 |
Генри Вудхоуп наносит визит
|
|
|
|
Декабрь 1816
— Вы совершенно правильно поступили, придя ко мне, мистер Вудхоуп. Я изучил венецианские письма мистера Стренджа самым тщательным образом и, помимо того ужаса, который вы справедливо отмечаете, увидел в них многое, чего обыватель просто-напросто не заметит. Могу без ложной скромности утверждать, что в настоящее время я, наверное, единственный человек в Англии, способный правильно понять то, что вложил в свои слова ваш свояк.
Разговор происходил в сумерках дня за три до Рождества. В библиотеке дома на Ганновер-сквер еще не зажигали ни ламп, ни свечей. Было то странное время дня, когда небо светится разноцветными яркими красками, а улицы сумрачны и темны. Даже стоящая на столе ваза и цветы в ней казались черными.
Мистер Норрелл сидел возле окна, держа в руке письма Стренджа. Ласселлз сидел возле камина, посматривая на Генри Вудхоупа внимательным холодным взглядом.
— Признаюсь, с той минуты, как получил первое из этих писем, я в полной растерянности, — признался Генри Вудхоуп. — Не знал, к кому обратиться за помощью. Честно говоря, магия меня не интересует. В модных разговорах и спорах на эту тему я не участвую. Однако все в один голос утверждают, что вы — величайший волшебник в Англии, вы когда-то учили мистера Стренджа. А потому, сэр, буду крайне признателен за любой совет.
Мистер Норрелл кивнул.
— Не вините мистера Стренджа, — произнес он. — Профессия волшебника опасна. Ни одна другая не чревата в такой мере опасностями тщеславия. И политика, и право в сравнении с ней — детские забавы. Постарайтесь понять, мистер Вудхоуп, что я изо всех сил стремился оградить и направить своего ученика. Однако его гений — тот самый, что так нас восхищает, — уводит в сторону разум. Эти письма ясно показывают, что он забрел куда дальше, чем мог предположить даже я.
|
|
|
— Забрел? Так вы не верите, что моя сестра жива?
— Ни единому слову, сэр, ни единому слову. Все это лишь его собственные несчастные фантазии.
— А! — воскликнул Генри Вудхоуп и тут же замолчал, словно пытаясь взвесить собственные разочарование и облегчение. Наконец он нашел силы заговорить:
— А как насчет странного сетования мистера Стренджа на то, что время остановилось? Что вы можете сказать об этом, сэр?
Здесь в беседу вступил Ласселлз:
— Из сообщений наших итальянских корреспондентов мы делаем вывод, что в течение нескольких недель мистера Стренджа окружает вечная тьма. Неизвестно, впрочем, сотворил ли он ее нарочно или это невольное следствие какого-то заклинания. Вполне вероятно, что ваш родственник разгневал некую великую силу — и вот результат. Определенно можно утверждать лишь то, что какое-то действие мистера Стренджа нарушило естественный порядок вещей.
— Понимаю, — отозвался Генри Вудхоуп. Ласселлз сурово взглянул на него.
— Именно этого мистер Норрелл всегда пытался избежать.
— А, — снова произнес Генри. Потом повернулся к самому мистеру Норреллу. — Что мне делать, сэр? Надо ли ехать к нему, как он умоляет?
Мистер Норрелл поморщился.
— Я считаю, что первостепенная задача — решить, каким образом вернуть его в Англию, где друзья смогут приглядеть за ним и снять опасное наваждение.
— Может быть, вы напишете ему письмо, сэр?
— О, нет. Боюсь, что я давно уже исчерпал тот небольшой запас влияния на мистера Стренджа, которым располагал. Все испортила война в Испании. До вояжа на полуостров он прислушивался к моим советам и с охотой учился, но, вернувшись… — Норрелл вздохнул. — Нет, нам придется полагаться исключительно на вас, мистер Вудхоуп. Именно вам предстоит убедить его вернуться домой. Ваша поездка в Венецию лишь продлит его пребывание в этом городе и убедит нашего друга, что хотя бы один человек на свете принимает его фантазии всерьез, поэтому я со всей ответственностью рекомендую вам воздержаться от путешествия.
|
|
|
— О, сэр, должен признаться, что очень рад слышать подобные слова. Я последую вашему совету, а если вы соблаговолите отдать мне письма, то и задерживать вас больше не буду.
— Мистер Вудхоуп, — снова вмешался Ласселлз, — ради бога, не спешите так! Наша беседа еще не закончена. Мистер Норрелл ответил на все ваши вопросы искренне и без утайки. Отплатите той же монетой!
Генри Вудхоуп слегка нахмурился, такой поворот его явно озадачил.
