов, они вдвоем направились через анфиладу неосвещенных комнат. Лампа горела лишь в вестибюле. Фрэнк открыл двойные железные двери, взял лампу и вышел на улицу. Доктор Грейстил последовал за ним.

Целый пролёт каменных ступеней спускался в кромешную тьму. Лишь запах моря, плеск воды о камень да редкое мерцание темноты напоминали о том, что внизу, у подножия лестницы, течет канал. Кое-где в окнах и на балконах окружающих домов горели лампы.

— Здесь никого нет! — воскликнул доктор Грейстил. — Где мистер Стрендж?

Вместо ответа Фрэнк молча показал вправо. Под мостом внезапно мигнула лампа, и в ее свете доктор Грейстил увидел ожидающую гондолу. Отталкиваясь шестом, гондольер подвел ее ближе, и доктор Грейстил смог разглядеть пассажира. Несмотря на слова Фрэнка, доктору потребовалось некоторое время, чтобы узнать волшебника.

— Стрендж! — воскликнул он. — Боже милостивый! В чем дело? Я вас не узнал! Мой… мой дорогой друг! — Доктор Грейстил не сразу подобрал слово. За последнее время он начал привыкать к мысли, что скоро они с мистером Стренджем окажутся в куда более близких отношениях.

— Идемте в дом! Фрэнк, быстро! Принеси мистеру Стренджу стакан вина!

— Нет! — резким, хриплым, совсем незнакомым голосом возразил Стрендж и что-то быстро сказал по-итальянски гондольеру. На этом языке он изъяснялся куда свободнее самого доктора, и тот не понял, о чем шла речь, однако вскоре смысл слов прояснился сам собой, потому что гондола начала медленно двигаться прочь.

— Я не могу войти! — прокричал Стрендж. — Не просите!

— Хорошо, хорошо. Скажите хотя бы, что случилось.

— Я проклят!

— Проклят? Нет, не надо так говорить.

— Я должен это сказать. С начала и до конца я был не прав. Сейчас я попросил гондольера немного подать назад. Неосторожно с моей стороны так близко подходить к вашему дому. Доктор Грейстил, вы непременно должны отослать свою дочь как можно дальше отсюда!

— Флору? Почему же?

— Здесь поблизости есть некто, желающий ей зла.

— Господи! Что вы говорите?

Глаза Стренджа расширились.

— Есть некто, стремящийся обречь ее на жизнь, полную горя и печали. На рабство и вечное подчинение злому духу. Ее могут заточить в древнюю тюрьму, построенную не столько из земли и камня, сколько из холодных колдовских чар! Злобный, жестокий дух! А впрочем, может быть, не настолько и злобный — ведь он просто следует своей природе? Как он может ей противостоять?

Из этой сбивчивой речи ни доктор Грейстил, ни Фрэнк ровным счетом ничего не поняли.

— Вы больны, сэр, — наконец заключил доктор Грейстил. — У вас жар. Прошу, пойдемте в дом. Фрэнк сделает вам успокаивающее питье, и страшные мысли отступят. Пойдемте, мистер Стрендж.

Доктор немного отошел от ступеней, чтобы волшебник мог выйти из гондолы, но тот даже не заметил.

— Я думал… — начал было Стрендж, но внезапно замолчал и молчал так долго, как будто забыл, что собирался сказать. Наконец, словно приняв какое-то решение, волшебник продолжил: — Я думал, что Норрелл лгал лишь мне. Я ошибался. Жестоко ошибался. Оказывается, он лгал всем вокруг. Каждому из нас.

Стрендж снова что-то сказал по-итальянски гондольеру, и гондола скрылась в темноте.

— Остановитесь! Подождите! — закричал доктор Грейстил, однако было поздно. Он тщетно вглядывался в ночной мрак, надеясь, что Стрендж вернется.

— Может быть, я попытаюсь его вернуть, сэр? — предложил верный Фрэнк.