— Мистер Норрелл снял камень с моей души, и я рад был бы его отблагодарить. Однако не совсем понимаю…
— Возможно, я недостаточно ясно выразился, — прервал Ласселлз. — Разумеется, я имею в виду, что мистеру Норреллу ваша помощь необходима, чтобы, в свою очередь, помочь Стренджу. Что еще вы можете рассказать нам о его поездке в Италию? Как он вел себя до того, как впасть в это печальное состояние? В каком настроении пребывал? Казался ли он жизнерадостным и спокойным?
— О, нет! — негодующе воскликнул Генри, словно вопрос содержал какое-то оскорбление. — Смерть моей сестры тяжко его потрясла! Во всяком случае, на первых порах. Поначалу он выглядел чрезвычайно несчастным. Однако по приезде в Геную все изменилось. — Вудхоуп помолчал. — Сейчас он ничего об этом не пишет, но в то время письма его изобиловали хвалебными одами одной молодой особе; она принадлежит к тому семейству, с которым он вместе путешествовал. Я уже начал было подозревать, что он собирается жениться снова.
— Жениться снова! — воскликнул Ласселлз. — И так скоро после смерти вашей сестры? Боже мой! Как эти неприятно! И как, должно быть, обидно для вас!
Вудхоуп лишь молча, с несчастным видом, кивнул. После непродолжительной паузы Ласселлз продолжил наступление:
— Полагаю, прежде он не проявлял такой заинтересованности в обществе других дам? То есть, я хочу сказать, при жизни супруги? Это наверняка доставило бы миссис Стрендж немало горьких минут.
— Нет-нет, что вы, разумеется, нет! — горячо возразил Генри.
|
|
|
— Прошу прощения, я не хотел вас обидеть, равно как и не подразумевал ни малейшего неуважения к вашей дорогой сестре, самой очаровательной женщине на свете. Однако, знаете ли, подобные вещи случаются, тем более среди джентльменов с определенным складом ума.
Ласселлз протянул руку к столу, на котором лежали письма Стренджа к Вудхоупу и, перебрав их, нашел нужное.
— Вот в этом письме, — начал он, просматривая листок, — наш друг пишет следующее: «Джереми сообщил мне, что ты не выполнил мою просьбу. Впрочем, не важно. Джереми сделал это сам: все так, как я и предполагал».
Ласселлз положил письмо и мило улыбнулся мистеру Вудхоупу.
— О чем мистер Стрендж вас просил? Что вы не сделали? Кто такой Джереми и о каком результате речь?
— Мистер Стрендж… мистер Стрендж просил меня, ни много ни мало, вскрыть гроб сестры, — с трудом выговаривая слова, ответил Генри и опустил глаза. — Разумеется, этого сделать я не мог. Потому Стрендж и обратился к своему слуге, Джереми Джонсу, человеку без всяких моральных устоев.
— И что же, этот самый Джонс действительно эксгумировал тело?
— Да. У него в Клане есть друг, могильщик. Они вдвоем выкопали гроб. Не буду описывать свои чувства при известии о том, что это все-таки случилось.
— Да-да, понимаю. И что они обнаружили в могиле?
— Что они могли обнаружить в могиле, кроме тела моей бедной сестры? Тем не менее они предпочли сообщить, что его там нет. Сочинили смешную сказку.
— И что именно они сказали?
— Не собираюсь повторять бредни слуг.
— Конечно, конечно! Но мистер Норрелл попросил бы вас на секунду отступить от своих благородных принципов и рассказать все, как есть — искренне и открыто. То есть точно так же, как он сам отвечал на ваши вопросы.
Генри Вудхоуп закусил губу. Ему потребовалось не меньше минуты, чтобы собраться с духом.
— Они заявили, что в могиле, в гробу, лежало полено, кусок черного дерева.
— А тела не было? — едва слышно уточнил Ласселлз.
— А тела не было, — словно эхо, повторил Вудхоуп.
Ласселлз взглянул на мистера Норрелла. Мистер Норрелл смотрел на свои руки.
|
|
|
— При чем тут смерть моей сестры? — нахмурившись, поинтересовался Генри, а потом, повернувшись к мистеру Норреллу, добавил: — Из того, что вы изволили сказать ранее, я заключил, что в смерти Арабеллы не было ничего экстраординарного. Насколько мне удалось понять, магия здесь не играла никакой роли?
— О, напротив! — возразил Ласселлз. — Магия определенно имела место. Сомневаться не приходится. Вопрос лишь в том, чья это была магия.
— Прошу прощения? — не понял Генри.
— Для меня это слишком глубокие материи, — заявил Ласселлз. — Лишь мистер Норрелл способен в них разобраться.
Генри растерянно переводил взгляд с одного джентльмена на другого.
— Кто сейчас рядом с мистером Стренджем? — спросил Ласселлз. — Полагаю, его слуги?
— Нет. Думаю, слуги того дома, в котором он квартирует. А дружит он с одной английской семьей. Довольно странные, на мой взгляд, люди. Обожают путешествовать — и джентльмен, и дамы.