— Мы даже не знаем, куда он направился.

— Думаю, что домой, сэр. Я мог бы пойти туда пешком.

— Что ты ему скажешь, Фрэнк? Он не станет тебя слушать. Нет уж, лучше пойдем к себе. Надо позаботиться о Флоре.

Однако, войдя в дом, доктор Грейстил остановился в полной растерянности. Он как-то резко постарел и ослаб. Фрэнк бережно взял его под локоть и отвел в кухню, вниз по темной каменной лестнице.

При таком количестве мраморных комнат на верхних этажах кухня казалась очень маленькой. Днем она была темной, даже мрачной. Свет проникал сквозь одно окошко. Оно было устроено высоко, но снаружи располагалось как раз над уровнем воды и было закрыто тяжелой железной решеткой. Все это означало, что большая часть комнаты находится ниже уровня воды в канале.

Сейчас, после встречи и странного разговора с мистером Стренджем кухня казалась самым теплым и дружелюбным местом на свете. Фрэнк зажег свечи, раздул в плите огонь, потом налил в чайник воды, чтобы приготовить чай и совершенно потрясенному хозяину, и себе.

Доктор Грейстил, глубоко задумавшись, сидел на убогом кухонном табурете и неотрывно смотрел в огонь.

— Когда он говорил, что кто-то может причинить Флоре серьезный вред… — наконец произнес он.

Фрэнк кивнул, словно уже понял, что последует дальше.

— Я не мог удержаться от мысли, что он имеет в виду себя самого, Фрэнк, — продолжил доктор. — Он боится, что каким-то образом может ее обидеть или что-нибудь в этом роде, а потому и приехал, чтобы предупредить меня.

— Да, сэр, — согласился Фрэнк. — Он приехал, чтобы нас предупредить, а значит, в душе он добрый человек.

— Он хороший человек, — серьезно заключил доктор Грейстил, — только что-то явно произошло. Это все магия, Фрэнк. Именно она. Очень странная профессия, очень жаль, что он себя ей посвятил. Ну почему он не военный, не юрист, не священник? Что мы скажем Флоре, Фрэнк? Она не захочет уезжать, в этом сомневаться не приходится. Не захочет покинуть его. Особенно, когда он… когда он так нездоров. Как ей объяснить? Я должен поехать с ней. Однако кто останется в Венеции, чтобы позаботиться о мистере Стрендже?

— Мы с вами останемся здесь, сэр, и будем помогать волшебнику. А Флору надо отослать в сопровождении тетушки.

— Правильно, Фрэнк! Так мы и сделаем!

— Хотя должен заметить, сэр, — тут же прибавил Фрэнк, — что мисс Флора едва ли нуждается в опеке. Она вовсе не похожа на остальных барышень. — Фрэнк прожил в семье Грейстилов достаточно, чтобы в полной мере перенять семейную традицию, согласно которой мисс Грейстил приписывались самые выдающиеся качества и способности.

Решив, что больше сегодня все равно не сделаешь, доктор Грейстил и Фрэнк отправились продолжать прерванный сон.

Впрочем, одно дело — строить планы ночью, совсем другое — при свете дня воплощать их в жизнь. Как и предсказывал доктор Грейстил, Флора наотрез отказалась покидать и Венецию, и Джонатана Стренджа. Она не понимала, с какой стати должна уезжать.

Потому что мистер Стрендж болен, сказал доктор Грейстил.

Тем больше оснований остаться, объявила Флора. Кто-то должен за ним ухаживать.

Доктор Грейстил попытался намекнуть, что болезнь Стренджа заразна, однако, будучи человеком по натуре честным, врать не умел, а потому Флора ему не поверила.

Тетушка Грейстил тоже не поняла, с какой стати они должны уезжать. Доктор Грейстил не мог противостоять обеим, а потому вынужден был честно рассказать сестре, что произошло ночью. Увы, он не обладал талантом передавать атмосферу событий и не смог передать тот жуткий холод, которым веяло от слов Стренджа. Тетушка поняла одно: мистер Стрендж говорил бессвязно — и естественно заключила, что он был пьян. Это, разумеется, дурно, но с джентльменами случается довольно часто и не может служить поводом для отъезда.