— А фамилия их?..
— Грейстоуны или Грейфилды. Точно не помню.
— И откуда же они, то ли Грейстоуны, то ли Грейфилды?
— Не знаю. По-моему, Джонатан мне этого не писал. Насколько я понял, джентльмен служил корабельным доктором, а жена его, ныне покойная, француженка.
Ласселлз молча кивнул. Сумерки сгустились настолько, что Генри Вудхоуп уже не мог разглядеть лиц собеседников.
— Вы выглядите бледным и усталым, мистер Вудхоуп, — заметил Ласселлз. — Может быть, вам не на пользу лондонский климат?
— Я очень плохо сплю. С тех пор, как начали приходить эти письма, мне постоянно снятся кошмары.
Ласселлз понимающе кивнул.
— Иногда человек держит в сердце такое, что ни за что на свете не скажет вслух, даже наедине с собой. Вы очень любите мистера Стренджа, не так ли?
Генри Вудхоуп явно растерялся, что вполне простительно: ведь он не имел ни малейшего понятия, к чему клонит Ласселлз. Однако вслух он произнес лишь следующее:
— Благодарю за совет, мистер Норрелл. Я поступлю так, как вы сказали. Ну, а теперь мне можно забрать письма?
— Что до писем, — опять вмешался Ласселлз, — то мистер Норрелл просил бы оставить их на некоторое время в его распоряжении. Он считает, что из них можно немало почерпнуть.
Генри Вудхоуп собрался было возразить, однако ему не дали произнести ни слова:
— Мистер Норрелл думает лишь о благе Стренджа! — укоризненно воскликнул Ласселлз. — Все исключительно ради него самого!
Вот так и случилось, что Генри Вудхоуп оставил письма мистеру Норреллу.
Едва посетитель ушел, Ласселлз заметил:
— Наш следующий шаг — послать в Венецию своего человека.
— Да, — согласился Норрелл. — Я очень хочу узнать истинное положение вещей.
|
|
|
— Отлично. — Ласселлз коротко и презрительно усмехнулся. — Истинное…
Норрелл стрельнул маленькими острыми глазками, но продолжения не последовало.
— Не знаю, кого мы сможем туда послать, — заговорил волшебник. — Италия слишком далеко. Насколько мне известно, путешествие растянется недели на две. Отпускать на такой срок Чилдермаса я не хочу.
— Хм, — неопределенно произнес Ласселлз. — Я имел в виду вовсе не Чилдермаса. Более того, против его поездки можно привести целый ряд возражений. Вы сами подозревали его в симпатии к Стренджу. Так что мне представляется крайне нежелательным, чтобы эти двое оставались вместе в чужой стране — там, где они могут сговориться против нас. Нет, я знаю, кого надо послать!
На следующий день слуги Ласселлза отправились в различные районы Лондона. Они посетили даже самые неприглядные места, в частности, трущобы Сент-Джайлс, Севен Дайлс и Саффрон-хилл. В богатых и роскошных районах они тоже побывали — на Голден-сквер, в Сент-Джеймс и Мэйфере. В итоге им удалось собрать странную, пеструю компанию: портных, перчаточников, шляпников, сапожников, ростовщиков (их оказалось очень много), судебных приставов, владельцев питейных заведений. Все эти люди явились в дом Ласселлза на Брутон-стрит, где их впустили на кухню (вполне понятно, что хозяин не захотел принимать подобных посетителей в гостиной). Ласселлз спустился собственной персоной и каждому из присутствующих заплатил определенную сумму, якобы переданную кем-то другим. Холодно улыбнувшись, он пояснил, что это пожертвование. Действительно, почему бы не проявить благотворительность накануне Рождества?
Три дня спустя, как раз в день святого Стефана, в Лондон внезапно приехал герцог Веллингтон. Уже больше года его милость жил в Париже, где командовал союзной оккупационной армией. Больше того, можно было без большого преувеличения утверждать, что на самом деле герцог правит Францией. В те дни особенно живо обсуждалось, должна ли армия союзников остаться во Франции или лучше распустить солдат по домам (как хотели французы). Герцог весь день провел с министром иностранных дел, лордом Каслри, обсуждая насущные проблемы, а вечером приехал пообедать с министрами в дом на Гросвенор-сквер.
Обед только начался, как вдруг наступила пауза (редчайший случай, когда собираются вместе так много политиков), словно каждый ждал, пока беседу начнет кто-то другой. Премьер-министр, лорд Ливерпуль, нервно откашлялся и произнес:
— Может быть, вы еще не слышали, но из Италии пришло известие о том, что Стрендж сошел с ума.
Герцог застыл, так и не успев поднести ложку ко рту, потом молча обвел взглядом присутствующих и лишь после этого продолжил есть суп.
— Судя по всему, новость не слишком вас огорчила, — заметил лорд Ливерпуль.
Его милость промокнул губы салфеткой.
— Нет, — ни секунды не сомневаясь, ответил он, — нисколько не огорчила.
— А не расскажете, почему? — поинтересовался сэр — Уолтер Поул.
— Мистер Стрендж настолько эксцентричен, что может казаться сумасшедшим. Полагаю, у нас не привыкли к волшебникам.
Министров, однако, довод не убедил. Они стали доказывать, что Стрендж безумен: верит, будто его жена не умерла, у людей в голове горят свечи. Еще они рассказали, что в Венецию теперь невозможно ввозить ананасы.
— Те, кто доставляет фрукты с материка в город, — пояснил лорд Сидмут, маленький, сморщенный, словно высохший человечек, — утверждают, что ананасы вылетают из их лодок, словно ядра из пушки. Разумеется, в Венецию привозят не только ананасы, но и другие фрукты — яблоки, груши и прочее — и в этих случаях все проходит тихо и мирно. А вот летающие ананасы уже ранили несколько человек. И, главное, никто не понимает, за что волшебник невзлюбил именно этот фрукт.
И вновь рассказ не произвел на герцога никакого впечатления.
— Это ровным счетом ничего не доказывает, — парировал он. — В Испании мистер Стрендж откалывал и не такое. А если он и впрямь сошел с ума, значит, у него были все основания. Послушайте моего совета, джентльмены, не волнуйтесь по пустякам.
Наступило молчание, министры обдумывали слова герцога Веллингтона.
— Вы хотите сказать, что Стрендж сошел с ума по собственной воле? — с сомнением произнес наконец чей-то голос.
— Весьма вероятно, — ответил герцог.
— Зачем? — поинтересовался кто-то еще.
— Понятия не имею. В Испании мы быстро научились ни о чем его не спрашивать. Рано или поздно выяснялось, что якобы несуразные действия — часть колдовства. Дайте ему работать и ничему не удивляйтесь — вот основное правило обращения с волшебником, милорды.
— Ваша милость знает еще не все, — энергично вступил в обсуждение первый лорд Адмиралтейства. — Утверждают, что он окружил себя вечной тьмой. Да, да! Мистер Стрендж нарушил естественный порядок вещей, и целый район Венеции погрузился в бесконечную ночь!
— Даже вы, ваша милость, при всей симпатии к этому человеку, должны признать, что вечная тьма до добра не доведет, — снова подал голос лорд Сидмут. — Какую бы пользу он ни принес стране, мы не можем утверждать, будто вечная тьма — благо!
Лорд Ливерпуль тяжел вздохнул.
— Мне очень жаль, что так получилось. С мистером Стренджем всегда было очень легко общаться, он разговаривал, словно самый обычный человек. Я всегда надеялся, что он сможет толковать нам действия Норрелла. А теперь вдруг оказалось, что кто-то должен толковать нам действия самого Стренджа.
— Можно спросить мистера Норрелла, — предложил лорд Сидмут.
— Вряд ли мы услышим непредвзятое мнение, — возразил сэр Уолтер Поул.
— Так что же делать? — спросил первый лорд Адмиралтейства.
— Надо написать австриякам, — с характерной решимостью заявил герцог Веллингтон. — Напомнить о том горячем интересе, который испытывают к судьбе мистера Стренджа и принц-регент, и британское правительство. Подчеркнуть, сколь многим обязана Европа искусству и знаниям этого выдающегося волшебника. Сообщить, что малейший причиненный ему вред вызовет наше огромное неудовольствие.
— О! — воскликнул лорд Ливерпуль. — Тут я никак не могу с вами согласиться, ваша милость! Мне кажется, если кто-то и причинит вред мистеру Стренджу, то не австрияки, а он сам.
В середине января Титус Уоткинс опубликовал книгу под названием «Черные письма», якобы представлявшую собой письма Стренджа Генри Вудхоупу. Ходили слухи, будто расходы по изданию взял на себя мистер Норрелл. Генри Вудхоуп клятвенно заверял, что не давал разрешения на публикацию. Кроме того, он утверждал, что некоторые из писем претерпели существенные изменения. Так, исчезли все ссылки на действия мистера Норрелла по отношению к леди Поул, зато появились новые отрывки, многие из которых открыто подводили читателя к мысли, что мистер Стрендж сам убил жену с помощью магии.
Примерно в то же самое время один из друзей лорда Байрона — некий Скроуп Дэвис — вызвал в обществе истинную сенсацию, заявив, что намеревается судиться с мистером Норреллом от имени поэта из-за того, что волшебник пытался при помощи колдовства завладеть личной корреспонденцией лорда Байрона. Скроуп Дэвис отправился в Линкольнсинн, к адвокату, и дал под присягой письменное показание, в котором утверждал буквально следующее. Он получил от лорда Байрона несколько писем, в которых его светлость рассказывал о столпе вечной тьмы над приходом Мария Зобендиго[157]в Венеции, и о безумии, охватившем мистера Джонатана Стренджа. Скроуп Дэвис положил письма на туалетный столик в своей квартире на Джермин-стрит в Сент-Джемс. Однажды вечером — кажется, седьмого января — он одевался, намереваясь отправиться в клуб. Письма Байрона лежали на столе. Когда Скроуп Дэвис потянулся за расческой, письма вдруг зашуршали и зашевелились, словно сухие листья на ветру.