— В конце концов, Ланселот, — заключила она, обращаясь к брату, — ты порою в подобном состоянии вел себя и похуже. Однажды мы обедали у Сиксмитов, и ты отказывался ехать домой, пока не попрощаешься со всеми курами. А потом вышел во двор и начал по одной вытаскивать их из курятника. Куры разбежались, и добрую половину съела лиса. Я никогда не видела Антуанетту такой сердитой.

(Антуанеттой звали покойную жену доктора.) История была старая и очень неприятная. Доктор Грейстил слушал с растущим раздражением.

— Ради всего святого, Луиза! — гневно воскликнул он. — Я врач! Неужто я не отличу пьяного от трезвого?

Позвали Фрэнка. Он помнил все случившееся куда точнее, чем доктор Грейстил. Образ Флоры, навечно заточенной в темницу, перепугал тетушку. Теперь она не меньше других стремилась увезти Флору из Венеции. Однако тетушка настояла на том, что не пришло в голову ни доктору, ни слуге: потребовала сказать Флоре правду.

Флора Грейстил тяжело перенесла известие о том, что мистер Стрендж лишился рассудка. Поначалу она склонялась к мысли, что они ошибаются, и даже когда ее убедили в истинности событий, не могла понять, каким образом он может причинить ей зло и зачем так уж необходимо покидать Венецию. Однако девушка видела, что и отец, и тетушка не успокоятся, пока она не уедет, поэтому с огромной неохотой дала согласие на отъезд.

Вскоре после того, как дамы отбыли, доктор Грейстил сидел в одной из холодных мраморных комнат палаццо. Он согревался при помощи стаканчика бренди, собираясь с духом, чтобы пойти к Стренджу. Тут вошел Фрэнк и сказал что-то про темную башню.

— Что? — переспросил доктор. Он был не в настроении гадать, что такое несет его слуга.

— Подойдите к окну, сэр, я вам покажу.

Доктор Грейстил поднялся из кресла и прошел к окну.

В самом центре Венеции что-то возвышалось. Больше всего оно походило на исполинскую черную башню. Основание башни, должно быть, занимало площадь в несколько акров, вершина терялась в небесах. Издалека ее цвет казался равномерно черным, а поверхность гладкой, однако порой она становилась прозрачной, словно сотканной из черного дыма. Можно было разглядеть здания, стоящие за башней и, что самое удивительное, внутри нее.

Ничего загадочнее доктору Грейстилу видеть не приходилось.

— Откуда она взялась, Фрэнк? И что с теми домами, которые стояли здесь раньше?

Не успел слуга ответить ни на этот, ни на многие другие вопросы, как в дверь громко, как-то очень официально, постучали. Фрэнк отправился открывать. Вернулся он в сопровождении целой группы людей, ни одного из которых доктор раньше не видел. Здесь были два священника, двое или трое молодых людей военной выправки в ярких мундирах, обильно украшенных золотым шитьем. Самый представительный из молодых людей сделал шаг вперед. Мундир на нем был богаче других, а лицо украшали пышные светлые усы. Он представился полковником Венцелем фон Оттенфельдом, секретарем австрийского губернатора города. Затем представил и своих спутников: офицеры, как и он сам, были австрияки, священники — венецианцы. Сам этот факт не мог не вызвать у доктора Грейстила удивления: венецианцы люто ненавидели австрияков, и представителей двух народов можно было увидеть вместе чрезвычайно редко.

— Вы есть герр доктор? — спросил полковник фон Оттенфельд. — Друг Hexen-meister[150], который имеет служить у великого Веллингтона?

Доктор Грейстил признался, что это он.

— Ах, герр доктор! Сегодня мы есть молители у

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...