Никакого ветра в комнате не было, поскольку окон не открывали. Дэвис поначалу растерялся. Взяв письма в руки, он заметил, что почерк на них тоже ведет себя довольно странно. Все росчерки словно срывались с петель, а строчки раскачивались, подобно бельевым веревкам. Скроуп Дэвис догадался, что письма, скорее всего, заколдованы. Будучи, профессиональным игроком, мистер Дэвис обладал сообразительностью и хладнокровием, свойственными этому разряду людей, а потому быстро нашел выход и положил письма в Библию, между страницами Евангелия от Марка. Впоследствии, рассказывая друзьям о произошедшем, мистер Дэвис подчеркивал, что, несмотря на полную неосведомленность в магической теории, он догадался прибегнуть к Священному Писанию как к лучшей защите от чар. Он оказался совершенно прав, письма остались в его распоряжении и даже сохранили первоначальный вид. После этого во всех клубах шутили: удивительно не то, что мистер Норрелл посредством колдовства хотел завладеть письмами поэта, а то, что Скроуп Дэвис, всем известней распутник и пьяница, держит у себя дома БИБЛИЮ.
Левкрота [75+], Волк Сумерек
Январь 1817
Январским утром доктор Грейстил вышел из дома и остановился в дверях, чтобы натянуть перчатки. Подняв глаза, он заметил невысокого человека, который прятался от ветра в проеме двери напротив.
Дверные проемы в Венеции славятся своей живописностью — люди, которые скрываются в них, тоже порой выглядят весьма своеобразно. Незнакомец, несмотря на бедность костюма, казался щеголем. Он явно постарался придать некий лоск своему потрепанному наряду. Старые пожелтевшие перчатки человечек натер мелом так старательно, что на двери позади него остались белые отпечатки. Стороннему наблюдателю в глаза бросались все приметы заправского хлыща — длинная цепочка от часов, связка печаток, а также лорнет. Однако при дальнейшем рассмотрении цепочка оказывалась безвкусной золотистой ленточкой, аккуратно прикрепленной к пуговице, а печатки — всего лишь связкой оловянных сердечек и крестиков с изображением Святой Девы — уличные торговцы продают такие за пару франков. Однако и цепочку, и крестики затмевал лорнет — какой же щеголь без лорнета? Всем известно, что любой уважающий себя франт насмешливо смотрит на мир только сквозь лорнет. Очевидно, без этого предмета гардероба странный человечек ощущал себя не вполне одетым, посему на месте, где должен болтаться лорнет, он повесил большую ложку.
Доктор отметил про себя эти чудачества, чтобы пересказать друзьям, затем вспомнил, что у него вгороде один друг — Стрендж, которого подобные вещи давно не занимают. — Неожиданно незнакомец покинул свое убежище и подошел к доктору. Он склонил голову набок и спросил по-английски:
— Вы — доктор Грейфилд?
Доктор так удивился, что не сразу нашелся с ответом.
— Доктор Грейфилд? Приятель волшебника?
— Да, — удивленно ответил доктор. — Но меня зовут Грейстил, а не Грейфилд, сэр.
— Тысячу извинений, дорогой доктор! Один глупец ввел меня в заблуждение относительно вашего имени. Я почти уничтожен! Во всем мире вы — последний человек, которого мне хотелось бы оскорбить. Я преклоняюсь перед представителями вашей профессии! Должно быть, сейчас, забыв о припарках и измерении пульса, вы гадаете, кто этот чудак, посмевший обратиться к вам на улице? Позвольте же представиться. Я прибыл из Лондона, от друзей мистера Стренджа — они прослышали, как расстроено его умственное состояние, и, обеспокоившись, прислали меня разузнать все на месте.
— Хм, — пробормотал доктор Грейстил. — Честно сказать, на их месте я обеспокоился бы гораздо раньше. Я писал им еще в начале декабря — целых шесть недель прошло, сэр! Шесть!
— В самом деле? Весьма странно, не так ли? Какие бессердечные люди! Думают только о собственных удобствах! В то время как вы — именно вы — остаетесь в Венеции и поддерживаете его. Вы — его единственный настоящий друг! — Странный человечек помедлил. — Ведь это так? — спросил он совершенно другим тоном. — Кроме вас, у него нет больше друзей?
— Ну, есть еще лорд Байрон… — начал доктор.
— Байрон! — воскликнул человечек. — Неужели? Господи помилуй! Безумен, да еще и друг Байрона! — Казалось, человечек не может решить, какая напасть хуже. — Ах, дорогой доктор Грейстил, у меня к вам столько вопросов! Не побеседовать ли нам где-нибудь в тишине?
Доктор стоял рядом с дверью своего дома, но его неприязнь к странному человечку с каждой секундой возрастала. Он очень хотел помочь Стренджу и его друзьям, однако совершенно не собирался приглашать нового знакомого в дом. Доктор пробормотал что-то о слуге, который сейчас в отлучке. В то же время совсем недалеко есть маленькое кафе, и почему бы ни отправиться туда?
Человечек выразил радостную готовность последовать за доктором.
Путь их лежал по берегу канала. Новый знакомый шел справа от доктора, ближе к воде. Человечек продолжал болтать, а доктор смотрел по сторонам. Внезапно он заметил рябь на воде. Весьма странное обстоятельство, однако, то, что за ним последовало, оказалось еще чуднее. Выплеснувшись через каменную ограду канала, волна устремилась к ним — водяные щупальца словно пытались схватить и утащить с собой нового знакомого доктора. Когда вода достигла его ног, он с проклятием отпрянул. Однако казалось, человечек не придал этому особого значения, и доктор не стал ничего ему говорить.
Холодный и сырой январский воздух остался за дверями кафе. Внутри было тепло и накурено — немного темновато, но сумрак казался уютным. От времени и табачного дыма стены и потолок побурели, но винные бутылки, оловянная и керамическая посуда, а также зеркало в золоченой раме сияли в полумраке. Сомлевший от жара спаниель грелся у плиты. Он дернул головой, когда доктор нечаянно задел его по уху набалдашником трости.
— Должен предупредить, — заметил доктор Грейстил, когда официант принес им кофе и коньяк, — о мистере Стрендже по городу ходят, разные слухи. Говорят, будто он созывает ведьм и заставляет себе прислуживать. Конечно, вы не станете верить в этот бред. Однако вы найдете своего друга изменившимся, причем весьма печальным образом. Глупо обманывать себя. Впрочем, в глубине души он остался прежним. Все его превосходные качества, все достоинства остались при нем. Я нисколько в этом не сомневаюсь.
— Неужели? Скажите, а правда, что он съел собственные туфли? Что он превратил нескольких человек в стекло, а затем стал кидать в них камнями?
— Туфли? — воскликнул доктор Грейстил. — Кто это сказал?
— О, многие говорят! Миссис Кендал-Блэр, лорд Поуп, сэр Галахад Денехи, мисс Андерхил… — Человечек выпалил имена английских, ирландских и шотландских семей, часто посещавших Венецию и окрестные города.
Доктор изумился. Зачем друзьям Стренджа понадобилось выведывать все это у незнакомых людей, когда они могли сразу обратиться к нему?
— Разве я непонятно выразился? Все это полный бред!
Человечек добродушно улыбнулся.
— Успокойтесь, дорогой доктор! Просто мой ум не поспевает за вашим! Когда вы заостряли свой упражнениями в анатомии и химии, мой пребывал в праздном бездействии. — Он снова принялся болтать о том, что никогда не мог заставить себя изучить какой-либо предмет до конца и приводил этим в отчаяние учителей.
Однако доктор Грейстил больше не слушал собеседника. Он задумался. Ему пришло в голову, что новый знакомый все собирался, но так и не назвал своего имени. Он как раз решился прямо спросить странного собеседника, но человечек опередил доктора. После его вопроса намерение узнать имя незнакомца совершенно вылетело у доктора Грейстила из головы.
— У вас ведь есть дочь?
— Простите?
Очевидно, человечек решил, что доктор глуховат, поэтому повторил вопрос громче.
— Есть, но какое… — начал доктор.
— Говорят, вы отослали ее из города?
— Говорят? Кто говорит? При чем здесь моя дочь?
— Ага, она ведь уехала сразу после того, как стало известно, что волшебник сошел с ума. Кажется, вы испугались, что он может ей повредить.
— Очевидно, вам рассказали об этом миссис Кендал-Блэр и прочие, — заметил доктор Грейстил. — Чего еще ожидать от этого сборища идиотов!
— Ну что вы, доктор! И все же вы действительно отослали ее из города?
Доктор промолчал.
Человечек покачал головой. Затем самодовольно улыбнулся, словно собрался поведать миру страшную тайну.
— Разумеется, вам известно, — спросил он, — что Стрендж убил свою жену?
— Что? — На мгновение доктор лишился дара речи. Затем рассмеялся. — Никогда не поверю!
— Нет, вы должны мне верить. — Человечек подался вперед. Глаза загорелись. — Все об этом знают! Ее брат, весьма уважаемый человек, священник — мистер Вудхоуп был там и видел все собственными глазами!
— И что же он видел?
— О, такая подозрительная история! Женщину заколдовали. Ее так опутали волшебными чарами, что бедняжка к вечеру уже не помнила, чем занималась с утра. Никто не мог объяснить ее состояния. И во всем виноват ее муж. Конечно же, он использовал магический дар, чтобы уйти от наказания, но мистер Норрелл, который принял судьбу бедной женщины близко к сердцу, еще выведет его на чистую воду. Он сделает так, чтобы правосудие настигло убийцу.
Доктор замотал головой.
— Вы не заставите меня поверить в подобную клеврету. Стрендж — человек чести.
— Неужели? Занятия магией сокрушали и не такие умы. В плохих руках магия становится разрушительным оружием, она способна растоптать в человеке все лучшее, а все худшее увеличить во сто крат! Стрендж бросил вызов своему учителю — человеку мудрейшему и благороднейшему…
Казалось, на мгновение новый знакомый доктора забылся, но под пристальным взглядом собеседника смешался. Доктор Грейстил фыркнул.
— Любопытно, — медленно протянул он. — Говорите, что вас послали друзья мистера Стренджа, однако не хотите назвать их имена. Что же это за друзья, которые на каждом перекрестке кричат, что Стрендж — убийца?
Человечек ничего не ответил.
— Наверное, сэр Уолтер Поул?
— Нет, — уверенно ответил незнакомец, — не сэр Уолтер.
— Стало быть, ученики мистера Стренджа? Забыл их имена.
— Их все забывают.
— Так они?
— Нет.
— Мистер Норрелл?
Человечек молчал.
— А ваше имя? — спросил доктор.
Новый знакомый склонил голову. Однако, не видя способа уйти от ответа, он выговорил:
— Дролайт.
— О нет! И вы еще обвиняете мистера Стренджа! Да что значит ваше слово против слова честнейшего человека, волшебника самого герцога Веллингтона! Кристофер Дролайт! Да во всей Англии не найдется большего лжеца, вора и негодяя!
Дролайт покраснел и возмущенно уставился на доктора.
— Вам ли обвинять меня? — прошипел он. — Стрендж богат, а вы хотите пристроить за него дочь! Вот и вся ваша честность, дорогой доктор! Вот так вот!
Доктор Грейстил возмущенно фыркнул и поднялся на ноги.
— Обещаю вам, что нанесу визит каждой английской семье, живущей в Венеции! Я предупрежу их, чтобы не слушали ваших лживых речей! Прощайте. — Он бросил на стол несколько монет и удалился.
Громкие слова доктора привлекли внимание официантов и посетителей кафе. Все с любопытством разглядывали Дролайта, в одиночестве сгорбившегося за столом. Он подождал, пока доктор отойдет на безопасное расстояние, и выскользнул из кафе. Когда Дролайт проходил по набережной, волны в канале, перекатываясь через каменную ограду, словно пытались его схватить. Однако он так ничего и не заметил.
Доктор Грейстил сдержал свое обещание. Он посетил английские семейства, живущие в Венеции, и рассказал о лживых речах Дролайта. Впрочем, тот ничуть не огорчился. Обманщик обратил свои старания на слуг, официантов и гондольеров. По опыту он знал, что представители этого класса зачастую знают куда больше своих хозяев, если же нет — что ж! именно он подбросит им парочку интересных сплетен. Вскоре уже многие говорили, что Стрендж убил жену, а затем пытался обвенчаться с мисс Грейстил в соборе Святого Марка против ее воли. Бедняжку спасло только вмешательство отряда австрийских солдат. Кроме того, говорили, что Стрендж и Байрон собирались делить своих жен и любовниц. Дролайт плел все, что приходило в голову, однако так как не был слишком силен в искусстве убеждения, то радовался и тому, что смог заронить в души людей хоть какие-то сомнения.
Гондольер представил его любовнице Байрона Марианне Сегати — жене торговца тканями. Дролайт наговорил женщине комплиментов и рассказал множество скандальных секретов из жизни дам высшего лондонского света, попутно уверив ее, что ни одна из них не сравнится с ней красотой. Та, в свою очередь, нашептала Дролайту, что, по словам лорда Байрона, Стрендж не выходит из комнаты, пьет вино и творит заклинания. Кроме того, она поведала ему то немногое, что знала о чародее из поэмы Байрона — том самом, который общался с нечистым духом и бросал вызов Богу и человечеству. Дролайт, нимало не смущаясь, добавил и эти сведения к своим лживым домыслам.
Однако из всех венецианских жителей более всех Дролайта заинтересовал Фрэнк. Дролайт не простил доктору оскорблений и решил в отместку похитить верность его слуги. Он прислал Фрэнку записку, в которой предлагал встретиться в винном магазинчике. К его удивлению, Фрэнк согласился.
Фрэнк появился в назначенный час. Дролайт заказал кувшин крепкого красного вина и налил два полных стакана.
— Выслушайте меня, Фрэнк, — начал он мягким вкрадчивым голосом, — я разговаривал с вашим хозяином несколько дней назад — наверное, вы уже об этом слышали? Он показался мне человеком несговорчивым. Вы довольны своей службой, Фрэнк? Я спрашиваю об этом, потому что мой приятель — его имя Ласселлз — жаловался недавно на то, как тяжело найти в Лондоне хорошего слугу, и утверждал, что готов заплатить любые деньги тому, кто поможет ему найти верного малого.
— Ого! — заметил Фрэнк.
— А вы не хотели бы жить в Лондоне, Фрэнк?
Фрэнк задумчиво повозил пальцем по столу.
— Наверное, — протянул он.
— Если вы окажете мне парочку услуг, — воодушевившись, продолжил Дролайт, — я расскажу моему другу о вас и уверен, он вас тут же возьмет!
— Каких услуг? — спросил Фрэнк.
— Ах! Вам не придется делать ничего сложного! Уверен, вы со всех ног побежите выполнять мою просьбу, даже не рассчитывая на награду. Видите ли, Фрэнк, я подозреваю, что с вашим хозяином и его дочерью может случиться нечто ужасное. Волшебник хочет наслать на них порчу. Я пытался предупредить вашего хозяина, но он так упрям, что не стал слушать меня. Я ночей не сплю — все кляну свою тупость. Как же я не смог объяснить доктору, что за опасность ему грозит! Но вам, Фрэнк, он доверяет. Намекните ему или его сестре и дочери о злобных планах волшебника. — Затем Дролайт рассказал слуге о том, как была убита Арабелла Стрендж, и о том, что лорд Байрон и Стрендж делят любовниц.
Фрэнк осторожно кивнул.
— Нам всем следует держаться настороже, — сказал Дролайт. — Волшебник всех опутал сетями обмана, а вашего хозяина в особенности. Мы должны всячески противостоять его дьявольским козням. Итак, Фрэнк, расскажите мне все — возможно, какие-нибудь случайные слова, брошенные чародеем, возбудили ваши подозрения?
— Ну, раз уж вы об этом заговорили… — Фрэнк почесал голову. — Есть одна вещь.
— Правда?
— Я никому о ней не рассказывал. Даже хозяину.
— Превосходно! — улыбнулся Дролайт.
— Только я вряд ли смогу объяснить. Лучше покажу.
— Разумеется! Куда мы пойдем?
— Давайте выйдем отсюда. Вы сами все увидите.
Они вышли на улицу. Дролайт огляделся. Перед ним лежала обычная венецианская улица. Прямо — канал, сбоку — темно-желтая церковь. На пороге дома слуга ощипывал голубей — грязные белесые перья полукругом лежали на земле. Вдали возвышалась зловещая и непроницаемая Башня Тьмы.
— Ну, не совсем тут, — признался Фрэнк. — Дома загораживают вид. Несколько шагов — и вы все увидите сами.
Дролайт шагнул вперед.
— Здесь? — спросил он, оглядываясь.
— Да, — ответил Фрэнк и столкнул Дролайта в канал.
Раздался всплеск.
Фрэнк еще постоял над водой, выкрикивая замечания относительно моральных качеств Дролайта, называя его лжецом, подлецом, грязным псом, трусливым мерзавцем, коварным змеем и грязной свиньей. Эти замечания, бесспорно, облегчили душевное состояние Фрэнка, однако для Дролайта пропали втуне — все это время он находился под водой и слышать их не мог.
Вода накрыла его, лишила дыхания. Дролайт падал в мрачные водные глубины. Он не умел плавать, и был уверен, что утонет. Однако сильное течение через несколько мгновений подхватило его и вытолкнуло на поверхность. Дролайт смог вдохнуть. Мгновения проходили в ужасной тревоге. Наконец вода вынесла его к свету (местности он не узнавал). Дролайт видел, как водный поток пенился, разбиваясь о пристань, женщины стирали белье, дома нависали над водой. Он замечал изумленные взгляды. Дролайт понимал, что поток толкает его вовсе не в сторону моря, и что сам этот поток крайне подозрителен. Временами течение энергично несло Дролайта в одном направлении, иногда он и сам не понимал, в какую сторону плывет, только чувствовал, что конец его близок. Внезапно Дролайту показалось, что течение выдохлось. Его выбросило на каменные ступени. Дролайт не понимал, куда он попал, и почти не ощущал холода.
Он глубоко, до дрожи, вдохнул и только тут понял, какой ледяной была соленая вода в канале. Долгое время Дролайт просто лежал, закрыв глаза, словно на груди возлюбленной. Он ни о чем не думал. Все желания покинули его. Не скоро Дролайт осознал, что лежит в грязи и замерз до полусмерти. Он удив
|
|
|
